Если бы того от слов Стивена передернуло, или он выкрикнул какую-то угрозу, или по крайней мере проронил хоть слово – все было бы не так страшно.Оскар Сталл стоял неподвижно, не отрывая взгляда от Стивена и размеренно похлопывая себя по ноге хлыстом. Наконец он выпрямился, бросив:– Пошли, мистер Мерси.И зловещая парочка, не оглядываясь, взошла по трапу на борт.– От этих двоих у меня просто мороз по коже, – заметил Глэдни. – Смотри, Стивен, будь во время плавания повнимательнее, иначе оглянуться не успеешь, как тебя сбросят в Миссисипи головой вниз.– Постараюсь, – ответил Стивен. – После того как мы с Брайтом Моном сегодня обогнали его лошадь, он одарил меня просто убийственным взглядом. Я аж испугался.В этот момент прозвучал гудок парохода, призывавший отплывающих занять свои места.– Что ж, – сказал Стивен, – мне пора. Так что ты просил передать Ребекке? – спросил он, ухмыльнувшись.– Ничего, – буркнул Глэдни. – Ты все равно все перепутаешь.– Это уж точно.За спиной Стивена стали медленно поднимать трап, и «Майский цветок», по-прежнему пронзительно гудя, начал отчаливать от пристани.– Эй, дружище, – заволновался Глэдни. – Давай садись, а то останешься.– А тебе бы этого очень хотелось, верно? – расхохотался Стивен. – Ну уж нет, не дождешься!Гребное колесо парохода вонзалось в воду, образуя пену. Судно отходило от пристани все дальше и дальше. Расстояние между причалом и пароходом увеличивалось. Не переставая смеяться, Стивен сделал несколько прыжков по вымощенной булыжником пристани, затем грациозно перемахнул через уже довольно широкую полосу воды и уверенно приземлился на нижней палубе. Обернувшись, он помахал Глэдни рукой и что-то крикнул ему на прощание, однако слова утонули в разделявшем их расстоянии.Прозвучал еще один гудок. На сей раз его издал пакетбот, который должен был отправиться до Цинциннати с заходом в Падьюку. Глэдни улыбнулся, потом расхохотался во все горло.Выудив из кармана брюк бриллиантовую булавку, ирландец прикрепил ее к жилету. Он наврал Стивену про свою любимую булавку все, кроме одного. Он и в самом деле отдал ее под залог, но не в банк, а местному ростовщику, и выкупил ее сразу же после того, как выиграл, поставив на лошадь Стивена.Вытащив билет до Падьюки, штат Кентукки, Глэдни поспешил по набережной к пароходу. Когда Глэдни взошел на палубу, «Майский цветок» со Стивеном на борту уже плыл по Миссисипи, взяв курс на север.Помахав шляпой вслед удаляющимся огням, Глэдни произнес:– Я же вас предупреждал, мистер Лайтфут: в любви и на войне все средства хороши. Глава 6 Ребекка стояла у окна своего номера в отеле Падьюки и смотрела, как на улице идет дождь. Он начался ночью и все еще не прекратился, словно мягкой вуалью накрыв и без того тусклое утро, так что даже сейчас, после восхода солнца, комната была погружена во мрак.Раздался стук в дверь. Ребекка открыла, и в комнату вошел Генри.– Скаковую дорожку всю развезло, – сообщил он. – Я только что с улицы. Похоже, скоро распогодится, но такая грязь, что просто ужас.– Бедный Пэдди Бой, – заметила Ребекка. – Он ненавидит такую погоду.– А кто ее любит?– Только не я.– И не я, девочка, – хмыкнул Хок и, кряхтя, принялся растирать поясницу. – В такую погоду у меня всегда начинает ныть поясница. И тогда я вспоминаю Лондон.Ненастье обычно настраивало Ребекку на грустный лад.– Дедушка, – попросила она, глядя в окно, – расскажи мне еще раз про маму и папу, какими они были, до того как поженились.– Тебе нравится эта история, правда, Бекки? – Хок ласково улыбнулся. – Ладно уж, так и быть, расскажу тебе еще раз. – Взгляд его стал отрешенным, голос – печальным: Хок окунулся в прошлое. – Твою маму звали тогда Генриетта Стэнфорд. Ее отец был владельцем большой табачной плантации, которая располагалась неподалеку от «Дубовой долины» – фермы по разведению чистокровных лошадей, где я работал тренером и жокеем. И ферма, и лошади принадлежали Оуэну Джонсону. – Хок горделиво улыбнулся. – На триста миль в округе не было лошади, которая могла бы обогнать хоть одну из наших лошадей!– И дедушка Стэнфорд ни разу не выставил ни одну из своих лошадей против тех, что ты тренировал?– Ни разу! Твой дедушка Стэнфорд считал скачки греховным времяпрепровождением. «Никчемная глупость», – любил говаривать он. Если он случайно узнавал, что Генриетта убегала посмотреть на наших лошадок, он приходил в ярость.– И тем не менее она постоянно это делала. Должно быть, так же сходила с ума по лошадям, как и я.– Лошадей-то она любила, спору нет, но прибегала к нам в основном для того, чтобы повидаться с твоим отцом. Барт был в ту пору красивым парнем и таким же отличным наездником, как я. А как он любил хвастаться своим искусством перед твоей мамой! Черт подери! Я мог быть на конюшне или еще где-то и, даже не видя Генриетту, знал, что она рядом, только по тому, как этот парень скакал верхом!– Расскажи мне о том, как они сбежали, – попросила Ребекка. Она уже бессчетное число раз слышала эту историю, но готова была слушать ее снова и снова. Что может быть лучше в дождливое утро, чем сидеть в уютном кресле и слушать дедушкины рассказы?– В общем, мистер Стэнфорд считал, что назначение лошадей – перевозить грузы. А использовать их для конных состязаний или в цирке – неимоверная глупость. Он был невысокого мнения о тех, кто тратит время на тренировку лошадей, считая их людьми недалекими. К таковым он относил всех своих соседей, и особенно меня и твоего отца. И когда он обнаружил, что Генриетта проводит время с Бартом и, хуже того, всерьез увлеклась им, он вышел из себя и приказал бедной девочке держаться от конюшни подальше, грозя всеми мыслимыми и немыслимыми карами.– Но она все равно приходила, – продолжила Ребекка.– А как же! Приходила регулярно, ускользая из дома, как только представлялась такая возможность, а мы прилагали все усилия, чтобы ее прикрыть. Если видели ее отца или кого-то с его фермы, тотчас же ее предупреждали, и Генриетта быстренько пряталась где-нибудь и пережидала, пока они не уйдут.– Какие вы молодцы!– Но мы недооценили Стэнфорда. Он твердо решил положить конец отношениям своей дочери с неподходящим, по его мнению, парнем. Когда он понял, что ничто другое не поможет, он приобрел ферму Джонсона. Оуэн Джонсон с удовольствием продал ферму за хорошую цену. Но Стэнфорд не только приобрел ее, но и распродал всех скаковых лошадей до единой.– Должно быть, всем вам пришлось нелегко.– Нужно отдать Стэнфорду должное: он предложил почти каждому, за исключением меня и Барта, работу. Ведь единственное, для чего он купил у Джонсона эту ферму, – это чтобы избавиться от нас.– И что вы стали делать дальше?– Как раз в это время в Англии проходили скачки, и полковник Кларк с другими владельцами скаковых лошадей решили отправить кентуккийских рысаков в Англию для участия в соревнованиях. Они надеялись, что англичане заинтересуются чистокровными кентуккийскими скакунами настолько, что захотят их приобрести. А меня наняли, чтобы я сопровождал этих лошадей.– А как же мама с папой?– Барт нашел работу на другой ферме по разведению лошадей. При первой же возможности Генриетта убежала к нему, и они поженились.Ребекка рассмеялась.– Представляю себе, как разозлился дедушка Стэнфорд!– Еще как разозлился! Его чуть удар не хватил, но поделать он ничего не мог. Твоя мама была совершеннолетняя, и они с Бартом уже успели пожениться. Единственное, что он мог сделать, чтобы отравить им жизнь, – это заявить, что твоя мама ему больше не дочь.– Мама никогда не говорила на эту тему, но по некоторым намекам я догадалась, как тяжело она это переживала, – грустно сказала Ребекка. – А почему дедушка Стэнфорд так никогда ее и не простил, как ты считаешь?– Кто знает, девочка. – Хок нежно обнял Ребекку и притянул к себе. – Он плохо поступил, заставив твою маму так сильно страдать. Я даже считаю, что его поведение ускорило ее кончину. Но, отказавшись от дочери, старый Стэнфорд лишил себя возможности познакомиться с внучкой, что мне лично только на руку. Ты не представляешь, Бекки, какую даешь мне радость и какой покой! День, когда твоя мама привезла тебя в Лондон, оказался счастливейшим в моей жизни.– Я очень хорошо помню этот день, – задумчиво сказала Ребекка. – Ты жил в Лондоне уже десять лет, так что я тебя никогда не видела. Но когда во время войны папу убили, мама, чувствуя, что умирает, предпочла отправиться через океан, к тебе в Лондон, а не ехать в Луисвилл, до которого было рукой подать и где жил дедушка Стэнфорд. Впрочем, он наверняка бы нас не принял.– И я всегда буду благодарен за это судьбе, – заметил Хок. – Не могу передать тебе, Ребекка, как мне было одиноко в Лондоне! Да, у меня были друзья, жокеи, тренеры, агенты по продаже кентуккийских рысаков, но мне всегда хотелось увидеть хоть одно родное лицо. Думаю, я скорее всего уехал бы домой. Но тут началась война. Когда я услышал, что Барт погиб, я был вне себя от отчаяния. Я даже на какое-то время перестал ездить верхом. Пропало желание. А потом приехали вы с мамой и вернули меня к жизни, – продолжал Хок. – Хотя, должен признаться, когда я впервые после долгого перерыва увидел Генриетту, у меня сердце сжалось. Я понятия не имел, что она настолько больна. Видеть, как исхудало ее когда-то прекрасное лицо, как на нем то и дело появляется гримаса боли, было настолько мучительно, что даже не знаю, как я это выдержал.– Маме стало совсем плохо еще по дороге, – тихонько произнесла Ребекка. – Это чудо, что она прожила несколько дней, после того как мы приехали к тебе. Знаешь, у меня было такое чувство, что она просто заставляла себя жить. Она оставалась в живых только до тех пор, пока не передала меня в надежные руки. А после того как она это сделала, силы оставили ее, и она умерла.– Я тоже так думал. – Хок крепко стиснул плечо Ребекки.Он попытался что-то еще сказать, но закашлялся. Прикрыв лицо рукой, Хок поспешно вышел из комнаты. Ребекка была уверена, что в глазах его стоят слезы. Впрочем, в комнате было темно, и сказать наверняка она не могла.Долго стояла Ребекка у окна, глядя, как моросит дождь, и думала о своей маме. В тот день, когда умерла Генриетта Хокинс, была точно такая же погода...– Мамочка, я и не знала, что Лондон такой огромный, – задумчиво проговорила Ребекка, глядя в залитое дождем окно.По приезде они с мамой сняли мансарду, и из ее окна Ребекка могла обозревать раскинувшуюся перед ней панораму города. Насколько хватало глаз, всюду виднелись крыши домов, и ничего более. Для десятилетней девочки зрелище было страшноватое.– Это большой город, Ребекка, милая, – тихо сказала Генриетта Хокинс, лежавшая на кровати. – Но ты не бойся, здесь живет твой дедушка, он позаботится о тебе.Слова эти прозвучали так пугающе странно, что, как ни была Ребекка мала, она это заметила. Поспешно отойдя от окна, по которому стучали дождевые капли, она быстро подошла к кровати, где лежала мама. Лицо ее казалось настолько безжизненным и изможденным, что Ребекка ужаснулась. Такой она маму еще никогда не видела. Генриетта сильно исхудала за время пути. Ее тонкая рука была почти прозрачной, и на ней отчетливо просвечивали голубые вены.– Почему ты говоришь, что обо мне позаботится дедушка, мамочка? А ты?– Я сделала все, что смогла, все, что в моих силах, – прошептала Генриетта. – А теперь я устала. Ужасно устала...– Отдохни, мамочка. – Ребекка вложила свою маленькую ручку в мамину ладонь. Генриетта попыталась сжать ее, но сил на это у нее уже не хватило.– ...устала, – повторила она.Этой же ночью Генриетта умерла, так и не проснувшись, и для Ребекки началась новая жизнь – жизнь, связанная с лошадьми.Во второй половине девятнадцатого столетия конные состязания стали в Англии поистине королевским спортом. На скачках обычно собиралось столько титулованных особ, что они получили название «королевских». С приездом внучки Генри Хокинс воспрял духом. Он снова начал ездить верхом и, куда бы ни отправлялся, всюду брал с собой девочку. В то время Генри стал одним из самых популярных наездников. Будучи американцем, он держался несколько особняком, но своим мастерством снискал себе уважение и славу. Кентуккийские фермеры, занимавшиеся разведением лошадей, надеясь с его помощью организовать продажу своих питомцев в Англии, присылали ему из Америки для участия в скачках самых лучших рысаков, в результате чего Генри постоянно выигрывал.Ребекке нравились и сами скачки, и атмосфера, царившая вокруг них. Она была единственной девочкой, появлявшейся на конюшне, да к тому же внучкой Хока, и все ее очень любили. «Вконец избаловали девчонку», – говаривал Генри, когда сердился на Ребекку.Ребекка быстро осознала, чем отличается победитель от остальных участников состязаний. Она купалась в лучах славы, окружавшей дедушку, и бережно хранила альбом с газетными вырезками о его победах. Девочкой она была очень впечатлительной, и слава Хока гораздо больше влияла на нее, чем на него самого. Уже вскоре после приезда в Лондон Ребекка решила – втайне, конечно, – что когда-нибудь обязательно станет наездницей и будет такой же знаменитой, как дедушка.Как-то летом – Ребекке как раз исполнилось шестнадцать лет – ее жизнь во второй раз круто изменилась. Участвуя в скачках с препятствиями, Хок упал с лошади и повредил ногу. На этом его карьера закончилась навсегда.Хок давно лелеял мечту вернуться в Кентукки и приобрести собственную ферму по разведению лошадей. Если бы не травма, он через несколько лет смог бы эту мечту осуществить. Но в то время, когда с ним произошел несчастный случай, накоплений у него не было, и ему ничего не оставалось делать, как вернуться в Штаты и попытаться добыть необходимые деньги каким-то другим способом.Когда Ребекка узнала, каким именно способом дедушка собирается их добывать, она пришла в неописуемый восторг. Все оказалось очень просто: Хок решил сделать из внучки жокея. И по возвращении в Кентукки он начал учить ее править двуколкой и ездить верхом. Тренировались они целый год. У Ребекки, которая горела желанием стать первой, имелись все предпосылки для того, чтобы это желание осуществить. Она была девушкой гибкой, подвижной и обладала потрясающей реакцией. К концу года Хок понял, что его внучка способна произвести фурор. Ни один из известных ему жокеев не шел с ней ни в какое сравнение.Только, к сожалению, Ребекка родилась девочкой, а не мальчиком, но в конце концов Хок примирился и с этим. Ребекка подавала такие большие надежды, что сокрушаться по поводу ее пола было бы просто свинством. И Хок решил, что если Ребекка будет перетягивать грудь перед соревнованиями, то под жокейской курточкой никто ничего не заметит, и вопрос с полом будет таким образом решен. Так оно и вышло.Ребекка с Хоком участвовали в скачках уже в течение четырех лет. Но кочевая жизнь, которую они вели, съедала все их сбережения, так что вожделенная мечта о покупке фермы оставалась столь же призрачной, что и в самом начале. Правда, в этом году старый друг Хока, М. Льюис Кларк, организовал Луисвиллский жокейский клуб и Ассоциацию конного спорта, а также выдвинул идею устроить Кентуккийское дерби. Идея эта с каждым днем становилась все популярнее среди любителей конного спорта. Посовещавшись, Ребекка с Хоком решили принять участие в дерби и непременно победить. И теперь от того, добьются ли они этой цели, зависело осуществление их заветной мечты и вообще их будущее.Ребекка часто думала о ферме. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней вставали зеленые лужайки и белые заборы, большой белоснежный дом с колоннами, просторная конюшня и поля, на которых паслись великолепные лошади, все – чемпионы. И в мечтах Ребекки на одной из них неизменно восседала она сама, поскольку девушка и помыслить не могла о том, что когда-нибудь перестанет ездить верхом...– Похоже, дождь прекращается, – послышался у нее за спиной голос Хока. – Я так и думал.– Что? – вздрогнув, пробормотала Ребекка. Она настолько была погружена в воспоминания и мечты, что не слышала, как Генри вошел в комнату.– Я говорю, дождь вроде прекращается, – повторил Хок. – Давай-ка пойдем на конюшню. Нужно проведать лошадей, особенно Пэдди Боя.– Хорошо, дедушка, – кивнула Ребекка и задумчиво добавила: – Интересно, Стивен и Глэдни уже приехали?– А тебе что за дело? – суховато произнес Хок. – Не ты ли совсем недавно разозлилась на них обоих за то, что они вели себя как дети? Насколько я помню, ты именно так охарактеризовала их поведение.– Да, – ответила Ребекка. – Трудно было на них тогда не рассердиться. – Она улыбнулась. – Но вообще-то они... очень забавные. По крайней мере, когда они рядом, мне никогда не бывает скучно.– Осторожнее, Бекки, – насмешливо предостерег Хок. – Иначе опомниться не успеешь, как тебе придется выбирать кого-то из них.– Боже правый, дедушка! Я только сказала, что они могут быть забавными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35