До нее вдруг дошло, что те две дамы полусвета, которые побывали за столь короткое время в ее доме, очевидно, лишь крохотная часть огромного гарема этого завзятого гедониста, имеющего любовниц по всему Лондону! Сколько же еще сюрпризов он ей преподнесет? Не превратит ли он ее скромную обитель в дом свиданий? Боже, какой позор! Что подумают о ней ее знакомые?
Ремингтон ухватил ее за локоть и притянул к себе.
– Не смейте ко мне прикасаться! – взвизгнула она. – Не путайте меня со своими по… пассиями! – Антония чуть было не произнесла другое слово, но вовремя спохватилась. – И не давайте волю рукам! Я не привыкла к мужланскому обхождению…
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурившись, спроСИЛ ОН.
– А то, ваше сиятельство, что я не чета той падшей женщине, которую вы столь бесцеремонно вытолкали за дверь! К слову сказать, как вообще вы посмели применить грубую силу к этому бедному слабому созданию? Да отпустите же меня наконец, граф!
Ремингтон расхохотался, продолжая сжимать ее запястье цепкими пальцами.
– Бедному созданию? Вы, наверное, решили уморить меня смехом, леди Антония. Эта крошка побывала за свою богатую приключениями жизнь еще и не в таких переделках! Да ее перетискали все состоятельные мужчины Лондона. За исключением одного лишь меня, – перестав смеяться, серьезно добавил он и мрачно взглянул Антонии в глаза.
Она судорожно вздохнула, отказываясь верить, что размалеванная вульгарная толстуха, вымогавшая у графа деньги на оплату нескольких ящиков шампанского и модного нижнего белья, не побывала в его кровати. Да он ко всему прочему, оказывается, еще и бессовестный лгун!
– Избавьте меня от этих пошлых сплетен, сэр! – брезгливо поморщившись, произнесла она, чувствуя, что у нее гулко забилось сердце. – И немедленно отпустите мою руку!
Ремингтон порывисто прижал ее к себе и произнес, сверля пылающим взглядом:
– Вы не верите мне? Так вот, я клянусь, что она никогда не была моей любовницей!
– Ах вот как! Значит, вы содержите дам легкого поведения из человеколюбия и сострадания к падшим, сэр? Оказывается, вы альтруист! – язвительно воскликнула Антония.
– Нет, миледи! Я делаю это в силу обстоятельств, которых не могу избежать: я выполняю волю отца. Она была его содержанкой, и в своем завещании он оговорил, что я как его наследник обязан заботиться о ней.
По хмурому, серьезному лицу Ремингтона Антония поняла, что он говорит правду, и успокоилась.
– Лично я не стал бы содержать любовницу, леди Пак-стон, – добавил он, мрачно ухмыльнувшись. – Так же как и супругу.
Антония потупилась, расстроенная его суровым тоном. Впрочем, подумала тотчас же она, иного отношения к женщинам со стороны женоненавистника и нельзя ожидать! И тем не менее слова Ремингтона оставили в ее душе неприятный осадок.
– И раз уж зашел такой разговор, – помолчав, сказал граф, – я хочу сообщить вам, что и первая незваная гостья, Хиллари, тоже досталась мне в наследство от отца. Он обожал женское общество и, изображая благородного рыцаря, никогда не бросал фавориток и продолжал опекать их до самой своей кончины. Более того, он включил заботу о них особым пунктом в завещание. Вот так и получилось, что я унаследовал не только его титул, но и его содержанок. И они постоянно напоминают мне об этом.
Внезапно в голове Антонии промелькнула догадка: уж не в этом ли кроется главная причина лютой ненависти графа к особам противоположного пола? Не потому ли он так яростно отвергает брак, что его отец был чересчур великодушен к любовницам? И даже принудил его, своего законного сына, заботиться об этих стареющих кокотках…
– Они транжирят мои деньги, – с горечью посетовал он, угадав ход ее размышлений. – Кичатся своим положением и позорят мою фамилию. Обивают порог моей конторы, мучают своими необоснованными требованиями моих стряпчих. Капризные, избалованные, истеричные, эти увядающие куртизанки совершенно не приспособлены к нормальной, разумной жизни. Они то и дело ссорятся с прислугой, докторами, торговцами, клерками, плетут интриги, попадают в скверные истории. А расхлебывать их приходится мне. Боже, как я устал!
Прочитав неподдельное отчаяние в его потемневших глазах, Антония собралась с духом и спросила без обиняков:
– Так, значит, вы судите обо всех женщинах по двум этим заблудшим душам? Справедливо ли это, граф?
Уязвленный таким упреком, Ремингтон с горечью произнес:
– Ах, если бы падших женщин, которых я знал, было только две! Вы недооцениваете меня, Антония! Подобно своему любвеобильному отцу, я тоже имел интимные связи со многими дамами, в том числе и с замужними. Знакомство с ними, к сожалению, лишь укрепило меня в моем суждении о представительницах противоположного пола. Все женщины – дочери Евы!
– Иными словами, ненасытные пиявки, лишенные чувства собственного достоинства, воли, порядочности, инициативы и разума, – с толикой обиды в голосе добавила Антония. – Мы созданы, по-вашему, только для того, чтобы пить из мужчин кровь и всячески усложнять им жизнь. Верно? А не приходило ли вам, сэр, в голову, что не мешало бы получше присмотреться к мужчинам? Ведь они далеко не ангелы! Разве вам никогда не встречались образованные, умные, одаренные женщины, имеющие твердые жизненные принципы и убеждения? Обладающие разнообразными интересами и ведущие активный образ жизни?
Озадаченный такой постановкой вопроса, Ремингтон смущенно отвел взгляд. Антония же продолжала на него наступать.
– Да вы просто слепец! – вскричала она. – Неужели за все то время, пока вы находились в этом доме, вы ничего не поняли, ничему не научились? Если так, то мне вас искренне жаль… – В глазах ее сверкнули слезы, она прикусила губу.
Ремингтон понурился, и, не дождавшись от него ответа, леди Пакстон повернулась и направилась к выходу. В дверях она вдруг остановилась, обернулась, посмотрела на него с видимым сожалением и вышла из гостиной, гордо вздернув подбородок. .
Неловкость и растерянность, которые почувствовал Ремингтон после ее ухода, заставили его выбежать на залитую солнцем улицу, и он куда-то побрел, без перчаток, трости и головного убора, обуреваемый тяжкими сомнениями и удручающими мыслями. Ноги принесли его в Грин-парк, аллеи которого в этот час были полны играющими детьми, их нянями с колясками, гувернантками, степенными джентльменами и разодетыми дамами, неспешно прогуливающимися в тени вековых деревьев. Однако Ремингтона вся эта кутерьма совершенно не занимала, в его голове звучали гневные вопросы леди Пакстон, и он не находил на них ответов. Он так глубоко погрузился в размышления, что едва не наткнулся на Элинор Бут, загадочным образом очутившуюся у него на пути.
– Лорд Карр! Куда вы так спешите, сэр? – удивленно спросила она, когда он схватил ее руками за плечи.
– Простите, Элинор, я задумался, – пробормотал они, оглядевшись, с удивлением обнаружил, что рядом на скамейках сидят и другие знакомые ему вдовушки:
тетушка Гермиона, Мод, Молли, Поллианна, Пруденс и Виктория. Одеты почтенные дамы были весьма живописно, – очевидно, на прогулку у них было заведено надевать свои лучшие наряды. Кое-кто прихватил зонт от солнца, некоторые же надели широкополые шляпы. Все эти увядающие поздние розы смотрели на графа с искренней озабоченностью.
Ремингтон кашлянул и промолвил:
– Мне тоже захотелось прогуляться и погреться на солнышке.
– Понятно, – с улыбкой кивнула тетушка Гермиона. – Сегодня выдался славный денек! Не желаете ли составить нам компанию, граф? Мы тут обмениваемся мнениями о новых веяниях моды и наблюдаем за расфуфыренными светскими дамами, совершающими променад в парке. Любопытно, что их сопровождают вовсе не мужья. Ручаюсь, что случится грандиозный скандал.
Ремингтон изобразил на физиономии подобие улыбки, пробормотал извинения и поспешил ретироваться по тенистой боковой аллее в глубь парка. Ему срочно требовалось разобраться в своих новых ощущениях и понять причину смутного беспокойства. Быстрая ходьба и свежий воздух оказали благотворное воздействие на работу его мозга, и внезапно он отчетливо осознал, что в основе его душевного смятения лежит конфликт между всеми его любовно выпестованными предрассудками и нынешними дружественными отношениями с обитательницами дома леди Пакстон.
Эти симпатичные и забавные дамы ему явно понравились, им удалось подобрать волшебный ключик к его закрытому на замок очерствевшему сердцу. Как же это могло случиться? Почему он допустил это? Вернее, почему так долго оставался бесчувственным истуканом? Ремингтон едва не зарычал и не заскрежетал зубами от негодования. Ему стало ясно, что виной всех его заблуждений относительно женского пола является отсутствие у него опыта общения с вот такими славными старушками с их подкупающими улыбками, неистощимым долготерпением и обезоруживающим бескорыстием. Ах, как же досадно, что на протяжении всей своей жизни он сталкивался с их антиподами – бесстыжими продажными девками, алчными куртизанками, надменными светскими львицами и прилипчивыми содержанками. Привыкнув отплачивать интриганкам коварством за коварство и безразличием за холодность, он вдруг обнаружил, что не умеет защищаться от чар седовласых улыбчивых вдов, чем-то напоминающих его добродушного дядюшку Паддингтона, от ненавязчивого обаяния которого у него не было противоядия.
Сознательно либо непреднамеренно Антония выбрала наилучших помощников для разрушения его циничного взгляда на женщин.
Взять, к примеру, ту же Элинор. Разве можно отказать ей в сообразительности, любознательности, практичности и наблюдательности? Это же настоящий самородок по части изобретательства, гений технической мысли в юбке! А кто может сравниться с Гертрудой в домовитости, житейской мудрости, усердии и умении защищать свою точку зрения? А переплюнуть в упрямстве и цепкости Молли, всегда смело смотревшую в глаза жестокой реальности? Воистину достоинствам этих дам может позавидовать любая англичанка! Под мудрым руководством тетушки Гермионы, одаренной ангельским терпением и редким даром убеждения, в доме леди Пакстон нашлось применение всем их талантам. Флоренс и Виктория совершали чудеса в портняжьем искусстве, не гнушаясь при этом и скучной штопки. А несравненная Клео, умнейшая и опытнейшая из всех вдов, даже увядая, сумела сохранить женственность, восхитительный артистизм и поразительную душевность.
Мир, в который эти почтенные дамы ввели его, удивил Ремингтона причудливым устройством и своеобразием. Сообщество одиноких вдов жило активно, продуктивно и весело. А выполняемая женщинами работа, являвшаяся стержнем их существования, была куда более трудоемкой и сложной, чем он предполагал.
Антония помогла им ощутить себя полноценными людьми, нужными обществу, личностями, независимыми от мужчин, устроительницами своей жизни, способными самостоятельно принимать решения и осуществлять свои желания. При этом никто из них не держал зла на мужской пол, о покойных мужьях эти вдовы отзывались только с уважением и любовью. Похоже было, что они питали такие же чувства и к нему. Вот почему он вопреки всем своим предрассудкам и подозрительности проникся к ним уважением и симпатией.
И это, пожалуй, стало главным результатом его пребывания в доме леди Пакстон.
Изумленный таким выводом, граф еще долго бродил по аллеям парка, не разбирая дороги, но в конце концов ноги принесли его к тому самому месту, с которого началось его путешествие: к тротуару напротив особняка леди Пакстон.
Когда же лорд Карр, ошеломленный всеми обрушившимися на него сегодня роковыми обстоятельствами, взглянул на изящные крыловидные ставни окон и вазы с геранью, новое откровение, снизошедшее на него, заставило его содрогнуться.
Он понял, что проиграл этот спор.
Пронизанный лучами жаркого послеполуденного солнца, дом издавал кошачье мурлыканье; такой странный эффект объяснялся до смешного просто: на каждом подоконнике нежилась кошка.
Ремингтон вошел в прихожую и направился по коридору на кухню, размышляя на ходу, что ему следует сказать Антонии при встрече. Проходя мимо дверей кабинета, он ощутил желание заглянуть в него и не стал сопротивляться этому порыву. Статуэтки Клео воскресили в его памяти рассказы старой актрисы о своей бурной жизни. О чем будет вспоминать он сам, когда достигнет ее возраста? Станет ли он сожалеть об упущенной возможности обрести семейное счастье, как его одинокий дядюшка Паддингтон, или же сможет сказать, что познал подлинную любовь и не зря потратил отмеренные ему судьбой годы? Из невеселых раздумий его вывел громкий возглас Клео:
– Вы так похожи на Пинки, когда хмуритесь, сэр! Граф вздрогнул и, обернувшись, увидел в дальнем углу комнаты знакомую изящную фигуру хозяйки коллекции фарфоровых безделушек с метелочкой из перьев в руке. Ремингтон перевел дух и спросил:
– На Пинки Ландона? Почему вы дали ему такое странное прозвище – Розовый? Он краснел от смущения при встрече с вами? Или у него был багровый от пьянства нос?
Клео рассмеялась и, покачав седой головой, объяснила:
– Вовсе нет, сэр. Ему просто нравился ярко-розовый цвет. А в тот вечер, когда мы с ним познакомились, на мне было розовое платье. Он был на несколько лет моложе меня, но выглядел очень импозантно. Между прочим, он тоже был граф.
– Граф? – Ремингтон вздрогнул. – Вы хотите сказать, что он был, как и я, графом Ландоном? Нет, это невозможно! А как его звали?
– Кажется, Руперт… Нет, Реджинальд! Или Рутабага… Пожалуй, все-таки Рутланд! У меня кое-что осталось о нем на память… – Клео повернулась к Ремингтону спиной и начала высматривать нужный ей сувенир.
Граф окаменел: Рутландом звали его отца, восьмого по счету графа Ландона, а также Розового, как только что выяснилось. У папаши была страсть к актрисам. Неужели и Клео оказалась среди его бесчисленных любовниц?
– Вот она! – удовлетворенно произнесла старушка, беря в руки миниатюрную фарфоровую птичью клетку, покрытую слоем пыли. – Теперь я все отчетливо вспомнила! – Лицо актрисы просияло. – Он прибыл в Париж, совершая свой грандиозный вояж по Европе, целью которого было увидеть окружающий мир во всем его многообразии. В меня он влюбился до беспамятства, умолял меня оставить сцену и уехать с ним в Лондон, обещал купить мне особняк, даже заговаривал о женитьбе… Но я не согласилась. – Она отвела взгляд.
– Что же вам помешало? – сдавленно спросил Ремингтон.
– Я не желала становиться певчей птичкой в золотой клетке! Такой, как вот эта! – Клео указала рукой на статуэтку.
Граф наклонился и, приглядевшись, увидел в клетке розоватую птичку с хохолком и длинным хвостом:
– Он бы запер меня навсегда, я же этого не хотела. Вскоре я познакомилась со своим будущим мужем. – Она мечтательно улыбнулась и продолжала: – Ройял Фокс свил для меня гнездышко. И когда мне хотелось полетать, он порхал вместе со мной.
Клео потрепала его по плечу и снова занялась уборкой. А он еще долго смотрел на запыленную статуэтку и думал о своем отце и его маниакальной страсти к роковым женщинам. Как сложилась бы судьба Клео, если бы она приняла предложение его отца и, уехав с ним в Лондон, стала бы его содержанкой? Женился бы в конце концов на ней беспутный граф Рутланд? Случись такое, Клео могла бы стать матерью его сына, и тогда и его собственная жизнь, и жизнь Ремингтона Карра стала бы совершенной другой.
Внезапно графа осенило: он понял, что все женщины в мире делятся на два типа – таких, как Гермиона, и других, с натурой Хиллари. Кто-то рождался Карлоттой, а кто-то – Клео… И выбор мужчины во многом зависел от его воспитания и окружения, кругозора и жизненного опыта.
Это умозаключение немедленно породило у Ремингтона другой вопрос: а какого сорта женщина Антония Пакстон? Но как ни ломал граф себе голову, ему не удавалось втиснуть ее в прокрустово ложе своей схемы. И вновь он почувствовал удручающее смятение.
Антония Пакстон умудрялась одерживать победу в невероятно трудных ситуациях, была умна, настойчива, на редкость целеустремленна и дьявольски изобретательна. При необычайно пылком темпераменте она умела скрывать подлинные чувства, всегда контролировала поступки и не терялась в сложных обстоятельствах. У нее на все имелись свои точка зрения и план быстрейшего достижения намеченной цели. Права была тетушка Гермиона, говоря, что Антония лоб себе расшибет, но своего добьется. Впрочем, упрямство этой женщины лишь дополняло ее поразительное здравомыслие.
Он вспомнил и другие слова Гермионы об Антонии – что у нее отзывчивое сердце. Действительно, порой он и сам удивлялся, как чуткость и доброта соседствуют в ней с безжалостностью к врагам и коварством. Череда эпизодов, свидетелем которых он стал, живо возникла перед его внутренним взором:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Ремингтон ухватил ее за локоть и притянул к себе.
– Не смейте ко мне прикасаться! – взвизгнула она. – Не путайте меня со своими по… пассиями! – Антония чуть было не произнесла другое слово, но вовремя спохватилась. – И не давайте волю рукам! Я не привыкла к мужланскому обхождению…
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурившись, спроСИЛ ОН.
– А то, ваше сиятельство, что я не чета той падшей женщине, которую вы столь бесцеремонно вытолкали за дверь! К слову сказать, как вообще вы посмели применить грубую силу к этому бедному слабому созданию? Да отпустите же меня наконец, граф!
Ремингтон расхохотался, продолжая сжимать ее запястье цепкими пальцами.
– Бедному созданию? Вы, наверное, решили уморить меня смехом, леди Антония. Эта крошка побывала за свою богатую приключениями жизнь еще и не в таких переделках! Да ее перетискали все состоятельные мужчины Лондона. За исключением одного лишь меня, – перестав смеяться, серьезно добавил он и мрачно взглянул Антонии в глаза.
Она судорожно вздохнула, отказываясь верить, что размалеванная вульгарная толстуха, вымогавшая у графа деньги на оплату нескольких ящиков шампанского и модного нижнего белья, не побывала в его кровати. Да он ко всему прочему, оказывается, еще и бессовестный лгун!
– Избавьте меня от этих пошлых сплетен, сэр! – брезгливо поморщившись, произнесла она, чувствуя, что у нее гулко забилось сердце. – И немедленно отпустите мою руку!
Ремингтон порывисто прижал ее к себе и произнес, сверля пылающим взглядом:
– Вы не верите мне? Так вот, я клянусь, что она никогда не была моей любовницей!
– Ах вот как! Значит, вы содержите дам легкого поведения из человеколюбия и сострадания к падшим, сэр? Оказывается, вы альтруист! – язвительно воскликнула Антония.
– Нет, миледи! Я делаю это в силу обстоятельств, которых не могу избежать: я выполняю волю отца. Она была его содержанкой, и в своем завещании он оговорил, что я как его наследник обязан заботиться о ней.
По хмурому, серьезному лицу Ремингтона Антония поняла, что он говорит правду, и успокоилась.
– Лично я не стал бы содержать любовницу, леди Пак-стон, – добавил он, мрачно ухмыльнувшись. – Так же как и супругу.
Антония потупилась, расстроенная его суровым тоном. Впрочем, подумала тотчас же она, иного отношения к женщинам со стороны женоненавистника и нельзя ожидать! И тем не менее слова Ремингтона оставили в ее душе неприятный осадок.
– И раз уж зашел такой разговор, – помолчав, сказал граф, – я хочу сообщить вам, что и первая незваная гостья, Хиллари, тоже досталась мне в наследство от отца. Он обожал женское общество и, изображая благородного рыцаря, никогда не бросал фавориток и продолжал опекать их до самой своей кончины. Более того, он включил заботу о них особым пунктом в завещание. Вот так и получилось, что я унаследовал не только его титул, но и его содержанок. И они постоянно напоминают мне об этом.
Внезапно в голове Антонии промелькнула догадка: уж не в этом ли кроется главная причина лютой ненависти графа к особам противоположного пола? Не потому ли он так яростно отвергает брак, что его отец был чересчур великодушен к любовницам? И даже принудил его, своего законного сына, заботиться об этих стареющих кокотках…
– Они транжирят мои деньги, – с горечью посетовал он, угадав ход ее размышлений. – Кичатся своим положением и позорят мою фамилию. Обивают порог моей конторы, мучают своими необоснованными требованиями моих стряпчих. Капризные, избалованные, истеричные, эти увядающие куртизанки совершенно не приспособлены к нормальной, разумной жизни. Они то и дело ссорятся с прислугой, докторами, торговцами, клерками, плетут интриги, попадают в скверные истории. А расхлебывать их приходится мне. Боже, как я устал!
Прочитав неподдельное отчаяние в его потемневших глазах, Антония собралась с духом и спросила без обиняков:
– Так, значит, вы судите обо всех женщинах по двум этим заблудшим душам? Справедливо ли это, граф?
Уязвленный таким упреком, Ремингтон с горечью произнес:
– Ах, если бы падших женщин, которых я знал, было только две! Вы недооцениваете меня, Антония! Подобно своему любвеобильному отцу, я тоже имел интимные связи со многими дамами, в том числе и с замужними. Знакомство с ними, к сожалению, лишь укрепило меня в моем суждении о представительницах противоположного пола. Все женщины – дочери Евы!
– Иными словами, ненасытные пиявки, лишенные чувства собственного достоинства, воли, порядочности, инициативы и разума, – с толикой обиды в голосе добавила Антония. – Мы созданы, по-вашему, только для того, чтобы пить из мужчин кровь и всячески усложнять им жизнь. Верно? А не приходило ли вам, сэр, в голову, что не мешало бы получше присмотреться к мужчинам? Ведь они далеко не ангелы! Разве вам никогда не встречались образованные, умные, одаренные женщины, имеющие твердые жизненные принципы и убеждения? Обладающие разнообразными интересами и ведущие активный образ жизни?
Озадаченный такой постановкой вопроса, Ремингтон смущенно отвел взгляд. Антония же продолжала на него наступать.
– Да вы просто слепец! – вскричала она. – Неужели за все то время, пока вы находились в этом доме, вы ничего не поняли, ничему не научились? Если так, то мне вас искренне жаль… – В глазах ее сверкнули слезы, она прикусила губу.
Ремингтон понурился, и, не дождавшись от него ответа, леди Пакстон повернулась и направилась к выходу. В дверях она вдруг остановилась, обернулась, посмотрела на него с видимым сожалением и вышла из гостиной, гордо вздернув подбородок. .
Неловкость и растерянность, которые почувствовал Ремингтон после ее ухода, заставили его выбежать на залитую солнцем улицу, и он куда-то побрел, без перчаток, трости и головного убора, обуреваемый тяжкими сомнениями и удручающими мыслями. Ноги принесли его в Грин-парк, аллеи которого в этот час были полны играющими детьми, их нянями с колясками, гувернантками, степенными джентльменами и разодетыми дамами, неспешно прогуливающимися в тени вековых деревьев. Однако Ремингтона вся эта кутерьма совершенно не занимала, в его голове звучали гневные вопросы леди Пакстон, и он не находил на них ответов. Он так глубоко погрузился в размышления, что едва не наткнулся на Элинор Бут, загадочным образом очутившуюся у него на пути.
– Лорд Карр! Куда вы так спешите, сэр? – удивленно спросила она, когда он схватил ее руками за плечи.
– Простите, Элинор, я задумался, – пробормотал они, оглядевшись, с удивлением обнаружил, что рядом на скамейках сидят и другие знакомые ему вдовушки:
тетушка Гермиона, Мод, Молли, Поллианна, Пруденс и Виктория. Одеты почтенные дамы были весьма живописно, – очевидно, на прогулку у них было заведено надевать свои лучшие наряды. Кое-кто прихватил зонт от солнца, некоторые же надели широкополые шляпы. Все эти увядающие поздние розы смотрели на графа с искренней озабоченностью.
Ремингтон кашлянул и промолвил:
– Мне тоже захотелось прогуляться и погреться на солнышке.
– Понятно, – с улыбкой кивнула тетушка Гермиона. – Сегодня выдался славный денек! Не желаете ли составить нам компанию, граф? Мы тут обмениваемся мнениями о новых веяниях моды и наблюдаем за расфуфыренными светскими дамами, совершающими променад в парке. Любопытно, что их сопровождают вовсе не мужья. Ручаюсь, что случится грандиозный скандал.
Ремингтон изобразил на физиономии подобие улыбки, пробормотал извинения и поспешил ретироваться по тенистой боковой аллее в глубь парка. Ему срочно требовалось разобраться в своих новых ощущениях и понять причину смутного беспокойства. Быстрая ходьба и свежий воздух оказали благотворное воздействие на работу его мозга, и внезапно он отчетливо осознал, что в основе его душевного смятения лежит конфликт между всеми его любовно выпестованными предрассудками и нынешними дружественными отношениями с обитательницами дома леди Пакстон.
Эти симпатичные и забавные дамы ему явно понравились, им удалось подобрать волшебный ключик к его закрытому на замок очерствевшему сердцу. Как же это могло случиться? Почему он допустил это? Вернее, почему так долго оставался бесчувственным истуканом? Ремингтон едва не зарычал и не заскрежетал зубами от негодования. Ему стало ясно, что виной всех его заблуждений относительно женского пола является отсутствие у него опыта общения с вот такими славными старушками с их подкупающими улыбками, неистощимым долготерпением и обезоруживающим бескорыстием. Ах, как же досадно, что на протяжении всей своей жизни он сталкивался с их антиподами – бесстыжими продажными девками, алчными куртизанками, надменными светскими львицами и прилипчивыми содержанками. Привыкнув отплачивать интриганкам коварством за коварство и безразличием за холодность, он вдруг обнаружил, что не умеет защищаться от чар седовласых улыбчивых вдов, чем-то напоминающих его добродушного дядюшку Паддингтона, от ненавязчивого обаяния которого у него не было противоядия.
Сознательно либо непреднамеренно Антония выбрала наилучших помощников для разрушения его циничного взгляда на женщин.
Взять, к примеру, ту же Элинор. Разве можно отказать ей в сообразительности, любознательности, практичности и наблюдательности? Это же настоящий самородок по части изобретательства, гений технической мысли в юбке! А кто может сравниться с Гертрудой в домовитости, житейской мудрости, усердии и умении защищать свою точку зрения? А переплюнуть в упрямстве и цепкости Молли, всегда смело смотревшую в глаза жестокой реальности? Воистину достоинствам этих дам может позавидовать любая англичанка! Под мудрым руководством тетушки Гермионы, одаренной ангельским терпением и редким даром убеждения, в доме леди Пакстон нашлось применение всем их талантам. Флоренс и Виктория совершали чудеса в портняжьем искусстве, не гнушаясь при этом и скучной штопки. А несравненная Клео, умнейшая и опытнейшая из всех вдов, даже увядая, сумела сохранить женственность, восхитительный артистизм и поразительную душевность.
Мир, в который эти почтенные дамы ввели его, удивил Ремингтона причудливым устройством и своеобразием. Сообщество одиноких вдов жило активно, продуктивно и весело. А выполняемая женщинами работа, являвшаяся стержнем их существования, была куда более трудоемкой и сложной, чем он предполагал.
Антония помогла им ощутить себя полноценными людьми, нужными обществу, личностями, независимыми от мужчин, устроительницами своей жизни, способными самостоятельно принимать решения и осуществлять свои желания. При этом никто из них не держал зла на мужской пол, о покойных мужьях эти вдовы отзывались только с уважением и любовью. Похоже было, что они питали такие же чувства и к нему. Вот почему он вопреки всем своим предрассудкам и подозрительности проникся к ним уважением и симпатией.
И это, пожалуй, стало главным результатом его пребывания в доме леди Пакстон.
Изумленный таким выводом, граф еще долго бродил по аллеям парка, не разбирая дороги, но в конце концов ноги принесли его к тому самому месту, с которого началось его путешествие: к тротуару напротив особняка леди Пакстон.
Когда же лорд Карр, ошеломленный всеми обрушившимися на него сегодня роковыми обстоятельствами, взглянул на изящные крыловидные ставни окон и вазы с геранью, новое откровение, снизошедшее на него, заставило его содрогнуться.
Он понял, что проиграл этот спор.
Пронизанный лучами жаркого послеполуденного солнца, дом издавал кошачье мурлыканье; такой странный эффект объяснялся до смешного просто: на каждом подоконнике нежилась кошка.
Ремингтон вошел в прихожую и направился по коридору на кухню, размышляя на ходу, что ему следует сказать Антонии при встрече. Проходя мимо дверей кабинета, он ощутил желание заглянуть в него и не стал сопротивляться этому порыву. Статуэтки Клео воскресили в его памяти рассказы старой актрисы о своей бурной жизни. О чем будет вспоминать он сам, когда достигнет ее возраста? Станет ли он сожалеть об упущенной возможности обрести семейное счастье, как его одинокий дядюшка Паддингтон, или же сможет сказать, что познал подлинную любовь и не зря потратил отмеренные ему судьбой годы? Из невеселых раздумий его вывел громкий возглас Клео:
– Вы так похожи на Пинки, когда хмуритесь, сэр! Граф вздрогнул и, обернувшись, увидел в дальнем углу комнаты знакомую изящную фигуру хозяйки коллекции фарфоровых безделушек с метелочкой из перьев в руке. Ремингтон перевел дух и спросил:
– На Пинки Ландона? Почему вы дали ему такое странное прозвище – Розовый? Он краснел от смущения при встрече с вами? Или у него был багровый от пьянства нос?
Клео рассмеялась и, покачав седой головой, объяснила:
– Вовсе нет, сэр. Ему просто нравился ярко-розовый цвет. А в тот вечер, когда мы с ним познакомились, на мне было розовое платье. Он был на несколько лет моложе меня, но выглядел очень импозантно. Между прочим, он тоже был граф.
– Граф? – Ремингтон вздрогнул. – Вы хотите сказать, что он был, как и я, графом Ландоном? Нет, это невозможно! А как его звали?
– Кажется, Руперт… Нет, Реджинальд! Или Рутабага… Пожалуй, все-таки Рутланд! У меня кое-что осталось о нем на память… – Клео повернулась к Ремингтону спиной и начала высматривать нужный ей сувенир.
Граф окаменел: Рутландом звали его отца, восьмого по счету графа Ландона, а также Розового, как только что выяснилось. У папаши была страсть к актрисам. Неужели и Клео оказалась среди его бесчисленных любовниц?
– Вот она! – удовлетворенно произнесла старушка, беря в руки миниатюрную фарфоровую птичью клетку, покрытую слоем пыли. – Теперь я все отчетливо вспомнила! – Лицо актрисы просияло. – Он прибыл в Париж, совершая свой грандиозный вояж по Европе, целью которого было увидеть окружающий мир во всем его многообразии. В меня он влюбился до беспамятства, умолял меня оставить сцену и уехать с ним в Лондон, обещал купить мне особняк, даже заговаривал о женитьбе… Но я не согласилась. – Она отвела взгляд.
– Что же вам помешало? – сдавленно спросил Ремингтон.
– Я не желала становиться певчей птичкой в золотой клетке! Такой, как вот эта! – Клео указала рукой на статуэтку.
Граф наклонился и, приглядевшись, увидел в клетке розоватую птичку с хохолком и длинным хвостом:
– Он бы запер меня навсегда, я же этого не хотела. Вскоре я познакомилась со своим будущим мужем. – Она мечтательно улыбнулась и продолжала: – Ройял Фокс свил для меня гнездышко. И когда мне хотелось полетать, он порхал вместе со мной.
Клео потрепала его по плечу и снова занялась уборкой. А он еще долго смотрел на запыленную статуэтку и думал о своем отце и его маниакальной страсти к роковым женщинам. Как сложилась бы судьба Клео, если бы она приняла предложение его отца и, уехав с ним в Лондон, стала бы его содержанкой? Женился бы в конце концов на ней беспутный граф Рутланд? Случись такое, Клео могла бы стать матерью его сына, и тогда и его собственная жизнь, и жизнь Ремингтона Карра стала бы совершенной другой.
Внезапно графа осенило: он понял, что все женщины в мире делятся на два типа – таких, как Гермиона, и других, с натурой Хиллари. Кто-то рождался Карлоттой, а кто-то – Клео… И выбор мужчины во многом зависел от его воспитания и окружения, кругозора и жизненного опыта.
Это умозаключение немедленно породило у Ремингтона другой вопрос: а какого сорта женщина Антония Пакстон? Но как ни ломал граф себе голову, ему не удавалось втиснуть ее в прокрустово ложе своей схемы. И вновь он почувствовал удручающее смятение.
Антония Пакстон умудрялась одерживать победу в невероятно трудных ситуациях, была умна, настойчива, на редкость целеустремленна и дьявольски изобретательна. При необычайно пылком темпераменте она умела скрывать подлинные чувства, всегда контролировала поступки и не терялась в сложных обстоятельствах. У нее на все имелись свои точка зрения и план быстрейшего достижения намеченной цели. Права была тетушка Гермиона, говоря, что Антония лоб себе расшибет, но своего добьется. Впрочем, упрямство этой женщины лишь дополняло ее поразительное здравомыслие.
Он вспомнил и другие слова Гермионы об Антонии – что у нее отзывчивое сердце. Действительно, порой он и сам удивлялся, как чуткость и доброта соседствуют в ней с безжалостностью к врагам и коварством. Череда эпизодов, свидетелем которых он стал, живо возникла перед его внутренним взором:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47