– Поднимите же бокалы, друзья, и выпейте от всего сердца, ибо новость у меня радостная. С благословения обеих наших семей через четыре недели от сего дня мисс Кигли станет моей женой!
При этом возгласе Роуэна мисс Кигли, о которой шла речь, покраснела от гнева. Маура пыталась что-то сказать, но ее голос потонул в общем шуме. Со всех сторон слышались радостные восклицания и тосты, десятки доброжелателей торопились поздравить молодых.
Эверод стряхнул с себя удерживающие его руки Кэдда. Его огненный взгляд сверлил прекрасное лживое личико Мауры. Всего несколько часов назад она лежала в постели, утомленная и обессиленная их любовными играми. Раздвигая ноги, извиваясь и умоляя его утолить ее жажду, она шептала, что принадлежит только ему одному. Всего несколько минут назад там, в нише, она поклялась, что Роуэн не добьется ее согласия.
Она лгала.
Эверод не мог не заметить сходства между Маурой и ее тетушкой. Словно почувствовав его приближение, леди Уоррингтон подняла глаза, увидела ярость на его лице и улыбнулась.
Графиня торжествовала свою победу.
Стальные руки схватили его сзади. Эверод обернулся и набросился на Солити.
– Руки прочь!
– Ты же отомстил, – сказал ему герцог тихим напряженным голосом. – Отпусти ее. Она заслуживает того, чтобы устроить свою жизнь, выйти замуж за достойного джентльмена, который подарит ей дюжину детишек и постарается сделать ее счастливой. Если в тебе есть хоть капля нежности к этой молодой леди, ты уйдешь с ее дороги.
Нежности? Его чувства к Мауре были темными и изменчивыми, они возникали и тут же испарялись. При мысли о ней виконтом овладела тоска. В груди клокотало так, что он думал, легкие вот-вот разорвутся, а в мозгу роились обрывки лихорадочных, безумных мыслей. Солити полагал, что он отомстил Мауре и всему семейству. Друг ошибался. Измена Мауры вновь покачнула стрелку весов, и Эверод был преисполнен решимости ответить любезностью на любезность.
– Мы уйдем после того, как я провозглашу тост в честь будущих жениха и невесты, – сказал он, и губы его искривились в пугающем подобии улыбки. Ловко выскользнув из цепких рук Солити, виконт отошел в сторону, не обращая внимания на приглушенные ругательства друга.
Оказавшись лицом к лицу с Роуэном и Маурой, Эверод выхватил бутылку у одного из пирующих и поднял ее.
– Я тоже хочу предложить тост.
Лорд Уоррингтон незаметно приблизился и встал между сыновьями. Этот маневр свидетельствовал о том, что отец считает Эверода грубияном и драчуном.
– Эверод, у нас радостное событие, и нам не нужны твои пьяные разглагольствования.
Недобрый, пылающий ревностью взгляд виконта обратился на Мауру. Она, единственная среди присутствующих, смотрела ему прямо в глаза сквозь застилающие ее взор слезы. Упрямо вздернув подбородок, она изо всех сил старалась держать себя в руках. В ее лице читалось отчаяние обреченности, словно она знала, что он собирается сделать, но была бессильна ему помешать.
– Ладно, пусть скажет свой тост, – произнес любимчик отца Роуэн, и пальцы Эверода сами собой сжались в кулак, готовый наградить брата за проявленную им щедрость. – У тебя нашлись для меня добрые слова?
Доблестный победитель, окруженный родными и друзьями, не страшился никого, а уж меньше всего – своего отверженного брата. Эверод набрал в грудь побольше воздуха, наслаждаясь мгновением. Роуэн очень сильно недооценил своего противника.
– Не стоит тебе этого делать, – прошептал на ухо виконту Кэдд.
Эверод не был согласен с ним.
Ни Кэдд, ни Солити не понимали его: они думали, что им движет ревность. Нет, его чувства были сложнее. Друзья не осознавали до конца, чего ему стоили дьявольские козни Жоржетты. За свою невинность он и гроша ломаного не дал бы. Будь его воля, он истратил бы эту невинность на какую-нибудь коровницу или на первую приглянувшуюся ему шлюху из тех, что продают свои пышные телеса в кабаках.
Жоржетта совратила его отчасти из похоти и жажды власти. Ее подлинная цель, однако, была столь отвратительна по своей безжалостной жестокости, что даже он мог так никогда и не разгадать глубоко скрытых пружин поведения этой женщины. Многие годы Эверод обдумывал зловещие действия своей мачехи.
Теперь, задним числом, ответ напрашивался сам собой. Жоржетта считала, что он представляет угрозу для нее. В те первые месяцы Эверод интересовался новой женой отца и осторожно подглядывал за нею. Однажды он увидел, как она целовалась с конюхом. Двенадцать лет назад Эверод был на стороне своего отца, и с годами эта связь только окрепла бы. Из боязни, что он может рассказать отцу об увиденном, Жоржетта обратила свои неуемные аппетиты на самого Эверода. Она играла на его гордости и проснувшихся желаниях, и юноша поддался ее сладким чарам, позволил графине втянуть себя в предательство, которого отец ни за что не простил бы ему и которое едва не стоило Эвероду жизни.
А Маура?
Пожалуйста, не надо!
Она не произнесла этого, как давеча, когда игриво пыталась отговорить его идти за нею в зал. Виконт угадал эти слова в ее затуманенных слезами глазах и отвел свой взгляд, как бы отгораживаясь от Мауры.
По каким-то ему самому пока неясным причинам Жоржетта хотела выдать Мауру за его младшего братца. Для леди Уоррингтон было важно, чтобы этот брак состоялся. Настолько важно, что Эверод столь же твердо вознамерился лишить ее этого выигрыша. Его братец не женится на Мауре Кигли.
За его месть Маура заплатит своей честью.
– Конечно, нашлись, Роуэн Лидсоу! – начал Эверод, и голоса окружающих смолкли. – Поздравляю тебя, брат! Твоя избранница великолепна. – Не глядя Мауре в глаза, Эверод сделал жест в ее сторону. – Она прекрасна… образованна… чистых кровей… и кожа у нее нежная-нежная, мужчине так и хочется ее гладить и бормотать нелепые стишки. – Он еще выше поднял бутылку вина и усмехнулся Жоржетте. – Я интимно знаком с ее выдающимися качествами, – промурлыкал Эверод теперь уже без запинки. – Она подарила мне свою невинность со щедростью и вдохновением, которые ты сможешь оценить, когда и сам будешь ее…
Кулак Роуэна врезался в его челюсть.
Виконт, шатаясь, отступил на несколько шагов, наталкиваясь на свидетелей нового скандала вокруг семьи Уоррингтонов. Кто-то помог ему устоять на ногах. Издалека Эверод услышал, как визжат дамы; в бальное зале воцарилось крайнее смятение. Отец схватил Роуэна сзади и с немалым трудом его удерживал. Жоржетта наблюдала эту сцену, вцепившись пальцами в лиф платья; она не скрывала сильного волнения и, похоже, была изрядно напугана.
Мауры и след простыл.
Эверод потер ушибленный подбородок, отыскивая ее глазами. У него на губах был привкус крови, но он ни за что не признался бы, что удар был болезненным.
– Ты, младшенький, дерешься как изнеженный щенок. Если хорошенько подумать, то ты, может быть, и не сумеешь справиться в постели с такой женщиной, как Маура…
Роуэн издал вопль, вырвался из рук Уоррингтона и ринулся на брата. Эверод только того и хотел. Уже одного намерения Роуэна жениться на Мауре было вполне достаточно, чтобы умыть кровью его смазливую физиономию. Эвероду очень хотелось толкать, колотить и щипать его, пока от Роуэна и мокрого места не останется.
Чтобы оттащить его от брата, потребовались объединенные усилия Солити, Рэмскара и Кэдда. Еще два джентльмена помогали Уоррингтону удерживать Роуэна. Братец буйствовал, размахивал кулаками и требовал, чтобы ему дали волю.
– Довольно! – загремел Солити на Эверода. – Все кончено. Ты сделал то, ради чего пришел.
Солити участвовал в бесчисленных потасовках и дуэлях, и его снисходительный тон выводил Эверода из себя, а виконт был не в том настроении, чтобы выслушивать ханжеские поучения.
– И для чего же я пришел сюда, ваша светлость?
В зеленых глазах Солити вспыхнуло бешенство, губы его задергались. Эверод напрягся, ожидая, что друг сейчас уложит его одним ударом.
– Для того чтобы отомстить своим родственникам, хотя, на мой взгляд, ты наказал не того, кого надо бы.
– Что ты понимаешь? – мрачно отозвался виконт. Маура была его возлюбленной, а втайне готовилась стать женой его младшего брата.
– Я понял одно: ты объявил на весь свет, что Маура Кигли, дочь лорда и леди Кортвилл, по доброй воле стала твоей подстилкой. Если говорить начистоту, Эверод, лучше уж ты бы ей горло перерезал!
– Biche-sone! – еле слышно выдохнул Эверод, не понимая толком, к кому он это относит – к Солити или к самому себе.
Резким рывком освободившись из рук благонамеренных друзей, Эверод нетвердой походкой побрел подальше от своих родственников, которые все еще посылали проклятия в его адрес.
Маура впоследствии не могла вспомнить, как ей удалось пройти через огромный бальный зал. Одно мгновение она смотрела на Эверода, мысленно умоляя его опровергнуть ее тайные страхи: она для него ничего не значит, он только хотел с ее помощью причинить зло семье. А в следующий миг Маура уже открывала дверь, ведущую в холл особняка.
Схватившись рукой за горло, девушка судорожно глотала воздух, молясь о том, чтобы не упасть в обморок и тем не усугубить свое унижение. Те, кто проходил мимо, бросали на нее взгляды и перешептывались, но никто не остановился поинтересоваться, не стало ли ей дурно.
Ах, как болит сердце!
Боль была нестерпимой. Ослепшая от слез, Маура поднесла руку ко рту и всхлипнула.
– Маура!
Она слышала, как кто-то несколько раз повторил ее имя, прежде чем начала приходить в себя. Кто-то уже обнимал ее. Маура заморгала, стараясь рассмотреть, кто это.
То была Килби.
– Маура, что случилось? – ласково спросила герцогиня.
Она не присутствовала при том, как Эверод осуществил свою месть? Виконт был безжалостен и хорошо рассчитал удар. Килби пропустила сцену, достойную какой-нибудь пьесы. Мауру охватила истерика, и в ее горле заклокотал неуместный смех.
– Эверод! – с отвращением произнесла Фэйр, передергивая от гнева плечами. – Если Фэйн не убьет этого негодяя за то, что он сделал, тогда его убью я!
– А я тебе помогу, – поддержала Килби, крепко-крепко обнимая Мауру. – Маура, ты поедешь вместе с нами. – Она пресекла все ее возражения. – А мы через слуг дадим знать Уоррингтонам, где ее искать, – добавила она, обращаясь к Фэйр.
– Мужчины и сами сумеют добраться домой. Самое разумное – если мы уедем тотчас же, – сказала Фэйр, кивая на двери бального зала.
Мысль о том, что она может снова столкнуться с Эверодом, придала Мауре сил и позволила стряхнуть охватившее ее оцепенение. Подруги окружили ее, и, отдавая на ходу распоряжения снующим вокруг лакеям, все трое поспешили прочь из особняка Керстингов.
Глава 21
– Мадам, оставьте в покое мой сюртук! – рявкнул Уоррингтон на жену. – Если бы я нуждался в услугах лакея, черт побери, то я бы его уже позвал.
Почуяв хозяйку, бленгеймский спаниель Бо побежал к Жоржетте, низко опустив голову и стуча когтями по наборному паркету. На свою беду, бедное животное не рассчитало и оказалось под ногами у Уоррингтона. Граф, едва не растянувшись на полу, выругался и пнул собаку. Бо заскулил и поспешил спрятаться под кроватью.
– Черт бы побрал эту скотину! Все время путается под ногами, мне это уже надоело! – бушевал граф, из чистого упрямства снимая свой сюртук и швыряя его в собаку.
Ой-ой, муж был в нешуточном гневе. Просто удивительно, как стенки экипажа не развалились, когда граф колотил по ним, выкрикивая проклятия в адрес своего старшего сына, а заодно и всех тех, кто имел неосторожность оказаться рядом.
– Бо ожидал от вас немного ласки, милорд, – сказала Жоржетта, жалея, что сама не может пинать ногами все, что подвернется. Вечер начинался так многообещающе, особенно когда Роуэн собирался объявить о помолвке с Маурой. Жоржетта предвидела, что Маура закапризничает из-за помолвки, на которую она не дала формального согласия. Ну что ж, племяннице придется покориться своей участи, а Эве-роду – забыть о ней как о любовнице. Если даже Маура и нафантазировала, что влюблена в этого негодяя, ей придется признать неоспоримый факт: мало кто согласится закрыть глаза на то, что она утратила свою добродетель.
Но Жоржетта не предвидела, что Эверод осмелится открыто разоблачить Мауру. Этот человек был жесток, как дикарь. И если бы он разрушил не ее, а чьи-нибудь чужие планы, Жоржетта рукоплескала бы ему. Она недооценила Эверода. Ей казалось, что соблазнение ее племянницы должно было удовлетворить его жажду мести. Какое, собственно, ему дело до того, на ком женится его брат? Наоборот, Эверод должен был бы посмеиваться в душе над тем, что Роуэн берет в жены женщину, которую он лично обучил постельным играм.
Жоржетта не понимала хода мыслей Эверода, и само по себе это уже делало его очень опасным. Сегодня вечером стало ясно, что он не успокоится, пока не обагрит рук ее кровью.
– Любовь моя, – сказала Жоржетта, подходя к мужу и беря его за голову обеими руками. – Меня беспокоит цвет твоего лица. На твоем месте я бы полежала в постели. Тебе нездоровится.
Она не преувеличивала. Лицо графа было белым как мел, даже губы побледнели. Тело била мелкая дрожь, которую Жоржетта по ошибке приписала гневу. На лбу Уоррингтона выступил пот, хотя в комнате было довольно прохладно.
Гнев Уоррингтона слегка поутих, когда он ласково отнял ее руки от своего лица и приложил их к сердцу.
– Я чувствую слабость, – неохотно признал он. – Мне бы очень этого не хотелось, особенно когда я нужен своим близким.
Жоржетта поднесла его руки к губам и поцеловала пальцы. Маура убежала из бального зала прежде, чем им пришло в голову ее остановить. Когда Эверод, спотыкаясь, удалился, Уоррингтон и его добровольные помощники отпустили Роуэна. Выкрикивая ругательства в их адрес, он тоже исчез в толпе. Вряд ли можно было ожидать, что у него достанет смелости и ловкости, чтобы выследить старшего брата и убить его за нанесенное оскорбление.
Уоррингтон покачнулся и оперся на Жоржетту.
– Мне надо отыскать Роуэна.
– Тебе надо выпить чашку крепкого чая и один из моих целебных отваров, – решительно возразила Жоржетта и потянула его за руку к кровати; граф вынужден был последовать за ней. – Я позову твоего камердинера, пусть поможет тебе раздеться. А Роуэн вернется, как только немного остынет. Ты задел его гордость, обращаясь с ним так, словно он мальчик и нуждается в защите.
– Ну я же не мог просто стоять и смотреть, – пробормотал граф, ложась на спину. – Ты ведь их видела! Оба кипят, оба упрямы, готовы убить друг друга. Мои сыновья… – Уоррингтон закрыл глаза.
При этих словах Жоржетта поджала губы и задумалась: «Мои сыновья». Впервые за много лет она слышала из его уст о том, что сыновей у него двое. Конечно, Уоррингтон этого не признает, но он тревожится и за Эверода, не только за Роуэна.
– Я принесу тебе лекарство, любовь моя, – сказала Жоржетта, целуя мужа в губы. – Боль и усталость скоро пройдут.
– Я думала, он меня любит.
Маура свернулась калачиком на диване в гостиной герцога и герцогини Солити, подоткнув под себя плотное шерстяное покрывало и не веря, что когда-нибудь сможет согреться.
– Я твердила себе, что он просто не может сказать этого вслух: слишком гордый. Да и потом, между нами в прошлом было много лжи, мы не могли доверять друг другу безоглядно, – рассказывала она, пытаясь объяснить трем сидящим перед ней участливым дамам, как это она могла отдаться мужчине, который походя унизил ее, не задумываясь ни на минуту о ней самой.
Пэйшенс подалась вперед и налила себе еще чаю. Она приехала сюда через двадцать минут после подруг. В бальном зале она танцевала со своим мужем, когда Роуэн удивил всех, не исключая и Мауру, своим объявлением о помолвке. Когда братья сцепились, Рэмскар буквально протащил жену через толпу и велел ей оставаться в игорной комнате. Поэтому, когда Пэйшенс выбралась в холл, Маура с Килби и Фэйр уже уехали.
– Если бы я знала, каковы намерения Эверода, я бы сама охотно подтолкнула его как следует навстречу кулакам мистера Лидсоу, – сказала Пэйшенс с очаровательной кровожадностью. – Как, должно быть, это ужасно – стоять там и слушать, как он нахваливает твою… твои…
– Мои достоинства, – подсказала ей Маура, поскольку добросердечие Пэйшенс не позволяло ей самой закончить фразу. – Высокая похвала в устах мужчины, который переспал с умопомрачительным количеством женщин.
– Эверод никогда не казался мне жестоким, – нахмурилась Фэйр. – То, что он сделал нынче вечером, достойно всяческого порицания. – Она пробормотала еще что-то неразборчивое и, порывшись в ридикюле, вынула оттуда носовой платок. – Не могу ничего понять. Я же видела, как он увивается за тобой. Я могла бы поклясться, что он наконец-то влюбился.
Что ж, если это была любовь, он пожертвовал ею ради мести.
Маура отставила чашку в сторону. Как только Килби и Фэйр посадили ее в герцогскую коляску, девушка тут же дала волю слезам, которые так упорно сдерживала в бальном зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
При этом возгласе Роуэна мисс Кигли, о которой шла речь, покраснела от гнева. Маура пыталась что-то сказать, но ее голос потонул в общем шуме. Со всех сторон слышались радостные восклицания и тосты, десятки доброжелателей торопились поздравить молодых.
Эверод стряхнул с себя удерживающие его руки Кэдда. Его огненный взгляд сверлил прекрасное лживое личико Мауры. Всего несколько часов назад она лежала в постели, утомленная и обессиленная их любовными играми. Раздвигая ноги, извиваясь и умоляя его утолить ее жажду, она шептала, что принадлежит только ему одному. Всего несколько минут назад там, в нише, она поклялась, что Роуэн не добьется ее согласия.
Она лгала.
Эверод не мог не заметить сходства между Маурой и ее тетушкой. Словно почувствовав его приближение, леди Уоррингтон подняла глаза, увидела ярость на его лице и улыбнулась.
Графиня торжествовала свою победу.
Стальные руки схватили его сзади. Эверод обернулся и набросился на Солити.
– Руки прочь!
– Ты же отомстил, – сказал ему герцог тихим напряженным голосом. – Отпусти ее. Она заслуживает того, чтобы устроить свою жизнь, выйти замуж за достойного джентльмена, который подарит ей дюжину детишек и постарается сделать ее счастливой. Если в тебе есть хоть капля нежности к этой молодой леди, ты уйдешь с ее дороги.
Нежности? Его чувства к Мауре были темными и изменчивыми, они возникали и тут же испарялись. При мысли о ней виконтом овладела тоска. В груди клокотало так, что он думал, легкие вот-вот разорвутся, а в мозгу роились обрывки лихорадочных, безумных мыслей. Солити полагал, что он отомстил Мауре и всему семейству. Друг ошибался. Измена Мауры вновь покачнула стрелку весов, и Эверод был преисполнен решимости ответить любезностью на любезность.
– Мы уйдем после того, как я провозглашу тост в честь будущих жениха и невесты, – сказал он, и губы его искривились в пугающем подобии улыбки. Ловко выскользнув из цепких рук Солити, виконт отошел в сторону, не обращая внимания на приглушенные ругательства друга.
Оказавшись лицом к лицу с Роуэном и Маурой, Эверод выхватил бутылку у одного из пирующих и поднял ее.
– Я тоже хочу предложить тост.
Лорд Уоррингтон незаметно приблизился и встал между сыновьями. Этот маневр свидетельствовал о том, что отец считает Эверода грубияном и драчуном.
– Эверод, у нас радостное событие, и нам не нужны твои пьяные разглагольствования.
Недобрый, пылающий ревностью взгляд виконта обратился на Мауру. Она, единственная среди присутствующих, смотрела ему прямо в глаза сквозь застилающие ее взор слезы. Упрямо вздернув подбородок, она изо всех сил старалась держать себя в руках. В ее лице читалось отчаяние обреченности, словно она знала, что он собирается сделать, но была бессильна ему помешать.
– Ладно, пусть скажет свой тост, – произнес любимчик отца Роуэн, и пальцы Эверода сами собой сжались в кулак, готовый наградить брата за проявленную им щедрость. – У тебя нашлись для меня добрые слова?
Доблестный победитель, окруженный родными и друзьями, не страшился никого, а уж меньше всего – своего отверженного брата. Эверод набрал в грудь побольше воздуха, наслаждаясь мгновением. Роуэн очень сильно недооценил своего противника.
– Не стоит тебе этого делать, – прошептал на ухо виконту Кэдд.
Эверод не был согласен с ним.
Ни Кэдд, ни Солити не понимали его: они думали, что им движет ревность. Нет, его чувства были сложнее. Друзья не осознавали до конца, чего ему стоили дьявольские козни Жоржетты. За свою невинность он и гроша ломаного не дал бы. Будь его воля, он истратил бы эту невинность на какую-нибудь коровницу или на первую приглянувшуюся ему шлюху из тех, что продают свои пышные телеса в кабаках.
Жоржетта совратила его отчасти из похоти и жажды власти. Ее подлинная цель, однако, была столь отвратительна по своей безжалостной жестокости, что даже он мог так никогда и не разгадать глубоко скрытых пружин поведения этой женщины. Многие годы Эверод обдумывал зловещие действия своей мачехи.
Теперь, задним числом, ответ напрашивался сам собой. Жоржетта считала, что он представляет угрозу для нее. В те первые месяцы Эверод интересовался новой женой отца и осторожно подглядывал за нею. Однажды он увидел, как она целовалась с конюхом. Двенадцать лет назад Эверод был на стороне своего отца, и с годами эта связь только окрепла бы. Из боязни, что он может рассказать отцу об увиденном, Жоржетта обратила свои неуемные аппетиты на самого Эверода. Она играла на его гордости и проснувшихся желаниях, и юноша поддался ее сладким чарам, позволил графине втянуть себя в предательство, которого отец ни за что не простил бы ему и которое едва не стоило Эвероду жизни.
А Маура?
Пожалуйста, не надо!
Она не произнесла этого, как давеча, когда игриво пыталась отговорить его идти за нею в зал. Виконт угадал эти слова в ее затуманенных слезами глазах и отвел свой взгляд, как бы отгораживаясь от Мауры.
По каким-то ему самому пока неясным причинам Жоржетта хотела выдать Мауру за его младшего братца. Для леди Уоррингтон было важно, чтобы этот брак состоялся. Настолько важно, что Эверод столь же твердо вознамерился лишить ее этого выигрыша. Его братец не женится на Мауре Кигли.
За его месть Маура заплатит своей честью.
– Конечно, нашлись, Роуэн Лидсоу! – начал Эверод, и голоса окружающих смолкли. – Поздравляю тебя, брат! Твоя избранница великолепна. – Не глядя Мауре в глаза, Эверод сделал жест в ее сторону. – Она прекрасна… образованна… чистых кровей… и кожа у нее нежная-нежная, мужчине так и хочется ее гладить и бормотать нелепые стишки. – Он еще выше поднял бутылку вина и усмехнулся Жоржетте. – Я интимно знаком с ее выдающимися качествами, – промурлыкал Эверод теперь уже без запинки. – Она подарила мне свою невинность со щедростью и вдохновением, которые ты сможешь оценить, когда и сам будешь ее…
Кулак Роуэна врезался в его челюсть.
Виконт, шатаясь, отступил на несколько шагов, наталкиваясь на свидетелей нового скандала вокруг семьи Уоррингтонов. Кто-то помог ему устоять на ногах. Издалека Эверод услышал, как визжат дамы; в бальное зале воцарилось крайнее смятение. Отец схватил Роуэна сзади и с немалым трудом его удерживал. Жоржетта наблюдала эту сцену, вцепившись пальцами в лиф платья; она не скрывала сильного волнения и, похоже, была изрядно напугана.
Мауры и след простыл.
Эверод потер ушибленный подбородок, отыскивая ее глазами. У него на губах был привкус крови, но он ни за что не признался бы, что удар был болезненным.
– Ты, младшенький, дерешься как изнеженный щенок. Если хорошенько подумать, то ты, может быть, и не сумеешь справиться в постели с такой женщиной, как Маура…
Роуэн издал вопль, вырвался из рук Уоррингтона и ринулся на брата. Эверод только того и хотел. Уже одного намерения Роуэна жениться на Мауре было вполне достаточно, чтобы умыть кровью его смазливую физиономию. Эвероду очень хотелось толкать, колотить и щипать его, пока от Роуэна и мокрого места не останется.
Чтобы оттащить его от брата, потребовались объединенные усилия Солити, Рэмскара и Кэдда. Еще два джентльмена помогали Уоррингтону удерживать Роуэна. Братец буйствовал, размахивал кулаками и требовал, чтобы ему дали волю.
– Довольно! – загремел Солити на Эверода. – Все кончено. Ты сделал то, ради чего пришел.
Солити участвовал в бесчисленных потасовках и дуэлях, и его снисходительный тон выводил Эверода из себя, а виконт был не в том настроении, чтобы выслушивать ханжеские поучения.
– И для чего же я пришел сюда, ваша светлость?
В зеленых глазах Солити вспыхнуло бешенство, губы его задергались. Эверод напрягся, ожидая, что друг сейчас уложит его одним ударом.
– Для того чтобы отомстить своим родственникам, хотя, на мой взгляд, ты наказал не того, кого надо бы.
– Что ты понимаешь? – мрачно отозвался виконт. Маура была его возлюбленной, а втайне готовилась стать женой его младшего брата.
– Я понял одно: ты объявил на весь свет, что Маура Кигли, дочь лорда и леди Кортвилл, по доброй воле стала твоей подстилкой. Если говорить начистоту, Эверод, лучше уж ты бы ей горло перерезал!
– Biche-sone! – еле слышно выдохнул Эверод, не понимая толком, к кому он это относит – к Солити или к самому себе.
Резким рывком освободившись из рук благонамеренных друзей, Эверод нетвердой походкой побрел подальше от своих родственников, которые все еще посылали проклятия в его адрес.
Маура впоследствии не могла вспомнить, как ей удалось пройти через огромный бальный зал. Одно мгновение она смотрела на Эверода, мысленно умоляя его опровергнуть ее тайные страхи: она для него ничего не значит, он только хотел с ее помощью причинить зло семье. А в следующий миг Маура уже открывала дверь, ведущую в холл особняка.
Схватившись рукой за горло, девушка судорожно глотала воздух, молясь о том, чтобы не упасть в обморок и тем не усугубить свое унижение. Те, кто проходил мимо, бросали на нее взгляды и перешептывались, но никто не остановился поинтересоваться, не стало ли ей дурно.
Ах, как болит сердце!
Боль была нестерпимой. Ослепшая от слез, Маура поднесла руку ко рту и всхлипнула.
– Маура!
Она слышала, как кто-то несколько раз повторил ее имя, прежде чем начала приходить в себя. Кто-то уже обнимал ее. Маура заморгала, стараясь рассмотреть, кто это.
То была Килби.
– Маура, что случилось? – ласково спросила герцогиня.
Она не присутствовала при том, как Эверод осуществил свою месть? Виконт был безжалостен и хорошо рассчитал удар. Килби пропустила сцену, достойную какой-нибудь пьесы. Мауру охватила истерика, и в ее горле заклокотал неуместный смех.
– Эверод! – с отвращением произнесла Фэйр, передергивая от гнева плечами. – Если Фэйн не убьет этого негодяя за то, что он сделал, тогда его убью я!
– А я тебе помогу, – поддержала Килби, крепко-крепко обнимая Мауру. – Маура, ты поедешь вместе с нами. – Она пресекла все ее возражения. – А мы через слуг дадим знать Уоррингтонам, где ее искать, – добавила она, обращаясь к Фэйр.
– Мужчины и сами сумеют добраться домой. Самое разумное – если мы уедем тотчас же, – сказала Фэйр, кивая на двери бального зала.
Мысль о том, что она может снова столкнуться с Эверодом, придала Мауре сил и позволила стряхнуть охватившее ее оцепенение. Подруги окружили ее, и, отдавая на ходу распоряжения снующим вокруг лакеям, все трое поспешили прочь из особняка Керстингов.
Глава 21
– Мадам, оставьте в покое мой сюртук! – рявкнул Уоррингтон на жену. – Если бы я нуждался в услугах лакея, черт побери, то я бы его уже позвал.
Почуяв хозяйку, бленгеймский спаниель Бо побежал к Жоржетте, низко опустив голову и стуча когтями по наборному паркету. На свою беду, бедное животное не рассчитало и оказалось под ногами у Уоррингтона. Граф, едва не растянувшись на полу, выругался и пнул собаку. Бо заскулил и поспешил спрятаться под кроватью.
– Черт бы побрал эту скотину! Все время путается под ногами, мне это уже надоело! – бушевал граф, из чистого упрямства снимая свой сюртук и швыряя его в собаку.
Ой-ой, муж был в нешуточном гневе. Просто удивительно, как стенки экипажа не развалились, когда граф колотил по ним, выкрикивая проклятия в адрес своего старшего сына, а заодно и всех тех, кто имел неосторожность оказаться рядом.
– Бо ожидал от вас немного ласки, милорд, – сказала Жоржетта, жалея, что сама не может пинать ногами все, что подвернется. Вечер начинался так многообещающе, особенно когда Роуэн собирался объявить о помолвке с Маурой. Жоржетта предвидела, что Маура закапризничает из-за помолвки, на которую она не дала формального согласия. Ну что ж, племяннице придется покориться своей участи, а Эве-роду – забыть о ней как о любовнице. Если даже Маура и нафантазировала, что влюблена в этого негодяя, ей придется признать неоспоримый факт: мало кто согласится закрыть глаза на то, что она утратила свою добродетель.
Но Жоржетта не предвидела, что Эверод осмелится открыто разоблачить Мауру. Этот человек был жесток, как дикарь. И если бы он разрушил не ее, а чьи-нибудь чужие планы, Жоржетта рукоплескала бы ему. Она недооценила Эверода. Ей казалось, что соблазнение ее племянницы должно было удовлетворить его жажду мести. Какое, собственно, ему дело до того, на ком женится его брат? Наоборот, Эверод должен был бы посмеиваться в душе над тем, что Роуэн берет в жены женщину, которую он лично обучил постельным играм.
Жоржетта не понимала хода мыслей Эверода, и само по себе это уже делало его очень опасным. Сегодня вечером стало ясно, что он не успокоится, пока не обагрит рук ее кровью.
– Любовь моя, – сказала Жоржетта, подходя к мужу и беря его за голову обеими руками. – Меня беспокоит цвет твоего лица. На твоем месте я бы полежала в постели. Тебе нездоровится.
Она не преувеличивала. Лицо графа было белым как мел, даже губы побледнели. Тело била мелкая дрожь, которую Жоржетта по ошибке приписала гневу. На лбу Уоррингтона выступил пот, хотя в комнате было довольно прохладно.
Гнев Уоррингтона слегка поутих, когда он ласково отнял ее руки от своего лица и приложил их к сердцу.
– Я чувствую слабость, – неохотно признал он. – Мне бы очень этого не хотелось, особенно когда я нужен своим близким.
Жоржетта поднесла его руки к губам и поцеловала пальцы. Маура убежала из бального зала прежде, чем им пришло в голову ее остановить. Когда Эверод, спотыкаясь, удалился, Уоррингтон и его добровольные помощники отпустили Роуэна. Выкрикивая ругательства в их адрес, он тоже исчез в толпе. Вряд ли можно было ожидать, что у него достанет смелости и ловкости, чтобы выследить старшего брата и убить его за нанесенное оскорбление.
Уоррингтон покачнулся и оперся на Жоржетту.
– Мне надо отыскать Роуэна.
– Тебе надо выпить чашку крепкого чая и один из моих целебных отваров, – решительно возразила Жоржетта и потянула его за руку к кровати; граф вынужден был последовать за ней. – Я позову твоего камердинера, пусть поможет тебе раздеться. А Роуэн вернется, как только немного остынет. Ты задел его гордость, обращаясь с ним так, словно он мальчик и нуждается в защите.
– Ну я же не мог просто стоять и смотреть, – пробормотал граф, ложась на спину. – Ты ведь их видела! Оба кипят, оба упрямы, готовы убить друг друга. Мои сыновья… – Уоррингтон закрыл глаза.
При этих словах Жоржетта поджала губы и задумалась: «Мои сыновья». Впервые за много лет она слышала из его уст о том, что сыновей у него двое. Конечно, Уоррингтон этого не признает, но он тревожится и за Эверода, не только за Роуэна.
– Я принесу тебе лекарство, любовь моя, – сказала Жоржетта, целуя мужа в губы. – Боль и усталость скоро пройдут.
– Я думала, он меня любит.
Маура свернулась калачиком на диване в гостиной герцога и герцогини Солити, подоткнув под себя плотное шерстяное покрывало и не веря, что когда-нибудь сможет согреться.
– Я твердила себе, что он просто не может сказать этого вслух: слишком гордый. Да и потом, между нами в прошлом было много лжи, мы не могли доверять друг другу безоглядно, – рассказывала она, пытаясь объяснить трем сидящим перед ней участливым дамам, как это она могла отдаться мужчине, который походя унизил ее, не задумываясь ни на минуту о ней самой.
Пэйшенс подалась вперед и налила себе еще чаю. Она приехала сюда через двадцать минут после подруг. В бальном зале она танцевала со своим мужем, когда Роуэн удивил всех, не исключая и Мауру, своим объявлением о помолвке. Когда братья сцепились, Рэмскар буквально протащил жену через толпу и велел ей оставаться в игорной комнате. Поэтому, когда Пэйшенс выбралась в холл, Маура с Килби и Фэйр уже уехали.
– Если бы я знала, каковы намерения Эверода, я бы сама охотно подтолкнула его как следует навстречу кулакам мистера Лидсоу, – сказала Пэйшенс с очаровательной кровожадностью. – Как, должно быть, это ужасно – стоять там и слушать, как он нахваливает твою… твои…
– Мои достоинства, – подсказала ей Маура, поскольку добросердечие Пэйшенс не позволяло ей самой закончить фразу. – Высокая похвала в устах мужчины, который переспал с умопомрачительным количеством женщин.
– Эверод никогда не казался мне жестоким, – нахмурилась Фэйр. – То, что он сделал нынче вечером, достойно всяческого порицания. – Она пробормотала еще что-то неразборчивое и, порывшись в ридикюле, вынула оттуда носовой платок. – Не могу ничего понять. Я же видела, как он увивается за тобой. Я могла бы поклясться, что он наконец-то влюбился.
Что ж, если это была любовь, он пожертвовал ею ради мести.
Маура отставила чашку в сторону. Как только Килби и Фэйр посадили ее в герцогскую коляску, девушка тут же дала волю слезам, которые так упорно сдерживала в бальном зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27