– Они поверят лишь тогда, когда увидят своими глазами, что ты навел порядок. А пока твои люди насилуют женщин, мой народ не сможет доверять ни одному норманну.
– К тебе не приставал никто из моих людей? – вдруг спросил он.
– Конечно, нет. Как ты сам говорил, они меня побаиваются.
– Может быть, в этом все дело? Научи остальных женщин быть такими же злючками, как ты.
Он ее поддразнивал, Эдива была уверена в этом.
– Обещай, что поговоришь с ними. И строго прикажешь оставить моих женщин в покое.
– Договорились, – сказал он. – Пора им остепениться и вести себя, как подобает рыцарям, а не бесшабашным бродягам.
Эдива некоторое время ела молча. Она чувствовала, что норманн все еще наблюдает за ней, и ее не покидало напряжение. С каждой минутой приближалось время, когда им придется подняться наверх в спальню. Сердце у нее замирало от ужаса и одновременно от какого-то непонятного сладкого предвкушения.
Эдива сделала последний глоток кислого вина и встретилась взглядом с сидевшим рядом мужчиной.
– Готовы, миледи? – сказал он. – Я провожу вас наверх.
Он любезно помог ей подняться из-за стола и, взяв за локоть, пересек вместе с ней зал. Дойдя до лестницы, он жестом предложил ей идти впереди, а сам взял в руки факел.
Когда они вошли в спальню, норманн вставил факел в скобу на стене и стал закрывать ставни. Эдива стояла у двери в полном смятении. Всего несколько дней назад они были злейшими врагами, а теперь ели вместе и спокойно обсуждали дела. Ей хотелось бы снова ненавидеть его, замышлять убийство... Но она боялась признаться себе в том, что не смогла бы теперь его убить.
Конечно, это не означало, что они перестали быть противниками. Она помогала ему только ради Оксбери и своих соплеменников. Ведь надо было позаботиться о том, чтобы поместье было в порядке к тому времени, когда ее братья снова станут здесь хозяевами. Они найдут способ вернуть себе то, что принадлежит им по праву.
Эдива, нагнувшись над тазом с водой, вымыла лицо и руки, потом вытерлась полотенцем. Оглянувшись, она увидела, что норманн раздевается. Ее испугало, что предстоит снова увидеть его нагим. Она хорошо помнила, какое странное ощущение испытала, увидев его без одежды.
Трепеща от волнения, Эдива села на скамейку и принялась снимать ботинки и чулки. Она не могла лечь в платье, но при мысли, что останется в тоненькой сорочке, у нее пересохло во рту.
Интересно, в чем ляжет он? В нижней рубашке? В штанах? Или без всего?!
– Эдива, погаси свет, когда будешь ложиться. Больше медлить она не могла. Если он вздумает прикоснуться к ней, она напомнит об их соглашении. Не такой он болван, чтобы рискнуть и остаться без ее помощи. Глубоко вздохнув, Эдива сняла через голову платье и повесила его на крючок. Погасив факел, она подошла к кровати. Норманн лежал с краю. Ей нужно было перелезать через него.
Она закрыла глаза, уперлась коленом в край кровати и осторожно перекатилась на свое место. Забравшись под одеяло, она тяжело вздохнула.
Мгновение спустя послышался легкий храп. Этот звук вызвал у нее раздражение. Ей хотелось задушить его за то, что заставил ее пережить муки ожидания, а сам заснул, как будто ее и не было рядом!
Эдива лежала в темноте, уставясь в потолок. Она согласилась откликнуться на его просьбу при условии, что он оставит ее в покое. Очевидно, для него это не составляло трудности. Наверное, он считает ее такой непривлекательной, что может спать рядом с ней, не испытывая при этом ни малейшего искушения!
Угольки ее ненависти были готовы разгореться вновь. Неотесанный болван! Уж лучше бы она позволила Оксбери совсем развалиться, чем помогать ему!
Она сердито стиснула зубы. Едва ли ей удастся заснуть.
Она проснулась в самый темный час ночи. Что-то ее разбудило. Было тихо. Потом она услышала какой-то слабый шорох на лестнице.
Эдива напрягла слух. Кто может красться по лестнице в такой час? У нее сильно забилось сердце.
Шум прекратился возле двери. Эдива затаила дыхание и взглянула на лежавшего рядом мужчину. В темноте она не могла его разглядеть, но слышала спокойное, размеренное дыхание.
Норманн даже не потрудился запереть дверь. Зачем ему это делать? Внизу была его охрана. И что же – она будет тихо лежать и ждать появления непрошеного гостя?
Ну нет! Ждать она не будет!
Эдива осторожно перелезла через норманна. Когда ее ноги коснулись пола, скрипнула дверь. Она замерла. Дверь медленно открылась, и кто-то вошел в комнату. Но Эдива не могла разглядеть, кто это был.
Прошло несколько мучительных секунд. Она хотела было прижаться к стене, но задела за что-то ногой.
Сильные руки схватили ее.
– Эдива, это я, – прошептал по-саксонски знакомый голос.
Она чуть не лишилась сознания от радости. Но тут же вспомнила об опасности, и ее охватила паника. Она перевела дыхание и прошептала:
– Что ты здесь делаешь, Годрик? Ты спятил? Здесь, на кровати, спит предводитель норманнов. Если он проснется и поднимет тревогу, тебе несдобровать.
– Хочешь, чтобы я убил его?
– Чего ты этим добьешься? – прошептала она в ответ. – Его войско заняло Оксбери. Они не уйдут, даже если он умрет.
Ее брат что-то проворчал.
Жобер вздохнул во сне и перевернулся на другой бок. Эдива схватила Годрика за руку.
– Пойдем отсюда, – прошептала она.
Они тихо вышли из спальни и прикрыли за собой дверь. Спустившись на несколько ступеней, он остановился.
– А что с Бьернвольдом и Элнотом? – спросила она. – Где они?
– С ними все хорошо. Только им надоело питаться белками и зайцами и спать на земле.
– Что вы задумали? Зачем ты пришел сюда?
– Я пришел, чтобы посмотреть, как охраняется крепость. И как ты живешь. Похоже, что с тобой хорошо обращаются, – сказал он насмешливым тоном, что вызвало у Эдивы раздражение.
– Все обстоит не так, как ты подумал. Я помогаю норманну, делаю то, что необходимо. Нельзя допустить, чтобы поместье пришло в упадок, пока вы придумаете, как его отбить у врагов. Мне пришлось позаботиться о слугах и о заготовке припасов на зиму!
– И о том, чтобы теплой была постель нормандского ублюдка. Уверен, что ты и это считаешь своей обязанностью!
– Он заставил меня спать рядом с ним!
– То, что ты его любовница, может помочь, – задумчиво сказал брат. – Ты сможешь заблаговременно сообщить нам о его планах.
– Я не любовница! – возмущенно заявила Эдива.
– Правда? Он тебя не взял?
– Нет.
– Странно, – сказал Годрик. – Может быть, он боится, что если переспит с тобой, то будет вынужден жениться на тебе? Я слышал, что завоеватель очень строг в том, что касается поведения его людей в отношении женщин.
– В таком случае почему остальные норманны этого не боятся? – сердито спросила Эдива.
– Наверное, к тем, кого Вильгельм одаривает земельными угодьями, предъявляются более высокие требования.
Эдива думала о том, что услышала от брата. Норманн не овладел ею, возможно, потому, что не хотел, чтобы его вынуждали потом жениться на ней. Она не почувствовала облегчения от слов брата.
– Жаль, что ты ему не понравилась, – сказал Годрик. – Нам бы очень помогло, если бы ты стала его любовницей.
– Черт возьми, всего минуту назад ты готов был меня презирать за то, что я делю с ним постель!
– Ну, ты не можешь меня винить. Ты спишь в теплом и сухом доме, каждый день ешь горячую пищу, тогда как мы голодаем в лесу.
– Значит, вы еще ничего не придумали? Годрик тяжело вздохнул:
– Бьернвольд в ярости мечется по нашему лагерю, но и он не может придумать, как выгнать отсюда этих дьяволов. Я надеялся, что ты нам что-то подскажешь.
Эдива покачала головой:
– Их слишком много, а вас слишком мало. Если часть норманнов не уйдет из долины, их не одолеть.
– Или если не будет убит их предводитель.
– Тогда они уничтожат поместье и перебьют нас всех.
– И все же... – Годрик помедлил. – Ты не стала бы возражать, если бы мы убили этого ублюдка? – Он кивком головы указал на дверь, ведущую в спальню. – Это не составит большого труда. Я мог бы перерезать ему горло, пока он спит.
– Нет!
– Ты удивляешь меня, Эдива. Норманн явно не проявил к тебе интереса и не пожелал сделать своей женщиной, однако ты защищаешь его жизнь.
– Если ты убьешь его в постели, то как ты думаешь, кого за это накажут? Его люди решат, что это моих рук дело. Они расправятся со мной безжалостно, да и с остальными жителями Оксбери – тоже.
– Ты могла бы бежать со мной.
– Нет, я не обреку остальных на страдания.
– С тобой Всегда было трудно договориться, сестричка. Вечно ты спорила и упрямилась. Неудивительно, что норманн тебя отверг.
Эдива шумно втянула воздух. Слова Годрика задели ее за живое. Брат, конечно, балбес, но слова его ранили душу.
– Ладно, – сказал Годрик и начал спускаться по лестнице. – Вижу, от тебя никакого толку не будет. Придется нам положиться на помощь Голды.
– Голды?
– Не ори так, дурочка. Именно Голда провела меня сюда. Она по крайней мере по-прежнему предана нам.
С этими словами Годрик растворился в темноте.
Эдива сжала кулаки. Черт бы побрал тебя, Годрик! И черт бы побрал норманна! Оба хороши! Оба способны довести ее до белого каления!
Она поднялась по лестнице и осторожно вошла в спальню. Забираясь на кровать, Эдива прислушалась к ровному дыханию норманна и возмутилась. Сегодня ночью она спасла ему жизнь. А зачем? Чтобы он использовал ее для поддержания порядка в его хозяйстве?
Зачем она будет помогать человеку, который находит ее такой неженственной, такой отталкивающей, что ему даже не хочется ее?
Из глаз неожиданно потекли слезы.
Она не плакала, когда пришла весть о победе норманнов при Гастингсе. Не плакала, когда вражеское войско показалось в долине. Она не плакала даже тогда, когда ее соотечественники умирали один за другим с петлей на шее и она думала, что вот-вот настанет ее черед.
Но теперь она плакала. Как было бы хорошо поговорить сейчас с другой женщиной. С сестрой. Или с матерью, которая умерла два года назад.
Но у Нее никого не было. И полагаться ей следовало только на собственные силы. От нее зависела жизнь обитателей Оксбери – женщин и детей. Преданных, трудолюбивых крестьян. Братья никогда о них не позаботятся, потому что слишком заняты собственным выживанием. Спасать саксов должна она – Эдива, дочь лорда Леовайна.
Ему снился сон. Он знал это, потому что никогда не бывал в этом месте, по крайней мере не бывал с Дамарис. Они находились не в ухоженном тихом саду за домом ее отца, а в каком-то незнакомом осеннем лесу, среди деревьев с яркой золотистой листвой.
С ним была Дамарис. Она что-то говорила ему, глаза ее блестели, нежные губки двигались, произнося какие-то слова. Он не понимал, что она говорит. Знал лишь, что она рядом. И потянулся к ней, чтобы поцеловать.
Губы были полные, теплые, а тело горячее, живое. Он откинул голову, чтобы взглянуть на нее.
И встретился взглядом не с карими, а с васильковыми глазами. И губы были не гранатового цвета, как он помнил, а упругие, розовые. И белокурые волосы...
Саксонка. Он держал в объятиях не Дамарис, а саксонку!
Даже во сне он вздрогнул от неожиданности.
Он медленно просыпался. Глаза привыкли к темноте. Так это был сон? Да, Дамарис он мог теперь увидеть разве только во сне.
Но саксонка была рядом – свернулась калачиком у него под боком, будто хотела согреть его своим теплом. Он вспомнил вкус ее губ во сне и потянулся к ней. Но сразу же остановил себя. Ведь между ними существует соглашение, и он ни за что не нарушит свое слово, пусть даже данное саксонке.
Что за мучение! Все, наверное, думают, что он давно сделал ее своей. А он вот сгорает от желания. От такого желания, какого не испытывал ни к одной женщине, кроме Дамарис.
Нет, неправда! Он не сгорал от желания обладать Дамарис. Он ее любил, обожал, боготворил. За несколько лет она превратилась в мечту. В его фантазию.
А саксонка была реальностью. Он чувствовал ее запах – теплый и свежий, как только что скошенное сено. Естественный запах – не то что ароматические масла, которыми благоухала Дамарис.
Он подавил стон и сел в постели. Еще не рассвело, но он чувствовал, что едва ли снова заснет.
Жобер отыскал свою одежду и сапоги. Надевая шерстяную рубашку, он вспомнил кем она сшита.
Нелегко спать в одной постели с женщиной, которой не можешь обладать. Возможно, придется ему снова запирать саксонку, а самому спать в другом месте.
Но тогда его люди могут подумать, что она ему надоела. А некоторые, возможно, начнут к ней приставать, считая, что она больше не находится под его защитой.
Представив себе, что какой-то мужчина прикасается к саксонке, он пришел в ярость. Нет, он этого не вынес бы! Если уж кому и суждено овладеть ею, так это будет он!
Она была его трофеем, символом его победы над ее народом. И он, как победитель, имеет право взять ее. Если пожелает, каждую ночь! Даже несколько раз за ночь!
А из-за этого дурацкого соглашения он вынужден жить как монах.
Жобер выругался и начал спускаться по лестнице, но замедлил шаги, почувствовав сквозняк. Где-то оставили открытыми двери и окна.
Он спустился б общий зал. Там крепко спали, растянувшись на скамьях, его люди. Казалось, все было в порядке. Но что-то его насторожило. Во сне он видел не только Дамарис. Ему снова снился кошмар, будто он находится в подземелье. На этот раз он слышал, что снаружи его темницы кто-то шептался. Один сон постепенно перешел в другой, но воспоминание о голосах осталось. Ему казалось, что с кем-то шепталась его саксонка.
Во дворе было пусто и темно. Возле конюшни тявкнула собака, потом все стихло. Он снова направился в зал.
Приближаясь к дому, Жобер вдруг заметил приоткрытое боковое окно. Это его удивило. Он свернул к сторожевой башне, чтобы узнать у стражников, не заметили ли они чего-нибудь подозрительного. Жобер взобрался по лестнице и вышел на крепостную стену. Никто его не окликнул. У него тревожно забилось сердце.
Стражники перебиты! Это набег! Он поспешил вниз, чтобы поднять тревогу, и едва не споткнулся о лежавшего на полу человека. Человек застонал и сел.
– Черт возьми, что случилось? – спросил Жобер.
– Милорд? – удивленно прохрипел Озберт.
– Да, это я, Бреврйен. Говори, что произошло?! Озберт не ответил. Густой сладковатый запах ударил в ноздри Жобера. Это было не вино, а какой-то другой, очень крепкий напиток.
Жобер пришел в ярость. Ему хотелось схватить стражника за горло и размозжить ему голову о стену.
– Где другой часовой? Или он тоже пьян?
– Милорд, – попытался объяснить Озберт, – мы не собирались напиваться. Но вино так быстро ударило в голову...
– Думаешь, оно было отравлено?
– Отравлено? Нет. Зачем Голде травить нас? Просто... – он застонал, – я никогда не пробовал такого крепкого напитка. Саксы делают его из меда. Я слышал, что напиток этот крепкий, но никогда не думал, что со мной такое случится.
– Кто такая Голда?
– Ткачиха, – простонал стражник. – Такая смазливенькая.
Озберт закрыл глаза.
Жобер с отвращением смотрел на него. Уже забрезжил рассвет.
– Нужно вычистить конюшни, – сказал он, оглядывая двор. – Я хотел направить на эту работу саксов, но ты и твой товарищ сделаете эту работу вместо них.
– Чистить конюшни? Сегодня? – взмолился Озберт.
Жобер отлично понимал, почему он так приуныл. Выгребать месяцами накопившийся навоз и гнилую солому – работа неприятная в любое время. Но если у человека тяжелое похмелье, она оборачивается сущим адом.
– Принимайся за работу. А я разбужу другого стражника и сообщу ему приятную новость.
Озберт с трудом поднялся и торопливо удалился. Второго часового Жобер обнаружил неподалеку: тот храпел, прислонившись спиной к крепостной стене. Пинок под ребра быстро поставил его на ноги.
После ухода второго стражника Жобер нашел на земле пустую флягу, поднял ее и понюхал.
Медовый напиток. Жобер слышал о нем, хотя сам никогда не пробовал. Говорили, что он в несколько раз крепче вина. Зачем, интересно, потребовалось этой Голде угощать их медом именно этой ночью? Интересно! А в состоянии ли работать сама ткачиха или у нее тоже болит голова?
Жобер заглянул в помещение, где обычно ткали шерсть. Там никого не было. Он вернулся в дом и приблизился к отгороженному занавеской углу, где спали незамужние женщины. Некоторые уже проснулись и заплетали друг другу косы. Увидев его, все замерли.
– Мне нужна Голда, – сказал он.
Все покачали головами, дав ему понять, что ее здесь нет.
Он вышел во двор и заметил женщину, торопливо направлявшуюся через двор к ткацкому сараю.
Он нагнал ее и, схватив за руку, развернул лицом к себе.
На него глядели широко расставленные янтарные глаза. Прядь рыжеватых волос выбилась из-под капюшона плаща.
Смазливенькая, сказал про нее Озберт.
– Ты Голда? – спросил Жобер. Женщина улыбнулась.
– Где ты взяла мед? Что ты сделала с часовыми?
Она продолжала улыбаться. Или ни в чем не виновата, или не боится, что он ее накажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30