«Счастлива»? Это слово никогда не ассоциировалось у Елизаветы с матерью, которой она не помнила. Никто не рассказывал ей хороших историй об Анне Болейн. О ней вообще не говорили.
Новые крики. Теперь звали и Филипп, и другие, встревоженные ее исчезновением.
Жан озабоченно осмотрелся. Но он вынужден был ждать, пока она не заговорит.
Ее голос стал резким. Слишком много чувств поднялось в ее душе.
— И этого вы сделать не смогли. Сдержать свою клятву. Потому что ее рука стала теперь для меня очень опасной.
— На какое-то время мне это удалось. Рука оставалась зарытой, пока…
Жан вдруг обнаружил, что не может говорить о происшедшем. Не было смысла извиняться, оправдываться чужими поступками, которых он так и не смог понять. И к тому же голоса приближались.
Он продолжил:
— Это не важно. Но рука снова оказалась здесь. Думаю, ее используют, чтобы угрожать вам, чего и боялась ваша мать.
— Это уже сделали. Такой опасности мне еще никогда не грозило.
Елизавета еще никому не признавалась в этом. Но здесь, с этим человеком, не было времени для игр.
— Чего вы от меня хотите, Жан Ромбо?
В ее голосе, в том, как она произнесла его имя, появилось нечто знакомое. Время исчезло, унесло двадцать лет — и вновь королева просит его об одолжении. А теперь и он умоляет об одолжении ее дочь, обещая в минуты грозящей ей опасности нечто такое, чего не в состоянии будет исполнить. Но сейчас смертельная опасность угрожает его собственной дочери, и все остальное просто не имеет значения.
— Мне надо попасть в Тауэр, миледи.
— Вы попытаетесь снова украсть руку? Он солгал. У него не было выбора.
— Я должен это сделать. Ради нас всех.
Елизавета была обучена видеть, когда ей лгут. Но надвигающаяся беда и внезапно появившаяся надежда, пусть слабая, усыпили ее бдительность. Кроме того, у нее попросту не было времени задуматься, потому что встревоженные оклики звучали все ближе.
— Елизавета! Принцесса!
Она стащила с пальца тяжелую печатку с кровавиком.
— Возьмите вот это. В Тауэре служит один офицер, который любил мою мать. Во время моего недавнего заключения там он доказал, что меня он тоже любит. Его зовут Такнелл.
Голоса раздавались уже совсем близко:
— Принцесса! Миледи!
— Отдайте кольцо ему. Он сделает то, что попросит передавший его. Потому что моя мать — не единственная женщина, кому мужчины приносили клятвы.
Жан спрятал кольцо в карман. Под чьими-то шагами захрустели стебли. Кто-то обнаружил тропку, рядом с которой они притаились.
Французский палач изобразил поклон, не поднимаясь с корточек, а потом скользнул в листву. Его остановила женская рука, прикоснувшаяся к его рукаву.
— Скажите мне, Жан Ромбо: как умерла моя мать?
Он заглянул в эти глаза — наследство ее матери. Может быть, он не сможет спасти принцессу, но хотя бы это он ей дать в состоянии.
— Она умерла как королева. И в последнюю минуту произнесла ваше имя.
Жан сжал ее тонкие пальцы и исчез. Он не задержался, чтобы увидеть ее слезы, — их свидетелем стал Филипп Испанский, случайно обнаруживший принцессу.
— Миледи Елизавета! Вы поранились?
— Нет, милорд, — ответила она, вытирая глаза. — Я споткнулась, вот и все.
Король помог ей подняться.
— Почему вы не отвечали на наш зов?
Маска успела вернуться на ее лицо. Туда, где ей и подобало находиться.
— Как, милорд? Отозваться — и допустить, чтобы вы посмеялись над своей Боадицеей, споткнувшейся о собственное копье?
Елизавета рассмеялась, и Филипп охотно присоединился к ее веселью.
— Вы хотите видеть, как я буду убивать зверя, Елизавета? Мои люди загнали его немного дальше.
Он махнул рукой в ту сторону, куда скрылся Жан. Она вздохнула и чуть подалась к нему, так что их лица сблизились.
— Мне немного нехорошо, мой храбрый король. Нельзя ли нам посидеть минутку и поговорить?
Щеки над темной густой бородой вспыхнули румянцем, голос стал хрипловатым. Испанский король ответно придвинулся к ней.
— Все, что будет угодно моей принцессе, — отвечал он. — Обопритесь на меня.
Позволяя ему вести себя по тропинке, она оглянулась и мысленно проговорила:
«Помогай вам Бог, Жан Ромбо. Прилив начался. По крайней мере, я молюсь, чтобы это было так».
У кромки воды Жан Ромбо сидел в лодке — в той же, что доставила его сюда. Перевозчик пригласил его выпить на берегу, пока они будут ожидать перемены течения, но сейчас ему как никогда необходимо было одиночество. Кольцо тяжелым грузом лежало у него в кармане. Течение скоро повернет, и через несколько часов Жан окажется в Тауэре. И он знал, что будет делать, когда проникнет туда, а чего делать не будет. Он найдет свою дочь, названную в честь королевы, — найдет ее в том самом месте, где он лишил эту королеву жизни. Он освободит свою дочь. Возможно, у него хватит отваги на это — но не больше того. Он не станет делать ничего, что было бы связано с клятвами и королевами.

Глава 15. ЭНДШПИЛЬ

До рассвета оставался час. С реки поднимался туман, и ледяные пальцы сырости проникали под скудную одежду. Однако Жан понимал, что дрожит не из-за утреннего холода. Он стоял на том самом месте, где его высадил лодочник, — на пристани под воротами Предателя.
Стражнику не хотелось будить своего командира, и он отправился туда только после того, как ему пригрозили неприятными последствиями в случае отказа. Жан Ромбо добился согласия, показав кольцо, и стражник потопал прочь с недовольным ворчанием. Жану не хотелось выпускать кольца из рук, но ему не оставили выбора. И теперь, когда мучительно тянулись минуты, он начал опасаться, что больше никогда его не увидит.
— Где человек, потревоживший мой сон?
Гулко пронесшийся над сводами причала голос заставил Жана опять вздрогнуть.
— Здесь, сэр.
— Тогда поднимайся сюда, парень.
Жан осторожно взошел по скользким ступеням. Высокий мужчина стоял один в темноте у конца лестницы. Жан не мог разглядеть его лица, но из темноты донесся отчетливый шепот:
— Откуда у вас это кольцо, сэр?
— Оно вам известно?
— Оно мне известно. И мне интересно, откуда оно у вас. Вы его украли?
— Нет. Я получил его от… с руки одной леди.
— Да неужели? — Полный подозрения голос стал еще тише. — Эта… леди сказала, что пришлет его мне только в случае самой крайней нужды.
Жан промолчал. После долгой паузы мужчина заговорилснова:
— Как ваше имя, сэр? Жан не видел смысла лгать.
— Мое имя — Жан Ромбо.
Тихое ругательство — и со стены был сорван факел. Мужчина поднес его к себе, осветив оба их лица. Жан увидел человека, который был чуть моложе его самого, но с такими же седыми волосами и бородой. Резкие черты выражали изумление. И ярость.
— Ромбо! Проклятое имя. — Факел опустился и снова поднялся: офицер внимательно осмотрел Жана. — Это действительно ты. Мы ведь уже встречались. Ты не помнишь меня… палач?
— Извините, я…
— Такнелл. — Англичанин приблизил лицо к Жану. — Я присутствовал при том, как ты ее убивал. Я поднял ее окровавленную голову, да простит меня Бог.
Жан видел, как воспоминания овладевают им. Теперь и он что-то вспомнил. Этот человек любил ее. Один из многих.
— Я помню вас, сэр.
— Тогда, возможно, вы вспомните… сударь… — Такнелл пытался овладеть собой. — Вы поймете, что у меня нет причин вас любить. Вы убили ее.
— Я оказал ей услугу.
— Услугу? — Смех прозвучал напряженно, неестественно. — И вы предлагаете ту же услугу дочери моей королевы? Вы явились примерить меч к шее принцессы? Ей давно уже намекают на это.
Такнелл в гневе повысил голос. Один из стражников направился к беседующим, оставив свой пост на верху башни. Жан шагнул к Такнеллу ближе и неподвижно уставился ему в лицо, заставляя себя говорить спокойно:
— Сэр, вы должны понимать, что принцесса не дала бы мне кольца ради подобной цели. Услуга, которую я оказал ее матери, была несколько большей, чем вы видели. Гораздо большей. Принцесса об этом знает. Именно поэтому она сейчас и направила меня к вам.
Англичанин продолжал смотреть на палача с глубоким подозрением.
— Полно, друг, — добавил Ромбо, — я любил Анну Болейн не меньше, чем вы. И теперь я только хочу показать эту любовь ее дочери.
Такнелл воззрился на своего собеседника, качая головой. Несколько мгновений спустя он сказал:
— И как же вы ее покажете, Ромбо?
Жан вздохнул глубже. Теперь ему необходимо проявлять крайнюю осторожность.
— В Тауэре есть узница — молодая женщина. У нее… сведения, которые нужны имперскому послу. Он получил разрешение допросить ее утром. Если он получит эти сведения, то они не просто повредят принцессе. Они осудят ее на смерть.
— И вы здесь для того, чтобы положить конец этой угрозе? Чтобы к списку ваших заслуг прибавилось еще и «наемный убийца»?
— Нет. Я здесь для того, чтобы освободить девушку. Увезти ее отсюда. Из королевства.
Такнелл внимательно всмотрелся в лицо Жана. Тот постарался сохранить бесстрастное выражение. Наконец англичанин заговорил:
— То, о чем вы просите, почти невозможно. Если ее ждет венчание с дыбой, то она под пристальным наблюдением. Мне опасно помогать вам.
— Вы будете помогать не мне. Владелице этого кольца. И сейчас — последний час ночи. Даже бдительные стражи устают.
Такнелл вытащил кольцо из кармана и долгие мгновения смотрел на него.
— Я поклялся ей, когда она находилась здесь в заключении в прошлом году, что сделаю все, что в моих силах. Ради нее и ради моей любви к ее матери. — Офицер вернул кольцо к себе в карман. — Похоже, у меня нет выбора.
Он повернулся и быстро пошел прочь от Жана. Тот на секунду задержался, мысленно вознеся благодарственную молитву за то, что принцесса сумела внушить к себе такую любовь. А потом двинулся следом.
Хотя восток еще только чуть осветился, Жан ясно разглядел лужайку. Людей здесь уже давно не было, но сохранились явственные следы казни. Вонь горелой плоти липла к стенам башен. Круглые выжженные пятна остались на тех местах, где горели костры: два — перед часовней, одно — чуть подальше, куда отбежал громадный, сгорающий заживо человек. Вороны прыгали по траве, выискивая кусочки тел, не уничтоженные огнем. Вот один из них что-то отыскал, и птицы тотчас начали шумно ссориться, вопя, как грешные души в аду. Содрогаясь, Жан уставился на плащ идущего впереди офицера, мысленно приказывая ему идти быстрее. Его гнала не только мысль об опасности, угрожавшей его дочери, но и все старые призраки, собравшиеся на этом клочке травы.
Они прошли рядом с восточной стеной часовни и вскоре оказались перед приземистой башней с зубцами.
— Флинт, — пробормотал Такнелл и завернул Жану руку за спину — сильно, почти не притворяясь. — Ты — мой пленник. Не разговаривай.
Первый стражник молча кивнул офицеру. Второго, у окованной двери, пришлось умиротворить паролем. Засовы были сняты — они вошли и сразу же начали спускаться по винтовой лестнице, уходившей глубоко в землю. Факелы, догоравшие на стенах, были установлены с большими интервалами. Наконец перед ними предстала дверь с решетчатым оконцем в центре. Три удара — ив окне возникло лицо, бородатое, с заплывшими глазами.
— Пленник! — рявкнул Такнелл. — Еще один проклятый предатель ее величества.
— Сейчас чертовски рано, Такнелл, — проворчал стражник, нагибаясь к засову.
Дверь со скрипом открылась.
— Это так, дружище, — согласился Такнелл, проходя мимо него, — но предательство не дремлет. Нет, Уильям, — добавил он, когда стражник попытался двинуться вместе с ним, — я его сам отведу. Надо кое о чем спросить, понимаешь? А ты возвращайся на свою койку.
Продолжая ворчать, солдат послушно удалился, предварительно вручив офицеру связку ключей.
— Ну, Ромбо, теперь нам надо действовать быстро. Сюда!
Лестница, которая привела их сюда, была душной и темной, но она ни в какое сравнение не шла с подземными катакомбами. Такнелл вел своего спутника по запутанным коридорам, где единственным источником света оставался тусклый фонарь. Слабый свет падал на усыпанный соломой пол, который то и дело шел под уклон или норовил стукнуть Жана по ногам неожиданными выступами, так что ему постоянно приходилось хвататься рукой за стены, чтобы не упасть. Пол понижался, и через каждые несколько шагов пальцы нащупывали грубые двери. Жан прикоснулся к одной из них — и по другую сторону что-то шевельнулось. Он услышал приглушенный вскрик, удар тела о крепкое дерево, рыдание.
Наконец, глубоко внизу, они остановились перед низким дверным проемом. Ржавый ключ вошел в скважину. После долгих усилий замок поддался. Ударом сапога Такнелл распахнул дверь. Затхлый воздух рванулся наружу с такой яростью, так что Жан чуть не задохнулся. По кивку Такнелла Жан сунул голову в мерзкую темноту.
— Анна?
Она находилась во власти снов и, застонав, начала вырываться, сопротивляясь рукам, которые волокли ее навстречу мрачной судьбе. А потом она услышала голос — голос из сна — и упала в объятия отца.
— Я знала, что ты придешь!
— Тише! Тише! Молчи.
Такнелл у двери тряхнул фонарем.
— Если надеетесь скрыться, то надо уходить немедленно.
Когда они выбрались из камеры, Такнелл повел их дальше — не туда, откуда они только что пришли, но еще глубже, в лабиринт переходов.
В ответ на первый же вопрос Жана Такнелл грубо бросил:
— Я не могу вести вас обратно, иначе ваш побег меня погубит. Есть другой путь. Сюда!
Они остановились. Жан и Анна ощутили на лице поток свежего воздуха. Поднятый высоко фонарь осветил решетку.
— Подставляй руки.
Жан переплел пальцы, англичанин встал на них, ухватился за прутья решетки и с силой их повернул. Решетка закачалась, и он протолкнул ее наверх.
Спустившись на пол, Такнелл пояснил:
— Этот вентиляционный ход заканчивается во рву. Вы сможете выбраться по нему до самого верха. Это возможно, потому что один заключенный именно так и бежал. Лаз выходит наружу у башни Мартина, вровень с внутренней стеной. Башня в плохом состоянии и почти не охраняется, потому что в ней почти никто не живет. Плавать умеете? Оба кивнули.
— Лестница сбоку от башни ведет ко рву. Сразу же переплывайте через него. Там во внешней стене скрыта маленькая дверца. Этот ключ, — тут офицер извлек из кармана древний кусок металла, — открывает ее. Заприте за собой и избавьтесь от ключа: если вас поймают с ним в кармане, мне придется плохо. А потом бегите. И да поможет вам Бог.
Такнелл повернулся, но Анна задержалась.
— Спасибо вам, сэр.
— Я делаю это не ради вас, а ради леди, за которую молю Спасителя, чтобы мне вскоре увидеть ее королевой.
— Вам будет грозить опасность, когда обнаружится мой побег?
— Возможно. Но я сейчас вернусь и сломаю дверь. Как я уже говорил вам, один заключенный уже убегал этим путем. Я только надеюсь, что вам посчастливится больше, чем ему. Удачи вам.
— Что вы хотите этим сказать? — вопросил Жан, но Такнелл уже был далеко: свет фонаря померк в темноте.
Выбора у них не оставалось. Наверху их ждали свежий воздух и свобода. На этот раз руки подставила Анна, и Жан поднялся к решетке, слыша стоны дочери. Он протиснулся в узкий лаз, устроился понадежнее и протянул руки вниз. Девушка ухватилась за опущенную руку, и отец затащил ее повыше — дальше она могла карабкаться уже сама. Скоро они оба забились в лаз, где едва хватало места для двоих.
— Дамы вперед, отец? Жан с улыбкой обнял дочь.
— Думаю, молодость вперед, Анна. Ты всегда лазила лучше всех в семье. И потом, ни к чему, чтобы мои старые кости сыпались на тебя сверху из темноты.
Дочь ответно обняла его — и исчезла. Жан дал ей несколько секунд, а потом двинулся следом.
Лаз был узким, с грубыми стенами. Выступы служили удобными опорами для рук, но больно впивались в спину. Анна быстро поднималась. Жан двигался более медленно, всякий раз проверяя, надежно ли ухватился. Ход повернул, так что в одном месте стал почти горизонтальным, потом снова пошел вверх. Воздух делался все чище, и вскоре Анна увидела впереди слабые проблески — вокруг царила ночь, но ее мрак не был таким непроглядным.
— Отец! Я у поверхности. Но… я не могу сдвинуть решетку!
Жан протиснулся к ней, и они вдвоем стали толкать ее изо всех сил. В конце концов решетка поддалась. Беглецы осторожно сдвинули ее в сторону. Жан просунул голову в отверстие, ощутив вокруг себя пустое пространство.
— Пошли, — сказал он и первым вылез из туннеля. Они оказались у самой стены башни. Вдоль нее были установлены леса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58