Казалось, женская половина семьи, за исключением матушки, наотрез отказывалась выйти из детского возраста и не знала, чем себя занять. Эмили считала, что Джастин просто обязан выгнать сестер из дома вместе с их никчемными мужьями и заставить жить отдельно. Только в этом случае у них появятся свои семьи и, даст бог, дети.В кухне царил жуткий беспорядок, поварихи и горничные метались от печей к столикам; фартуки и передники в муке, щеки раскраснелись от духоты и жаркой работы, чепцы сбились набекрень, и из-под них торчат мокрые от пота волосы. Старшая повариха Грейси нависла над эмалированной кастрюлей и что-то помешивает, бормоча под нос, как старая ведьма из шекспировской пьесы. Беззубым ртом и крючковатым носом Грейси походила на один из персонажей «Макбета».Когда Эмили попыталась незаметно проскользнуть мимо ящика с углем, Грейси повела носом и крикнула:— Эй, Сэлли, посмотри, что с булочками. По-моему, уже подгорают.Завидев Эмили, Грейси одарила ее благосклонной улыбкой, обнажив розовые десны.— Эй, Сэлли, можешь не затруднять себя. Теперь понятно, откуда запах. У нас в гостях мисс Эмили с палеными волосами. От нее и пахнет. Как поживаете, дорогая? Хотели стянуть печенье с изюмом?— Нет, Грейси, не сегодня. Просто шла мимо и подумала: «Зайду-ка я в гости, погреюсь».Действительно, в огромном старом здании повсюду гуляли сквозняки, и было довольно холодно. А когда Эмили видела холодок в глазах Джастина, она и вовсе леденела.В другом конце кухни молодая повариха залилась вдруг слезами, и Грейси поспешила ей на помощь, а Эмили принялась бродить среди печей и заглядывать под крышки кастрюль. Потом оказалась у разделочного столика и замерла.— Мы их готовим в самый последний момент и подаем с пылу с жару, как любит герцогиня, — пояснила пробегавшая мимо кухарка с подносом горячих булочек.Эмили присела на корточки и положила подбородок на скрещенные руки, чтобы лучше рассмотреть живых омаров, шевеливших длиннющими усиками в стеклянной банке с водой. Передние клешни были перевязаны крепким шпагатом, и Эмили стало невыносимо жалко морских раков. Они казались пленниками, угодившими в западню, и чем-то напоминали одну знакомую девушку, у которой руки сплетены кружевами, а ноги опутаны кринолином.Склонив голову набок, Эмили задумалась: «Интересно, они тоже мечтают о морских просторах, как я? Вспоминают ли шум прибоя? Знаком ли им солоноватый вкус морского воздуха?»Как бы то ни было, омарам еще повезло. Им не снится по ночам темноволосый красавец в потертых брюках, превратившийся в холодного джентльмена, затянутого в строгий костюм. В памяти морских тварей не возникают картинки из прежней беззаботной жизни, когда можно было видеть смеющегося Джастина.Эмили опустила руку в банку и погладила омара, сама удивившись соленому привкусу слез на губах.— Ах вот ты где! — пронзительный голос Лили плеткой стегнул по спине. — Знаешь, я просматривала журнал мод и нашла там изумительную новую прическу. Она просто для тебя создана. Остается выяснить, не ссудит ли нам Грейси яичный белок, чтобы скрепить и уложить волосы.Эмили содрогнулась и уронила голову. Казалось, выпученные глаза омаров наблюдали за происходящим с большим сочувствием.— Никуда не пойду, у меня нет аппетита, — твердила Эмили, вцепившись в косяк дубовой двери.— Нет, пойдешь, обязательно пойдешь, — убеждала ее Лили, она оторвала руки девушки и протащила ее еще футов десять. — Неужели ты хочешь обидеть матушку? Она сказала, что ты должна там быть непременно. Матушка надеется, что, когда ты познакомишься с гостями, у тебя, возможно, появятся друзья среди твоих сверстниц.— Терпеть не могу девиц с птичьими гнездами на головах.— Не говори глупостей. Если ты имеешь в виду свою прическу, то можешь поверить мне на слово, что произведешь потрясающее впечатление.Эмили увидела свое отражение в окне и похолодела. После знакомства с утюгом непослушные кудри были зачесаны вверх и скреплены жуткой смесью яичного белка и крахмала, они стояли колом и напоминали жертвенный костер. Над головой в эту минуту оказался газовый светильник, и девушка поспешно отпрянула в сторону, опасаясь, что прическа может вспыхнуть в любую секунду.Эмили уперлась каблуками в ковер, но сила была на стороне Лили. На вид тщедушная и хрупкая, эта женщина обладала упорством и настойчивостью, которые полностью компенсировали ее физические недостатки.— Пожалуйста, не сопротивляйся, — уговаривала Лили. — Нам надо поспешить. Если опоздаем, матушка рассердится.Когда они вошли, в столовой воцарилась тишина. Лица гостей слились в одно, но чувствовалось, что все они уставились на прическу Эмили. Девушке отчаянно захотелось спрятаться под ковер, она выдернула руку, за которую крепко держала ее Лили, и осмотрелась.Во главе стола восседал Джастин, красивый и представительный в своем черном фраке. На фоне белоснежной сорочки и галстука отливала бронзой кожа, еще не утратившая новозеландского загара. Герцог бросил на вошедших быстрый взгляд, и Эмили поспешно отвела глаза, в которых без труда можно было прочитать голод, который не имел прямого отношения к аппетитному аромату, исходившему от блюд на столе.Тишину нарушил серебристый смех, воскресивший в памяти годы бедствий и одиночества. Эмили вздрогнула, вскинула голову и в первую секунду не поверила собственным глазам. По правую руку от Джастина сидела блондинка, в прошлом любимица мисс Винтерс и кость в горле Эмили, не кто иной, как Сесилия дю Пардю. Рядом с темноволосым мужчиной блондинка выглядела прекрасно, их можно было бы назвать отличной парой, прости созданными друг для друга. 22 «Скоро, очень скоро наступит день, когда твое сердце будет принадлежать не отцу, а совсем другому человеку…» Эмили проследовала к своему месту за столом под изучающими взглядами Гарви и Герберта, а Гарольд уткнулся носом в тарелку с супом, азартно работал ложкой и просто не заметил девушку. Усаживаясь на стул, Эмили стрельнула глазами в сторону Сесилии. В пене серого с серебром шелкового платья, усыпанного крохотными голубыми розочками, она выглядела холодной элегантной статуэткой из дрезденского фарфора. Высокий шиньон словно из белого мрамора слегка оттягивал назад точеную головку, лицо сердечком окаймляли светлые пряди.Поправив жесткие кружева на лифе, Эмили подумала: «Интересно, кто-нибудь заметит, если я возьму нож и отрежу эту дрянь к чертовой матери?» На фоне подчеркнутой элегантности и светских манер Сесилии ее бывшая соперница походила на девчонку-переростка, не знающую, куда девать руки за столом. При виде того, как Сесилия многозначительно пожимает тонкими холеными пальцами руку Джастина, Эмили непроизвольно сжала ручку ложки из слоновой кости.Спокойно. Это всего лишь очередное испытание, экзамен на зрелость или, что то же самое, — пытка огнем. На прошлой неделе не раз и не два приходилось проявлять выдержку, до крови кусать губы, чтобы не вылетело лишнее слово, и все ради того, чтобы сохранить облик настоящей леди. Если ужин пройдет нормально, без эксцессов, если удастся все вынести и не сорваться, Джастин будет вынужден признать, что имеет дело с женщиной, а не с девчонкой.— Очень рада, что ты смогла к нам присоединиться, — пролаяла герцогиня. — Хотела бы познакомить тебя с графиней Гермон и ее очаровательной дочерью…— Мы знакомы, — буркнула Эмили в тарелку.— Простите, не помню, чтобы нас представляли друг другу, — прощебетала графиня, крохотное существо, почти утонувшее в море шелка, и голос у нее был тонкий, птичий.— Маман, — заговорила Сесилия с французским прононсом — Мисс Скарборо — та самая бедняжка, о которой шла речь в салоне баронессы Гутвильд. На прошлой неделе, разве не помнишь? Несчастной пришлось долгие годы тяжко трудиться в пансионе мисс Винтерс.Джастин положил ложку и отодвинул тарелку. Даже Гарольд перестал хлебать суп и с интересом уставился на девицу, а та вошла в роль, глаза ее задорно заблестели.— Такая маленькая, а очень предприимчивая, усердная. Помнишь, как ты чистила мои сапожки и туфельки? И как старалась!Эмили вспомнила, как визжала Сесилия, обнаружив дохлую мышь в носке своей новой кожаной туфли.— Старалась на славу, ничего не скажешь, — усмехнулась в ответ Эмили.Сесилия зло посмотрела на нее, но быстро пришла в себя и одарила Джастина восторженным взглядом, от чего Эмили едва не стошнило.— Должна сказать, ваша светлость, что в свете только о вас и говорят. Во всех салонах Лондона только и слышишь, что о вашем великодушном поступке. Вы проявили редкое благородство, когда решили открыть свое сердце и дать приют в вашем доме несчастной сиротке. И как здорово, что это случилось именно в рождественские праздники, когда все горят желанием протянуть руку помощи обездоленным! Я слышала, что многие хотят создать благотворительное общество и назвать его в вашу честь, чтобы постоянно оказывать поддержку этим… — Сесилия хитро посмотрела на Эмили и закончила: — Оборванцам.Джастин встретился взглядом с Эмили, и в его глазах при неверном свете газовых светильников читалась грусть.— Это самое меньшее, что я мог сделать, — тихо сказал он.— Почему же? — возразила Эмили. — Мог бы сделать еще меньше, если б постарался. — И поднесла к губам бокал на высокой ножке.Эмили чуть не поперхнулась, когда горло залила густая сладкая жидкость. «Молоко, — догадалась девушка, — а на пунцовых губках Сесилии небось блестят капли вина». Она тщательно вытерла рот салфеткой, чтобы не образовались белые усы. «Выходит, Джастин велел налить мне молока, как младенцу». Эмили бережно поставила бокал на место, будто боялась разбить, и одарила Сесилию кротким взглядом кролика, застывшего перед разинутой пастью удава.— Мой опекун — само благородство и великодушие, — медленно сказала Эмили, перевела взгляд на Джастина и осведомилась: — Я правильно говорю, папочка?Джастин вздрогнул, глаза метали молнии.— А что вы думаете о зулусах, возомнивших о себе невесть что? — неожиданно вмешался Герберт в надежде направить беседу в иное, безопасное русло.— Замолчи, Герберт! — выступили дуэтом Миллисент и Эдит.Эмили поднесла ко рту ложку с супом, Джастин тотчас перевел взгляд на ее губы.— Его светлость предпочитают, чтобы я называла его папочкой, — объявила во всеуслышание Эмили.— В самом деле? — удивилась Сесилия, и ее улыбка несколько увяла.Эмили засунула ложку в рот, покрутила, медленно вынула и принялась облизывать ее с видом кошки, наслаждающейся любимым блюдом. Герберт в ужасе наблюдал за ее действиями, позабыв о злосчастных зулусах. Джастин схватил бокал и начал жадно пить большими глотками.— Их светлость обожают, когда я называю их папочкой, особенно по вечерам после ужина, — продолжала Эмили, понизив голос почти до шепота. Графиня-карлица, боясь пропустить хотя бы слово, подалась вперед, и кружевное ее жабо окунулось в суповую тарелку. — Перед тем как уложить меня спать, их светлость читают мне сказку на сон грядущий, а я усаживаюсь им на колени. Чтобы лучше слышать, конечно.Джастин поперхнулся, натужно закашлялся и забрызгал Гарольда вином; у Сесилии отвалилась челюсть; Эдит и Миллисент шумно выдохнули; Герберт зарделся, как школьник, пойманный учителем с поличным. Герцог закрыл лицо салфеткой, а Гарви тотчас вскочил и принялся дубасить его ладонью по спине.— Простите, я на минутку покину вас, — сказала Эмили, вставая из-за стола. По пути она прихватила столовый нож, впервые возблагодарив небо за пышные кружева у рукавов.Возвратившись, она обнаружила, что уже подали второе блюдо и жареные креветки исчезают с тарелок в полном молчании. Мокрое жабо графини выглядело жалким, а шелковый жилет Гарольда был покрыт винными пятнами. Джастин проводил глазами Эмили до стула, и в его взгляде горела едва сдерживаемая ярость.Как только Эмили села на место, Сесилия сочла своим долгом внести лепту в увядшую застольную беседу.— Знаете, ваша светлость, — обратилась она к Джастину, — меня нисколько не удивляет, что Эмили с такой легкостью втерлась к вам в доверие и завоевала вашу симпатию. У нее огромный опыт. — Сесилия сделала небольшую паузу, рассмеялась, будто вспомнила нечто забавное, но мелодичного перезвона колокольчиков не получилось, голос ее звучал натужно. — Нашу Эмили обожали все мальчишки-посыльные и каждый трубочист в округе. Она никогда никому ни в чем не отказывала и охотно со всеми делилась… собой.Джастин отшвырнул вилку и рявкнул:— Все, хватит! — Потом заговорил спокойно, почти равнодушно, но с явной угрозой: — Прошлое моей подопечной никого не касается, это моя забота. Я не позволю ее унижать и оскорблять за столом в ее собственном доме. Если у кого-то чешется язык, чешите его в другом месте.Эмили встретила его взгляд, и на душе у нее потеплело.— Маман! — призвала мать к оружию Сесилия. — Теперь вы сами видите, что мои подруги были абсолютно правы. Это зверь, а не человек. Чудовище! Не выйду за него замуж! Ни за что!— Покорнейше благодарю, вы облегчили мне душу, — съязвил в ответ Джастин. — Прошу вас, не выходите за меня замуж. Тем более что у меня, черт возьми, и в мыслях не было предлагать вам руку и сердце.Сесилия и ее маман встали из-за стола.— Графиня, постойте, — вмешалась герцогиня. — Прошу принять извинения за недостойное поведение моего сына. Уверяю вас, он совсем не хотел…Закончить мысль ей помешало появление крайне взволнованной Грейси, кухарка нервно теребила фартук, ее обычно красные щеки были покрыты мертвенной бледностью. Она приблизилась к хозяйке и стала что-то горячо шептать ей на ухо, герцогиня побелела, широко открыла глаза и в ужасе начала оглядываться, не отрывая глаз от пола. Ни слова не говоря, Эмили убрала ноги с ковра и спрятала их под себя.И тут Сесилия вдруг дико завизжала, да так громко, что с потолка вполне могла посыпаться штукатурка. Сидевшие за столом оторопели при виде того, как эта в высшей степени элегантная особа неожиданно вскакивает на стул, а оттуда на стол. Лишь когда она задрала юбки и принялась трясти ими, выяснилась причина столь необычного ее поведения. С края кружевных панталон свешивался живой омар, вконец запутавшийся клешнями в обилии разнообразных тканей.Эмили впилась зубами в сочную креветку, с интересом наблюдая за тем, как Сесилия исполняет дикий танец среди дребезжащих тарелок. Мужья кинулись шарить под юбками девицы в надежде помочь ей избавиться от существа, упрямо цеплявшегося за ее нижнее белье. Лили и Миллисент тоже вскочили на стулья, крепко обнявшись и отчаянно визжа, а Эдит и герцогиня пытались утешить зашедшуюся в истерике графиню. В столовую ворвалась целая толпа горничных и лакеев, они ползали на четвереньках по ковру и пытались поймать омаров, разбежавшихся по всей комнате.В конце концов удача выпала на долю Джастина. Он изловчился, отцепил омара от панталон Сесилии и перебросил его Грейси, а та поймала усатую тварь в подол и помчалась на кухню. Когда были пойманы и водворены в стеклянную банку с водой все беглецы, гости и хозяева немного успокоились, а Сесилия упала в объятия матери, безутешно рыдая. Когда дочь пришла в себя, вытерла слезы и смогла самостоятельно сидеть на стуле, графиня встала, гордо выпрямилась во весь свой рост в четыре фута и восемь дюймов и провозгласила:— Должна сказать, что никогда в жизни мне не доводилось присутствовать на столь непотребном спектакле. Возмутительно и оскорбительно! — Ее голос дрожал, и в праведном гневе сверкали глаза.Эмили положила в рот креветку и поделилась своим мнением:— Целиком и полностью разделяю ваше возмущение. Эти голубые бантики на панталонах Сесилии, черт бы их побрал, меня тоже довели буквально до истерики.Завидев обращенные на нее взоры всех присутствующих, девушка перестала жевать и решила, что наступил благоприятный момент для прощания. Она встала и направилась к двери, прихватив со стола блюдо с креветками. Внезапно Эмили почувствовала, что страшно проголодалась.— Эмили! — прозвучал за спиной бархатный голос тоном, не терпящим возражений.Девушка на миг замешкалась, сбилась с шага, но от своих намерений не отказалась и продолжала идти к двери, на ходу считая в уме: «Раз, два, три…»— Эмили Клэр Скарборо! — загремел Джастин.Звякнула серебряная посуда, тонкими колокольчиками отозвались хрустальные подвески на люстре. Все затаили дыхание.— Да, сэр? — послушно развернулась на каблуках Эмили в сторону хозяина дома и скромно потупила глаза.Лицо Джастина побагровело от прилива крови, глаза метали громы и молнии.— Ты, юная преступница… — с трудом выдавил он из себя, грозя указующим перстом, медленно перевел взгляд на Сесилию, вновь посмотрел на Эмили, рука его дрогнула, из груди вырвался всхлип, другой, герцог хрюкнул, откинул голову и громко расхохотался.На него смотрели как на умалишенного, из-за двери торчали белые чепцы горничных, с любопытством наблюдавших необычную сцену;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49