Она села на корточки, в задумчивости кусая ноготь.
В следующее мгновенье женщина снова вскочила и бегом понеслась в хижину. В единственной комнате было мало потайных мест. Докси тщательно исследовала матрас, но ничего не нашла. Поиск в деревянном ящике тоже не принес результатов. Она обошла всю комнату. Оставался необследованным один-единственный, довольно больших размеров кожаный саквояж. Он находился на полке против камина. «Нет, она не должна его трогать, – думала индианка, – а хотя… если только посмотрит и положит все как было?» Она с нетерпением раскрыла его и заглянула внутрь: на груде белых полотенец лежали желтый кусок мыла, расческа, щетка и бритва. Она, хихикнув, взяла бритву в руки:
– Что-то не похоже, что он недавно пользовался ею. Вид у него, как у лохматого зверя.
Докси вынула все вещи и аккуратно сложила их. Затем грязно выругалась. Кроме штанов, рубашек и нижнего белья ничего не было. Ее оживленность сменилась глубокой грустью. Она положила все на место и захлопнула крышку. Разочарованная и злая, направилась к постели, по пути яростно пнув спящую у камина собаку. Та подняла голову и предостерегающе зарычала. Женщина снова выругалась:
– Замолкни, пес, а не то я отправлю тебя в котел.
Она подбросила дров в огонь, вернулась к кровати. Легла и уснула. Мысль об ужине для охотника отодвинулась далеко.
Лес уже погружался во тьму, когда индианка проснулась. Через окно она увидела, как Магрудер, вынырнув из-за сосен, приближается к хижине. Она нервно бросила взгляд на котел с мясом, кипящим на огне. Под одеялом было тепло, и она поспала больше, чем собиралась, едва не прозевав сделать ужин. Докси заметила дюжину звериных шкурок, связанных вместе и перекинутых через плечо охотника, думая, что день выдался у него удачным. Может это смягчит его, и он станет лучше с ней обращаться. Она поспешно подошла к кипящему котлу и длинной ложкой деловито помешала большие куски оленины, сдобренные дикими травами. Ушами ловила звуки шагов на веранде, глазами наблюдала, как охотник высоко подвешивал шкурки, чтобы их не достали звери, случайно сюда забредшие.
Женщина увидела, как распахнулась дверь, и широкие плечи охотника закрыли весь проем. Она затаила дыхание: он захочет ее до ужина или после? Посмотрела на его красивое лицо и молча вздохнула. Оно было холодным, как и прежде. Не произнеся ни слова и не взглянув в ее сторону, он направился к деревянной бадье, стоявшей на высокой скамье у окна.
Губы индианки презрительно скривились, когда она увидела, как великан зачерпнул целую пригоршню воды и жадно выпил, затем налил воду в большую миску и стал намыливать руки и лицо желтым мылом. После того, как он вытерся жестким домотканым полотенцем, грубо бросил:
– Чтобы здесь каждый вечер висело чистое полотенце.
У нее с лица сошла всякая улыбка. Хотя Докси уже не так боялась его, как вначале, но была совсем уверена, что он поколотит ее, если что-то вызовет его гнев. Она сообразила, что угрюмость еще не говорит о жестокости: он поделился с ней жареным кроликом, да еще отдал последний кусок кукурузной лепешки. В конце концов, тот факт, что он проявлял больше чувств к своей собаке, которая приветствовала его, виляя хвостом, мало беспокоил индианку. Он приютил ее в своей хижине, делясь с ней едой и виски, что ж, а она с удовольствием удовлетворит его мужской голод.
Как и раньше, они поужинали в полном молчании. Когда охотнику требовался еще кусок мяса или пустела его кружка, он глухо мычал, давая знать рукой. После ужина женщина собрала посуду, а он набил табаком трубку и стал молча курить, глядя на огонь. Она бросала на него долгие взгляды, размышляя о том, что заставляет его быть таким грустным и мрачным. Докси привела все в порядок и хотела сесть, когда охотник наконец произнес:
– Постели здесь.
Она принесла одеяла и разложила их у огня, надеясь, что белый мужчина не будет сегодня таким голодным, как прошлой ночью, если не подогреет себя этой прозрачной, жгучей жидкостью. Она села на корточки и посмотрела на него. В уме у нее крутился вопрос: где кувшин с виски?
Индианка заметила презрительность в его глазах.
– Скажи мне, женщина, ты не искала сегодня виски?
Докси отрицательно покачала головой и промямлила:
– Нет.
– Черта с два, нет! Держу пари, как только я скрылся в лесу, ты обшарила все.
Магрудер не дождался реакции на свои слова, поднялся и направился к хижине. Возвратился он очень быстро: в руках у него был кувшин. Индианка сдвинула брови.
У нее засверкали глаза, когда он вынул пробку и поднес кувшин ко рту. Она с завистью наблюдала, как охотник стал пить.
– Я подумал, что этот твой англичанин-любовник научил тебя по-всякому ублажать его, – произнес Магрудер, передавая ей кувшин.
Женщина согласно кивнула и подняла сосуд, выливая содержимое глубоко в рот.
– Поправь свои мозги, – добавил он, затем поднялся и начал стаскивать штаны. – Сегодня мне пришлось много походить, и у меня нет никаких желаний, так что я лягу спать прямо здесь у огня. А ты можешь побаловаться остатками.
Прошло две недели. За это время индианка узнала, что один вечер отличался от других. По субботам она должна была принести с веранды большую деревянную бадью и нагреть воды столько, чтобы заполнить ее наполовину. Докси изумленно смотрела, как охотник, скинув одежду, ступил в клубы пара, и завороженно наблюдала, как он тер мылом свое тело. Когда он встал во весь рост, она остановила взгляд на его мужской плоти, удивлявшей ее и раньше. Мысленно она сравнивала его с жеребцом.
Ее внутреннее восхищение его мужественностью испарилось в тот миг, когда он вылез весь мокрый из бадьи и приказал мыться ей. Индианка закричала, что замерзнет, что он сошел с ума. Магрудер без предупреждения втащил ее туда и окунул в воду прямо в одежде.
– Три себя хорошенько, – сквозь зубы процедил он, – вонючее отродье.
После купанья Докси уже твердо знала, что от нее требуется когда и как. Она поняла, что искать кувшин с виски – напрасная работа и пожала плечами. Вечерами у нее было все, что хотелось. Ему она ни в чем не отказывала.
ГЛАВА 2
Джулиана Рэслер проснулась и лениво потянулась. Разнеженная теплом, она провела руками по стройному телу. Одну руку она задержала на шее, затем прикрыла глаза густыми ресницами.
Когда сон полностью ушел, на нее нахлынули события вчерашнего дня и двух предшествующих лет. Депрессия, которая стала постоянной спутницей, давила ее своей тяжестью. Будто мало того, что она потеряла на войне мужа, что его родители вынуждали вдову оставить дом в Филадельфии, где они жили с Томом со дня их свадьбы. Девятнадцатилетняя женщина гневно вздохнула. Она уткнула свое словно выточенное лицо, обрамленное густыми светлыми волосами, в подушку и молча заплакала. Плакала о хорошем, что было у нее в жизни и о плохом, которое испытала уже в 16 лет. Ей было только 14, когда холодным зимним утром отец погиб под колесами бешено несущегося экипажа. Больная мать несколько месяцев после гибели мужа безутешно горевала и однажды тихо умерла. Джулиана осталась вдвоем с братом Джоном. Сейчас она понимала, как нелегко было двадцатичетырехлетнему юноше совмещать работу в банке с воспитанием младшей сестры, но он как-то справлялся, пока не подошло время служить.
«Бедный Джон», – сокрушенно думала Джулиана. Из всех женщин, его окружавших, он выбрал самый плохой вариант. Его женой стала холодная, на несколько лет старше его женщина, которая возненавидела свободолюбивую сестру мужа и даже не считала нужным скрывать это. С того дня, как Джулиана с Джоном перебрались в безобразный и аскетичный дом Айвы, та только и старалась выискивать недостатки у своей новой родственницы.
– Джулиана, не сутулься, – раздраженно делала она замечание.
– Тебе еще рано заглядываться на парней.
– Ты слишком громко смеешься.
В конце концов ее раздражительная и угрюмая невестка заявила, что возмущена поведением своей золовки, и девушке здесь не место.
Сначала Джон как-то пытался защищать сестру, но настойчивость Айвы победила и он отправил письмо тете Эми, старшей сестре их матери.
Джулиана лежала, уставившись в потолок, с тоской вспоминая их молчаливую поездку из Трентона в старый теткин дом в Филадельфии. Джон занес в дом багаж, справился о здоровье тетушки и уехал. Прощаясь с ним в темной и мрачной гостиной, она взглядом его просила не оставлять ее здесь в этом старом доме. Но он старался не замечать просящих глаз, погладил ее по щеке и пробормотал:
– Так, пожалуй, лучше, Джулиана. Сейчас я ничего не могу поделать, но как-нибудь позже…
Она хотела было что-то сказать, но, встретив на его красивом лице виноватый взгляд, заставила себя промолчать. Она стояла и смотрела ему вслед, пока он, ссутулившись, не пропал из виду. Стояла и думала, чем виновата перед своей невесткой, чем ее поведение не понравилось Айве. Имела ли та право обвинять ее в чем-то.
– Эта старая ворчунья завидует моей молодости и красоте, – заявила девушка гордо, – она бы сама с удовольствием пофлиртовала, если бы на нее обращали внимание.
Они со служанкой посмеивались над Айвой, невестка была некрасива: у нее было длинное и костлявое лицо, а редкие волосы, собранные на затылке в пучок, не украшали ее. Джулиана не переставала удивляться, как брат мог делить постель с сухой, костлявой ведьмой. Многие, знавшие их, были того же мнения. Понимала она и то, что Джон женился на этой женщине ради денег, да и сама Айва прекрасно осознавала эту причину замужества. А чем еще могла она завлечь мужчину?
Джулиана вздохнула в очередной раз и закрыла глаза своими руками с красивой, гладкой, словно атлас, кожей. Ею снова овладели воспоминания. Она как сейчас видела тот вечер, когда они вдвоем с Айвой сидели в мрачной неуютной гостиной; та была занята нескончаемым шитьем, а Джулиана просто смотрела на разгорающийся в камине огонь. Она ощущала на себе изучающий взгляд невестки, ожидая, как женщина разожмет свои тонкие, злые губы и в который раз начнет отчитывать ее за что-нибудь. Она была страшно удивлена и внутренне сжалась, когда Айва начала разговор в приятных тонах.
– Джулиана, ты уже достаточно взрослая, чтобы подумать о замужестве. Выбери любого, кто тебе понравится, а я обеспечу хорошее приданое.
Чтобы скрыть неловкость и неожиданность от ее предложения, Джулиана взяла со стола пилочку для ногтей и начала обрабатывать пальцы.
– Я как-то ни на кого еще не обращала внимания.
Краешком глаз она заметила, как Айва насторожилась. Джулиана положила пилочку на стол и поспешила объяснить:
– Все они какие-то… какие-то бесхарактерные. Хочу, чтобы мой муж был сильным во всем, – она мягко вздохнула, – все знакомые мне мужчины теряются, когда видят, что я немного сержусь на них.
На лице Айвы появилось раздражение.
– Ты слишком разборчива в твоем положении. Если ты достаточно умна, то должна выйти за первого, кто сделает предложение, – резко ответила она и быстро вышла из комнаты, грубо оттолкнув входившую Тилли.
– О чем Вы говорите, мисс, сильные мужчины, где их взять? Впрочем, лучше уж я займусь делом, а то выскажу что-либо не очень приятное, – сказала Тилли, перенося с подноса на небольшой низкий столик чайник, чашки, сахарницу, и мягко улыбнулась. Она подбросила дров в камин, вытерла руки и полусерьезно, полушутливо продолжила:
– Мисс Джулиана, боюсь, что мужчину, о котором Вы мечтаете, в нашем городе не найдешь, – ее глаза заблестели, выдав повышенный интерес, – Вам бы поискать такого среди неотесанных охотников в штанах из оленьих шкур, которые иногда появляются в городе. Какой-нибудь из них быстро показал бы Вам, кто хозяин, – посоветовала Тилли.
Джулиана рассмеялась и швырнула в нее подушкой.
– Я совсем не хочу сказать, что мне нужен грубый муж, – воскликнула она, тряхнув головой и многозначительно улыбнувшись.
Из всех качеств, про которые она говорила с Айвой, Том Рэслер имел одно – очень доброе отношение к ней. Бедняжка Том. Он был такой нежный. Джулиана вздохнула и выпустила маленькое облачко пара, хорошо заметное в холодной гостиной. Она надеялась в душе, что он испытал достаточно счастья, прожив с ней так мало.
Уже месяц жила она у тети Эми. Долгий, осенний, сырой и тоскливый месяц, когда непрерывно шел тоскливый дождь, еще больше портивший настроение. Джулиана почти не выходила из старого, пахнущего сыростью дома, если не считать прогулки с тетей по парку. Чтобы дни шли быстрее, Джулиана старалась подольше спать по утрам.
Время шло медленно. Девушка ходила от окна к окну, молча и тоскливо вздыхая.
Однажды утром за завтраком, когда Джулиана отрешенным взглядом смотрела на мелкий, беспрерывно идущий дождь, пожилая женщина, перебирая почту скрюченными от артрита пальцами, наткнулась на голубой конверт с золотой печатью. Тетушка Эми вскрыла его, пробежала глазами послание и, раздраженно нахмурившись, бросила его на стол:
– Мы приглашены на бал к губернатору.
Ложка выпала из рук Джулианы, звякнув о блюдце.
Она едва осмеливалась надеяться, что тетушка даст согласие, и украдкой из-под густых ресниц наблюдала за круглым, добрым лицом, ища в нем подтверждения своему желанию. Спокойная тетушка не давала никакого ответа, и она заставила себя спросить:
– Мы поедем туда?
Тетя Эми уловила в ее интонации страстную просьбу и своей маленькой, унизанной драгоценностями рукой похлопала по изящной девичьей ручке.
– О, моя дорогая, боюсь, что я была невнимательна к тебе: мы никуда еще не выезжали, – она мгновение помолчала, затем вздохнула и печально улыбнулась, – я терпеть не могу эти приемы, но губернатору нельзя отказывать.
– О, да, конечно, – с радостью согласилась Джулиана, ее глаза сияли, – там будет так здорово.
Но когда тетя стала описывать предыдущие балы, важных персон, присутствовавших на них, фантастические наряды и драгоценности, Джулиана загрустила. Что ей одеть? Она вспомнила три вечерних платья, висящих наверху в спальне. Незамысловатые, простенькие наряды, скрывающие ее красивую, стройную фигуру и высокую грудь.
Тетя Эми добрым взглядом своих бледно-голубых глаз наблюдала за племянницей.
– Надеюсь, не обидишься. Я как-то просмотрела твой гардероб. Мне стало вполне ясно, что зажимистая Айва не слишком раскошеливалась на тебя.
– Вы абсолютно правы, тетушка, – возмущенно подтвердила Джулиана. – Когда я пришла к ней жить, у меня было несколько хороших платьев. Вы не поверите, тетя, и меня это злит больше моего, она раздала их, заявив, что их может одеть только девица из пивной.
Тетя Эми погладила сжатый в гневе кулачок племянницы.
– Дорогая, не расстраивайся. Если завтра будет погода получше, мы пойдем в магазин. Ты выберешь себе самое красивое платье. Все должны видеть и оценить твою красоту.
Наступил долгожданный день. Большую его часть Джулиана провела перед зеркалом, решая, какую сделать прическу. Вечером тетя Эми восхитилась ее красиво уложенными волосами, сказав, что прическа красиво подчеркивает ее грациозную шею и открывает маленькие уши.
– Сначала оденусь я, – добавила тетя, – а потом пришлю Китти помочь тебе. Потребуется помощь, чтобы застегнуть сзади все пуговицы.
Джулиана кивнула ей и счастливо улыбнулась. В этот момент она с восторгом думала о темно-коричневом платье из бархата, которое эффектно подчеркивало ее янтарного цвета глаза.
Спустя час молодая служанка держала чудесное платье, готовая надеть его на Джулиану.
– Как красиво, мисс.
Китти с восторгом поправляла на высокой, полной груди девушки лиф с глубоким вырезом и одергивала пышную юбку с кружевами, спускающимися от талии вниз.
Как только быстрые пальцы служанки застегнули на платье последнюю пуговицу, Джулиана одела ожерелье из жемчуга и подобрала подходящие серьги. Она уже набрасывала на обнаженные плечи шаль, когда тетя позвала ее, сообщив, что карета уже их ждет. Джулиана спустилась вниз, вся сияя от искренних тетушкиных комплиментов.
Пожилая женщина и молодая девушка вошли в зал, заполненный знатными гостями из Филадельфии. Сердце Джулианы готово было выскочить из груди, когда она пробиралась между людьми в ярких нарядах и украшениях. Как и в Трентоне, мужчины вились около нее, как мошкара вьется в свете лампы. С безрассудной отрешенностью она беззастенчиво флиртовала с любым, кто приглашал ее танцевать. Позже она поняла, что бессознательно поставила себе цель найти во что бы то ни стало себе жениха. Казалось это единственной возможностью вырваться из заточения, в котором она жила.
К концу вечера к ней обратился застенчивый Том Рэслер.
– Я знаю, что… что я слишком тороплив, – заикался он от смущения. Его лицо стало пунцовым от того, что он осмелился просить такую прелестную девушку стать его женой. – Но это… Я боюсь, что кто-нибудь другой опередит меня.
Джулиана скромно посмотрела на него из-под ресниц и произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
В следующее мгновенье женщина снова вскочила и бегом понеслась в хижину. В единственной комнате было мало потайных мест. Докси тщательно исследовала матрас, но ничего не нашла. Поиск в деревянном ящике тоже не принес результатов. Она обошла всю комнату. Оставался необследованным один-единственный, довольно больших размеров кожаный саквояж. Он находился на полке против камина. «Нет, она не должна его трогать, – думала индианка, – а хотя… если только посмотрит и положит все как было?» Она с нетерпением раскрыла его и заглянула внутрь: на груде белых полотенец лежали желтый кусок мыла, расческа, щетка и бритва. Она, хихикнув, взяла бритву в руки:
– Что-то не похоже, что он недавно пользовался ею. Вид у него, как у лохматого зверя.
Докси вынула все вещи и аккуратно сложила их. Затем грязно выругалась. Кроме штанов, рубашек и нижнего белья ничего не было. Ее оживленность сменилась глубокой грустью. Она положила все на место и захлопнула крышку. Разочарованная и злая, направилась к постели, по пути яростно пнув спящую у камина собаку. Та подняла голову и предостерегающе зарычала. Женщина снова выругалась:
– Замолкни, пес, а не то я отправлю тебя в котел.
Она подбросила дров в огонь, вернулась к кровати. Легла и уснула. Мысль об ужине для охотника отодвинулась далеко.
Лес уже погружался во тьму, когда индианка проснулась. Через окно она увидела, как Магрудер, вынырнув из-за сосен, приближается к хижине. Она нервно бросила взгляд на котел с мясом, кипящим на огне. Под одеялом было тепло, и она поспала больше, чем собиралась, едва не прозевав сделать ужин. Докси заметила дюжину звериных шкурок, связанных вместе и перекинутых через плечо охотника, думая, что день выдался у него удачным. Может это смягчит его, и он станет лучше с ней обращаться. Она поспешно подошла к кипящему котлу и длинной ложкой деловито помешала большие куски оленины, сдобренные дикими травами. Ушами ловила звуки шагов на веранде, глазами наблюдала, как охотник высоко подвешивал шкурки, чтобы их не достали звери, случайно сюда забредшие.
Женщина увидела, как распахнулась дверь, и широкие плечи охотника закрыли весь проем. Она затаила дыхание: он захочет ее до ужина или после? Посмотрела на его красивое лицо и молча вздохнула. Оно было холодным, как и прежде. Не произнеся ни слова и не взглянув в ее сторону, он направился к деревянной бадье, стоявшей на высокой скамье у окна.
Губы индианки презрительно скривились, когда она увидела, как великан зачерпнул целую пригоршню воды и жадно выпил, затем налил воду в большую миску и стал намыливать руки и лицо желтым мылом. После того, как он вытерся жестким домотканым полотенцем, грубо бросил:
– Чтобы здесь каждый вечер висело чистое полотенце.
У нее с лица сошла всякая улыбка. Хотя Докси уже не так боялась его, как вначале, но была совсем уверена, что он поколотит ее, если что-то вызовет его гнев. Она сообразила, что угрюмость еще не говорит о жестокости: он поделился с ней жареным кроликом, да еще отдал последний кусок кукурузной лепешки. В конце концов, тот факт, что он проявлял больше чувств к своей собаке, которая приветствовала его, виляя хвостом, мало беспокоил индианку. Он приютил ее в своей хижине, делясь с ней едой и виски, что ж, а она с удовольствием удовлетворит его мужской голод.
Как и раньше, они поужинали в полном молчании. Когда охотнику требовался еще кусок мяса или пустела его кружка, он глухо мычал, давая знать рукой. После ужина женщина собрала посуду, а он набил табаком трубку и стал молча курить, глядя на огонь. Она бросала на него долгие взгляды, размышляя о том, что заставляет его быть таким грустным и мрачным. Докси привела все в порядок и хотела сесть, когда охотник наконец произнес:
– Постели здесь.
Она принесла одеяла и разложила их у огня, надеясь, что белый мужчина не будет сегодня таким голодным, как прошлой ночью, если не подогреет себя этой прозрачной, жгучей жидкостью. Она села на корточки и посмотрела на него. В уме у нее крутился вопрос: где кувшин с виски?
Индианка заметила презрительность в его глазах.
– Скажи мне, женщина, ты не искала сегодня виски?
Докси отрицательно покачала головой и промямлила:
– Нет.
– Черта с два, нет! Держу пари, как только я скрылся в лесу, ты обшарила все.
Магрудер не дождался реакции на свои слова, поднялся и направился к хижине. Возвратился он очень быстро: в руках у него был кувшин. Индианка сдвинула брови.
У нее засверкали глаза, когда он вынул пробку и поднес кувшин ко рту. Она с завистью наблюдала, как охотник стал пить.
– Я подумал, что этот твой англичанин-любовник научил тебя по-всякому ублажать его, – произнес Магрудер, передавая ей кувшин.
Женщина согласно кивнула и подняла сосуд, выливая содержимое глубоко в рот.
– Поправь свои мозги, – добавил он, затем поднялся и начал стаскивать штаны. – Сегодня мне пришлось много походить, и у меня нет никаких желаний, так что я лягу спать прямо здесь у огня. А ты можешь побаловаться остатками.
Прошло две недели. За это время индианка узнала, что один вечер отличался от других. По субботам она должна была принести с веранды большую деревянную бадью и нагреть воды столько, чтобы заполнить ее наполовину. Докси изумленно смотрела, как охотник, скинув одежду, ступил в клубы пара, и завороженно наблюдала, как он тер мылом свое тело. Когда он встал во весь рост, она остановила взгляд на его мужской плоти, удивлявшей ее и раньше. Мысленно она сравнивала его с жеребцом.
Ее внутреннее восхищение его мужественностью испарилось в тот миг, когда он вылез весь мокрый из бадьи и приказал мыться ей. Индианка закричала, что замерзнет, что он сошел с ума. Магрудер без предупреждения втащил ее туда и окунул в воду прямо в одежде.
– Три себя хорошенько, – сквозь зубы процедил он, – вонючее отродье.
После купанья Докси уже твердо знала, что от нее требуется когда и как. Она поняла, что искать кувшин с виски – напрасная работа и пожала плечами. Вечерами у нее было все, что хотелось. Ему она ни в чем не отказывала.
ГЛАВА 2
Джулиана Рэслер проснулась и лениво потянулась. Разнеженная теплом, она провела руками по стройному телу. Одну руку она задержала на шее, затем прикрыла глаза густыми ресницами.
Когда сон полностью ушел, на нее нахлынули события вчерашнего дня и двух предшествующих лет. Депрессия, которая стала постоянной спутницей, давила ее своей тяжестью. Будто мало того, что она потеряла на войне мужа, что его родители вынуждали вдову оставить дом в Филадельфии, где они жили с Томом со дня их свадьбы. Девятнадцатилетняя женщина гневно вздохнула. Она уткнула свое словно выточенное лицо, обрамленное густыми светлыми волосами, в подушку и молча заплакала. Плакала о хорошем, что было у нее в жизни и о плохом, которое испытала уже в 16 лет. Ей было только 14, когда холодным зимним утром отец погиб под колесами бешено несущегося экипажа. Больная мать несколько месяцев после гибели мужа безутешно горевала и однажды тихо умерла. Джулиана осталась вдвоем с братом Джоном. Сейчас она понимала, как нелегко было двадцатичетырехлетнему юноше совмещать работу в банке с воспитанием младшей сестры, но он как-то справлялся, пока не подошло время служить.
«Бедный Джон», – сокрушенно думала Джулиана. Из всех женщин, его окружавших, он выбрал самый плохой вариант. Его женой стала холодная, на несколько лет старше его женщина, которая возненавидела свободолюбивую сестру мужа и даже не считала нужным скрывать это. С того дня, как Джулиана с Джоном перебрались в безобразный и аскетичный дом Айвы, та только и старалась выискивать недостатки у своей новой родственницы.
– Джулиана, не сутулься, – раздраженно делала она замечание.
– Тебе еще рано заглядываться на парней.
– Ты слишком громко смеешься.
В конце концов ее раздражительная и угрюмая невестка заявила, что возмущена поведением своей золовки, и девушке здесь не место.
Сначала Джон как-то пытался защищать сестру, но настойчивость Айвы победила и он отправил письмо тете Эми, старшей сестре их матери.
Джулиана лежала, уставившись в потолок, с тоской вспоминая их молчаливую поездку из Трентона в старый теткин дом в Филадельфии. Джон занес в дом багаж, справился о здоровье тетушки и уехал. Прощаясь с ним в темной и мрачной гостиной, она взглядом его просила не оставлять ее здесь в этом старом доме. Но он старался не замечать просящих глаз, погладил ее по щеке и пробормотал:
– Так, пожалуй, лучше, Джулиана. Сейчас я ничего не могу поделать, но как-нибудь позже…
Она хотела было что-то сказать, но, встретив на его красивом лице виноватый взгляд, заставила себя промолчать. Она стояла и смотрела ему вслед, пока он, ссутулившись, не пропал из виду. Стояла и думала, чем виновата перед своей невесткой, чем ее поведение не понравилось Айве. Имела ли та право обвинять ее в чем-то.
– Эта старая ворчунья завидует моей молодости и красоте, – заявила девушка гордо, – она бы сама с удовольствием пофлиртовала, если бы на нее обращали внимание.
Они со служанкой посмеивались над Айвой, невестка была некрасива: у нее было длинное и костлявое лицо, а редкие волосы, собранные на затылке в пучок, не украшали ее. Джулиана не переставала удивляться, как брат мог делить постель с сухой, костлявой ведьмой. Многие, знавшие их, были того же мнения. Понимала она и то, что Джон женился на этой женщине ради денег, да и сама Айва прекрасно осознавала эту причину замужества. А чем еще могла она завлечь мужчину?
Джулиана вздохнула в очередной раз и закрыла глаза своими руками с красивой, гладкой, словно атлас, кожей. Ею снова овладели воспоминания. Она как сейчас видела тот вечер, когда они вдвоем с Айвой сидели в мрачной неуютной гостиной; та была занята нескончаемым шитьем, а Джулиана просто смотрела на разгорающийся в камине огонь. Она ощущала на себе изучающий взгляд невестки, ожидая, как женщина разожмет свои тонкие, злые губы и в который раз начнет отчитывать ее за что-нибудь. Она была страшно удивлена и внутренне сжалась, когда Айва начала разговор в приятных тонах.
– Джулиана, ты уже достаточно взрослая, чтобы подумать о замужестве. Выбери любого, кто тебе понравится, а я обеспечу хорошее приданое.
Чтобы скрыть неловкость и неожиданность от ее предложения, Джулиана взяла со стола пилочку для ногтей и начала обрабатывать пальцы.
– Я как-то ни на кого еще не обращала внимания.
Краешком глаз она заметила, как Айва насторожилась. Джулиана положила пилочку на стол и поспешила объяснить:
– Все они какие-то… какие-то бесхарактерные. Хочу, чтобы мой муж был сильным во всем, – она мягко вздохнула, – все знакомые мне мужчины теряются, когда видят, что я немного сержусь на них.
На лице Айвы появилось раздражение.
– Ты слишком разборчива в твоем положении. Если ты достаточно умна, то должна выйти за первого, кто сделает предложение, – резко ответила она и быстро вышла из комнаты, грубо оттолкнув входившую Тилли.
– О чем Вы говорите, мисс, сильные мужчины, где их взять? Впрочем, лучше уж я займусь делом, а то выскажу что-либо не очень приятное, – сказала Тилли, перенося с подноса на небольшой низкий столик чайник, чашки, сахарницу, и мягко улыбнулась. Она подбросила дров в камин, вытерла руки и полусерьезно, полушутливо продолжила:
– Мисс Джулиана, боюсь, что мужчину, о котором Вы мечтаете, в нашем городе не найдешь, – ее глаза заблестели, выдав повышенный интерес, – Вам бы поискать такого среди неотесанных охотников в штанах из оленьих шкур, которые иногда появляются в городе. Какой-нибудь из них быстро показал бы Вам, кто хозяин, – посоветовала Тилли.
Джулиана рассмеялась и швырнула в нее подушкой.
– Я совсем не хочу сказать, что мне нужен грубый муж, – воскликнула она, тряхнув головой и многозначительно улыбнувшись.
Из всех качеств, про которые она говорила с Айвой, Том Рэслер имел одно – очень доброе отношение к ней. Бедняжка Том. Он был такой нежный. Джулиана вздохнула и выпустила маленькое облачко пара, хорошо заметное в холодной гостиной. Она надеялась в душе, что он испытал достаточно счастья, прожив с ней так мало.
Уже месяц жила она у тети Эми. Долгий, осенний, сырой и тоскливый месяц, когда непрерывно шел тоскливый дождь, еще больше портивший настроение. Джулиана почти не выходила из старого, пахнущего сыростью дома, если не считать прогулки с тетей по парку. Чтобы дни шли быстрее, Джулиана старалась подольше спать по утрам.
Время шло медленно. Девушка ходила от окна к окну, молча и тоскливо вздыхая.
Однажды утром за завтраком, когда Джулиана отрешенным взглядом смотрела на мелкий, беспрерывно идущий дождь, пожилая женщина, перебирая почту скрюченными от артрита пальцами, наткнулась на голубой конверт с золотой печатью. Тетушка Эми вскрыла его, пробежала глазами послание и, раздраженно нахмурившись, бросила его на стол:
– Мы приглашены на бал к губернатору.
Ложка выпала из рук Джулианы, звякнув о блюдце.
Она едва осмеливалась надеяться, что тетушка даст согласие, и украдкой из-под густых ресниц наблюдала за круглым, добрым лицом, ища в нем подтверждения своему желанию. Спокойная тетушка не давала никакого ответа, и она заставила себя спросить:
– Мы поедем туда?
Тетя Эми уловила в ее интонации страстную просьбу и своей маленькой, унизанной драгоценностями рукой похлопала по изящной девичьей ручке.
– О, моя дорогая, боюсь, что я была невнимательна к тебе: мы никуда еще не выезжали, – она мгновение помолчала, затем вздохнула и печально улыбнулась, – я терпеть не могу эти приемы, но губернатору нельзя отказывать.
– О, да, конечно, – с радостью согласилась Джулиана, ее глаза сияли, – там будет так здорово.
Но когда тетя стала описывать предыдущие балы, важных персон, присутствовавших на них, фантастические наряды и драгоценности, Джулиана загрустила. Что ей одеть? Она вспомнила три вечерних платья, висящих наверху в спальне. Незамысловатые, простенькие наряды, скрывающие ее красивую, стройную фигуру и высокую грудь.
Тетя Эми добрым взглядом своих бледно-голубых глаз наблюдала за племянницей.
– Надеюсь, не обидишься. Я как-то просмотрела твой гардероб. Мне стало вполне ясно, что зажимистая Айва не слишком раскошеливалась на тебя.
– Вы абсолютно правы, тетушка, – возмущенно подтвердила Джулиана. – Когда я пришла к ней жить, у меня было несколько хороших платьев. Вы не поверите, тетя, и меня это злит больше моего, она раздала их, заявив, что их может одеть только девица из пивной.
Тетя Эми погладила сжатый в гневе кулачок племянницы.
– Дорогая, не расстраивайся. Если завтра будет погода получше, мы пойдем в магазин. Ты выберешь себе самое красивое платье. Все должны видеть и оценить твою красоту.
Наступил долгожданный день. Большую его часть Джулиана провела перед зеркалом, решая, какую сделать прическу. Вечером тетя Эми восхитилась ее красиво уложенными волосами, сказав, что прическа красиво подчеркивает ее грациозную шею и открывает маленькие уши.
– Сначала оденусь я, – добавила тетя, – а потом пришлю Китти помочь тебе. Потребуется помощь, чтобы застегнуть сзади все пуговицы.
Джулиана кивнула ей и счастливо улыбнулась. В этот момент она с восторгом думала о темно-коричневом платье из бархата, которое эффектно подчеркивало ее янтарного цвета глаза.
Спустя час молодая служанка держала чудесное платье, готовая надеть его на Джулиану.
– Как красиво, мисс.
Китти с восторгом поправляла на высокой, полной груди девушки лиф с глубоким вырезом и одергивала пышную юбку с кружевами, спускающимися от талии вниз.
Как только быстрые пальцы служанки застегнули на платье последнюю пуговицу, Джулиана одела ожерелье из жемчуга и подобрала подходящие серьги. Она уже набрасывала на обнаженные плечи шаль, когда тетя позвала ее, сообщив, что карета уже их ждет. Джулиана спустилась вниз, вся сияя от искренних тетушкиных комплиментов.
Пожилая женщина и молодая девушка вошли в зал, заполненный знатными гостями из Филадельфии. Сердце Джулианы готово было выскочить из груди, когда она пробиралась между людьми в ярких нарядах и украшениях. Как и в Трентоне, мужчины вились около нее, как мошкара вьется в свете лампы. С безрассудной отрешенностью она беззастенчиво флиртовала с любым, кто приглашал ее танцевать. Позже она поняла, что бессознательно поставила себе цель найти во что бы то ни стало себе жениха. Казалось это единственной возможностью вырваться из заточения, в котором она жила.
К концу вечера к ней обратился застенчивый Том Рэслер.
– Я знаю, что… что я слишком тороплив, – заикался он от смущения. Его лицо стало пунцовым от того, что он осмелился просить такую прелестную девушку стать его женой. – Но это… Я боюсь, что кто-нибудь другой опередит меня.
Джулиана скромно посмотрела на него из-под ресниц и произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34