– Тут немного травы, полно кустарников, но нет деревьев, если не считать нескольких ростков, которые сгодятся на дрова только через несколько лет.
Оливер прав, сообразил пораженный Саймон. Кроме нескольких молодых деревьев и захудалых кустарников, сколько хватало глаз, не было ни одного дерева. Саймон в замешательстве посмотрел на Зареба.
– Где деревья, Зареб?
– Были деревья, давным-давно, – ответил африканец. – Племена, жившие здесь, строили из них хижины и разводили костры.
– Потом появились буры, – добавил Сенве, – и они срубили еще больше деревьев, чтобы расчистить землю под поля.
– Потом стали искать алмазы у рек Вааль и Оранжевая, – продолжил Бадрани, – и тоже рубили деревья для хижин и костров.
Зареб кивнул.
– Затем появились поставщики древесины, они срубили оставшиеся деревья и продали их на шахты.
– Потом начались дожди, – начал Сенве, – и…
– Я понял, деревьев не осталось. – Саймон потер виски, пытаясь унять пульсирующую боль, которая мучила его все утро. – Тогда что горело в кострах вчера вечером?
– Сухой навоз.
Саймон недоверчиво посмотрел на Бадрани.
– Навоз? Помет животных?
– Именно так, – кивнул Сенве.
– Предполагается, что именно это я буду жечь, чтобы заставить насос работать?
– Мы не можем знать, что вы предполагали жечь в вашем насосе, – церемонно ответил Зареб. – Мы можем только сказать, что никаких дров нет. Мы высушили экскременты вола.
– И как хорошо они горят?
– Огонь низкий и довольно дымный, – признал Бадрани.
– А если экскременты плохо высушены, пахнет довольно неприятно, – добавил Сенве.
«Прекрасно, – кисло подумал Саймон. – Хуже не придумаешь».
– Хорошо. Оливер, Сенве и Бадрани, пожалуйста, принесите как можно больше навоза, и давайте разводить костер. Если нужно, возьмите помощников. Мне нужен жаркий огонь, чтобы как следует нагреть котел. Вероятно, потребуется всего несколько дней, чтобы откачать воду.
– Да, мистер Кент, – поклонился Сенве.
– Не беспокойся, дружище, – сказал Оливер, почувствовав огорчение Саймона. – Мы принесем самый лучший навоз, какой сможем найти.
– Я не беспокоюсь, – уверил его Саймон. – Я только хочу, чтобы насос заработал.
– Тогда почему ты тратишь время на болтовню? – нахмурился Оливер. – Займись делом.
Саймон смотрел вслед старому шотландцу, бодро шагавшему с новыми африканскими друзьями. Высушенные экскременты! Он недоверчиво покачал головой. Потом вытер пот со лба грязным рукавом и снова сел на землю около насоса.
Он был не в состоянии спать, когда Камелия ушла из его палатки, и провел остаток ночи, пытаясь собрать насос. К сожалению, задача оказалась гораздо труднее, чем он ожидал. За три недели морского путешествия влажный воздух сделал свое дело: некоторые детали покрылись ржавчиной, несколько лопастей колеса деформировались. Потребовался не один час, чтобы выправить деформацию, но Саймон не был уверен, что восстановил лопасти.
Еще одна неприятность в дополнение к его уже и без того скверному настроению.
– Все идет хорошо, Кент?
Прищурившись от солнца, Саймон увидел стоявшего над ним Эллиота. На Уикеме были безупречно сшитые кремовые брюки, сюртук в серую и кремовую клетку, поразительно свежая рубашка и замысловато завязанный галстук. Элегантная широкополая шляпа довершала великолепный наряд. У него такой вид, будто он собрался на пикник, подумал Саймон, а не на грязные раскопки.
– Добрый день, Уикем, – приветливо сказал он. – Надеюсь, вы хорошо выспались?
– Я спал прекрасно. А вы?
– Как младенец, – солгал Саймон.
– Как ваш насос? – спросил Эллиот, изучая механизм, который собирал Саймон. – Похоже, вы давно над ним трудитесь – Он с сомнением поднял бровь. – Все в порядке?
– Все идет прекрасно. Насос заработает через несколько часов.
– Приятно слышать. Камелии не терпится продолжить раскопки. Чем скорее мы откачаем воду, тем скорее возобновим работу.
– Похоже, и вы горите желанием заняться раскопками, Уикем? А у меня всегда было ощущение, что вы не слишком одобряете желание Камелии работать здесь.
– Мне не нравится, что она может разориться в погоне за осуществлением мечты ее отца, – ответил Эллиот. – Чем скорее мы откачаем воду и туземцы начнут раскопки, тем скорее Камелия поймет, что здесь нечего искать.
– Почему вы так уверены, что здесь ничего нет? – с любопытством посмотрел на него Саймон.
– Я посвятил этим раскопкам почти пятнадцать лет. Когда я приехал помогать ее отцу, Камелия была ребенком. Я много лет верил в существование Могилы королей, главным образом потому, что лорд Стамфорд страстно верил в это. Но шли годы, а мы так и не нашли ее. Я постепенно начал сомневаться в том, что могила когда-либо существовала. К тому времени, когда Стамфорд умер, я уже принял решение, что больше не стану тратить жизнь впустую на то, что теперь считаю сказкой кафров.
– Большинство сказок основано на реальности, – заметил Саймон. – Отчасти поэтому они так живучи.
– Вы имеете дело с людьми, у которых есть истории на все случаи жизни, включая то, как солнце и луна появились на небе. Это ребяческие вымыслы, и ничего больше.
– Нет ничего неразумного в том, что у племени было специальное место, где хоронили вождей, – пожал плечами Саймон.
– Если оно и есть, то там только груда разрозненных костей и разбитые раковины. Даже для такого увлеченного человека, как Камелия, этого мало, чтобы собрать достаточную сумму на продолжение раскопок. Ей нужно продать землю за любую цену и вернуться домой.
– Камелия уверена, что ее дом здесь.
– Это забытое Богом место не ее дом, – возразил Эллиот. – Она такая же безрассудная и упрямая, как ее отец.
– Если вы так уверены, что в недрах участка нет ничего ценного, то почему вы снова здесь?
– Потому что я нужен Камелии, сознает она это или нет. Я единственный, кто может помочь ей смириться с фактом, что здесь больше нечего искать. Она должна понять это раньше, чем полностью истратит то немногое, что оставил ей отец, и разорится.
– И что, по вашему мнению, она станет делать, когда вы поможете ей осознать это?
– Она найдет себе занятие, – уверил его Эллиот. – В Лондоне множество женских комитетов, которые собирают средства для благотворительных целей, музеев, поощрения искусств. У женщины с умом и решительностью Камелии не будет проблем с тем, чем занять время.
– Но она не любит Лондон, Уикем. Вы должны это понимать.
– Она просто не знает Лондон, – возразил Эллиот. – Она приехала туда исключительно затем, чтобы найти насос и собрать средства на продолжение раскопок, а не с мыслью завести друзей и насладиться городом. Когда мы с ней поженимся, он ей понравится. А если она сочтет город слишком утомительным, то сможет поселиться в моем поместье.
– Я вижу, что вы все продумали.
– Да. – Эллиот пристально посмотрел на Саймона. – Продумал.
Он стряхнул пылинку с безупречного сюртука и приподнял шляпу:
– Не буду мешать, Кент. Чем скорее вы наладите насос, тем скорее мы убедим Камелию, что здесь ничего нет. Тогда мы все прекратим тратить время попусту и отправимся домой.
Саймон посмотрел ему вслед, потом взял гаечный ключ и принялся за работу. «Уикем совершенно не понимает Камелию», – подумал он.
«Я не могу оставить Африку», – сказала Камелия накануне ночью. И когда Саймон смотрел в ее полные боли глаза, он с чрезвычайной ясностью понял, что она говорит правду. Камелия, возможно, ошибается относительно Могилы королей, но не могила держит ее здесь. Каким-то непостижимым образом жар и дикая красота Африки вошли в ее кровь. Они давали ей энергию, жизнь, цель. И в глубине души она прекрасно понимала, что больше нигде не будет счастлива.
Эллиот болван, если этого не видит.
Но он, Саймон, еще больший дурак, потому что отдал душу женщине, которая никогда не предпочтет его земле, которую любит больше всего на свете.
Часть четвертая
КАЖДОЕ НАШЕПТАННОЕ СЛОВО
Глава 13
Камелия сидела на земле, изучая огромный камень, стоявший у границы участка.
Это был внушительный камень, больше шести футов в высоту и двенадцати – в самом широком месте. Ветра и дожди, бушующие над Пумулани, за тысячелетия отполировали его грани, краски выбитых на нем рисунков поблекли. Рисунки не слишком отличались от многочисленных примеров африканского наскального искусства, которые ее отец обнаружил и описал за эти годы.
Но, наткнувшись на этот необычный камень, лорд Стамфорд пришел к убеждению, что он хранит тайну местоположения Могилы королей.
– У меня больше нет орехов, – твердо сказала Камелия Оскару, когда обезьянка запустила лапку в карман ее мятого льняного жакета. – Ты их все съел.
Оскар обвиняюще указал на Харриет и Руперта.
– Харриет ест мало, я съела только пять штук, – сказала Камелия, внимательно изучая в альбоме отца копии рисунков на камне. – А Руперт не любит орехи. Значит, все остальные съел ты, Оскар. Тебе повезет, если у тебя живот не разболится.
Подпрыгнув, Оскар принялся бегать по кругу, демонстрируя, что прекрасно себя чувствует.
– Ну хорошо. Но если не хочешь, чтобы Зареб отнес тебя в свою палатку, развел вокруг нее костры и стал лечить одним из своих противных лекарств, то больше тебе есть не стоит.
– Мои лекарства не противные, – возразил подошедший Зареб.
Подбежав к Камелии, Оскар вскочил к ней на плечо, ища защиты от необходимости пить что-нибудь из эликсиров Зареба.
– Как продвигается дело с насосом? – спросила Камелия, оторвавшись от альбома.
– Так же, как на прошлой неделе. Он работает несколько минут, иногда достаточно долго, чтобы откачать несколько ведер воды. Потом что-то происходит, и он перестает работать.
– Саймон знает причину?
– Он не уверен. Вода очень грязная, и, чтобы откачать ее, требуется большая мощность насоса. И хотя Саймон верит, что создал паровой двигатель большой мощности, его настораживает низкий огонь, потому что топливом служит навоз. Это влияет на образование пара, от которого зависит мощность насоса.
Камелия снова принялась изучать зарисовки отца, стараясь не выдать разочарования.
– Понятно.
Зареб уселся рядом с ней, расправляя одежды, пока они не растеклись вокруг него ярким пурпурно-сапфировым озерцом. Он молча смотрел на Камелию, на ее тревожно нахмурившиеся брови, решительный очерк подбородка. Она изменилась с тех пор, как они уехали в Лондон, с гордостью и болью подумал Зареб. В ней и раньше была печаль. Была пустота, чувство утраты после смерти отца, и трепет, свойственный любому, кто отправляется далеко от любимого дома. Но Зареб видел, что боль Камелии теперь иная, не та, что при отъезде в Лондон.
– Он еще говорит с тобой, Тиша? – спокойно спросил Зареб.
Камелия удивленно подняла глаза от рисунков отца.
– Кто?
– Камень. Он открыл тебе свои тайны?
Камелия с трудом рассмеялась.
– Если бы это произошло, я бы не сидела перед ним день за днем, как мой отец, пытаясь разгадать значение, фигур.
– Тогда давай начнем с фигур. Как ты думаешь, о чем они говорят?
Она внимательно посмотрела на камень.
– Рисунок напоминает обычную сцену охоты: стадо антилоп, окруженное воинами. Но звезды над ними указывают, что дело происходит ночью, значит, изображение имеет мифическую интерпретацию. Тут изображен лев, смотрящий на стадо, он может означать опасность для антилоп или воинов, или для тех и других. А может, это лев в опасности, его могут затоптать антилопы или застрелить охотники. – Камелия расстроенно покачала головой. – Мой отец был убежден, что этот камень – ключ к точному местоположению Могилы королей, но так и не смог расшифровать его. Порой я не могу отделаться от мысли, в правильном ли месте мы копаем?
– Это зависит от того, что ты ищешь.
– Ты знаешь, что я ищу, Зареб. Я хочу найти Могилу королей, на поиски которой мой отец потратил всю свою жизнь.
– Твой отец искал многое, Тиша. Могила королей всего лишь одна задача.
– Она была для него главной. Он многое отдал, чтобы найти ее.
Зареб, уставившись на камень, промолчал.
– Я тоскую по нему, – тихо сказала Камелия, перелистывая потрепанные страницы альбома отца. – Как бы мне хотелось, чтобы он подсказал мне, что делать.
– Твой отец никогда не говорил тебе, что ты должна делать, Тиша. Он просто любил тебя и давал свободу самой определить, что ты действительно хочешь.
– Я хотела быть археологом, как и он. Посвятить свою жизнь открытию тайн Африки.
– Некоторые тайны не предназначены для того, чтобы их раскрыли. Они откроются, если захотят, или так и останутся тайнами. Не ты это решаешь.
Камелия в замешательстве посмотрела на Зареба.
– Ты хочешь сказать, что мне не суждено найти Могилу королей?
– Могила королей или позволит найти себя, или нет. Ты можешь лишь решить, стоит ли посвятить себя этим поискам.
– Я отдам этому всю себя. Как это делал мой отец.
– У твоего отца было и другое. Поиск Могилы королей был всего лишь малой частью его жизни.
– За свою карьеру он сделал много открытий, но в археологическом мире их не считали существенными, поскольку они были сделаны в Африке.
– Я не говорю о его работе, Тиша. Я говорю о его жизни.
– Работа и была его жизнью.
Зареб покачал головой:
– Когда я познакомился с лордом Стамфордом, он разрывался между своей душой и работой. Аборигены назвали его Талиб, что означает «тот, кто ищет».
– В этом есть смысл, учитывая, что отец был археологом.
– Они понятия не имели, что такое археолог. И не могли понять, почему белый человек выкапывает то, что оставили жившие раньше. Они назвали его Талибом, потому что чувствовали, что он несчастлив. Они считали, что он приехал и Африку, чтобы найти то, что упустил.
– Он ничего не упустил, у него было все, кроме признания археологического мира.
– Ты смотришь на него своими глазами. И не можешь не видеть, как в тебе сияет его любовь к тебе. До твоего приезда сюда твой отец был совсем другим человеком. В нем была ужасная пустота. И даже его любовь к Африке не могла ослабить боль от этой пустоты.
– Но у него было все, – возразила Камелия. – Титул, работа, жена, ребенок…
– Жена и ребенок жили далеко за океаном.
– Думаю, он скучал по нас, – согласилась Камелия. – Но работа была очень важна для него. Она давала ему возможность реализовать себя.
– И все же он был готов бросить ее ради вас.
Камелия удивленно посмотрела на Зареба.
– Он никогда не говорил мне этого.
Зареб молча смотрел на камень. Она очень походила на своего отца, эта обожаемая девочка, которую много лет назад отдали под его защиту. Волевая. Умная. Решительная. Может быть, немного эгоистичная, как те, кому предназначено достигнуть больших целей, – она берегла свое время и душу. Но в ней поселилось горе, и его тень стала темнее за неделю, прошедшую с той ночи, когда она выбежала из палатки Саймона. Зареб чувствовал, что и белого изобретателя терзает мука.
Огонь бушевал между ними, и ни время, ни стены, которые они воздвигли, пытаясь отгородиться друг от друга, не сумели его погасить.
– Пока была жива твоя мать, – спокойно начал Зареб, – лорд Стамфорд знал, что за его работу вы расплачиваетесь ужасной ценой. Но пришло время, когда он захотел все изменить. Потом твоя мать умерла, и он привез тебя сюда, но не потому, что намеревался растить тебя в Африке, он хотел оставить раскопки и отправиться с тобой домой, в Англию.
Камелия нахмурилась:
– Если он собирался оставить раскопки, то почему привез меня сюда? Почему он не оставил меня в Англии ждать его возвращения?
– Ты была маленькой девочкой, Тиша, и только что потеряла мать. Ты была одинока и испугана. Твой отец понимал, что тебе нужно быть с ним. Кое-кто говорил, что тебя надо отправить в школу. У твоей матери была тетя, которая хотела забрать тебя и уверяла его сиятельство, что вырастит из тебя добродетельную молодую леди, а он тем временем сможет заниматься своей работой. Но твой отец на это не согласился. Он любил тебя и хотел сам о тебе заботиться, даже если придется отказаться от работы в Африке.
– Тогда почему он этого не сделал?
– Потому что, как только ты появилась здесь, он увидел, что Африка влечет тебя, Тиша. Точно так же, как и его.
– Это правда, – заметила Камелия. – Как только я оказалась здесь, то почувствовала, что я приехала домой.
– В этот момент и твой отец почувствовал себя здесь дома, потому что увидел, что ты здесь счастлива. Но не место дало ему ощущение дома, Тиша, а ты.
– Думаю, отчасти это связано со мной, – согласилась Камелия. – Но мой отец принадлежал этому месту. И не был бы счастлив, если бы ему пришлось вернуться в Англию.
– Его выбор – это быть с тобой, Тиша, и не важно, в каком месте. Ты была его домом.
– Почему ты говоришь мне это сейчас? – неуверенно посмотрела на Зареба Камелия.
– Что-то изменилось в тебе, Тиша. – Лицо Зареба было серьезным. – В тебе появилась печаль, которой раньше не было, и мне больно это видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Оливер прав, сообразил пораженный Саймон. Кроме нескольких молодых деревьев и захудалых кустарников, сколько хватало глаз, не было ни одного дерева. Саймон в замешательстве посмотрел на Зареба.
– Где деревья, Зареб?
– Были деревья, давным-давно, – ответил африканец. – Племена, жившие здесь, строили из них хижины и разводили костры.
– Потом появились буры, – добавил Сенве, – и они срубили еще больше деревьев, чтобы расчистить землю под поля.
– Потом стали искать алмазы у рек Вааль и Оранжевая, – продолжил Бадрани, – и тоже рубили деревья для хижин и костров.
Зареб кивнул.
– Затем появились поставщики древесины, они срубили оставшиеся деревья и продали их на шахты.
– Потом начались дожди, – начал Сенве, – и…
– Я понял, деревьев не осталось. – Саймон потер виски, пытаясь унять пульсирующую боль, которая мучила его все утро. – Тогда что горело в кострах вчера вечером?
– Сухой навоз.
Саймон недоверчиво посмотрел на Бадрани.
– Навоз? Помет животных?
– Именно так, – кивнул Сенве.
– Предполагается, что именно это я буду жечь, чтобы заставить насос работать?
– Мы не можем знать, что вы предполагали жечь в вашем насосе, – церемонно ответил Зареб. – Мы можем только сказать, что никаких дров нет. Мы высушили экскременты вола.
– И как хорошо они горят?
– Огонь низкий и довольно дымный, – признал Бадрани.
– А если экскременты плохо высушены, пахнет довольно неприятно, – добавил Сенве.
«Прекрасно, – кисло подумал Саймон. – Хуже не придумаешь».
– Хорошо. Оливер, Сенве и Бадрани, пожалуйста, принесите как можно больше навоза, и давайте разводить костер. Если нужно, возьмите помощников. Мне нужен жаркий огонь, чтобы как следует нагреть котел. Вероятно, потребуется всего несколько дней, чтобы откачать воду.
– Да, мистер Кент, – поклонился Сенве.
– Не беспокойся, дружище, – сказал Оливер, почувствовав огорчение Саймона. – Мы принесем самый лучший навоз, какой сможем найти.
– Я не беспокоюсь, – уверил его Саймон. – Я только хочу, чтобы насос заработал.
– Тогда почему ты тратишь время на болтовню? – нахмурился Оливер. – Займись делом.
Саймон смотрел вслед старому шотландцу, бодро шагавшему с новыми африканскими друзьями. Высушенные экскременты! Он недоверчиво покачал головой. Потом вытер пот со лба грязным рукавом и снова сел на землю около насоса.
Он был не в состоянии спать, когда Камелия ушла из его палатки, и провел остаток ночи, пытаясь собрать насос. К сожалению, задача оказалась гораздо труднее, чем он ожидал. За три недели морского путешествия влажный воздух сделал свое дело: некоторые детали покрылись ржавчиной, несколько лопастей колеса деформировались. Потребовался не один час, чтобы выправить деформацию, но Саймон не был уверен, что восстановил лопасти.
Еще одна неприятность в дополнение к его уже и без того скверному настроению.
– Все идет хорошо, Кент?
Прищурившись от солнца, Саймон увидел стоявшего над ним Эллиота. На Уикеме были безупречно сшитые кремовые брюки, сюртук в серую и кремовую клетку, поразительно свежая рубашка и замысловато завязанный галстук. Элегантная широкополая шляпа довершала великолепный наряд. У него такой вид, будто он собрался на пикник, подумал Саймон, а не на грязные раскопки.
– Добрый день, Уикем, – приветливо сказал он. – Надеюсь, вы хорошо выспались?
– Я спал прекрасно. А вы?
– Как младенец, – солгал Саймон.
– Как ваш насос? – спросил Эллиот, изучая механизм, который собирал Саймон. – Похоже, вы давно над ним трудитесь – Он с сомнением поднял бровь. – Все в порядке?
– Все идет прекрасно. Насос заработает через несколько часов.
– Приятно слышать. Камелии не терпится продолжить раскопки. Чем скорее мы откачаем воду, тем скорее возобновим работу.
– Похоже, и вы горите желанием заняться раскопками, Уикем? А у меня всегда было ощущение, что вы не слишком одобряете желание Камелии работать здесь.
– Мне не нравится, что она может разориться в погоне за осуществлением мечты ее отца, – ответил Эллиот. – Чем скорее мы откачаем воду и туземцы начнут раскопки, тем скорее Камелия поймет, что здесь нечего искать.
– Почему вы так уверены, что здесь ничего нет? – с любопытством посмотрел на него Саймон.
– Я посвятил этим раскопкам почти пятнадцать лет. Когда я приехал помогать ее отцу, Камелия была ребенком. Я много лет верил в существование Могилы королей, главным образом потому, что лорд Стамфорд страстно верил в это. Но шли годы, а мы так и не нашли ее. Я постепенно начал сомневаться в том, что могила когда-либо существовала. К тому времени, когда Стамфорд умер, я уже принял решение, что больше не стану тратить жизнь впустую на то, что теперь считаю сказкой кафров.
– Большинство сказок основано на реальности, – заметил Саймон. – Отчасти поэтому они так живучи.
– Вы имеете дело с людьми, у которых есть истории на все случаи жизни, включая то, как солнце и луна появились на небе. Это ребяческие вымыслы, и ничего больше.
– Нет ничего неразумного в том, что у племени было специальное место, где хоронили вождей, – пожал плечами Саймон.
– Если оно и есть, то там только груда разрозненных костей и разбитые раковины. Даже для такого увлеченного человека, как Камелия, этого мало, чтобы собрать достаточную сумму на продолжение раскопок. Ей нужно продать землю за любую цену и вернуться домой.
– Камелия уверена, что ее дом здесь.
– Это забытое Богом место не ее дом, – возразил Эллиот. – Она такая же безрассудная и упрямая, как ее отец.
– Если вы так уверены, что в недрах участка нет ничего ценного, то почему вы снова здесь?
– Потому что я нужен Камелии, сознает она это или нет. Я единственный, кто может помочь ей смириться с фактом, что здесь больше нечего искать. Она должна понять это раньше, чем полностью истратит то немногое, что оставил ей отец, и разорится.
– И что, по вашему мнению, она станет делать, когда вы поможете ей осознать это?
– Она найдет себе занятие, – уверил его Эллиот. – В Лондоне множество женских комитетов, которые собирают средства для благотворительных целей, музеев, поощрения искусств. У женщины с умом и решительностью Камелии не будет проблем с тем, чем занять время.
– Но она не любит Лондон, Уикем. Вы должны это понимать.
– Она просто не знает Лондон, – возразил Эллиот. – Она приехала туда исключительно затем, чтобы найти насос и собрать средства на продолжение раскопок, а не с мыслью завести друзей и насладиться городом. Когда мы с ней поженимся, он ей понравится. А если она сочтет город слишком утомительным, то сможет поселиться в моем поместье.
– Я вижу, что вы все продумали.
– Да. – Эллиот пристально посмотрел на Саймона. – Продумал.
Он стряхнул пылинку с безупречного сюртука и приподнял шляпу:
– Не буду мешать, Кент. Чем скорее вы наладите насос, тем скорее мы убедим Камелию, что здесь ничего нет. Тогда мы все прекратим тратить время попусту и отправимся домой.
Саймон посмотрел ему вслед, потом взял гаечный ключ и принялся за работу. «Уикем совершенно не понимает Камелию», – подумал он.
«Я не могу оставить Африку», – сказала Камелия накануне ночью. И когда Саймон смотрел в ее полные боли глаза, он с чрезвычайной ясностью понял, что она говорит правду. Камелия, возможно, ошибается относительно Могилы королей, но не могила держит ее здесь. Каким-то непостижимым образом жар и дикая красота Африки вошли в ее кровь. Они давали ей энергию, жизнь, цель. И в глубине души она прекрасно понимала, что больше нигде не будет счастлива.
Эллиот болван, если этого не видит.
Но он, Саймон, еще больший дурак, потому что отдал душу женщине, которая никогда не предпочтет его земле, которую любит больше всего на свете.
Часть четвертая
КАЖДОЕ НАШЕПТАННОЕ СЛОВО
Глава 13
Камелия сидела на земле, изучая огромный камень, стоявший у границы участка.
Это был внушительный камень, больше шести футов в высоту и двенадцати – в самом широком месте. Ветра и дожди, бушующие над Пумулани, за тысячелетия отполировали его грани, краски выбитых на нем рисунков поблекли. Рисунки не слишком отличались от многочисленных примеров африканского наскального искусства, которые ее отец обнаружил и описал за эти годы.
Но, наткнувшись на этот необычный камень, лорд Стамфорд пришел к убеждению, что он хранит тайну местоположения Могилы королей.
– У меня больше нет орехов, – твердо сказала Камелия Оскару, когда обезьянка запустила лапку в карман ее мятого льняного жакета. – Ты их все съел.
Оскар обвиняюще указал на Харриет и Руперта.
– Харриет ест мало, я съела только пять штук, – сказала Камелия, внимательно изучая в альбоме отца копии рисунков на камне. – А Руперт не любит орехи. Значит, все остальные съел ты, Оскар. Тебе повезет, если у тебя живот не разболится.
Подпрыгнув, Оскар принялся бегать по кругу, демонстрируя, что прекрасно себя чувствует.
– Ну хорошо. Но если не хочешь, чтобы Зареб отнес тебя в свою палатку, развел вокруг нее костры и стал лечить одним из своих противных лекарств, то больше тебе есть не стоит.
– Мои лекарства не противные, – возразил подошедший Зареб.
Подбежав к Камелии, Оскар вскочил к ней на плечо, ища защиты от необходимости пить что-нибудь из эликсиров Зареба.
– Как продвигается дело с насосом? – спросила Камелия, оторвавшись от альбома.
– Так же, как на прошлой неделе. Он работает несколько минут, иногда достаточно долго, чтобы откачать несколько ведер воды. Потом что-то происходит, и он перестает работать.
– Саймон знает причину?
– Он не уверен. Вода очень грязная, и, чтобы откачать ее, требуется большая мощность насоса. И хотя Саймон верит, что создал паровой двигатель большой мощности, его настораживает низкий огонь, потому что топливом служит навоз. Это влияет на образование пара, от которого зависит мощность насоса.
Камелия снова принялась изучать зарисовки отца, стараясь не выдать разочарования.
– Понятно.
Зареб уселся рядом с ней, расправляя одежды, пока они не растеклись вокруг него ярким пурпурно-сапфировым озерцом. Он молча смотрел на Камелию, на ее тревожно нахмурившиеся брови, решительный очерк подбородка. Она изменилась с тех пор, как они уехали в Лондон, с гордостью и болью подумал Зареб. В ней и раньше была печаль. Была пустота, чувство утраты после смерти отца, и трепет, свойственный любому, кто отправляется далеко от любимого дома. Но Зареб видел, что боль Камелии теперь иная, не та, что при отъезде в Лондон.
– Он еще говорит с тобой, Тиша? – спокойно спросил Зареб.
Камелия удивленно подняла глаза от рисунков отца.
– Кто?
– Камень. Он открыл тебе свои тайны?
Камелия с трудом рассмеялась.
– Если бы это произошло, я бы не сидела перед ним день за днем, как мой отец, пытаясь разгадать значение, фигур.
– Тогда давай начнем с фигур. Как ты думаешь, о чем они говорят?
Она внимательно посмотрела на камень.
– Рисунок напоминает обычную сцену охоты: стадо антилоп, окруженное воинами. Но звезды над ними указывают, что дело происходит ночью, значит, изображение имеет мифическую интерпретацию. Тут изображен лев, смотрящий на стадо, он может означать опасность для антилоп или воинов, или для тех и других. А может, это лев в опасности, его могут затоптать антилопы или застрелить охотники. – Камелия расстроенно покачала головой. – Мой отец был убежден, что этот камень – ключ к точному местоположению Могилы королей, но так и не смог расшифровать его. Порой я не могу отделаться от мысли, в правильном ли месте мы копаем?
– Это зависит от того, что ты ищешь.
– Ты знаешь, что я ищу, Зареб. Я хочу найти Могилу королей, на поиски которой мой отец потратил всю свою жизнь.
– Твой отец искал многое, Тиша. Могила королей всего лишь одна задача.
– Она была для него главной. Он многое отдал, чтобы найти ее.
Зареб, уставившись на камень, промолчал.
– Я тоскую по нему, – тихо сказала Камелия, перелистывая потрепанные страницы альбома отца. – Как бы мне хотелось, чтобы он подсказал мне, что делать.
– Твой отец никогда не говорил тебе, что ты должна делать, Тиша. Он просто любил тебя и давал свободу самой определить, что ты действительно хочешь.
– Я хотела быть археологом, как и он. Посвятить свою жизнь открытию тайн Африки.
– Некоторые тайны не предназначены для того, чтобы их раскрыли. Они откроются, если захотят, или так и останутся тайнами. Не ты это решаешь.
Камелия в замешательстве посмотрела на Зареба.
– Ты хочешь сказать, что мне не суждено найти Могилу королей?
– Могила королей или позволит найти себя, или нет. Ты можешь лишь решить, стоит ли посвятить себя этим поискам.
– Я отдам этому всю себя. Как это делал мой отец.
– У твоего отца было и другое. Поиск Могилы королей был всего лишь малой частью его жизни.
– За свою карьеру он сделал много открытий, но в археологическом мире их не считали существенными, поскольку они были сделаны в Африке.
– Я не говорю о его работе, Тиша. Я говорю о его жизни.
– Работа и была его жизнью.
Зареб покачал головой:
– Когда я познакомился с лордом Стамфордом, он разрывался между своей душой и работой. Аборигены назвали его Талиб, что означает «тот, кто ищет».
– В этом есть смысл, учитывая, что отец был археологом.
– Они понятия не имели, что такое археолог. И не могли понять, почему белый человек выкапывает то, что оставили жившие раньше. Они назвали его Талибом, потому что чувствовали, что он несчастлив. Они считали, что он приехал и Африку, чтобы найти то, что упустил.
– Он ничего не упустил, у него было все, кроме признания археологического мира.
– Ты смотришь на него своими глазами. И не можешь не видеть, как в тебе сияет его любовь к тебе. До твоего приезда сюда твой отец был совсем другим человеком. В нем была ужасная пустота. И даже его любовь к Африке не могла ослабить боль от этой пустоты.
– Но у него было все, – возразила Камелия. – Титул, работа, жена, ребенок…
– Жена и ребенок жили далеко за океаном.
– Думаю, он скучал по нас, – согласилась Камелия. – Но работа была очень важна для него. Она давала ему возможность реализовать себя.
– И все же он был готов бросить ее ради вас.
Камелия удивленно посмотрела на Зареба.
– Он никогда не говорил мне этого.
Зареб молча смотрел на камень. Она очень походила на своего отца, эта обожаемая девочка, которую много лет назад отдали под его защиту. Волевая. Умная. Решительная. Может быть, немного эгоистичная, как те, кому предназначено достигнуть больших целей, – она берегла свое время и душу. Но в ней поселилось горе, и его тень стала темнее за неделю, прошедшую с той ночи, когда она выбежала из палатки Саймона. Зареб чувствовал, что и белого изобретателя терзает мука.
Огонь бушевал между ними, и ни время, ни стены, которые они воздвигли, пытаясь отгородиться друг от друга, не сумели его погасить.
– Пока была жива твоя мать, – спокойно начал Зареб, – лорд Стамфорд знал, что за его работу вы расплачиваетесь ужасной ценой. Но пришло время, когда он захотел все изменить. Потом твоя мать умерла, и он привез тебя сюда, но не потому, что намеревался растить тебя в Африке, он хотел оставить раскопки и отправиться с тобой домой, в Англию.
Камелия нахмурилась:
– Если он собирался оставить раскопки, то почему привез меня сюда? Почему он не оставил меня в Англии ждать его возвращения?
– Ты была маленькой девочкой, Тиша, и только что потеряла мать. Ты была одинока и испугана. Твой отец понимал, что тебе нужно быть с ним. Кое-кто говорил, что тебя надо отправить в школу. У твоей матери была тетя, которая хотела забрать тебя и уверяла его сиятельство, что вырастит из тебя добродетельную молодую леди, а он тем временем сможет заниматься своей работой. Но твой отец на это не согласился. Он любил тебя и хотел сам о тебе заботиться, даже если придется отказаться от работы в Африке.
– Тогда почему он этого не сделал?
– Потому что, как только ты появилась здесь, он увидел, что Африка влечет тебя, Тиша. Точно так же, как и его.
– Это правда, – заметила Камелия. – Как только я оказалась здесь, то почувствовала, что я приехала домой.
– В этот момент и твой отец почувствовал себя здесь дома, потому что увидел, что ты здесь счастлива. Но не место дало ему ощущение дома, Тиша, а ты.
– Думаю, отчасти это связано со мной, – согласилась Камелия. – Но мой отец принадлежал этому месту. И не был бы счастлив, если бы ему пришлось вернуться в Англию.
– Его выбор – это быть с тобой, Тиша, и не важно, в каком месте. Ты была его домом.
– Почему ты говоришь мне это сейчас? – неуверенно посмотрела на Зареба Камелия.
– Что-то изменилось в тебе, Тиша. – Лицо Зареба было серьезным. – В тебе появилась печаль, которой раньше не было, и мне больно это видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31