Немного смущенно Элизабет произнесла:— Я так благодарна тебе за то, что ты спас Мэриан, Натан!Он откашлялся и кивнул, не желая долго останавливаться на своих заслугах. Она и не стала ничего больше говорить об этом, поднялась со стула и шутливо добавила:— Мне надо идти. Если тебе удастся добраться до столовой без происшествий, то увидимся за столом.Но прежде чем Элизабет успела сделать шаг, Хоксли схватил ее за плечи и снова усадил. Этого еще не хватало! Завтра утром она будет вся в синяках! Кроме того, ей не понравились собственные ощущения, когда он дотронулся до нее. Обычно в таких случаях она могла прочитать мысли человека, но его мысли были по-прежнему спрятаны от нее, и она ничего не услышала.— Мы должны обсудить еще одну вещь, моя дорогая тигрица. Это очень серьезно, Элизабет, и я надеюсь на твою помощь.Она сразу почувствовала, что дальнейшее не придется ей по вкусу, но покорно кивнула.— Я хочу услышать конец твоего сна. Того, который приснился тебе сегодня утром. Расскажи мне с того места, когда, как ты заявила, я прятался за тобой, а ты звала меня на помощь.О Господи! Неужели он никогда не оставит ее в покое?! И что ему дался именно этот сон? Элизабет понимала, что теперь Хоксли не отстанет: ведь он только сейчас, после случая с Мэриан, до конца поверил, что ее видения сбываются…— Что именно тебя интересует? — обречено спросила она.— Что ты собиралась делать, когда звала меня на помощь?Она улыбнулась, зная, что ее ответ только позабавит его.— Я бросилась на монстра. В тот момент я совсем забыла о тебе, но когда услышала твой голос, поняла, что ты сможешь с ним справиться. Поэтому я и позвала тебя на помощь.— У тебя было что-нибудь в руках, когда ты бросилась на него?Элизабет поморщилась. Сейчас, при свете дня, казалось смешным, что она надеялась справиться с монстром голыми руками. Но во сне у нее было столько энергии и сил! Она была уверена, что сможет столкнуть его в воду.Голос Хоксли вернул ее в реальный мир.— Расскажи-ка мне этот сон еще раз, Элизабет. Каждую деталь. Ничего не пропуская.Нет, он никогда не отстанет, если она не исполнит его просьбу! Элизабет сдалась. Она пересказала весь сон, и Хоксли не перебивал ее, пока она не закончила. К собственному удивлению, Элизабет обнаружила, что этот откровенный рассказ принес ей облегчение и душевный покой. Можно было подумать, что именно об этом она и мечтала много лет! Впрочем, разве он не слушал ее как друг? Интересно, теперь оставит он ее в покое или нет?Ну конечно нет!— Значит, до сегодняшнего дня он исчезал, так и не заметив нас? Но сегодня утром ты вышла вперед — туда, где он мог тебя увидеть, — и набросилась на него? Он занес нож, чтобы ударить тебя, и ты не убежала?— Понимаешь, я впервые почувствовала, что могу с ним справиться! И я совсем не думала об опасности. Единственное, что мне нужно было, так это столкнуть его с яхты в воду.— Так, значит, сегодня он впервые увидел тебя… — Хоксли внимательно всмотрелся в ее лицо и спросил: — А ты не думаешь, что это видение тоже может сбыться, Элизабет? Так же, как в случае с Мэриан?Огонь весело горел в камине, а за окном облака совсем заволокли небо; стало почти темно. В комнате висела тишина, пока Элизабет раздумывала над его вопросом. Она не придала большого значения этому видению, тем более, что, проснувшись, обнаружила в своей комнате Натана, и ей стало не до того. Сейчас она попыталась проанализировать все, что видела, и поняла, что не знает ответа.— Просто не знаю, — откровенно призналась она. — Ты ведь разбудил меня на середине. Я думаю, что снова все это увижу, хотя может пройти довольно много времени. И вряд ли что-нибудь подобное случится на самом деле, Натан. Это ведь был не реальный человек, а я не такая глупая, чтобы драться с мужчиной, у которого в руках нож. Даже не нож, а что-то похожее на большую игрушку с золотым драконом на лезвии.— Господи Боже! — вдруг прошептал Хоксли. — Ты сказала — «золотой дракон»?!Он резко встал, и Элизабет испугала внезапная перемена, происшедшая в нем. Она пыталась проглотить комок в горле, но у нее пересохло во рту. Что из сказанного ею так его поразило? Ей захотелось поскорее стереть с его лица это свирепое выражение, заставить его улыбнуться…— Что мне было пугаться, когда рядом стоял ты и кричал на него изо всех сил!Но Хоксли не улыбнулся, а к ней, кажется, вернулась способность читать чужие мысли. Впрочем, лучше бы не возвращалась… Элизабет стала молча считать, пытаясь заглушить его ужасные мысли. «Пожалуйста, Натан, не говори ничего!» — молила она.Хоксли повернулся к ней спиной и прошел к окну, выходящему на подъездную аллею. Он так резко рванул шейный платок, что она услышала звук рвущейся ткани и чертыхания. Бой часов из коридора проник в библиотеку, и Элизабет показалось, что они отсчитывают минуты счастья, уходящего в прошлое…А потом Натан вернулся, присел на корточки рядом с ней и взял ее холодные руки в свои. Он поймал ее взгляд и тяжело вздохнул.— Мне придется отослать тебя в другое место, Элизабет. Ненадолго, пока я не смогу решить некоторые вопросы.Она уже знала, что услышит именно эти слова, но, тем не менее, не могла не вскрикнуть от боли, которую они ей причинили.«Вот как все вышло! — думала она в отчаянии. — Мое прошлое вошло в мое будущее, и я должна смириться с тем, что всегда теперь буду одна. Зачем я тешила себя надеждой, что он примет меня такой, какая я есть?!»Она попыталась отдернуть руки, но Натан только крепче сжал их.— Я не могу тебе ничего объяснить, Элизабет. Но, в любом случае, все зашло слишком далеко. Ты не должна быть в этом замешана!Он продолжал что-то говорить, но она прислушивалась не к словам, а к мыслям. Впрочем, до нее доносились лишь какие-то обрывки: «…опасно для тебя… ты должна набраться терпения…»Вдруг Натана не стало рядом, вместо него она услышала голос своей няни, перекрывающий все звуки в комнате:— Ну-ну, моя маленькая, все будет хорошо, если ты навсегда запомнишь, что не должна никому ничего рассказывать…«Няня была права, — думала Элизабет, — никакая дружба не выдержит проклятия, висящего надо мной!»Она забыла об этом, когда здесь появился Хоксли; она открылась ему, ожидая слишком многого! Теперь она будет помнить об этом всегда…Но ведь когда-нибудь все будет по-другому! У нее впереди вся жизнь! Может быть, она встретит человека, который по-настоящему полюбит ее… Ведь бабушка смогла найти свое счастье! Жизнь не кончается на Натане, несмотря на то, что сама мысль об этом приносила боль.Элизабет поднялась, отчаянно пытаясь сохранить хладнокровие, зная, что понадобится какое-то время, чтобы снова заморозить свое сердце, которое чуть было не оттаяло совсем.Он тоже поднялся, открыв было рот, чтобы что-то добавить, но она опередила его.— Я буду готова, когда ты скажешь, Хоксли. Что мне нужно взять с собой, чтобы отправиться в…Он покраснел и смущенно договорил за нее:— …В Шотландию. Я обеспечу тебя деньгами, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Семья, в которую я посылаю тебя, будет тебе рада. Это сын нашего лондонского доктора. У него чудесная жена-шотландка, дети…Он несколько раз пытался произнести следующую фразу и наконец решился поставить последнюю точку в их дружбе. Слова его звучали теперь отрывисто и как-то виновато. Она знала, что он пытается смягчить ее боль.— Пожалуйста, не пиши нам. Ни Юнис, ни Мэриан, ни дедушке… Когда будет необходимо, мы сможем обменяться письмами через отца доктора Камерона в Лондоне.Ледяной барьер, который Элизабет пыталась воздвигнуть вокруг себя, треснул при этих словах, и непрошеные слезы брызнули из глаз. Натан потянулся к ней, но она быстро увернулась от него.Уже уходя, она услышала его последние слова, произнесенные ей вдогонку с горечью и болью:— Когда-нибудь ты простишь меня, Элизабет. Глава четвертая Лондон, апрель 1813 года Ливрейный лакей нес перед собой серебряный поднос, украшенный орнаментом, своей аристократической наружностью напоминая скорее пэра этого Королевства. Руки в белых перчатках были вытянуты вперед, спина прямая, униформа безупречной чистоты — ни пылинки, ни пятнышка. Весь его вид говорил о том, что именно такими должны быть слуги герцога Стэндбриджа в Лондоне.Посередине подноса лежала квадратная белая полотняная салфетка, концы которой свисали по сторонам равными треугольниками. На тарелках с золотыми каемками лежали красивыми горками сандвичи с мясом и сыром — в достаточном количестве, чтобы удовлетворить старого герцога, и достаточно аппетитные, чтобы соблазнить его расстроенного внука. В центре возвышалась ваза с последними апельсинами из теплицы в Стэндбридже — уже очищенными и разделанными на дольки. Молодой Хоксли никогда не мог устоять перед апельсинами.Второй лакей являл собой разительный контраст с первым. Он шел сзади с жизнерадостным видом, сукно ливреи едва не лопалось на его широких плечах. Одной рукой он держал поднос, на котором стояли старинные серебряные сосуды, наполненные хорошо заваренным чаем для герцога и крепким черным кофе для маркиза. Как будто бросая вызов изящным, неслышным шагам первого лакея, второй громко стучал каблуками своих ботинок, и звуки эхом разносились по холлу.Лукавые глаза второго лакея смотрели на блестящий паркетный пол, в котором отражался его полированный поднос. Рукой, на которой стоял поднос, он водил то вправо, то влево, словно солдат на параде. Ритм его шагов совпадал со скачками солнечных зайчиков на полу. Он почти расстроился, когда пол кончился перед двойными дверями в библиотеку, где их ожидал Марш, дворецкий.С серьезным видом Марш провел быструю инспекцию и кивнул. На его лице не отразилось ни одобрения по поводу безупречной сервировки подносов, ни осуждения того, что принесли их в неурочный для еды час.Старый герцог жил в Лондоне по сельскому времени, к чему Маршу было нелегко привыкнуть, хотя он предпочел бы умереть, чем произнести хоть одно слово неодобрения вслух. Герцогине, пока она была жива, каким-то образом удавалось справляться с таким сумасбродством мужа. Но после ее смерти герцог опять принялся за старое. Волнения в Европе вынудили его нарушить свое сельское уединение, в котором он пребывал в последние годы, но и теперь он не намеревался менять привычки в угоду слугам, а тем более — высшему свету Лондона.Марш остановил лакеев перед закрытой дверью библиотеки, не пытаясь войти внутрь. Второй лакей вопросительно взглянул на него, но Марш проигнорировал его взгляд. Через несколько секунд открылась наружная дверь и холл наполнили запахи сырой шерсти и рыбы, за которыми тут же появился небольшой человечек, который весело поздоровался с Маршем и прошествовал дальше, неся на кухню дары моря. Там его поджидала бутылочка холодного вина и горячее мясо, после которых настроение у разносчика всегда поднималось.Персонал кухни работал круглосуточно уже несколько недель, поскольку со всех концов страны приезжали сотрудники Военного министерства и каждый нуждался в угощении соответственно своему положению. Для Марша делом чести было, чтобы все службы в доме функционировали как хорошо смазанный механизм, и чтобы его хозяева даже не подозревали о том напряжении, в котором работали при таком скоплении народа настоящие лондонские слуги.Лишь после того, как разносчик рыбы прошествовал на кухню, Марш постучал в дверь библиотеки.Хоксли сидел за длинным столом из красного дерева, упершись подбородком в костяшки сжатой в кулак руки, глубоко задумавшись над бумагами, лежащими перед ним. Его дед, герцог Стэндбридж, стоял у камина, с рассеянным видом помешивая горящие угли.Лакеи молча поставили подносы на столик сбоку; Марш дал им сигнал, что они могут идти, и первый лакей тут же послушно вышел. Марш сдержал гнев, видя, что второй лакей задержался у окна, затем поднял свои мускулистые руки и задернул поплотнее гардины, издав при этом звук, явно свидетельствующий о неодобрении. Второй лакей вздрогнул, отвесил почтительный поклон герцогу и последовал за своим напарником.Глаза Марша встретились с глазами герцога, и затем они оба посмотрели на усталого молодого Хоксли, сидевшего за столом. Они поняли друг друга без слов и, не сговариваясь, сыграли свои роли — Марш взял кочергу из рук герцога, поставил ее на место и стал подсыпать в огонь уголь, а герцог подошел к подносу и сказал преувеличенно бодрым голосом:— Отлично, Марш, настоящий пир! — Он протянул руку, чтобы взять с подноса чистую тарелку, и заметил едва уловимое движение глаз дворецкого, когда случайно задел рукой другие тарелки. — Голоден, как волк!Герцог положил несколько бутербродов на тарелку, добавил апельсиновых долек и поставил тарелку перед своим внуком, подтолкнув его локтем.— Что такое? — вздрогнул Хоксли, выходя из задумчивости.— Поешь!Стэндбридж всунул бутерброд в руку Натана и с удовлетворением кивнул, поскольку его план сработал и внук механически повиновался. Марш быстро и умело разлил чай и кофе по чашкам. Хоксли вздохнул, когда до него донесся аромат крепкого кофе, и потянулся к своей чашке.— Ты чародей, Марш, — сообщил он. — Из тебя со временем получится настоящий маг.Марш моргнул и склонил голову.— Вам больше ничего не нужно, милорд?Герцог махнул рукой, отпуская его, и они с Натаном снова остались одни.Молча поев, герцог откинулся на спинку стула и оценивающе взглянул на внука.— Ты похож на мусорщика, мой мальчик: волосы взлохмачены, а одежда мятая, как будто ты в ней спал. Ты мог бы позировать Крукшенку для его карикатур. «Обильные обеды с герцогом]] или „Последние жалобы камердинера“.Натан усмехнулся и постарался пригладить рукой густую массу черных кудрей.— К концу дня я, скорее, становлюсь похожим на комнатную собачку Гариетты Уильсон. Почему я не унаследовал твои прямые волосы, чтобы просто зачесывать их назад и больше не думать об этом?— От забот и хлопот по твоему воспитанию я стал почти лысым, негодник! — Герцог махнул рукой в сторону заваленного бумагами стола. — Кстати, хотя твои глаза опухли и покраснели, в них горит огонь возбуждения. Ты что-нибудь обнаружил?Хоксли указал на несколько стопок листков.— Я разложил все материалы по отдельным признакам, и кое-что начало прорисовываться. Прежде всего — «почерк» нашего злодея: все его жертвы подвергались пыткам, а затем им перерезали горло. И еще важная особенность: независимо от того, где были схвачены эти жертвы, их тела неизменно находили на какой-нибудь отдаленной части английского побережья.Герцог резко выпрямился:— Их привозили ему даже из Франции? Да это просто какой-то паук, который подтаскивает муху поближе к себе и, помучив, убивает!Хоксли кивнул:— Совершенно верно; и паутина его распространилась, судя по всему, очень широко. Кстати, «паук» — весьма подходящее для него название. Предлагаю впредь так его и именовать. Должен сказать, что ваш план систематизировать все случаи за несколько лет оказался просто блестящим, сэр. Уже сейчас вырисовывается довольно стройная система.Герцог слушал очень внимательно, сведя седые брови, и Натан продолжал, вдохновленный его заинтересованностью:— Во всем этом, несомненно, присутствует политическая подоплека. Жертвами Паука становились эмигранты, которые возвращались во Францию, чтобы участвовать в борьбе за свержение Наполеона. Или мои люди, перевозившие корреспонденцию. Но хватал он их только после того, как им становилось известно что-нибудь мало-мальски важное. Самое примечательное — тех, которые везли информацию от нас, пытали лишь для отвода глаз, а вовсе не для того, чтобы выжать из них сведения. Создается впечатление, что наш Паук не нуждался в информации, которой они обладали.Герцог еще сильнее нахмурился.— Да, похоже, что он и так все уже знал сам.Голос Хоксли стал мрачным, когда он взял в руки последнее сообщение.— Наш человек во Франции, Пьер, был убит, и его место занял какой-то самозванец. Пьер работал в тесном контакте с военными и политическими деятелями Франции, которые ненавидят Наполеона. Они против гибели своего народа и, что для них еще важнее, — против потери собственных состояний.— Это издержки войны, Натан. Когда у людей, привыкших к роскоши, не остается ничего, кроме табака из капустных листьев и кофе из желудей, приходит время для переговоров.Хоксли помолчал.— Пожалуй, ты прав. Так вот, судя по последнему сообщению, моим людям удалось захватить самозванца. Он обещал открыть нам имя Паука в обмен на свободу и кругленькую сумму золотом. Остается подождать, пока его доставят сюда.Герцог пожал плечами:— Будем надеяться, что это не очередной блеф.Хоксли задумчиво продолжал:— Деятельность Паука гораздо шире, чем мы предполагали. Если бы мы не догадались сопоставить все случаи, мы и дальше считали бы, что они не имеют ничего общего между собой и являются делом рук разных людей. А главное — мы продолжали бы верить, что негодяй, убивший моих родителей, был простым бандитом, который ополчился против нашей семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27