У края воды в песок зарылся ножками раскладной столик, покрытый белоснежной скатертью и уставленный сверкающей на солнце посудой из тонкого фарфора, а вокруг черными воронами расположились трое мужчин. Посреди стола гордо возвышался любимый заварочный чайник Пенфелда, из перевернутого носика которого шел легкий пар. Эта сцена настолько не вписывалась в девственно чистый пейзаж, что Эмили громко рассмеялась бы, если бы удалось проглотить застрявший в горле комок.При виде своего господина и сопровождающей его девушки слуга вскочил и смущенно зарделся, как если бы его застали в неподходящий момент с приспущенными штанами в публичном доме. Вслед за Пенфелдом неспешно поднялся толстяк в шелковом цилиндре, а его компаньон остался сидеть, не желая, видимо, отрываться от завтрака.— Доброе утро, — поздоровался сидевший за столом, что-то поддевая серебряной вилкой. — Копченой рыбы не желаете?— Нет, спасибо, — ответил Джастин. — Чем могу служить, джентльмены?— Мы очень рассчитываем на вашу помощь, — пробасил толстяк и представился: — Тадеус Гудстокинг к вашим услугам.С явной неохотой Джастин выпустил ладонь Эмили и обменялся рукопожатием с толстяком, который долго и прочувственно жал его руку. Эмили подметила, что Джастин не назвался и явно не был рад видеть гостей. Плотно сжав губы, он недобро посматривал на пришельцев.— А меня зовут Бентли Чалмерс, — представился сидевший за столом, промокнув салфеткой нафабренные усы. — Ваш слуга был столь любезен, что предложил нам чашку чаю к завтраку.Пенфелд украдкой сделал пару шагов в сторону своего господина, словно спешил поскорее выйти из вражеского лагеря. Впрочем, осудить его было бы трудно, понятно, что он сдался, привлеченный сиянием фарфора и запахом копченой рыбы, а также заманчивой перспективой узнать последние лондонские сплетни.Незнакомцам было явно душно и жарко в жилетах из плотной ткани. Худой по крайней мере догадался снять сюртук из толстого сукна и повесить его на спинку стула, а на господина Гудстокинга было просто жалко смотреть. Густые бакенбарды намокли от стекавшего со лба пота, а жесткий крахмальный воротничок больно врезался в тяжелый подбородок.— Простите за невольное вторжение, — сказал толстяк. — Нам крайне неловко отрывать вас от прелестей здешней природы. — Его свиные глазки вспыхнули огнем при виде Эмили, и жалость к нему улетучилась.Только сейчас девушка поняла, как ужасно выглядит в глазах посторонних. Спутанные волосы, босые, перепачканные в песке ноги, едва одета, загорела дочерна да еще эти несносные веснушки! Истинный английский джентльмен может принять ее за шлюху. Вначале появилось желание спрятаться за спину Джастина, но Эмили сразу передумала. Ей не раз прежде доводилось выслушивать колкие замечания и нелепые упреки от людей, облаченных в строгие черные костюмы.Немой обмен взглядами не прошел мимо внимания Джастина, он выступил вперед, заслонив собой Эмили, и заговорил ледяным тоном, с чувством собственного достоинства, цедя сквозь зубы:— Не думаю, что вы проделали долгий путь из Англии лишь ради чашки хорошего чая.Гудстокинг трусливо отступил под холодным взглядом Джастина, и на выручку поспешил его спутник. Чалмерс встал из-за стола и взял в руки кожаную сумочку, лежавшую рядом с тарелкой. Он игнорировал Эмили, как если бы ее вообще здесь не было, чем вызвал у девушки еще большую обиду, чем откровенно пялившийся на нее потный толстяк.— Абсолютно верно, — подтвердил Чалмерс. — Разумеется, мы прибыли сюда не ради чашки чаю. Мы находимся здесь по поручению герцогини Уинтропской и ищем человека, который называет себя Джастином Коннором.Джастин ответил не сразу, и Эмили ощутила, как гулко забилось ее сердце и зашумело в ушах.— Человек, которого вы ищете, перед вами, — сказал Джастин с подчеркнутым акцентом уроженца Новой Зеландии.Гудстокинг пробежал глазами от потертых брюк с дырами на коленях до босых ног Джастина, прокашлялся и обменялся долгим взглядом со своим спутником. Тот снял цилиндр и, склонившись в почтительном поклоне, вручил Джастину кожаную сумочку со словами:— Прошу, ваша светлость.Пенфелд всплеснул руками, а Эмили, сама того не сознавая, сделала шаг назад. Джастин молча разглядывал сумочку. Все стало ясно без лишних слов. Не зря Чалмерс величал его «вашей светлостью». Значит, отец умер и блудный сын отныне носит титул герцога Уинтропского.Джастин провел ладонью по тисненой коже. Приличествовало бы выказать горе, но в душе была пустота. С Дэвидом Скарборо они пробыли вместе всего шесть месяцев, но его можно назвать отцом с большим основанием, чем отца родного. Остается сожалеть лишь о том, что все эти годы отец и сын жили врозь, отказывались понять друг друга и что зря теряли время, проведенное вместе, под одной крышей.— Вы найдете внутри письмо от матери, — сказал Чалмерс, махнув рукой в сторону сумочки. — Она просит вас как можно скорее вернуться в Лондон и вступить в права наследства. Ваша мать нуждается в поддержке.Последние слова затянули петлю на шее Джастина, и на какой-то миг стало трудно дышать. Теперь он владеет грязным пароходом, стоящим неподалеку на якоре, целым флотом парусных судов и других пароходов, бороздящих моря по всему миру от пролива Ла-Манш до Берингова пролива.«Нет, — думал Джастин, — голыми руками меня теперь не возьмешь. Времена изменились, уже нет ни беспомощного ребенка, ни молодого бунтовщика, с мнением которого никто не хотел считаться. Теперь я сам себе хозяин, и все вокруг обязаны повиноваться. Никто не посмеет помешать, если мне вздумается вернуться в Новую Зеландию и управлять своей империей из жилища на солнечных берегах Северного острова. Выполнять скучные деловые операции можно поручить наемным специалистам, а я стану распоряжаться состоянием и новой властью по своему разумению».Джастин хлопнул сумочкой по ладони, и на душе повеселело. Сейчас он держал в руке не смертный приговор, а счастливый лотерейный билет, открывавший широкие возможности. Теперь можно отдать долги своей семье, позаботиться о дочери Дэвида, но главное, ничто не могло омрачить будущую совместную жизнь с Эмили.Тем временем Чалмерс продолжал:— Найти вас было нелегко, и поиски наверняка заняли бы значительно больше времени, но, к счастью, нам повстречался детектив, которого наняла мисс Амелия Винтерс, и он подсказал ваш адрес.Джастин его не слушал. Мыслями он был далеко, в Лондоне, перед ним сидела дочь Дэвида Скарборо, и следовало найти нужные слова, чтобы рассказать девочке, как погиб ее отец. Задача не из простых, но рядом Эмили, и решение найдется. Сразу возникло желание поделиться своими планами с любимой. Джастин повернулся и обнаружил, что Эмили исчезла. 14 «Твоя мама неоднократно повторяла: „Нельзя купить счастье“, и я это навсегда запомнил…» Эмили положила сверху на стопку книг тетрадь в голубом переплете и обвязала все вместе полоской из кожи. Девушка не задумывалась над тем, что нужно делать, а просто делала свое дело: подбирала нужные вещи, аккуратно складывала их и упаковывала. Нужно было занять руки, чтобы успокоить душу и сердце. Эмили туго свернула две постели и принялась упаковывать остатки чайного сервиза, которым так дорожил Пенфелд, заворачивая каждый предмет в кусок мягкой фланели. И так постепенно добралась до коробки, в которой покоились часы отца. Рука дрогнула. Стоп! Это подождет. Теперь уже нет надобности отправлять посылку мисс Винтерс. Джастин вскоре поймет, что все золото в мире не способно помочь ему купить Клэр Скарборо.Девушка прошлепала босыми ногами к столу и достала из ящика записи музыкальных творений Джастина. Вместе с ними показался документ, ранее попадавшийся ей на глаза, но тогда отброшенный в сторону. Эмили утратила всякий интерес к официальным бумагам и таинственным картам. Золотой прииск ушел в небытие, как и мечты отца.На дне потайного ящика лежала связка писем, адресованных Клэр. Они так и не были отправлены, но Джастин почему-то хранил их. Автору скорее всего письма больше не понадобятся, зато ей останется память о нем, так что упаковывать их с другими вещами не надо.От двери пролегла тень Джастина, и Эмили поспешно сунула письма за пояс юбки. Не поворачивая головы, холодно сказала:— Боюсь, ты не сможешь забрать все книги, иначе под их тяжестью затонет шлюпка, а то и возникнет угроза для парохода.— Ничего не понимаю. Чем ты здесь занимаешься? — удивился Джастин.— Пакую вещи, — небрежно бросила Эмили, укладывая сахарницу в плетеную корзину, и сразу же взялась за скатерть. Она боялась остановиться и взглянуть на Джастина.Цокот когтей по земляному полу выдал присутствие Пышки. Гаттерия воспользовалась открытой дверью, чтобы проникнуть без приглашения в комнату. Эмили взяла в руки чашку.— Ящерицу, думаю, лучше оставить здесь, — сказала она. — Сам посуди, как на тебя посмотрят, если ты выведешь Пышку на прогулку на поводке в Кенсингтон-Гарденс. На мой взгляд, лучше купить обычного английского бульдога.За спиной послышались шаги, Джастин приблизился почти вплотную — чашка выпала из рук Эмили, ударилась о край стола и разлетелась на мелкие кусочки.— Ты поедешь со мной, Эмили.— Нет, не поеду, — возразила она чуть ли не шепотом.— Это еще почему? — потребовал ответа Джастин, схватил девушку за руку и развернул лицом к себе.— Я не могу вернуться с тобой в Англию, — стояла на своем Эмили, низко опустив голову. Больше всего она боялась увидеть в его глазах отражение собственной боли.Наступила длительная пауза. Джастин лихорадочно обдумывал слова Эмили, и, казалось, в мертвой тишине можно было услышать шелест мыслей, проносившихся в его голове.— Если ты не в ладах с законом, — сказал он наконец, — я смогу тебе помочь. Теперь я стал достаточно влиятельным человеком, и при необходимости можно нанять лучших адвокатов.— В таком случае придется потратиться и на судей, — с вымученной улыбкой добавила Эмили.— О чем ты говоришь? Пытаешься копировать юмор висельника? — укорил ее Джастин.Эмили вскинула голову, посмотрела ему в глаза, постаралась сдержать дрожь в голосе и отчеканила:— Если ты твердо решил взять меня с собой, тебе придется связать меня и силой доставить на борт.Джастина подмывало именно так и поступить, но решиться он не мог. Перед глазами стояла не бледная девушка, застывшая в напряженном ожидании своей участи, а витал образ веселой и беззаботной Эмили, несущейся по берегу моря в сопровождении стайки детей; волосы развеваются на ветру, лицо, усыпанное веснушками, обращено к солнцу. Вслед за тем вставало чудное видение танцующей богини, глаза закрыты, колышется и извивается юбка, пляшут тени в свете факелов. При всем желании невозможно представить эту девушку замороженной в Лондоне, где под тяжестью серого небосвода, сдобренного сажей, никнут плечи и на смену свежему румянцу приходит мертвенная бледность.Острая боль пронзила сердце. Мысль о возможности расстаться с Эмили причиняла больше страданий, чем известие о смерти отца. Но приходилось признать ее правоту. «Ей нечего делать в Лондоне, они несовместимы, что в равной мере относится и ко мне. Место Эмили здесь, она будет по-прежнему купаться и загорать, обласканная сладкими песнями и любовью маори. Глядя на нее, можно подумать, что имеешь дело с крепким орешком, но на самом деле это дикий хрупкий цветок, и, если его пересадить на другую почву, он завянет и погибнет».Джастин принялся нервно мерить шагами комнату, время от времени почесывая в затылке, будто надеялся найти там решение. Если бы не дочь Дэвида, он бы наверняка остался, но не мог же он, отягощенный прошлым и необходимостью платить по старым долгам, позволить себе предложить Эмили руку и сердце!— Нет, нужно ехать, у меня нет выбора, — решился Джастин.— Знаю.«Почему она не плачет? Почему не бросается передо мной на колени и не молит остаться? Слишком гордая, и от этого можно сойти с ума. Да и я тоже хорош Доведи я вчера дело до конца, и мы теперь были бы неразрывно связаны. Какое счастье было бы вернуться и увидеть Эмили, барахтающуюся в волнах, и осознавать, что вскоре она подарит мне ребенка!»— Меня не будет скорее всего несколько месяцев, но во время моего отсутствия о тебе позаботится Пенфелд. Я оставляю его здесь.— Нет-нет, ни в коем случае. Пенфелд не переживет этого. Он никогда тебе не простит, если его лишить возможности пройтись по магазинам на Оксфорд-стрит. Если хочешь, скажи Трини, чтобы он время от времени ко мне заглядывал, но в принципе мне никого не надо, я сама о себе могу позаботиться.— И это я слышу от девушки, выпавшей за борт посреди Тасманова моря, — усмехнулся в ответ Джастин.— Развязался шнурок на ботинке, я побежала, случайно наступила… и вот…— Боже, ну что мне с тобой делать, Эм? — рассмеялся Джастин. — И каково мне будет без тебя? — грустно добавил он и попытался обнять девушку, но она отпрянула, и в глазах ее блеснули слезы.— Пожалуйста, не надо. Не выношу долгих прощаний.Не сказав больше ни слова, Эмили ринулась вон из хижины и скрылась в лесу, прежде чем удалось ее остановить. Джастин разглядывал аккуратно сложенные стопки книг и с тоской размышлял о том, как одним небрежным движением девчонка смогла разбить его сердце.На вершине холма маячила одинокая девичья фигура. Эмили смотрела в морскую даль, рассеянно поглаживая шероховатый деревянный крест на могиле отца. Лучи солнца пригрели лицо, и девушка закрыла глаза. Легкий ветер теребил волосы, нежно касаясь тонкими чуткими пальцами, а в голове звучала дивная мелодия, которую не дано услышать больше никому. Песня была удивительно красивой, но на душе становилось тяжко, и, когда Эмили открыла глаза, она почувствовала себя жалкой, никому не нужной, как высохший букет цветов у основания креста.Эмили поджидала Джастина, уверенная, что он обязательно придет до отъезда к могиле погибшего друга. Она ранее видела его внизу на берегу, где он прощался с туземцами, пожимал обожженные солнцем сильные руки, обнимал Трини, а напоследок посадил на плечо Дани и понесся в туче брызг вдоль пляжа.Пароход компании Уинтропа темнел жирной кляксой на бирюзовой глади моря. Джастин не издал ни звука, но Эмили знала, что он стоит за ее спиной.— Ненавижу пароходы, они всегда кого-то увозят, — сказала девушка, не оборачиваясь.— Они же и привозят, — возразил Джастин.Верно, хотел успокоить, подбодрить, но в теплом воздухе будто повеяло холодом, Эмили зябко передернула плечами, повернулась к Джастину и чуть не ахнула. До сих пор ей случалось видеть его только голым по пояс в потертых, затрапезных брюках с дырами на коленях, теперь же, в новом наряде, он казался куда более привлекательным. Без сюртука, в отлично сшитом жилете и белоснежной, хорошо выглаженной рубашке, свободно сидевшей на широких плечах, Джастин был неотразим. Эмили пожирала его глазами, даже во рту у нее пересохло от внезапно вспыхнувшего желания.По-видимому, именно так был одет преисполненный радужных надежд молодой искатель приключений, когда прибыл сюда, в Новую Зеландию, где рассчитывал найти свое счастье. С тех пор минул не один год и многое изменилось. Эмили не променяла бы ни единого волоска с его поседевших висков за возможность вернуть того, прежнего Джастина. От прошлого унаследована лишь стройная фигура, которой как нельзя лучше подходит этот элегантный наряд. На столь блистательном фоне Эмили стало мучительно стыдно за собственную более чем скромную одежду, она потупила глаза и принялась ковырять носком в песке.— Впервые вижу тебя обутым, — почти неслышно пролепетала девушка.— Признаться, они отчаянно жмут, — улыбнулся в ответ Джастин, грустно взглянув на ботинки, начищенные до зеркального блеска.Эмили хотела было рассмеяться, но, к ее ужасу, из горла вырвался сдавленный стон. Джастин притянул ее к своей груди, девушка обняла его и прижалась всем телом, как обиженное дитя в поисках защиты. Он держал ее крепко, словно и в мыслях не было расставаться, терся подбородком о ее щеку, целовал в нос и старательно слизывал соленые слезинки.— Обязательно приеду за тобой, клянусь, — глухо проговорил Джастин, зарывшись лицом в непокорные кудри.Под его руками подрагивали хрупкие плечи, по спине барабанили легкие кулачки, сжимаясь и разжимаясь, во всей позе девушки было столько отчаяния, что Джастину передалось ее горе, и он внезапно понял, что происходит. Эмили была без ума от горя, потому что не верила ни единому его слову.Значит, она не доверяет ему? Эта мысль больно его ранила.Пересилив себя, Джастин высвободился и достал из кармана небольшую коробочку.— Прости, у меня нет кольца, но я хочу подарить тебе это, — сказал он, дрогнувшей рукой сбросил крышку в песок и вынул сверкающую золотую цепь.С цепочки свисали золотые часы, бросавшие солнечные блики на заплаканное лицо Эмили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49