Мне бы хотелось проснуться и обнаружить, что в действительности ничего и не было.— Не было самых восторженных впечатлений в твоей жизни! Ты хочешь этого?— Я не знаю. Но мне надо уйти. Что будет, если кто-нибудь вернется и застанет меня здесь в таком виде?Я приподнялась, но Жерар удержал меня. Он крепко обнимал меня и смеялся с ноткой торжества в голосе.Затем мы снова занялись любовью, и все мои благие намерения испарились. Я погрузилась в море блаженства. Все остальное уже не имело значения. Я была бессильна перед охватившей меня страстью.Я лежала, обуреваемая чувствами, прислушиваясь к шуму ярмарки вдали, и понимала, что пропала окончательно.Занавеси над кроватью были наполовину отдернуты, и солнце, проникающее из окна, окрашивало их в розовые тона. Временами, сквозь прикрытые веки, мне казалось, что они сделаны из красного бархата.Со мной случилось что-то непонятное, сверхъестественное, и я стала искать этому оправдание.Я не вставала, продолжая лежать рядом с Жераром, слушая, как он настойчиво уговаривает меня уехать вместе. Он предлагал отправиться во Францию в конце недели. Он говорил, что сумеет дать мне такое счастье, о каком я и не мечтала, откроет для меня неизвестный мир, покажет те стороны моего естества, о которых я и не подозревала. Да, я была счастлива с Жан-Луи; наша жизнь, как я тогда считала, удовлетворяла меня. Но впредь такого не будет, ведь я знаю, что со своим мужем никогда не познаю тех тонкостей эротического наслаждения, которые открыл мне Жерар. Я буду вечно жаждать этих ощущений. Да, это было так, Жерар открыл потайную дверь, ведущую к тайникам моего естества, о существовании которых я и не подозревала, и те новые ощущения, которые я познала, теперь обратились против меня. Я уже никогда не смогу быть удовлетворенной в своем супружестве.Я потеряла чувство времени. Я забыла обо всем, кроме охватившей меня страсти. Я намеренно не думала ни о чем другом, и это не требовало от меня больших усилий. Но время бежало, и даже Жерар, каким бы безрассудным ни был, понимал это. В любой момент могли вернуться слуги. Как смогла бы я объяснить свое присутствие в доме?Итак, ему пришлось согласиться, что нам надо уходить. Я оделась. Я не могла разобраться в своих чувствах: наполовину подавленная, наполовину торжествующая. Возможно ли повернуть все вспять, смогу ли я? Нет, это невозможно. Я не желала ничего менять и лишь хотела пребывать в этом волшебном опьянении.Жерар повернулся и обнял меня, нежно целуя брови. Поглаживая волосы, он говорил, как любит меня.— Мы очень скоро увидимся вновь, — произнес он. — Я должен многое тебе сказать. Нам надо все обдумать.— Я скоро должна возвращаться домой.— Я не отпущу тебя. Когда мы сможем увидеться? Нынче вечером выходи за ограду.Я пообещала, что приду.Мы спустились вниз, миновали галерею с привидениями. Дом выглядел сейчас совершенно иначе: спокойным, удовлетворенным, почти смеющимся. Это казалось удивительным. Все окружающее словно помогало мне найти объяснение собственному поступку — стечение обстоятельств, а, возможно, судьба.На улице шум ярмарки стал громче.Вместе мы дошли до Эверсли. У ограды Жерар страстно поцеловал меня.— Мы принадлежим друг другу, — сказал он, — никогда не забывай это.Я с трудом оторвалась от него и побежала в дом. Направляясь к себе, я проходила мимо комнаты дяди Карла. Повинуясь какому-то неясному чувству, я заглянула в нее. Дядя сидел в кресле, и мне показалось, что его лицо с длинным носом, впалыми щеками, пергаментной кожей и очень живыми темными глазами выражало недовольство.— О, — произнес он. — Ты была на ярмарке, Карлотта?— Карлотта! — воскликнула я. — Карлотта давно умерла. Я Сепфора.— Конечно, конечно. Но сегодня ты так похожа на нее… в какой-то момент я забыл, что она умерла.Меня затрясло. Я подумала, что по мне все видно. Что же я делаю? Я сама выдаю себя. Он все понял, вот почему он назвал меня Карлоттой.— А Джесси дома? — спросил дядя Карл.— Должно быть, она еще на ярмарке.— Она скоро вернется. Уже почти время ужина. Я торопливо ушла. Мне не под силу было выносить этот пытливый взгляд. Я была уверена, что дядя Карл заметил, как я изменилась.Придя к себе в комнату, я посмотрелась в зеркало. Он назвал меня Карлоттой. Но я выгляжу совсем иначе. Что же случилось со мной, я сияю. Мои глаза, которые всегда были темно-голубыми, стали темнее, они почти фиолетовые. Я изменилась.— Я стала изменницей, — пробормотала я.
Я больше не искала себе оправдания. Действительно, это были ни к чему. На следующий день я вновь оказалась в постели с моим любовником. Я хитрила, говоря себе: «Ты уже согрешила против Жан-Луи, собственной чести, своих принципов. Ничего не изменить… Повторить это вновь, быть с ним, что с того? Ты уже изменница, и ею останешься, сколько бы ни давала волю чувствам.При новой встрече с Жераром мои ощущения были еще более упоительными, чем прежде. Возможно, я смогла заглушить голос совести, перешагнуть тот барьер, который всегда казался для меня непреодолимым.Я влюбилась в Жерара, практически не зная его, тем не менее физическое влечение, охватившее меня, было поистине непреодолимым. Все это отличалось от наших отношений с Жан-Луи, который был так добр, нежен и внимателен, словно он был таким мужем, о котором можно только мечтать.Преодолев внутренний страх, я открыла в себе такую чувственность, какой не подозревала в себе раньше. Позабыв угрызения совести, я смогла отдаться страсти и предавалась ей всецело и неистово.Мне казалось, что даже дом радуется, узнав, что я предала мужа.Наедине с Жераром я не могла думать ни о чем другом, кроме как о любовных наслаждениях и восторгах. Я не узнавала в себе ту женщину, в которую превратилась, но она была я.Для меня началась новая жизнь, отличающаяся от тихой и спокойной, которую я вела так много лет.Мы виделись регулярно все последующие дни. Нам не удавалось уединиться в доме, но на территории находился небольшой коттедж, в котором никто не жил. Садовник, занимавший его ранее, внезапно умер, и сейчас дом ремонтировали. Мы использовали коттедж для свиданий, где встречались ежедневно после ужина, и возвращалась я в Эверсли очень поздно.Я понимала, насколько это опасно. Но остановиться уже не могла. Я чувствовала на себе удивленные взгляды дяди Карла и Джесси. Уверена, они оба знали толк в любовных делах, поэтому для них не составило труда понять все.Дядя Карл называл меня Карлоттой с того самого момента, как только заметил перемену, произошедшую с прежней Сепфорой. Что касается Джесси, то она, кажется, втайне изумлялась. Интересно, с кем она обсуждала меня — с дядей Карлом или с Эймосом Керью?От этих мыслей меня слегка передергивало, но моя радость от предстоящего свидания с любовником ничуть не умалялась.Я понимала, что долго продолжаться так не может. Мне надо было возвращаться домой. Время летело быстро, но это только предавало особую глубину нашей страсти.Иногда он увозил меня в своей коляске. Мы удалялись на несколько миль от дома и предавалась любви там, где могли укрыться от посторонних глаз: под сенью деревьев, в зарослях папоротника, и каждый раз был упоительнее предыдущего. Я повторяла себе:» Нет смысла сдерживать чувства, ты уже согрешила, изменила мужу «.Жерар умолял меня уехать с ним. Он служил дипломатом при французском дворе и прибыл в Англию по делам своей страны. Я допускала, что он мог быть шпионом, и выбрал Эндерби именно из-за его уединенности, он мог ездить отсюда с тайными поручениями на побережье.Я понимала, что измена мужу усугубляется еще и тем, что я провожу время с врагом страны, но между нами существовало такое непреодолимое влечение, что самым моим большим желанием было перечеркнуть мою прежнюю жизнь и начать новую с Жераром д'Обинье.Мы обсуждали с Жераром случай с завещанием дяди, и он сказал мне:— Не исключено, что твой дядюшка находится в серьезной опасности. Если эта женщина заполучила бумагу, по которой, как она считает, имение отойдет к ней, она может возыметь желание прибрать дом к рукам побыстрее.— Я понимаю, но что я могу сделать?— Она должна узнать, что существует настоящее завещание, подписанное и заверенное у адвоката.— Дядя никогда не скажет ей.— Значит, это должна сделать ты. Мне кажется, что он в безопасности, только пока ты здесь. Ты его охранная грамота, но если тебе придется уехать, я не дам за его жизнь и ломаного гроша. Нет, она обязательно должна знать о завещании.— Но она может заставить его подписать другую бумагу.— Ты должна объяснить ей, что она все равно будет недействительна, так как завещание должно быть подписано влиятельными людьми, только тогда Розен оформит и заверит его.— Но ведь это не совсем правда?— Я точно не знаю. Мне незнакомы английские законы. Но сказать нужно, иначе будет небезопасно оставить твоего дядюшку на ее» нежное» попечение.Слова Жерара глубоко запали в мою душу. Я почувствовала себя неловко. Я ведь почти позабыла о царившей в доме дяди Карла напряженной атмосфере.Прошла неделя после памятного дня начала ярмарки, когда приехали посыльные из Клаверинга с письмом от матери. Она писала:«Дорогая Сепфора!Я рада, что ты сумела помочь дяде Карлу. Должно быть, он был рад повидать тебя. К сожалению, я должна сообщить тебе неприятное известие. Думаю, тебе следует поскорее вернуться. Мы все по тебе очень скучаем, а бедный Жан-Луи просто места себе не находит, и врачи беспокоятся о его здоровье. К несчастью, он не отделался только переломом ноги. Кажется, у него что-то с позвоночником. Он не может ходить, как раньше, и передвигается с палкой. Ты знаешь, какой он всегда был подвижный, поэтому нынешнее состояние очень угнетает его. Я считаю, что тебе надо быть с ним в этот трудный момент».Я выронила письмо. Повреждение позвоночника. Это ужасно Жан-Луи всегда был человеком действия, проводил много времени вне дома, а сейчас ходит с палкой. Насколько он плох? Я знала, что это в духе моей матери, — тактично преподносить новости.Я должна немедленно возвращаться домой к мужу. Мне придется посвятить ему всю жизнь, чтобы искупить свою вину.Я подняла письмо.— «Ты знаешь, как он любит тебя. Ты для него — все. Он так скучает по тебе, да и все мы тоже. Но ты нужна Жан-Луи, особенно сейчас…»Я немедленно возвращаюсь. Мною овладело подавленное настроение. Неужели я действительно могла подумать, что смогу избавиться от своих привязанностей и обязательств и спокойно уехать с Жераром во Францию? Письмо матери неумолимо воскресило в памяти все: доброту, бесконечную привязанность и любовь, которую питал ко мне Жан-Луи, мой законный муж.Да, я порочна и безнравственна. Да, я действительно изменница. Я отправилась в Эндерби, где меня ожидал Жерар.— Мне надо готовиться к отъезду домой, немедленно, — сказала я ему. — Я получила письмо. Случившееся с Жан-Луи серьезнее, чем просто сломанная нога. Он повредил позвоночник, и боюсь, как бы он не стал инвалидом.Жерар недоверчиво посмотрел на меня.— Мать сообщила мне это, — продолжала я. — Я не могу медлить.Жерар обнял меня, и я ощутила, как загорается во мне желание. Я чувствовала, что теряю голову и не в силах покинуть его. Вся будущая жизнь, долгие безрадостные годы без него представлялись такими беспросветными.— Мне тоже пора уезжать, — произнес Жерар.— Ну вот и пришел конец всему.— Совсем необязательно, — возразил он, — все зависит от твоего решения.— Это убило бы Жан-Луи.— А что будет со мной? Что будет с нами?— Он — мой муж. Я поклялась любить его в горе и в радости. О, если бы я никогда и не приезжала сюда.— Не жалей ни о чем. Ты любила, ты жила.— Нет, всю оставшуюся жизнь меня будут мучить сожаления.— Когда ты собираешься ехать? — удрученно спросил Жерар.— Еще до конца недели.Он склонил голову, потом схватил мои руки и стал целовать их:— Сепфора, если бы ты только передумала!— Ты хочешь сказать, что будешь ждать меня? Жерар кивнул.— Но ты еще не уехала, и у меня есть еще время, чтобы уговорить тебя. Я покачала головой.— Я знаю, что проявила слабость, была безнравственной, но есть вещи, через которые даже я не могу переступить.Я не думаю, что Жерар поверил мне. Все это время я была столь страстная и пылкая, что он уверился, придет время, и я пожертвую всем для него.Я знала, что этого не случится. Несмотря ни на что я должна вернуться к Жан-Луи.
— Я решила, что перед отъездом следует предостеречь дядю Карла. Я не упоминала Джесси о своем предстоящем возвращении домой потому, что хотела сначала поговорить с дядей. Я пришла к нему после обеда, рассчитывая поговорить с ним наедине.Дядя Карл обрадовался, увидев меня. В его глазах таился веселый огонек, причину которого я не понимала. Меня поражало, что дядя живет только прошлым и упорно отождествляет меня с давно умершей Карлоттой, которая когда-то произвела на него столь неизгладимое впечатление.К сожалению, события в доме дяди Карла почти не трогали меня. Здесь я впервые встретила Жерара и увлеклась им. Лишь сейчас я задумалась о происходящем, да и то только потому, что собралась уезжать.«Крик о помощи», как выразилась Сабрина, и, наверное, она была права. Правда, дядя Карл не просил о помощи, хотя, уверена, он прекрасно осознавал опасность своего положения. Он выглядел, скорее, как сторонний наблюдатель, с восторгом изучающий особенности человеческой природы, являясь в то же время одним из основных действующих лиц в разворачивавшейся драме. Иногда мне казалось, что дядя слишком стар, чтобы волноваться о происходящем.Все происходящее с момента моего появления в Эверсли-корте выглядело странным.Тем не менее, я решила поговорить с дядей Карлом и предупредить о возможной опасности.Разговор я начала с письма моей матери.— Дела моего мужа вовсе не так хороши, как я думала. Сперва казалось, что единственное несчастье — сломанная нога, и мы считали, что вскоре он поправится. Но, видимо, возникли осложнения, поэтому мне необходимо вернуться.Дядя кивнул:— Значит, ты покидаешь нас. Очень жаль.— Я еще приеду, возможно, с Жан-Луи, матушкой или Сабриной.— Это было бы замечательно. Уверен, тебе здесь понравилось.— О да, да, Старик улыбался, но что скрывалось за этой улыбкой?— Вынужден согласиться с твоим решением, Карлотта.Я внимательно взглянула на него и сказала:— Я — Сепфора.— Конечно, это все моя память. Я живу далеким прошлым. Ведь я называю тебя этим именем не впервые? Думаю, это потому, что ты стала походить на нее. Я давно замечаю это сходство.— Дядя Карл, мне надо поговорить с вами о том, что может вам и не понравиться. Но вы поймите, я думаю только о вашем благополучии.— Милое дитя, — произнес он, — ты была так добра ко мне, заботилась о моем благополучии. Ты могла столкнуться с серьезными неприятностями, выполняя мою просьбу. Мне кажется, твой французский джентльмен очарователен, бесподобен. — Яркие глаза дядюшки испытующе взглянули на меня. — Ведь так?Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, и подумала: «Он знает. Но как он узнал? Неужели Джесси шпионила за мной? Неужели они обсуждали меня?»— С его стороны было очень любезно отвезти меня в город и помочь с завещанием, — быстро сказала я. — Это как раз то, о чем я и хотела с вами поговорить, дядя Карл.— Все уже благополучно сделано. Я выполнил свой долг. Эверсли останется тебе и твоим наследникам. Думаю, духи предков одобряют это. Карл был старым греховодником, говорят они, но под конец все осознал. Теперь духи могут вернуться в свои могилы и спать спокойно. Я представлю им полный отчет, оказавшись на том свете.Он продолжал улыбаться мне все с той же веселостью, и я решительно продолжила:— Дядя Карл, я должна кое-что сказать вам. Было крайне неосторожно подписывать что-то еще, вроде той бумаги.Старик кивнул, и я продолжила:— Вы же понимаете, если человек надеется что-то унаследовать, он может приложить все усилия, чтобы поскорее овладеть имуществом.Дядя Карл рассмеялся высоким, скрипучим смехом, хитро посмотрел на меня, и я в очередной раз подумала о том, что он, наверное, в курсе всего происходящего, а вся забывчивость и напускная старческая немощь, которые он порой выказывал, — лишь неотъемлемая часть той роли, которую он играет.— Ты имеешь в виду Джесси? — спросил он.— Это огромное искушение для человека, у которого нет состояния и который беспокоится о будущем.— Джесс всегда сумеет пристроиться.— Не сомневаюсь, но вряд ли у нее будут такие возможности, как здесь. Я буду предельно откровенна, дядя Карл.— О, меня всегда пугает, когда люди собираются говорить предельно откровенно. Я никогда не встречал человека, который был бы полностью откровенен. Небольшая доля правды — да, но абсолютная откровенность..— Я надеюсь, вы не обидитесь, но я буду беспокоиться, зная о вашем положении.— Все в порядке. Завещание у старого Розена.— Джесси об этом не знает.— Бедная Джесс, какой удар для нее!— Она считает, что та бумага, которую вы подписали, дает ей право наследования вашего имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Я больше не искала себе оправдания. Действительно, это были ни к чему. На следующий день я вновь оказалась в постели с моим любовником. Я хитрила, говоря себе: «Ты уже согрешила против Жан-Луи, собственной чести, своих принципов. Ничего не изменить… Повторить это вновь, быть с ним, что с того? Ты уже изменница, и ею останешься, сколько бы ни давала волю чувствам.При новой встрече с Жераром мои ощущения были еще более упоительными, чем прежде. Возможно, я смогла заглушить голос совести, перешагнуть тот барьер, который всегда казался для меня непреодолимым.Я влюбилась в Жерара, практически не зная его, тем не менее физическое влечение, охватившее меня, было поистине непреодолимым. Все это отличалось от наших отношений с Жан-Луи, который был так добр, нежен и внимателен, словно он был таким мужем, о котором можно только мечтать.Преодолев внутренний страх, я открыла в себе такую чувственность, какой не подозревала в себе раньше. Позабыв угрызения совести, я смогла отдаться страсти и предавалась ей всецело и неистово.Мне казалось, что даже дом радуется, узнав, что я предала мужа.Наедине с Жераром я не могла думать ни о чем другом, кроме как о любовных наслаждениях и восторгах. Я не узнавала в себе ту женщину, в которую превратилась, но она была я.Для меня началась новая жизнь, отличающаяся от тихой и спокойной, которую я вела так много лет.Мы виделись регулярно все последующие дни. Нам не удавалось уединиться в доме, но на территории находился небольшой коттедж, в котором никто не жил. Садовник, занимавший его ранее, внезапно умер, и сейчас дом ремонтировали. Мы использовали коттедж для свиданий, где встречались ежедневно после ужина, и возвращалась я в Эверсли очень поздно.Я понимала, насколько это опасно. Но остановиться уже не могла. Я чувствовала на себе удивленные взгляды дяди Карла и Джесси. Уверена, они оба знали толк в любовных делах, поэтому для них не составило труда понять все.Дядя Карл называл меня Карлоттой с того самого момента, как только заметил перемену, произошедшую с прежней Сепфорой. Что касается Джесси, то она, кажется, втайне изумлялась. Интересно, с кем она обсуждала меня — с дядей Карлом или с Эймосом Керью?От этих мыслей меня слегка передергивало, но моя радость от предстоящего свидания с любовником ничуть не умалялась.Я понимала, что долго продолжаться так не может. Мне надо было возвращаться домой. Время летело быстро, но это только предавало особую глубину нашей страсти.Иногда он увозил меня в своей коляске. Мы удалялись на несколько миль от дома и предавалась любви там, где могли укрыться от посторонних глаз: под сенью деревьев, в зарослях папоротника, и каждый раз был упоительнее предыдущего. Я повторяла себе:» Нет смысла сдерживать чувства, ты уже согрешила, изменила мужу «.Жерар умолял меня уехать с ним. Он служил дипломатом при французском дворе и прибыл в Англию по делам своей страны. Я допускала, что он мог быть шпионом, и выбрал Эндерби именно из-за его уединенности, он мог ездить отсюда с тайными поручениями на побережье.Я понимала, что измена мужу усугубляется еще и тем, что я провожу время с врагом страны, но между нами существовало такое непреодолимое влечение, что самым моим большим желанием было перечеркнуть мою прежнюю жизнь и начать новую с Жераром д'Обинье.Мы обсуждали с Жераром случай с завещанием дяди, и он сказал мне:— Не исключено, что твой дядюшка находится в серьезной опасности. Если эта женщина заполучила бумагу, по которой, как она считает, имение отойдет к ней, она может возыметь желание прибрать дом к рукам побыстрее.— Я понимаю, но что я могу сделать?— Она должна узнать, что существует настоящее завещание, подписанное и заверенное у адвоката.— Дядя никогда не скажет ей.— Значит, это должна сделать ты. Мне кажется, что он в безопасности, только пока ты здесь. Ты его охранная грамота, но если тебе придется уехать, я не дам за его жизнь и ломаного гроша. Нет, она обязательно должна знать о завещании.— Но она может заставить его подписать другую бумагу.— Ты должна объяснить ей, что она все равно будет недействительна, так как завещание должно быть подписано влиятельными людьми, только тогда Розен оформит и заверит его.— Но ведь это не совсем правда?— Я точно не знаю. Мне незнакомы английские законы. Но сказать нужно, иначе будет небезопасно оставить твоего дядюшку на ее» нежное» попечение.Слова Жерара глубоко запали в мою душу. Я почувствовала себя неловко. Я ведь почти позабыла о царившей в доме дяди Карла напряженной атмосфере.Прошла неделя после памятного дня начала ярмарки, когда приехали посыльные из Клаверинга с письмом от матери. Она писала:«Дорогая Сепфора!Я рада, что ты сумела помочь дяде Карлу. Должно быть, он был рад повидать тебя. К сожалению, я должна сообщить тебе неприятное известие. Думаю, тебе следует поскорее вернуться. Мы все по тебе очень скучаем, а бедный Жан-Луи просто места себе не находит, и врачи беспокоятся о его здоровье. К несчастью, он не отделался только переломом ноги. Кажется, у него что-то с позвоночником. Он не может ходить, как раньше, и передвигается с палкой. Ты знаешь, какой он всегда был подвижный, поэтому нынешнее состояние очень угнетает его. Я считаю, что тебе надо быть с ним в этот трудный момент».Я выронила письмо. Повреждение позвоночника. Это ужасно Жан-Луи всегда был человеком действия, проводил много времени вне дома, а сейчас ходит с палкой. Насколько он плох? Я знала, что это в духе моей матери, — тактично преподносить новости.Я должна немедленно возвращаться домой к мужу. Мне придется посвятить ему всю жизнь, чтобы искупить свою вину.Я подняла письмо.— «Ты знаешь, как он любит тебя. Ты для него — все. Он так скучает по тебе, да и все мы тоже. Но ты нужна Жан-Луи, особенно сейчас…»Я немедленно возвращаюсь. Мною овладело подавленное настроение. Неужели я действительно могла подумать, что смогу избавиться от своих привязанностей и обязательств и спокойно уехать с Жераром во Францию? Письмо матери неумолимо воскресило в памяти все: доброту, бесконечную привязанность и любовь, которую питал ко мне Жан-Луи, мой законный муж.Да, я порочна и безнравственна. Да, я действительно изменница. Я отправилась в Эндерби, где меня ожидал Жерар.— Мне надо готовиться к отъезду домой, немедленно, — сказала я ему. — Я получила письмо. Случившееся с Жан-Луи серьезнее, чем просто сломанная нога. Он повредил позвоночник, и боюсь, как бы он не стал инвалидом.Жерар недоверчиво посмотрел на меня.— Мать сообщила мне это, — продолжала я. — Я не могу медлить.Жерар обнял меня, и я ощутила, как загорается во мне желание. Я чувствовала, что теряю голову и не в силах покинуть его. Вся будущая жизнь, долгие безрадостные годы без него представлялись такими беспросветными.— Мне тоже пора уезжать, — произнес Жерар.— Ну вот и пришел конец всему.— Совсем необязательно, — возразил он, — все зависит от твоего решения.— Это убило бы Жан-Луи.— А что будет со мной? Что будет с нами?— Он — мой муж. Я поклялась любить его в горе и в радости. О, если бы я никогда и не приезжала сюда.— Не жалей ни о чем. Ты любила, ты жила.— Нет, всю оставшуюся жизнь меня будут мучить сожаления.— Когда ты собираешься ехать? — удрученно спросил Жерар.— Еще до конца недели.Он склонил голову, потом схватил мои руки и стал целовать их:— Сепфора, если бы ты только передумала!— Ты хочешь сказать, что будешь ждать меня? Жерар кивнул.— Но ты еще не уехала, и у меня есть еще время, чтобы уговорить тебя. Я покачала головой.— Я знаю, что проявила слабость, была безнравственной, но есть вещи, через которые даже я не могу переступить.Я не думаю, что Жерар поверил мне. Все это время я была столь страстная и пылкая, что он уверился, придет время, и я пожертвую всем для него.Я знала, что этого не случится. Несмотря ни на что я должна вернуться к Жан-Луи.
— Я решила, что перед отъездом следует предостеречь дядю Карла. Я не упоминала Джесси о своем предстоящем возвращении домой потому, что хотела сначала поговорить с дядей. Я пришла к нему после обеда, рассчитывая поговорить с ним наедине.Дядя Карл обрадовался, увидев меня. В его глазах таился веселый огонек, причину которого я не понимала. Меня поражало, что дядя живет только прошлым и упорно отождествляет меня с давно умершей Карлоттой, которая когда-то произвела на него столь неизгладимое впечатление.К сожалению, события в доме дяди Карла почти не трогали меня. Здесь я впервые встретила Жерара и увлеклась им. Лишь сейчас я задумалась о происходящем, да и то только потому, что собралась уезжать.«Крик о помощи», как выразилась Сабрина, и, наверное, она была права. Правда, дядя Карл не просил о помощи, хотя, уверена, он прекрасно осознавал опасность своего положения. Он выглядел, скорее, как сторонний наблюдатель, с восторгом изучающий особенности человеческой природы, являясь в то же время одним из основных действующих лиц в разворачивавшейся драме. Иногда мне казалось, что дядя слишком стар, чтобы волноваться о происходящем.Все происходящее с момента моего появления в Эверсли-корте выглядело странным.Тем не менее, я решила поговорить с дядей Карлом и предупредить о возможной опасности.Разговор я начала с письма моей матери.— Дела моего мужа вовсе не так хороши, как я думала. Сперва казалось, что единственное несчастье — сломанная нога, и мы считали, что вскоре он поправится. Но, видимо, возникли осложнения, поэтому мне необходимо вернуться.Дядя кивнул:— Значит, ты покидаешь нас. Очень жаль.— Я еще приеду, возможно, с Жан-Луи, матушкой или Сабриной.— Это было бы замечательно. Уверен, тебе здесь понравилось.— О да, да, Старик улыбался, но что скрывалось за этой улыбкой?— Вынужден согласиться с твоим решением, Карлотта.Я внимательно взглянула на него и сказала:— Я — Сепфора.— Конечно, это все моя память. Я живу далеким прошлым. Ведь я называю тебя этим именем не впервые? Думаю, это потому, что ты стала походить на нее. Я давно замечаю это сходство.— Дядя Карл, мне надо поговорить с вами о том, что может вам и не понравиться. Но вы поймите, я думаю только о вашем благополучии.— Милое дитя, — произнес он, — ты была так добра ко мне, заботилась о моем благополучии. Ты могла столкнуться с серьезными неприятностями, выполняя мою просьбу. Мне кажется, твой французский джентльмен очарователен, бесподобен. — Яркие глаза дядюшки испытующе взглянули на меня. — Ведь так?Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, и подумала: «Он знает. Но как он узнал? Неужели Джесси шпионила за мной? Неужели они обсуждали меня?»— С его стороны было очень любезно отвезти меня в город и помочь с завещанием, — быстро сказала я. — Это как раз то, о чем я и хотела с вами поговорить, дядя Карл.— Все уже благополучно сделано. Я выполнил свой долг. Эверсли останется тебе и твоим наследникам. Думаю, духи предков одобряют это. Карл был старым греховодником, говорят они, но под конец все осознал. Теперь духи могут вернуться в свои могилы и спать спокойно. Я представлю им полный отчет, оказавшись на том свете.Он продолжал улыбаться мне все с той же веселостью, и я решительно продолжила:— Дядя Карл, я должна кое-что сказать вам. Было крайне неосторожно подписывать что-то еще, вроде той бумаги.Старик кивнул, и я продолжила:— Вы же понимаете, если человек надеется что-то унаследовать, он может приложить все усилия, чтобы поскорее овладеть имуществом.Дядя Карл рассмеялся высоким, скрипучим смехом, хитро посмотрел на меня, и я в очередной раз подумала о том, что он, наверное, в курсе всего происходящего, а вся забывчивость и напускная старческая немощь, которые он порой выказывал, — лишь неотъемлемая часть той роли, которую он играет.— Ты имеешь в виду Джесси? — спросил он.— Это огромное искушение для человека, у которого нет состояния и который беспокоится о будущем.— Джесс всегда сумеет пристроиться.— Не сомневаюсь, но вряд ли у нее будут такие возможности, как здесь. Я буду предельно откровенна, дядя Карл.— О, меня всегда пугает, когда люди собираются говорить предельно откровенно. Я никогда не встречал человека, который был бы полностью откровенен. Небольшая доля правды — да, но абсолютная откровенность..— Я надеюсь, вы не обидитесь, но я буду беспокоиться, зная о вашем положении.— Все в порядке. Завещание у старого Розена.— Джесси об этом не знает.— Бедная Джесс, какой удар для нее!— Она считает, что та бумага, которую вы подписали, дает ей право наследования вашего имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36