— Я вижу по твоим глазам, что ты мучаешься, когда мне бывает плохо, — сказал он. — О, Сепфора, я страдаю от этого больше, чем от физической боли.— Дорогой, конечно же, я сочувствую тебе. Как бы я хотела разделить с тобой твою боль…— Господь с тобой, — сказал Жан-Луи, — что ты говоришь? Ты дала мне все. Ты, Сепфора, и твоя мать. Я часто думал, что бы случилось со мной, если бы она не приютила меня. Моя родная мать меня не любила. Я привык относиться к тебе как к своей попечительнице. Мы были счастливы с тобой, Сепфора, не правда ли?— О да, — сказала я, — конечно.— Спасибо, родная. Я хотел бы, чтобы у тебя были радостные воспоминания обо мне, и поэтому боюсь…— Чего ты боишься?— Боюсь, что ты будешь переживать, если все это будет так продолжаться. Я иногда думаю, а что если удвоить дозу или утроить? Что будет? Я усну. Усну блаженным сном, который навсегда разлучит меня с болью.— Жан-Луи, ты не должен так говорить. Ты собирался покинуть нас?Он нежно погладил меня по голове.— Только потому, что я не могу видеть, как ты страдаешь, драгоценная моя.— Ты думаешь, что мои страдания кончатся, если ты… погрузишься в глубокий-глубокий сон?— Погрустишь недолго, а потом забудешь. Я молча покачала головой.— Так будет, — сказал Жан-Луи.— Я не хочу этого слышать.— Ты хочешь внушить мне мысль, будто я вам нужен?— А как же иначе?— О, Сепфора, я чувствую себя таким должником. Я окружен заботой и любовью, но почему ты должна дарить ее мне? От меня никому нет пользы. Как не прикидывай, я только в тягость вам.— Прошу тебя, давай прекратим этот разговор. Я не хочу это слышать. Ты должен поправиться. Разве ты не веришь доктору Форстеру?— Ты права, Сепфора. Но если все обернется безнадежностью… Ты поможешь мне, если боли станут невыносимыми?— Прошу тебя, не говори так.— Да чего уж там. Мое избавление от мук — в той бутылочке. Если я не смогу выносить боль, ты поможешь мне?— Давай-ка я лучше помогу тебе лечь в постель, И позволь мне полежать рядом с тобой.Мы лежали рядом, и я держала его руку в своей весь остаток ночи, пока под утро он не заснул.
Пришло письмо от матери. Последнее время мы переписывались часто, потому что она хотела знать, как чувствует себя Жан-Луи.« Я понимаю, что ты, не можешь приехать к нам из-за мужа, — писала она. — И мы к вам — тоже. Это нарушило бы ваш уклад. Но почему бы тебе не разрешить Лотти пожить у нас? Ее воспитательница, милая и разумная мисс Картер, может приехать вместе с ней. Мы очень соскучились по Лотти «:Лотти пришла в восторг, когда узнала об этом.» Бедная девочка, — подумала я, — она ведь тоже устала от болезни Жан-Луи. Неплохая идея — отправить ее на время куда-нибудь «.В конце июня я проводила ее в Клаверинг. Она уезжала вместе с мисс Картер в сопровождении шести слуг, которым я наказала по приезде туда сразу же возвращаться обратно, чтобы я могла знать, что они благополучно добрались до места.Когда я вошла в спальню Жан-Луи, он лежал в постели. Увидев меня, он улыбнулся.— Я рад, что Лотти уехала, — сказал он.— Ты шутишь, — ответила я. — Ты же не можешь без нее.— Да, я очень скучаю без нее. Однако для нее будет лучше не видеть меня.— Жан-Луи, не говори так, — попросила я.— Но это правда, — сказал он с некоторым раздражением. Это раздражение в голосе было предвестником приступа боли. — Мы должны смотреть правде в лицо, — сказал он. — Я утомляю вас всех.— Глупости. Хочешь, сыграем в шахматы?— А ты… — не успокаивался он, — ты должна была ехать с ними.— Я предпочитаю Эверсли. У меня нет никакого желания ехать в Клаверинг. Ты же знаешь, что я не выношу Дикона. А матушка и Сабрина только и делают, что болтают о нем.— Хотелось бы надеяться, что они не будут утомлять этими разговорами Лотти.— Она будет занята своими делами. Мадлен Картер не позволит ей увиливать от уроков.— Да, Мадлен Картер — строгая воспитательница.— Мне хотелось бы, чтобы она не была такой строгой. Подозреваю, что она устраивает время от времени бедной Лотти выволочки по пустякам. Наша девочка не должна думать, будто ее бессмертной душе грозит ад только потому, что она позволила себе какую-то шалость.— Неужели Мадлен такая зануда?— Ты хорошо ее назвал. Она живет по правилам, почерпнутым из Библии. Это так просто.— Быть может, у нее ни разу не было искушения изменить добродетели?— Как знать? Почему бы не считать ее просто порядочной женщиной? Я не думаю, чтобы Лотти был вред от того, что Мадлен Картер с ней строго обходится. Пойду принесу шахматы.Мы разменяли уже половину фигур, когда у Жан-Луи начался приступ боли. Я поспешила в гардеробную, достала бутылку с опием, накапала в чашку нужную дозу и дала ему выпить. У меня тряслись руки, его слова расстроили меня. Я поставила бутылку на стол и заставила Жан-Луи прилечь. Эффект был поразительным. Он открыл глаза и улыбнулся мне и тут же перевел взгляд на бутылку.— Попробуй заснуть, — сказала я. — Я посижу рядом.Вскоре он заснул — опий возымел свое действие.Я взяла бутылку со стола и, увидев, что настойки осталось почти на донышке, решила тотчас отправиться к Чарльзу, чтобы привезти еще. Жан-Луи не мог обходиться без опия.Я поставила бутылку в шкафчик, закрыла его и положила ключ в секретный ящичек. Одевшись для поездки верхом, я пошла в конюшню и, оседлав лошадь, поехала к Чарльзу.Мне повезло, я застала Чарльза дома. Он пригласил меня в приемную, и я изложила ему свою просьбу.— Жан-Луи сейчас крепко спит, я дала ему нужную дозу, — закончила я.— Он проспит до утра. — Чарльз внимательно посмотрел на меня. — У вас усталый вид.Я встретила его сочувственный взгляд и, не выдержав, отвернулась. Но он подошел ко мне, взял меня за плечи и повернул к себе.— О, Сепфора… — Он обнял меня и стал целовать мне волосы.— Я больше этого не выдержу, — сказала я. — Ему все хуже и хуже.— Это можно было предвидеть с самого начала, — ответил Чарльз.— Но неужели нельзя ничего изменить?— Мы делали все, что могли. У него нет явных физических нарушений, у него сильный организм.— Он не сможет вынести этих приступов боли.— Да, это ужасно. Я готов сделать все, чтобы помочь ему…— Я знаю, — сказала я, — знаю…— А вы знаете, что я люблю вас? — неожиданно выпалил он.Я умолкла в растерянности. Да, я догадывалась об этом. Я уже давно чувствовала это.Я произнесла, заикаясь:— Вы были так добры…— Ах, если бы я хоть что-то мог сделать…— Чарльз, вы так заботились о нем. Вы были мне поддержкой. Но как долго все это будет продолжаться?Он помолчал и сказал:— Присядьте, пожалуйста. Сепфора, мы сейчас одни. Миссис Эллис ушла.Я почувствовала, как застучало мое сердце. Мне признался в любви человек, которым я восхищалась и ставила выше других. Радость переполняла меня.Но мысль о том, что мой верный Жан-Луи совсем один, быстро отрезвила меня.— Мне надо идти. Дайте мне настойку, и я пойду, — попросила я.— Но прежде надо было бы поговорить, — ответил Чарльз. — Зачем закрывать глаза на то, что очевидно? Я люблю вас, а вы — меня. Уверен, что это так.— Даже если это и так, мы не должны говорить об этом.— Почему? Ведь это правда.— А что мы можем сделать? Он сжал мою руку:— Мы можем быть вместе…— И сознавать, что кроме нас, есть еще один человек, который думает обо мне….— И ждет… — добавил он.— Да, ждет.— Но наступит день, Сепфора, когда мы сможем быть вместе. Так будет.Я замолчала. Мне было невыносимо говорить о Жан-Луи и о том дне, когда его больше не станет. Мы говорили об этом так, будто ждали такого исхода.— Вряд ли когда-нибудь впредь я смогу почувствовать себя счастливой. Если Жан-Луи умрет, угрызения совести не позволят мне забыть его. Я была неверна ему.— Все проходит, — сказал он.— Вы хотите сказать, что все забывается?— Нет, не это. Нам иногда удается забыть о своих прегрешениях, но в какой-то момент они напоминают о себе, и тогда мы сознаем, как они нас ранят.— Пожалуйста, дайте мне настойку, мне пора возвращаться домой.Он не двинулся с места.— Почему бы вам не задержаться у меня? Жан-Луи спит. Он не узнает, когда вы вернетесь. Побудьте со мной, Сепфора.Чарльз сделал попытку приблизиться ко мне, но я отстранилась от него. Я испугалась, ибо вновь ощутила в себе то непреодолимое желание, которое впервые познала, встретившись с Жераром д'Обинье. Я боялась потерять контроль над собой.Наверно, трудно найти двух мужчин, таких несхожих, как Жерар и Чарльз; и, однако, тот и другой пробуждали во мне ту жгучую страсть, которой я ни разу не испытывала по отношению к Жан-Луи. Жерар был человеком веселым и ветреным, он не относился к жизни всерьез. Чарльз, напротив, казался мне человеком рассудительным и сдержанным; тем опаснее было разбудить в нем ту же страсть.Мне следовало разобраться в себе. Я очень привязалась к Чарльзу. Я любила Жерара, но и Жан-Луи любила тоже. Мне оставалось только признать, что я слишком легкомысленна, и постараться быть осторожной.— Мне хотелось поговорить с вами, — продолжил Чарльз. — Я еще никогда ни к кому не питал такого чувства, которым проникся к вам. Я был женат. Вам, наверно, известно это?Я отрицательно покачала головой.— Я думал, может, Изабелла говорила вам…— Она много рассказывала о вас, но, похоже, о многом умалчивала.— Сепфора, я давно собирался объяснить вам, почему у меня бывает гнетущее состояние. Мне не избавиться от сознания вины. Что бы я ни делал, оно не покидает меня. Сепфора, я хочу, чтобы вы знали обо мне все. Вы должны знать, кто я такой на самом деле. Я не хочу ничего скрывать от вас.Я села рядом с ним.— Это случилось давно, — начал Чарльз, — а если быть точным, десять лет назад. Я был тогда молодым и честолюбивым. Не таким, как сейчас. Вероятно, события изменяют нас больше, чем время. Я жил в центре Лондона и занимался врачебной практикой. Моими пациентами были люди богатые, моя репутация росла. И тут я встретил Доринду. Это случилось в театре.Она была заядлым театралом, так же, как я. Я постоянно посещал Хэймаркет, Друри-Лейн и Ковент-Гарден. Однажды я смотрел» Короля Лира»с блистательным Гарриком в главной роли. Во время перерыва меня познакомили с Дориндой. Она была очень красива, полна энергии и задора. Я сразу же был очарован ею. Она любила общаться с актерами и, как я узнал позже, помогала многим из них деньгами. Ее мать умерла вскоре после появления Доринды на свет. Отец обожал ее, и после его смерти она унаследовала огромное состояние.Можете представить, что случилось. Наверняка серьезный и честолюбивый доктор казался ей чудаком. Она ведь проводила жизнь среди актеров и тех, кто никогда не трудился, а лишь предавался удовольствиям. До сих пор не пойму, почему она приняла предложение выйти за меня замуж, но она это сделала. Думаю, это была одна из ее экстравагантных выходок. Я узнал лишь после свадьбы, что моя жена — одна из богатейших наследниц в стране. Данное ей воспитание делало ее крайне не подходящей на роль жены доктора. Она не могла понять моего желания работать. «В работе нет никакой необходимости», — заявила она. Она никогда не думала о деньгах, так как для нее они были чем-то таким же доступным и неиссякаемым, как воздух или вода. Что касается моей работы, то она сказала, что все мои пациенты — симулянты: они притворяются больными, чтобы привлечь к себе внимание других. Моя увлеченность работой раздражала ее.Через месяц с небольшим после женитьбы я понял, что совершил большую ошибку. Я привык по вечерам совершать долгие прогулки по бедным районам города. Так однажды я оказался в квартале Уайт Фрайер. Я уже рассказывал вам об этом. Мне расхотелось служить богатому Лондону, и появилось желание заняться чем-нибудь более достойным.Я попытался поделиться своими размышлениями с Дориндой, но она отнеслась к этому скептически. Я начал замечать странности в ее поведении. Однажды вечером мне пришлось идти для оказания помощи к одной бедной женщине, работавшей служанкой в богатой семье. Она прислала ко мне мальчишку. Женщина страдала неизлечимой болезнью, и я так долго пробыл у нее, что опоздал на спектакль, на который мы с Дориндой собирались пойти вместе.Доринда вернулась домой после спектакля в дурном настроении, и впервые в ней проявилась настоящая жестокость. Она грубо обругала меня и бросила в меня статуэтку. Статуэтка попала в зеркало. И до сих пор у меня в ушах слышится звон падающих на ковер осколков. Затем она схватила нож для бумаги и пошла на меня. Я не боялся оружия, но ее безумный взгляд испугал меня. Она могла убить меня. Но мне удалось отобрать у нее нож. Неожиданно она как подкошенная осела на пол. Я прислонил ее к стене и дал ей успокоительного.Меня все это так обеспокоило, что я поехал к ее кузену, ближайшему родственнику Доринды, который сказал мне, что следует быть с ней осторожным. Он рассказал, что ее мать пришлось упрятать в сумасшедший дом. Ее бабушка совершила убийство. В крови ее рода существовал вирус безумия, который, судя по всему, передавался по наследству. Родственники Доринды надеялись, что ее миновала эта участь, ибо склонность к потере разума никак не проявлялась в ней лет до восемнадцати, да и потом припадки безумия случались не часто. Родственники считали, что, выйдя замуж, она со временем излечится.Я спросил ее кузена, почему никто не предупредил меня об этом? Он молчал. Я думаю, они хотели, чтобы кто-то избавил их от ответственности за Доринду. Она владела богатым наследством, и родственники считали, что это послужит компенсацией ее мужу.Можете представить мои чувства. Я только начал осознавать, что моя женитьба явилась большой ошибкой. И теперь я узнаю, что оказался женатым на душевнобольной. Это было для меня настоящим ударом.— Вы — доктор, — сказал кузен. — Мы думали, что ваш брак — самое большое счастье, которое могло ей выпасть. Мы надеялись, что, оказавшись под вашим присмотром, она излечится от болезни.Я не могу описать вам, в какой депрессии я тогда находился. Я казался себе узником, до конца своей жизни прикованным к этой женщине. Затем передо мной возникла ужасная дилемма. Доринда забеременела. Я не спал ночами, думая, что мне делать. Если Доринде суждено родить девочку, наша дочка будет обречена на безумие, ведь ей не избежать наследственности.Я должен был прервать беременность Доринды, но не мог решиться на это. В каком-то смысле это было бы убийством. Конечно, было бы намного разумнее совершить это, чем позволить появиться на свет заведомо обреченному существу. Я знал, что в моем распоряжении находились необходимые средства. Известная доза определенного снадобья с большой вероятностью могла вызвать выкидыш.Я принял решение и прервал беременность, но допустил просчет, ибо, убив неродившееся дитя, я прервал жизнь Доринды.Я рассказал вам все, Сепфора. Я не мог позволить родиться этому ребенку. Но имел ли я право отбирать у него жизнь? Я думал тогда, что поступаю самым разумным образом, ведь я не знал, что Доринде нельзя рожать детей. Поэтому убеждал себя, что, если бы дело дошло до родов, Доринда бы не выдержала. Не могу утверждать это наверняка. Все кончилось тем, что умер и ребенок, и Доринда. Ее смерть вызвала скандал.— О, Чарльз! — воскликнула я. — Вам пришлось столько пережить! Но вы поступили разумно. Я уверена в правильности вашего решения.— Вы понимаете, моя покойная жена владела огромным наследством, и оно перешло ко мне. Многие знали, что Доринда не совсем нормальна, но никто не подавал вида, все выражали соболезнования… Хотя ее смерть оставила в душе у многих мутный осадок. Женившись на Доринде, я превратился из трудяги-холостяка в настоящего богача. Я стал богатым вдовцом.Он замолчал. Я могла представить, сколько грязных слухов пришлось ему претерпеть.— Мои близкие друзья знали, что деньги никогда чрезмерно не интересовали меня, тем более, я узнал о ее богатстве только после женитьбы. Но это не помешало возникнуть всяким слухам. Мне угрожало судебное расследование, но ее кузен не допустил этого. Его заботило лишь одно: как бы не получил огласки тот факт, что его родственники подвержены наследственному умопомешательству. Поэтому он принял все меры, чтобы замять скандал. Можете представить, в какое невыносимое положение я попал. Случались моменты, когда мне хотелось, чтобы расследование все-таки началось. Я хотел признаться, что пытался убить еще не рожденного ребенка, чтобы не обрекать его на неизбежную наследственную болезнь. Я не знал, что Доринда не способна рожать. Я хотел строить оправдание на том утверждении, что, если бы ей все-таки пришлось рожать, она умерла бы.Я покинул Лондон, а на деньги, которые мне достались, построил больницу, которую и содержу теперь.— Рада, что вы мне это рассказали. Думаю, вы напрасно вините себя. Возможно, вы поступили единственно правильным образом. Вы должны были принять решение, и вы сделали это.— Я отнял у человеческого существа жизнь, — сказал Чарльз. — Точнее, у двоих.— Возможно, не следовало допускать, чтобы тот ребенок появился на свет?— Кому судить об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Пришло письмо от матери. Последнее время мы переписывались часто, потому что она хотела знать, как чувствует себя Жан-Луи.« Я понимаю, что ты, не можешь приехать к нам из-за мужа, — писала она. — И мы к вам — тоже. Это нарушило бы ваш уклад. Но почему бы тебе не разрешить Лотти пожить у нас? Ее воспитательница, милая и разумная мисс Картер, может приехать вместе с ней. Мы очень соскучились по Лотти «:Лотти пришла в восторг, когда узнала об этом.» Бедная девочка, — подумала я, — она ведь тоже устала от болезни Жан-Луи. Неплохая идея — отправить ее на время куда-нибудь «.В конце июня я проводила ее в Клаверинг. Она уезжала вместе с мисс Картер в сопровождении шести слуг, которым я наказала по приезде туда сразу же возвращаться обратно, чтобы я могла знать, что они благополучно добрались до места.Когда я вошла в спальню Жан-Луи, он лежал в постели. Увидев меня, он улыбнулся.— Я рад, что Лотти уехала, — сказал он.— Ты шутишь, — ответила я. — Ты же не можешь без нее.— Да, я очень скучаю без нее. Однако для нее будет лучше не видеть меня.— Жан-Луи, не говори так, — попросила я.— Но это правда, — сказал он с некоторым раздражением. Это раздражение в голосе было предвестником приступа боли. — Мы должны смотреть правде в лицо, — сказал он. — Я утомляю вас всех.— Глупости. Хочешь, сыграем в шахматы?— А ты… — не успокаивался он, — ты должна была ехать с ними.— Я предпочитаю Эверсли. У меня нет никакого желания ехать в Клаверинг. Ты же знаешь, что я не выношу Дикона. А матушка и Сабрина только и делают, что болтают о нем.— Хотелось бы надеяться, что они не будут утомлять этими разговорами Лотти.— Она будет занята своими делами. Мадлен Картер не позволит ей увиливать от уроков.— Да, Мадлен Картер — строгая воспитательница.— Мне хотелось бы, чтобы она не была такой строгой. Подозреваю, что она устраивает время от времени бедной Лотти выволочки по пустякам. Наша девочка не должна думать, будто ее бессмертной душе грозит ад только потому, что она позволила себе какую-то шалость.— Неужели Мадлен такая зануда?— Ты хорошо ее назвал. Она живет по правилам, почерпнутым из Библии. Это так просто.— Быть может, у нее ни разу не было искушения изменить добродетели?— Как знать? Почему бы не считать ее просто порядочной женщиной? Я не думаю, чтобы Лотти был вред от того, что Мадлен Картер с ней строго обходится. Пойду принесу шахматы.Мы разменяли уже половину фигур, когда у Жан-Луи начался приступ боли. Я поспешила в гардеробную, достала бутылку с опием, накапала в чашку нужную дозу и дала ему выпить. У меня тряслись руки, его слова расстроили меня. Я поставила бутылку на стол и заставила Жан-Луи прилечь. Эффект был поразительным. Он открыл глаза и улыбнулся мне и тут же перевел взгляд на бутылку.— Попробуй заснуть, — сказала я. — Я посижу рядом.Вскоре он заснул — опий возымел свое действие.Я взяла бутылку со стола и, увидев, что настойки осталось почти на донышке, решила тотчас отправиться к Чарльзу, чтобы привезти еще. Жан-Луи не мог обходиться без опия.Я поставила бутылку в шкафчик, закрыла его и положила ключ в секретный ящичек. Одевшись для поездки верхом, я пошла в конюшню и, оседлав лошадь, поехала к Чарльзу.Мне повезло, я застала Чарльза дома. Он пригласил меня в приемную, и я изложила ему свою просьбу.— Жан-Луи сейчас крепко спит, я дала ему нужную дозу, — закончила я.— Он проспит до утра. — Чарльз внимательно посмотрел на меня. — У вас усталый вид.Я встретила его сочувственный взгляд и, не выдержав, отвернулась. Но он подошел ко мне, взял меня за плечи и повернул к себе.— О, Сепфора… — Он обнял меня и стал целовать мне волосы.— Я больше этого не выдержу, — сказала я. — Ему все хуже и хуже.— Это можно было предвидеть с самого начала, — ответил Чарльз.— Но неужели нельзя ничего изменить?— Мы делали все, что могли. У него нет явных физических нарушений, у него сильный организм.— Он не сможет вынести этих приступов боли.— Да, это ужасно. Я готов сделать все, чтобы помочь ему…— Я знаю, — сказала я, — знаю…— А вы знаете, что я люблю вас? — неожиданно выпалил он.Я умолкла в растерянности. Да, я догадывалась об этом. Я уже давно чувствовала это.Я произнесла, заикаясь:— Вы были так добры…— Ах, если бы я хоть что-то мог сделать…— Чарльз, вы так заботились о нем. Вы были мне поддержкой. Но как долго все это будет продолжаться?Он помолчал и сказал:— Присядьте, пожалуйста. Сепфора, мы сейчас одни. Миссис Эллис ушла.Я почувствовала, как застучало мое сердце. Мне признался в любви человек, которым я восхищалась и ставила выше других. Радость переполняла меня.Но мысль о том, что мой верный Жан-Луи совсем один, быстро отрезвила меня.— Мне надо идти. Дайте мне настойку, и я пойду, — попросила я.— Но прежде надо было бы поговорить, — ответил Чарльз. — Зачем закрывать глаза на то, что очевидно? Я люблю вас, а вы — меня. Уверен, что это так.— Даже если это и так, мы не должны говорить об этом.— Почему? Ведь это правда.— А что мы можем сделать? Он сжал мою руку:— Мы можем быть вместе…— И сознавать, что кроме нас, есть еще один человек, который думает обо мне….— И ждет… — добавил он.— Да, ждет.— Но наступит день, Сепфора, когда мы сможем быть вместе. Так будет.Я замолчала. Мне было невыносимо говорить о Жан-Луи и о том дне, когда его больше не станет. Мы говорили об этом так, будто ждали такого исхода.— Вряд ли когда-нибудь впредь я смогу почувствовать себя счастливой. Если Жан-Луи умрет, угрызения совести не позволят мне забыть его. Я была неверна ему.— Все проходит, — сказал он.— Вы хотите сказать, что все забывается?— Нет, не это. Нам иногда удается забыть о своих прегрешениях, но в какой-то момент они напоминают о себе, и тогда мы сознаем, как они нас ранят.— Пожалуйста, дайте мне настойку, мне пора возвращаться домой.Он не двинулся с места.— Почему бы вам не задержаться у меня? Жан-Луи спит. Он не узнает, когда вы вернетесь. Побудьте со мной, Сепфора.Чарльз сделал попытку приблизиться ко мне, но я отстранилась от него. Я испугалась, ибо вновь ощутила в себе то непреодолимое желание, которое впервые познала, встретившись с Жераром д'Обинье. Я боялась потерять контроль над собой.Наверно, трудно найти двух мужчин, таких несхожих, как Жерар и Чарльз; и, однако, тот и другой пробуждали во мне ту жгучую страсть, которой я ни разу не испытывала по отношению к Жан-Луи. Жерар был человеком веселым и ветреным, он не относился к жизни всерьез. Чарльз, напротив, казался мне человеком рассудительным и сдержанным; тем опаснее было разбудить в нем ту же страсть.Мне следовало разобраться в себе. Я очень привязалась к Чарльзу. Я любила Жерара, но и Жан-Луи любила тоже. Мне оставалось только признать, что я слишком легкомысленна, и постараться быть осторожной.— Мне хотелось поговорить с вами, — продолжил Чарльз. — Я еще никогда ни к кому не питал такого чувства, которым проникся к вам. Я был женат. Вам, наверно, известно это?Я отрицательно покачала головой.— Я думал, может, Изабелла говорила вам…— Она много рассказывала о вас, но, похоже, о многом умалчивала.— Сепфора, я давно собирался объяснить вам, почему у меня бывает гнетущее состояние. Мне не избавиться от сознания вины. Что бы я ни делал, оно не покидает меня. Сепфора, я хочу, чтобы вы знали обо мне все. Вы должны знать, кто я такой на самом деле. Я не хочу ничего скрывать от вас.Я села рядом с ним.— Это случилось давно, — начал Чарльз, — а если быть точным, десять лет назад. Я был тогда молодым и честолюбивым. Не таким, как сейчас. Вероятно, события изменяют нас больше, чем время. Я жил в центре Лондона и занимался врачебной практикой. Моими пациентами были люди богатые, моя репутация росла. И тут я встретил Доринду. Это случилось в театре.Она была заядлым театралом, так же, как я. Я постоянно посещал Хэймаркет, Друри-Лейн и Ковент-Гарден. Однажды я смотрел» Короля Лира»с блистательным Гарриком в главной роли. Во время перерыва меня познакомили с Дориндой. Она была очень красива, полна энергии и задора. Я сразу же был очарован ею. Она любила общаться с актерами и, как я узнал позже, помогала многим из них деньгами. Ее мать умерла вскоре после появления Доринды на свет. Отец обожал ее, и после его смерти она унаследовала огромное состояние.Можете представить, что случилось. Наверняка серьезный и честолюбивый доктор казался ей чудаком. Она ведь проводила жизнь среди актеров и тех, кто никогда не трудился, а лишь предавался удовольствиям. До сих пор не пойму, почему она приняла предложение выйти за меня замуж, но она это сделала. Думаю, это была одна из ее экстравагантных выходок. Я узнал лишь после свадьбы, что моя жена — одна из богатейших наследниц в стране. Данное ей воспитание делало ее крайне не подходящей на роль жены доктора. Она не могла понять моего желания работать. «В работе нет никакой необходимости», — заявила она. Она никогда не думала о деньгах, так как для нее они были чем-то таким же доступным и неиссякаемым, как воздух или вода. Что касается моей работы, то она сказала, что все мои пациенты — симулянты: они притворяются больными, чтобы привлечь к себе внимание других. Моя увлеченность работой раздражала ее.Через месяц с небольшим после женитьбы я понял, что совершил большую ошибку. Я привык по вечерам совершать долгие прогулки по бедным районам города. Так однажды я оказался в квартале Уайт Фрайер. Я уже рассказывал вам об этом. Мне расхотелось служить богатому Лондону, и появилось желание заняться чем-нибудь более достойным.Я попытался поделиться своими размышлениями с Дориндой, но она отнеслась к этому скептически. Я начал замечать странности в ее поведении. Однажды вечером мне пришлось идти для оказания помощи к одной бедной женщине, работавшей служанкой в богатой семье. Она прислала ко мне мальчишку. Женщина страдала неизлечимой болезнью, и я так долго пробыл у нее, что опоздал на спектакль, на который мы с Дориндой собирались пойти вместе.Доринда вернулась домой после спектакля в дурном настроении, и впервые в ней проявилась настоящая жестокость. Она грубо обругала меня и бросила в меня статуэтку. Статуэтка попала в зеркало. И до сих пор у меня в ушах слышится звон падающих на ковер осколков. Затем она схватила нож для бумаги и пошла на меня. Я не боялся оружия, но ее безумный взгляд испугал меня. Она могла убить меня. Но мне удалось отобрать у нее нож. Неожиданно она как подкошенная осела на пол. Я прислонил ее к стене и дал ей успокоительного.Меня все это так обеспокоило, что я поехал к ее кузену, ближайшему родственнику Доринды, который сказал мне, что следует быть с ней осторожным. Он рассказал, что ее мать пришлось упрятать в сумасшедший дом. Ее бабушка совершила убийство. В крови ее рода существовал вирус безумия, который, судя по всему, передавался по наследству. Родственники Доринды надеялись, что ее миновала эта участь, ибо склонность к потере разума никак не проявлялась в ней лет до восемнадцати, да и потом припадки безумия случались не часто. Родственники считали, что, выйдя замуж, она со временем излечится.Я спросил ее кузена, почему никто не предупредил меня об этом? Он молчал. Я думаю, они хотели, чтобы кто-то избавил их от ответственности за Доринду. Она владела богатым наследством, и родственники считали, что это послужит компенсацией ее мужу.Можете представить мои чувства. Я только начал осознавать, что моя женитьба явилась большой ошибкой. И теперь я узнаю, что оказался женатым на душевнобольной. Это было для меня настоящим ударом.— Вы — доктор, — сказал кузен. — Мы думали, что ваш брак — самое большое счастье, которое могло ей выпасть. Мы надеялись, что, оказавшись под вашим присмотром, она излечится от болезни.Я не могу описать вам, в какой депрессии я тогда находился. Я казался себе узником, до конца своей жизни прикованным к этой женщине. Затем передо мной возникла ужасная дилемма. Доринда забеременела. Я не спал ночами, думая, что мне делать. Если Доринде суждено родить девочку, наша дочка будет обречена на безумие, ведь ей не избежать наследственности.Я должен был прервать беременность Доринды, но не мог решиться на это. В каком-то смысле это было бы убийством. Конечно, было бы намного разумнее совершить это, чем позволить появиться на свет заведомо обреченному существу. Я знал, что в моем распоряжении находились необходимые средства. Известная доза определенного снадобья с большой вероятностью могла вызвать выкидыш.Я принял решение и прервал беременность, но допустил просчет, ибо, убив неродившееся дитя, я прервал жизнь Доринды.Я рассказал вам все, Сепфора. Я не мог позволить родиться этому ребенку. Но имел ли я право отбирать у него жизнь? Я думал тогда, что поступаю самым разумным образом, ведь я не знал, что Доринде нельзя рожать детей. Поэтому убеждал себя, что, если бы дело дошло до родов, Доринда бы не выдержала. Не могу утверждать это наверняка. Все кончилось тем, что умер и ребенок, и Доринда. Ее смерть вызвала скандал.— О, Чарльз! — воскликнула я. — Вам пришлось столько пережить! Но вы поступили разумно. Я уверена в правильности вашего решения.— Вы понимаете, моя покойная жена владела огромным наследством, и оно перешло ко мне. Многие знали, что Доринда не совсем нормальна, но никто не подавал вида, все выражали соболезнования… Хотя ее смерть оставила в душе у многих мутный осадок. Женившись на Доринде, я превратился из трудяги-холостяка в настоящего богача. Я стал богатым вдовцом.Он замолчал. Я могла представить, сколько грязных слухов пришлось ему претерпеть.— Мои близкие друзья знали, что деньги никогда чрезмерно не интересовали меня, тем более, я узнал о ее богатстве только после женитьбы. Но это не помешало возникнуть всяким слухам. Мне угрожало судебное расследование, но ее кузен не допустил этого. Его заботило лишь одно: как бы не получил огласки тот факт, что его родственники подвержены наследственному умопомешательству. Поэтому он принял все меры, чтобы замять скандал. Можете представить, в какое невыносимое положение я попал. Случались моменты, когда мне хотелось, чтобы расследование все-таки началось. Я хотел признаться, что пытался убить еще не рожденного ребенка, чтобы не обрекать его на неизбежную наследственную болезнь. Я не знал, что Доринда не способна рожать. Я хотел строить оправдание на том утверждении, что, если бы ей все-таки пришлось рожать, она умерла бы.Я покинул Лондон, а на деньги, которые мне достались, построил больницу, которую и содержу теперь.— Рада, что вы мне это рассказали. Думаю, вы напрасно вините себя. Возможно, вы поступили единственно правильным образом. Вы должны были принять решение, и вы сделали это.— Я отнял у человеческого существа жизнь, — сказал Чарльз. — Точнее, у двоих.— Возможно, не следовало допускать, чтобы тот ребенок появился на свет?— Кому судить об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36