— Меня тоже, — согласился с ним Друэ.
Сразу после обеда мы спустились по улице Басс-Кур, перешли мост и в самом деле увидели во дворе гостиницы «Великий Монарх» шестерку лошадей — их с большим старанием обтирали соломой два конюха.
— Какие прекрасные лошади! — воскликнул Друэ. — Чьи они, друг мой?
— Моего хозяина, сударь, — дерзко ответил конюх.
— Разве имя твоего хозяина секрет? — спросил Друэ.
— Смотря для кого. Гийом нахмурился.
— Этот наглый негодяй заслуживает того, чтобы научить его, как лакей должен разговаривать с людьми, — сказал он.
— Уж не вы ли собираетесь меня учить? — усмехнулся конюх.
— Почему бы нет? — ответил Гийом, сделав шаг в его сторону.
Господин Жан Батист остановил его, схватив за руку.
— Дорогой Гийом, не сердись, — успокоил он друга, — может быть, этому славному человеку запретили отвечать, а он, как и господин де Гогела, приехал сюда охранять казну.
— Ага! — воскликнул конюх. — Значит, вы знакомы с господином де Гогела и знаете, почему мы здесь?
— Вы здесь для охраны денег, которые гусары должны забрать в Пон-де-Сом-Веле и передать драгунам, что ждут их в Сент-Мену.
— Тогда, сударь, раз вы из наших, у меня больше нет причин скрывать от вас, чьи это лошади, — сказал конюх, снимая картуз. — Они принадлежат господину графу де Шуазёлю.
— Ты понял, Гийом? — рассмеялся г-н Друэ. — Мы чуть было не поссорились с нашим другом!
— Если вы из наших друзей, сударь, то должны назвать себя… Я же сказал вам, чьи это лошади.
— Ты прав, у меня нет причин скрываться. Я Друэ, содержатель почты в Сент-Мену.
— В таком случае, как сами изволили заметить, вы, возможно, из наших. Тут на пороге кухни показался папаша Готье. Вероятно, г-н Друэ из-за боязни вызвать подозрения решил, что не стоит продолжать разговор с конюхом.
— Ну что, папаша Готье, — воскликнул он, — похоже, на вашей кухне вовсю идет готовка!
Действительно, все плиты пылали жаром.
— Как видите, господин Друэ. Но удивительно, что я не знаю, для кого готовлю.
— Как? Не знаете, для кого готовите?
— Нет. Четырнадцатого числа я получил от военного коменданта приказ к пяти часам приготовить обед, и с того дня мы готовим его, хотя обедать никто не приходит. Но, поскольку у меня есть письменный заказ на обед, меня не волнует, съедят мои обеды или нет, за них все равно кто-нибудь заплатит.
Друэ снова переглянулся с нами.
— Вероятно, еще несколько вельмож отправляются в эмиграцию, — заметил он.
— И увозят наши с вами денежки, — подхватил папаша Готье.
— В любом случае из их денежек вам кое-что перепадет. Все-таки шесть-восемь обедов… Сколько с персоны?
— Три экю в шесть ливров, без вина.
— На сколько персон?
— На восемь-десять. Точно не указано.
— Вам повезло, папаша Готье! — воскликнул Друэ.
И, рассмеявшись, он протянул ему руку. Пройдя через кухню, мы вышли на улицу.
— Друзья мои, — обратился к нам Друэ, — должно произойти что-то необычайное, сомнений здесь нет. Я немедленно возвращаюсь в Сент-Мену. Гийом поедет со мной. Вы же будьте настороже и день и ночь; спите, но вполуха, слушайте и будьте готовы ко всему. Наверняка случится что-то необыкновенное.
Быстрым шагом мы вернулись в гостиницу «Золотая рука». Друэ заседлал своего коня, г-н Гийом взял лошадь старшего Леблана, и оба резвой рысью поскакали в Сент-Мену, строго наказав нам держать нос по ветру, а уши — на макушке.
XXV. ВЕЧЕР 21 ИЮНЯ 1791 ГОДА
Понятно, что легли мы поздно, проснулись рано, а спали всего несколько часов, все время прислушиваясь.
Говоря «мы», я подразумеваю под этим г-на Бийо и старшего Леблана, кого г-н Друэ посвятил в эту тайну.
В одиннадцать часов утра нам сообщили, что на дороге, ведущей из Стене, видели отряд гусар. Отложив свою работу, я немного рассказал метру Жербо и мадемуазель Софи о том, что произошло. Их уже охватило возбуждение, воцарившееся в городе или, вернее, разлитое в воздухе (так всегда бывает накануне великих событий).
Мадемуазель Софи была особенно сильно взволнована; когда я ей сказал о появлении гусаров, она заметно побледнела. Два дня назад г-да де Мальми и де Куртемон тоже приезжали в Варенн.
Я перешел мост и вышел на главную площадь в тот момент, когда с другой стороны на нее въехали гусары. Они на несколько минут задержались на площади, переговорив с конюхами, приехавшими накануне и пригнавшими смену лошадей; потом, получив приказ командиров, гусары разместились на постой в старинном монастыре кордельеров.
Гусарами командовал молодой офицер восемнадцати лет, высокий худой блондин. Он говорил по-французски с сильным немецким акцентом и звался г-н де Рёриг. Квартировал он не в гостинице, а в доме на площади у одного горожанина, поскольку имел к нему рекомендательное письмо.
За моей спиной уже толпились люди, пришедшие из верхнего города; стали подходить и группки жителей из нижнего города.
Около часа дня по той же дороге прискакали два молодых офицера и несколько минут о чем-то беседовали с де Рёригом. Один из них подъехал ко мне и спросил, не могу ли я сказать, где находится Нёвийи.
Я ему ответил, что Нёвийи лежит на полпути между Клермоном и Варенном, и показал, в каком это направлении.
— Не могли бы вы, сударь, объяснить мне, чем взволнован собравшийся на площади народ? — прибавил он.
— Тем, что уже два дня в окрестностях города происходит передвижение войск. Говорят, войска должны охранять карету с большой суммой казенных денег, и это беспокоит горожан.
Офицеры снова переглянулись.
— Можно ли добраться до Нёвийи, минуя город? — спросил другой офицер.
— Нельзя, — ответил я. — Дорогу пересекает канал длиной более чем в два льё, и, если даже предположить, что ваши кони перейдут его в брод, они все равно не выберутся по откосу на ту сторону.
Офицер, повернулся к своему спутнику и сказал:
— Что поделаешь? Значит, перекладным лошадям придется проезжать через город!
— Мы все равно успеем, — ответил другой. — Курьер должен опередить карету на два часа.
Оба офицера кивком поблагодарили меня и направились в гостиницу «Великий Монарх», где спешились во дворе, отдав поводья конюшим.
Было ясно, что те господа, кого ждут, въедут в город с противоположной стороны, по парижской дороге.
Оставаться в нижнем городе было бессмысленно.
Я поднялся в верхний город, перешел мост и вошел в дом метра Жербо, когда там собирались садиться за стол. Несмотря на удушливую жару, площадь Латри была заполнена народом.
Во время обеда метр Жербо терялся в догадках насчет того, что происходит. Софи же молчала, почти не поднимая глаз от тарелки и едва прикасаясь к еде.
Поскольку г-н Друэ запретил мне рассказывать о том, что мне было известно, я тоже хранил молчание.
Теперь, чтобы читатель как можно отчетливее представлял себе события, о которых я буду рассказывать и которым был свидетелем, да будет мне позволено описать место действия, где они развернутся.
Варенн, как мы уже знаем, делится на верхний город и нижний город; первый называют Замком.
Из Клермона в Варенн ведет прямая дорога, уклоняясь на протяжении более двух льё немного влево лишь при въезде в Нёвийи. Неожиданно, у первых домов — в городах они всегда напоминают выдвинутых вперед часовых, — дорога стремительно сворачивает направо и как бы бросается вниз, в город, по улице Монахинь.
Спуск этот заканчивается на площади Латри — площади странной, имеющей по иронии судьбы форму лезвия ножа гильотины.
Площадь была в те времена почти на две трети в ширину перегорожена церковью святого Жангульфа, апсида ее с правой стороны примыкала к площади (когда едешь из Парижа, приходится забирать вправо); фасад апсиды выходил на кладбище, тянувшееся в сторону улицы Часов, оставляя под открытым небом примерно тридцать метров свободного прохода.
Другой проход, позволявший пешеходам и даже каретам избегать кружного пути, был проделан в самой апсиде; правда, над ним высится полукруглая арка, не позволяющая проезжать слишком высоко нагруженным каретам. Если выезжаешь из-под этого свода, то шагах в десяти-двенадцати впереди оказывается улица Басс-Кур.
При входе на эту улицу справа была гостиница «Золотая рука». Чуть дальше, с левой стороны, стоял дом прокурора коммуны г-на Coca. Я уже писал, что дом этот от дома метра Жербо отделял только узенький проулок.
Улица Басс-Кур по крутому склону выводит на маленькую площадь, куда выходят также, образуя перекресток, Новая улица и улица Сен-Жак.
Речушка Эр, катящая свои прозрачные и совсем мелкие воды по каменному руслу, делит площадь ровно пополам.
Мостик (тогда он был уже, чем тот, что сооружен сегодня) связывал обе части города, то есть город верхний и город нижний. Перейдя мост и обогнув гостиницу
«Великий Монарх», можно было попасть на главную площадь.
Именно на ней задержались гусары, прежде чем отправиться на постой в старинный монастырь кордельеров, именно в гостинице «Великий Монарх» (вывеской ей служило изображение Людовика XVI), где на конюшне содержались подставные лошади, и остановились два офицера (как я позже узнал, их звали г-н де Буйесын и г-н де Режкур); в «Великом Монархе» целую неделю готовился обед для некоего странного путешественника, кого постоянно ждали, а он все не приезжал!
Зная это, читатель легче и яснее сможет представить себе первые сцены той драмы, что вскоре разыграется на его глазах.
Раздосадованный тем, что не происходит ничего нового, хотя весь день прошел в возбужденном ожидании, я в ту минуту, когда часы на церкви святого Жангульфа пробили десять вечера, вышел из дома метра Жербо. Я намеревался пройти по дороге на Нёвийи четверть или половину льё, потом, если ничего не увижу или не услышу, хотел вернуться спать и, спокойно, в постели, ждать событий.
Во многих домах окна еще были открыты и освещены, в том числе и в гостинице «Золотая рука».
На втором этаже несколько молодых горожан играли на бильярде; это были господа Кокийар, Жюстен, Жорж и Сусен. К ним присоединились двое приезжих, случайно оказавшихся в «Золотой руке»: г-н Тевенен из деревни Илет и г-н Делион из Монфокона.
Господин Тевенен заметил меня, узнал и окликнул, спросив, не хочу ли я поиграть с ними. Я поблагодарил, ответив, что иду по делу.
Я прошел под аркой и выбрался на площадь; здесь были освещены только два-три дома. Группы людей рассеялись: все разошлись по домам.
На улице Монахинь не мелькало ни огонька, кроме двух фонарей, что явно не могли осветить погруженную во тьму улицу. Темень, действительно, была непроглядная.
Я прошел всю улицу и остановился на верхней площадке, откуда мог окинуть взглядом весь город.
Верхний город, казалось, полностью уснул; в нижнем городе, особенно на главной площади, обнаруживалось какое-то движение. Вблизи гостиницы «Великий Монарх» можно было заметить мечущиеся взад и вперед факелы.
Я был поглощен этим зрелищем, когда мне почудилось, будто вдалеке слышится галоп лошади. Я лег на мостовую, приложив ухо к земле. Стук копыт — лошадь перешла с земляной дороги на мощенную камнем — стал более отчетливым. Я поднялся, уверенный, что приближается всадник. Более того, мне показалось, будто я слышу вдали шум движущейся кареты.
Неужели близится то обещанное накануне событие, что мы ждали целый день?
Я спрятался за угол стены и стал ждать. Стук копыт быстро приближался. Вскоре я различил на середине пустынной дороги верхового.
Подъехав к первым домам, всадник в нерешительности остановился.
Очевидно, он не знал, ехать ли ему дальше или стоять на месте. На миг у меня мелькнула мысль выйти из укрытия помочь всаднику сориентироваться, но, подумав, я решил, что тем самым ничего не узнаю. Поэтому я остался под двойным прикрытием ночной темноты и стены.
Всадник спешился и, ведя лошадь под уздцы, обошел подряд три-четыре дома; он стучал в двери или ставни, но ни один ставень, и ни одна дверь не отворились.
Наконец он громко забарабанил в четвертую дверь, и она распахнулась. Это был дом мелкого рантье по фамилии Журдан.
— В чем дело? Что за шум? — послышался голос.
— Простите, сударь, я действительно нахожусь в городе Варение?
— И вы подняли меня с постели, чтобы задать подобный вопрос? Благодарю покорно! Вы что, издеваетесь?
— Извините, сударь, я нездешний, и мне необходимо знать, в Варенн ли я приехал.
— Вы на месте, сударь, и если приехали сюда на ночлег, то отправляйтесь спать и позвольте мне сделать то же самое. Спокойной ночи!
— Прошу прощения, сударь, я не ищу ночлега, мне нужно ехать дальше, — продолжал курьер с вежливой настойчивостью, что обнаруживала благовоспитанного человека. — Я только опережаю карету: ее лошадей должны сменить в Варение.
— Так вот, сударь, я огорчен, что вынужден вам это сказать, но карета не сменит лошадей в Варение, ибо здесь нет почтовой станции.
— Я это знаю, сударь.
— Тогда почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потерпите немного, сударь, умоляю вас.
— Да иди же спать, Мартен, — послышался женский голос. — Ты что, не понимаешь? Это шутник, он тебя разыгрывает.
— Слышите, сударь, меня зовет жена, — сказал Журдан. И он хотел закрыть дверь; но незнакомец, схватив его за руку, не дал этого сделать.
— Довольно, сударь! — вскричал рантье. — Что все это значит? Вы хотите применить силу?
— Да нет же, сударь, успокойтесь. Я лишь хочу задать вам один вопрос.
— Вы уже задали их мне добрый десяток.
— Теперь мне известно, что я нахожусь в Варение, спасибо вам. Я знаю, вернее, знал, что в Варение нет почтовой станции. Благодарю вас, что сначала вы соблаговолили согласиться ответить на вопрос, который я вам задал, а затем дать ответ на вопрос, которого я вам не задавал.
— Как? Разве вы не сказали мне, что обогнали карету и что лошадей ее должны менять в Варение?
— Конечно, сказал, однако вы не дали мне договорить. Смена лошадей должна ждать эту карету между первыми домами города и Нёвийи. Поэтому я и хотел спросить, видели ли вы сменных лошадей?
— Тогда другое дело. С этого и следовало бы начать.
— Вы их видели?
— Кого?
— Лошадей.
— Нет, сударь, не видел.
— Но, значит, вы сами должны были бы сразу же сказать мне об этом! — с раздражением вскричал незнакомец.
— Как я мог вам сразу это сказать, если вы меня лишь сейчас об этом спрашиваете?
— Да гони ты его, Мартен, — снова раздался тот же женский голос. — Сам видишь, это розыгрыш.
— Слышите, сударь, — более громким голосом сказал рантье, — жена говорит, что вы меня разыгрываете.
— Увы, сударь, нет, это не шутка. Благодарю, вы можете закрыть дверь и отправиться к супруге.
— Ну и ну! Вы что, делаете мне одолжение? И на том спасибо!
И рассерженный Журдан захлопнул дверь.
— Как быть? — пробормотал незнакомец. — Придется ждать.
Ожиданию не суждено было длиться долго. Во время разговора — оба собеседника явно остались им недовольны — карета значительно приблизилась; можно было расслышать не только скрип колес, но и звон колокольчиков почтовых лошадей.
Курьер ждал, стоя посредине дороги.
XXVI. НОЧЬ НА 21 ИЮНЯ 1791 ГОДА
Не прошло и пяти минут, как я стал различать какую-то темную массу, а впереди нее — искры, что высекали из булыжников подковы нескольких лошадей.
По мере ее приближения можно было разглядеть, что она состоит из двух экипажей. Первый был обыкновенный кабриолет; второй — громадная дорожная карета.
Заметив, что дорогу, держа в поводу коня, преграждает пешеход, форейтор первого экипажа, запряженного тройкой лошадей, крикнул «Берегись!» и щелкнул кнутом.
Но незнакомец поднял руку и властным голосом крикнул:
— Стойте! Мне надо поговорить с пассажирами второго экипажа.
— О Боже мой! — послышался из кабриолета женский голос. — Господин де Валори, что-нибудь случилось?
— Нет, мадам, простая задержка.
Потом, подойдя ко второму экипажу, он сказал:
— Простите, мы прибыли в Варенн, но смены лошадей здесь нет.
— Как? Неужели лошадей нет? — спросил тот же женский голос.
— Нет, мадам, и, признаться вам, меня это очень тревожит.
— Да проснитесь же вы, сударь! — с явным раздражением воскликнула женщина. — Разве вы не слышите, о чем говорит господин де Валори?
— А? О чем же он говорит? — послышался мужской голос.
— О том, что мы приехали в Варенн, но смены лошадей здесь нет.
— Пусть он все узнает.
— Четверть часа я лишь этим и занимаюсь. Четверть часа я напрасно стучусь в двери, зову, спрашиваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48