Отобедав, они решили прогуляться до конторы Ремингтона пешком. Ничто не сулило им встречи с репортерами, вокруг все было спокойно, и Антония совершенно расслабилась. Неприятности, как вскоре выяснилось, ожидали их уже за углом конторы. Едва лишь они свернули за него, как заметили впереди, напротив южного входа, толпу.
Прикрыв ладонью глаза от яркого послеполуденного солнца, Антония стала разглядывать это странное сборище. Мужчин в клетчатых пиджаках и огромных шляпах она не заметила, но ее смущало, что собрались в основном женщины. Над толпой пронзительно звенел голос оратора:
– Мы не допустим, чтобы из нас, свободных женщин, делали рабынь! Мы строго спросим со всех эксплуататоров за все унижения, которым они подвергли наш слабый пол. Заставим их ответить за все злодеяния в отношении безответных бедных девушек и вдов!
– Вот он, один из этих гнусных извергов! – закричала одна из суфражисток, заметившая Ремингтона и узнавшая его.
Толпа моментально наэлектризовалась. Послышались истерические возгласы:
– Хватайте его! С ним какая-то женщина, его очередная беззащитная жертва! Мы должны ее спасти!
– Так это же многострадальная миссис Пакстон! Толпа сорвалась с места и побежала к ним навстречу. И не успела Антония вцепиться в локоть Ремингтона и прижаться к нему, как их уже окружили разгневанные дамы. Потрясая в воздухе кулаками, они вопили:
– Попался, негодяй! Теперь уж тебе от нас не скрыться, мерзкий извращенец и совратитель!
Одна возмущенная особа в черном одеянии ткнула в нос графу кулачком. Он отшатнулся и попытался было вместе со своей дрожащей от ужаса спутницей прорваться сквозь ревущую толпу. Но не тут-то было, женщины сплотили ряды и не выпускали их.
– Вот мы наконец-то и увидели твое подлинное лицо! – орала, брызжа слюной и багровея от злости, толстуха. – Рядился в тогу сторонника феминизма, лицемер! Прикидывался подвижником эмансипации! Строил из себя защитничка женских прав! Ее поддержала другая женщина, высокая, худая, с желтым болезненным лицом. Она закричала, рискуя сорвать голос:
– Нам все о тебе известно, презренный гнусный плут и обманщик! Заманиваешь в свои сети доверчивых простушек и подвергаешь их безжалостной эксплуатации! Мало того, ты еще и принуждаешь их удовлетворять твои низменные мужские потребности, развратник!
– Торговец живым товаром! Мошенник! – загудела толпа. – Жестокий самец! Похотливый хищник!
Лицо Ремингтона исказилось от обиды, словно его закидали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Подбородок затрясся, нос и щеки стали багровыми, а в потемневших глазах светился праведный гнев. Он явно был не готов дать достойную отповедь столь неожиданным и яростным обвинениям. Ему было дьявольски обидно, что те, кого он всегда защищал, обошлись с ним так жестоко и несправедливо. Разве он не выступал в парламенте с пламенными речами в поддержку суфражисток? Разве не опубликовывал статьи в защиту женских прав? А не он ли открыл при своей фирме курсы для девушек, желающих получить новые знания и профессиональные навыки, которые помогут им сделать карьеру? Да как им вообще могло прийти в голову, что он…
– Крепись, сестра! – обратилась одна из возмущенных дамочек к Антонии. – Мы не дадим тебя в обиду, присоединяйся к нам! Стряхни с себя узы мужского гнета! Не позволяй ему унижать тебя. Скажи во всеуслышание все, что ты думаешь о нем!
Антония не сразу сообразила, что ее просят бросить камень в ее мнимого обидчика, совратителя и эксплуататора. Поняв же это, она смекнула также, что женщины введены в заблуждение лживыми газетами. И тогда она заговорила.
– Прекратите это безобразие! – воскликнула она, заслонив собой затравленного графа. – Оставьте его в покое!
Да как вы посмели напасть на благородного лорда, словно шайка хулиганов и разбойников!
Толпа замерла, пораженная ее неожиданным заступничеством. Однако одна из неуемных стерв крикнула:
– Он же насилует женщин белым днем прямо на улицах! Его за это кастрировать мало, надо перепачкать его дегтем, вывалять в перьях, повесить и четвертовать!
– Ложь! – трепеща от негодования, воскликнула Антония. – Руки прочь от честного аристократа! Мне ли не знать, как все обстояло в действительности? Ведь это я оказалась в роли его невинной жертвы, если верить лживым газетам, выдумывающим всякую чушь ради увеличения своего тиража и барыша.
Воспользовавшись замешательством толпы, она схватила изумленного Ремингтона под руку и увлекла его ко входу в здание. Вдогонку им полетело новое нелепое обвинение:
– Он принуждает женщин выполнять унизительную работу! Превращает их в своих рабынь и безмолвных наложниц, делает из них посмешище!
Антония обернулась и крикнула:
– Я работаю в его компании, потому что обязалась это сделать, заключая с ним пари. Меня никто не принуждал, я поступила так добровольно. Не суйте нос в чужие дела! А уж если вас интересует, как его сиятельство на самом деле относится к женщинам, рекомендую вам поговорить с его работницами. Они вам расскажут, что по вечерам посещают открытую для них графом общеобразовательную школу и специальные курсы.
– Не верьте ей! – закричала одна из наиболее агрессивно настроенных дам. – Она пала жертвой обмана. Бедняжка, мне ее искренне жаль.
Антония подавила желание вернуться и дать этой заступнице звонкую пощечину, глубоко вздохнула и воскликнула:
– Расходитесь лучше по домам! Тем же из вас, которые хотят узнать, как Ремингтон Карр обращается с женщинами, советую прийти к нему на прием в контору и поговорить с ним цивилизованно, как и подобает зрелым и рассудительным людям, не утратившим еще достоинство и гордость.
С этими словами Антония вздернула подбородок и вошла в дверь, предварительно подтолкнув в спину застывшего на пороге Ремингтона. Очутившись в вестибюле, она обогнала его и стала быстро подниматься по лестнице. На площадке третьего этажа выстроился кордон из дюжины клерков, решивших преградить путь разъяренным женщинам любой ценой. Узнав леди Пакстон, служащие расступились. Бесцеремонно схватив Ремингтона за руку, она потащила его за собой по коридору в кабинет, шипя на ходу:
– За всем этим стоит негодяй Руперт Фитч! Это он ввел в заблуждение доверчивых читателей. Одного только я не могу понять – почему разумные люди верят очевидной клевете?
Она остановилась, отпустила его руку и, обернувшись, негодующе воскликнула:
– А эти дамочки? Видели бы они сейчас себя в зеркале! Это же настоящие фурии! Да как они посмели так тебя оскорблять? Как у них язык повернулся обозвать тебя извергом, тираном и работорговцем!
Ремингтон захлопал глазами и широко улыбнулся. Антония прикусила язык, сообразив, что еще недавно сама точно так же обзывала его. Справившись с мгновенным замешательством, она добавила:
– Меня они, разумеется, тоже не слишком-то жалели, эти лицемерные скандалистки.
Румянец, появившийся на ее бледных щеках, стал распространяться на шею. Желая скрыть свое волнение, Антония повернулась и вошла в кабинет. И только там до нее дошло, что богатый аристократ, обладающий обширными связями и большими привилегиями, не нуждается в ее заступничестве, поскольку он совершенно неуязвим. И уж если кто-то из них двоих и нуждался в защите, так это она сама. В первую очередь от него, графа Ландона.
Антония разыскала Коллингвуда и приступила к занятиям. Но даже стуча пальцами по клавишам пишущей машинки, она вспоминала выражение лица Ремингтона в коридоре и тот урок, который он преподал ей утром, когда они печатали в четыре руки.
Покидая вечером контору в сопровождении графа, Антония старалась не смотреть ему в глаза. Демонстрантки давно уже разошлись по домам, об устроенном ими здесь беспорядке напоминали только брошенные у входа в здание плакаты. Ремингтон догадался, что она подавлена и смущена случившимся, и воздержался от излишнего проявления нежных чувств.
И лишь помогая ей сесть в экипаж, он все-таки не удержался и тихо промолвил, глядя ей в глаза:
– Доверься мне, дорогая! Вот увидишь, тебе не придется об этом жалеть.
Граф сунул ей в руку какой-то маленький гладкий круглый предмет, спрыгнул со ступеньки кеба на тротуар и захлопнул дверцу.
Антония разжала кулак и увидела на ладони обтянутую шелком пуговицу от своего платья – сувенир на память о ее былой страсти к нему. Она вздохнула, сжала кулак, зажмурилась и улыбнулась: какой же он, оказывается, наивный чудак! Ей не требуются никакие напоминания, она и так ничего не забыла… Как не остыла в ней и былая страсть.
Глава 17
Антония почувствовала необычную напряженность в атмосфере своего дома, едва лишь войдя в прихожую. Выражение лица Хоскинса, обычно подчеркнуто почтительное, хотя и не лишенное легкого скептицизма, сегодня было почти враждебным. Взяв у нее перчатки и шляпку, дворецкий кивнул на дверь гостиной и сквозь зубы произнес:
– Впору вывешивать у входа табличку: «Приют для сбежавших от мужей дам». Скоро здесь соберется столько одиноких женщин, что от тесноты они станут вываливаться из окон.
Он пробормотал еще что-то нечленораздельное и ушел, шаркая штиблетами по паркету.
Визгливые женские голоса, доносившиеся из-за дверей гостиной, утвердили хозяйку дома в подозрении, что к ней пожаловала новая беглянка. И действительно, войдя в просторный светлый зал, она увидела там еще одну из своих бывших протеже – Элизабет Одли, вышедшую за лорда Картера Вулворта. Усевшиеся на диване возле окна Поллианна, Элинор, Пруденс, Молли и еще три дамы, нашедшие здесь приют на минувшей неделе, внимательно слушали ее взволнованный рассказ.
– Вы только представьте! – глотая горькие слезы, сетовала Элизабет. – Она даже не позволяла мне высказать свое мнение относительно меню на неделю! Не разрешала менять обои и не допускала меня к прачке, приходившей к нам за грязным бельем. Однажды я застала ее в своей спальне, когда она рылась в моих вещах! Ей ничего не стоило скрыть от меня приглашение на вечеринку или бал, не принять моих друзей, прочитать вслух перед своим сыночком счета, присланные мне портным или закройщиком. Его любимая мамочка превратила мою жизнь в сплошной кошмар! И Картер ни разу не заступился за меня. Когда она начинала рычать, он просто поворачивался и уходил прочь. – Несчастная жертва бессердечной свекрови умолкла, охваченная новым приступом истерики.
Затаившаяся в дверях хозяйка дома была наконец-то замечена Элинор.
– Антония! У нас пополнение! Взгляни, кто к нам пришел!
Антония изобразила натянутую улыбку. Утром к ней нагрянула еще одна ее бывшая подопечная – хрупкая Дафна Элдерстон, супруга лорда Ричарда Серла, вместе со своим багажом. Ничего нового Антония от нее, разумеется, не услышала: все те же обычные жалобы на самодура мужа, устраивающего скандалы по любому поводу и обращающегося с женой как с вещью. Разумеется, обе беглянки были радушно приняты ею и обласканы.
Во время ужина за столом было немного тесновато, непривычно шумно и очень оживленно. Новенькие то истерически хохотали, то рыдали, старожилы приюта пытались их утешить. После ужина пожилые дамы остались в столовой, а те, что помоложе, поднялись в малую гостиную, чтобы обменяться впечатлениями о супружеском опыте, поплакаться друг у друга на груди и обсудить планы на будущее.
Раздумывая о печальном исходе своих благонамеренных начинаний, Антония пришла к выводу, что ни один из устроенных ею тринадцати браков не стал счастливым. Семейная жизнь превратилась для всех ее протеже в сущий ад. Мужья обращались с законными женами как с капризными девчонками либо служанками, не позволяли им и рта раскрыть лишний раз, унижали и всячески оскорбляли их, отказывали им даже в мелочах или вообще не замечали.
Покойный супруг Антонии сэр Джеффри на фоне этих сатрапов и самодуров выглядел сущим ангелом. Он всегда был добр к ней, щедр, благороден и честен. Правда, еще он был и на много лет ее старше. Быть может, именно это горьковатое воспоминание и заставило, Антонию обратить взор на свою постель, где однажды она металась и извивалась в объятиях Ремингтона. Любопытно, подумалось ей, будет ли он столь же пылок и страстен, став ее супругом? Не переменит ли своего отношения к ней уже после первой же брачной ночи? Не превратится ли в бездушного эгоиста и домашнего тирана?
Для подобных опасений у нее пока еще не имелось веских оснований. Со своими близкими друзьями и подчиненными Ремингтон был предупредителен, вежлив и щедр. Однако в большинстве своем близкие ему люди были мужчинами. С женщинами же граф порой был подчеркнуто холоден и надменен, особенно если они слишком многого требовали от него. Как он себя поведет в критической ситуации, от которой никто не гарантирован? Станет ли в трудный момент беспощадным диктатором или же утратит самоконтроль и будет действовать грубо и бесцеремонно? Не придется ли ей терпеть от него такое же хамство, какое он проявил в отношении Хиллари и Карлотты, содержанок отца, привыкших вести паразитирующий образ жизни и не желающих избавляться от дурных привычек? И главное, любит ли он детей? Впрочем, подумалось тотчас же ей, зачем забивать себе этим голову? День выдался трудным, поэтому лучше лечь, успокоиться и уснуть.
Она взяла со столика перчатки, вытряхнула из одной из них пуговицу на ладонь и, сжав пальцы в кулак, мысленно повторила сказанные ей в кебе Ремингтоном слова: «Доверься мне!» Как такое возможно после всего, что между ними произошло? И почему тем не менее ей так остро хочется ему поверить?
Обитательницы Пакстон-Хауса уже готовились лечь спать либо читали на сон грядущий, когда раздался громкий стук в парадную дверь. Дворецкий Хоскинс, уже дремавший в своей кровати, замешкался, и стук стал настолько громким, что переполошился весь дом. Перепуганные до смерти дамы в ночных рубахах или халатах сбегались в холл со всех сторон. Антония надела жакет и решительно пошла отпирать дверь.
Из своей каморки выскочил злой как черт Хоскинс и, размахивая канделябром, заковылял в прихожую, кляня незваного гостя. В ожидании леди Антонии он зажег свечи, поставил подсвечник на столик и, плюхнувшись в кресло, вытянул ноги в домашних шлепанцах. Спустившиеся с третьего этажа дамы застыли у лестницы, охваченные тревожными предчувствиями. Дождавшись хозяйки, дворецкий с кряхтеньем встал и наконец отпер входную дверь, сотрясавшуюся под мощными ударами.
В прихожую ввалились трое нетрезвых мужчин. Обескураженные светом свечей и взволнованным гомоном женских голосов, они утратили кураж и замерли в растерянности. Схватив подсвечник, Хоскинс воскликнул:
– Какого дьявола вы вламываетесь сюда ночью! Вот уж я сейчас вам задам, разбойники!
– Угомонитесь, Хоскинс – одернула его Антония, успевшая разглядеть в полумраке лица незваных гостей: это были хорошо ей знакомые господа Альберт Эверстон, Бэзил Трублуд и Бертран Ховард. Все трое едва держались на ногах и распространяли зловонные запахи перегара и несвежего белья.
– Где они? – с трудом ворочая языком, спросил Эверстон. – Где наши жены? Я хочу видеть свою законную супругу.
– Да! Мы знаем наверняка, что они скрываются здесь! – рыгнув, поддержал его Трублуд.
– Камилла, нам необходимо поговорить, покажись! – рявкнул Бертран Ховард, осмелев.
Требования распоясавшихся пьяных господ пробудили в груди хозяйки дома праведный гнев. Кулаки у нее сжались, лицо покраснело, глаза засверкали, как у разъяренного огнедышащего дракона. Она ринулась на бесцеремонных мужланов, готовая сполна отомстить им за все нанесенные ей оскорбления, и вскричала:
– Не смейте так нагло себя вести в этом доме! И не запугивайте моих домочадцев, я вам этого не позволю!
– Но мы только хотим забрать домой своих жен! – испуганно озираясь на приятелей, возразил Эверстон и на всякий случай попятился.
– Они должны жить вместе с мужьями, – промычал Трублуд. – Вы ведь сами их нам сосватали!
– Так верните же их нам немедленно! – взвизгнул Трублуд, отступая к двери.
– Вы утратили на них всякие права! – гневно выкрикнула Антония, вкладывая в каждое произнесенное слово кусочек своей души. – Ваши жены не желают общаться с вами! Не забывайте, что они свободные люди, а не бесправные рабыни. Вы не вправе распоряжаться их жизнями. Отныне лишь они сами станут хозяйками своих судеб. Они по горло сыты вашей жестокостью, спесью и капризностью. Теперь я искренне сожалею о том, что способствовала их браку с вами, джентльмены, и рада, что получила шанс исправить свою ошибку. Ступайте домой, господа, и считайте, что вам повезло. С этого дня вас уже не будут тяготить узы супружества. Хоскинс, выпроводите гостей за дверь!
– Я не потерплю такого обращения со мной! – завопил Бертран Ховард и попытался прошмыгнуть между дворецким и леди Пакстон к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47