сказала Ферн. – Если даже я попрошу его об этом, но я не стану просить.
Роза посмотрела на нее вопросительно.
– Мы с ним плохо начали, – произнесла Ферн. – Теперь уже дело не поправишь.
Только слегка расслабившись, Ферн начала понимать, с каким напряжением она ждала упреков Розы, которых, на удивление, не последовало. Ее еще более удивило то обстоятельство, что она почувствовала потребность доказывать, будто Мэдисон был, собственно, не виноват. А еще совсем недавно она была уверена в обратном.
Роза улыбнулась доброй, дружеской улыбкой, давая понять, что Ферн может успокоиться: никто не станет осуждать ее… даже, если она в чем-то виновата.
– Мужчины в клане Рэндолфов славятся тем, что у них есть твердые убеждения, от которых они ни за что не хотят отступать, – сказала Роза. – Все, что нужно делать, – это не поддаваться им. Как только они начинают понимать, что имеют дело с сильным человеком, умеющим за себя постоять, они превращаются в джентльменов и готовы даже ублажать женщину, с которой поначалу не хотели считаться.
Ферн не могла себе вообразить, как Мэдисон мог бы ублажать ее. Скорее всего, он просто будет не замечать ее.
– Я сначала считала его неженкой.
– И ошиблись, не так ли?
Выражение лица Розы было серьезным, но Ферн заметила смешинки в ее глазах. Ферн кивнула.
– Не знаю, что Мэдисон делал после того, как уехал в Бостон, – говорила Роза, – но вырос он в Техасе среди лошадей и года три пас коров.
Она должна была догадаться. Было бы глупо думать, что у Джорджа и Хэна может быть брат, который не умеет ездить верхом.
– Если будете с ним правильно обращаться, увидите, какой он джентльмен.
Ферн почувствовала, что беспокойство возвращается к ней.
– Ничего не выйдет. Я хочу, чтобы Хэна повесили, а Мэдисон стремится вытащить его из тюрьмы.
Ферн не удивилась, когда увидела, что дружелюбное выражение на лице Розы исчезло. Грусть отразилась в ее взгляде, как будто Хэн был ее собственным сыном.
– Мне жаль вашего двоюродного брата. Я потеряла мать и отца, поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Но я знаю Хэна уже пять лет и уверена, что он не убивал Троя.
– Он убивал других людей, – заметила Ферн. – Все, включая шерифа Хиккока, говорят, что Хэн самый опасный человек в Абилине.
– Я знаю. С двенадцатилетнего возраста он был готов убивать, чтобы выжить самому. Но, в сущности, он такой же добрый, как и Джордж.
– Не думаю, что мы когда-нибудь найдем общий язык по этому поводу.
– Я тоже так считаю. Но это не помешает нам дружить, не так ли?
Роза начинала вести переговоры. Она прощупывала почву. К своему большому удивлению, Ферн обнаружила, что хочет ответить на вопросы Розы. Прежде с ней такого не бывало. Может быть, Роза была первой женщиной, которая не старалась изменить ее и принимала такой как есть.
Роза интересовала Ферн. Она была единственной женщиной в клане Рэндолфов. Она не только выжила среди них, но явно процветала и была счастлива. Все ее уважали. Больше всего Ферн нравилось в ней то, что Роза всегда оставалась сама собой.
Ферн тоже выжила, но не процветала. Она не была счастлива. Она вела борьбу не на жизнь, а на смерть за то, чтобы ее уважали. И никто не любил ее такой, какой она была. Даже ее родной отец.
Больше всего интересовало Ферн в Розе то, что, хотя она и была довольно привлекательной женщиной, ее жизненный успех имел мало отношения к внешним данным.
Ферн хотела знать, в чем ее секрет.
– Это ваша одежда теперь на мне? – спросила Ферн. Как только она пришла в себя, она увидела, что на ней розовый кружевной халатик, в котором она чувствовала себя не очень удобно.
– К сожалению, у меня нет ничего вашего размера, – сказала Роза, – ведь вы гораздо выше меня ростом.
– Дело не в этом, – сказала Ферн, трогая тонкую шелковистую материю халата. – Я чувствую себя не в праве носить ваши вещи.
– Не думайте об этом. У меня дюжина всяких рубашек и халатов. Когда у вас такой живот, в них только и можно ходить.
– Я чувствую себя неудобно в халате. У меня их никогда не было.
– Я бы чувствовала себя неудобно в штанах, – сказала Роза. – Кто к чему привык.
– Можно мне надеть мою одежду?
– Нет, пока вы не выздоровеете, нельзя.
– Мне кажется, эта боль никогда не пройдет.
Ферн удивилась, что призналась в этом Розе.
Никому другому она, конечно, не сказала бы про страшную боль, которую постоянно испытывала. Даже от отца бы скрыла. А как насчет Мэдисона?
Ему, может быть, и сказала бы. Ему не страшно признаться в своей слабости. Он утешать не будет. Она улыбнулась. Утешать ее и не надо. Он думает, что она станет винить его во всем. Ее интересовало, какие доказательства он предъявит, чтобы убедить Ферн, что виновата на самом деле она, а не он.
Она вспомнила в этой связи о его теориях относительно того, что не Хэн, кто-то другой убил Троя. Ее улыбка погасла. У них постоянно будут разные цели. Если Мэдисон освободит Хэна из тюрьмы, она никогда не простит ему этого. Лучше всего для них обоих было бы сделать следующее: ему сесть на поезд и уехать в Бостон, ей – сидеть дома.
– Что, так и будешь молчать? – говорил Мэдисон Хэну, когда терпение адвоката уже готово было лопнуть. – Речь идет о твоей шее.
Хэн не сказал ни слова. Он просто смотрел на Мэдисона и все.
– И не гляди на меня с такой ненавистью, – сказал Мэдисон. – Не обязательно любить адвоката для того, чтобы разговаривать с ним.
Хэн отвернулся. Теперь он уставился в стену.
– И ты вовсе не обязан прощать меня за то, что я уехал, когда мать умерла.
Хэн не пошевелился, но Мэдисон видел, как напряглась его спина.
– Может, ты и прав. Возможно, я струсил тогда и уехал. В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас нужно думать только о том, как спасти тебя от смерти.
Но Хэн и на этот раз не повернулся и не начал разговаривать.
– О’кей. Как хочешь. Ты всегда считал себя чертовски правым во всем, а остальные вокруг тебя постоянно были неправы. Но, послушай меня, Уильям Генри Хэррисон Рэндолф. Делать то, что ты презираешь, быть постоянно не самим собой – неправильно. В итоге это вывернет тебя на изнанку и лишит энергии. В тебе есть много хороших качеств, но ты слишком упрям и не хочешь прощать людям. Ты предпочитаешь ненавидеть, а не любить. Ты скорее заимеешь против кого-то зуб, чем простишь человека. У тебя есть принципы, которых ты придерживаешься, но ты не хочешь думать о том, что эти принципы могут погубить твоего ближнего.
Ты можешь сказать, что в свое время я поступил неправильно. Я могу, пожалуй, с тобой согласиться. Но я не умер внутри, – сказал Мэдисон и ткнул пальцем себя в грудь. – Я еще умею чувствовать. И я чувствую, что ты не убивал Троя Спраула. И я докажу это, черт побери! Будь я проклят, если тебя повесят.
А ты знаешь, почему я так хочу, чтобы ты не умер? Не только потому, что не желаю быть безучастным свидетелем того, как моего брата убивают за поступок, которого он не совершал. Я хочу, чтобы ты понял: презираемый тобой брат, который бросил тебя, когда тебе было только четырнадцать лет, вытащил тебя из петли. Я хочу, чтобы ты благодарил меня за это. И ты будешь меня благодарить. Тебе будет отвратительно делать это, но ты ведь упрямый, и ты заставишь себя благодарить меня за это.
А знаешь, что я сделаю, когда ты, наконец, произнесешь слова благодарности? Я пошлю тебя к черту.
Тишина. Хэн не сказал ни слова. Он не пошевелился даже. Он сидел и смотрел в стену. Мэдисон вышел из тюрьмы.
Идя по улице, он весь просто трясся от гнева. Он и не ожидал, что братья встретят его с распростертыми объятиями, но не думал, что они только и будут делать, что укорять его. Роза, кажется, единственный человек здесь, который рад его приезду.
Проучить их всех, что ли? Сесть на поезд, уехать в Бостон и уже больше никогда не видеть своих братьев. Но он знал, что никогда не сделает этого. Те же чувства, которые заставили его покинуть Бостон и с риском для себя приехать в Канзас для встречи с братьями, не позволяют ему теперь уехать отсюда, пока дело не разрешится каким-либо образом. Он знал, что, в сущности, он приехал, чтобы разобраться с братьями. Суд Хэна был только предлогом. Он приехал бы все равно, нашлась бы другая причина.
Его удивляло, почему неприятие его братьями причиняет ему такую боль. Раньше он не страдал от одиночества. Он был своим в семье Фредди, но чувствовал, что его собственная семья всегда примет его, если он только этого захочет.
Теперь он не был в этом уверен.
Он пожал плечами. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из всяких трудных ситуаций. Но не сегодня. Сейчас нужно, пожалуй, пойти проведать бунтаря в овчине и коже. Он говорил себе, что ему было плевать на ее состояние. Он ни в чем не виноват. Он говорил себе и другие вещи, все из которых были абсолютно правильными, но ничто не отменяло того факта, что он шел к ней, потому что он хотел видеть ее. Как он ни старался, он не мог забыть ее тело, прижатое к его собственному, свои губы, целующие ее нежную кожу, ее груди.
Он говорил себе, что не стоит волноваться из-за того, что она так влечет его к себе. Все равно из этого ничего не выйдет. Ему кажется, что она ему нравится, но это просто иллюзия. Через несколько недель он вернется в Бостон и забудет о ней навсегда.
– Ей здорово повезло, – говорила Роза Мэдисону, – она могла бы разбиться насмерть.
Джордж и Роза сидели на крыльце, когда Мэдисон подошел к дому Эбботов. Уильям Генри играл возле них.
– Я пытался остановить ее, – сказал Мэдисон, садясь на стул.
– Я не слишком хорошо знаю вас обоих, – сказала роза, но мне думается, вы в основном провоцировали друг друга, а потом пытались помириться.
– Кажется, это моя проблема в отношениях с другими людьми тоже.
– Я полагаю, с Хэном у тебя ничего не вышло, – сказал Джордж.
– Он не хочет даже говорить со мной.
– Я схожу к Хэну, – сказала Роза.
– Бесполезно, – ответил Мэдисон, – он все еще злится на меня за то, что я тогда уехал из дома.
– Мне плевать, что он злится, – сказала Роза, медленно вставая на ноги, – нет смысла отказываться говорить с тобой, если ты хочешь помочь. Присматривай за Уильямом Генри, Джордж. Он исчезает так быстро, как это делал ты, когда был маленьким.
Джордж начал было говорить что-то, но Роза не стала его слушать.
– Это самая упрямая, твердоголовая семья из всех, какие я только знала. В нормальной ситуации я еще могу кое-как это терпеть, но не тогда, когда смерть угрожает Хэну.
– Надень шаль, – сказал Джордж, – вечером становится прохладно.
Она вошла в дом.
– Почему ты не остановишь ее? – спросил Мэдисон.
– А ты считаешь, что тебе удалось бы это сделать?
– Нет, но…
– Вот и я не могу.
– Я не понимаю, – сказал Мэдисон. Джорджу, кажется, все всегда подчинялись, даже их отец.
– Ты и не поймешь. У тебя нет опыта. Я и сам раньше не понимал, но она мне все разъяснила. Если кто и заставит Хэна заговорить, то это Роза.
Роза вышла из дома.
– Есть ли что-то, о чем ты особенно хотел бы знать? – спросила она Мэдисона.
Мэдисон не мог понять, как эта маленькая женщина заставит Хэна сотрудничать, если все его уговоры и даже угрозы не имели успеха.
(Может быть, вот так же и Ферн покоряет тебя.) Но Мэдисон еще пока в этом себе не признавался.
– Мне нужно знать, куда он ехал той ночью, кто мог его видеть, и где он находился, когда убили Троя Спраула. Если я смогу доказать, что он был где-то еще, а не на месте убийства, тогда все остальное уже не будет играть никакой роли. Если же я этого не смогу доказать, я должен буду искать убийцу Троя. Мне нужно знать все, что Хэн знает об этом парне в мельчайших деталях.
– Я сделаю все, что смогу.
– Как там она? – спросил Мэдисон, кивнув в сторону дома.
– Иди сам посмотри, – ответила Роза, и ее лицо посветлело. – А ты, Джордж, будь наготове. Судя по тому, что произошло между ними за последние двадцать четыре часа, через три минуты может начаться перестрелка.
Мэдисон уже начал было вставать, но снова сел.
– Я не пойду, если она собирается кричать на меня.
– Я не знаю, что она собирается делать или уже сделала, но ты должен извиниться перед ней.
– Я? Да я же не толкал ее в этот ручей. – Мэдисон признавал свою вину наедине с собой, но не желал, чтобы кто-то другой говорил ему об этом.
– Физического насилия ты, может быть, к ней и не применял, но заставил же каким-то образом удирать от тебя. Так что иди и поговори с ней. Она тоже чувствует себя виноватой. Ты еще будешь здесь, когда я вернусь?
– Если она не будет слишком нападать на меня.
– Он что, всегда так говорит о женщинах? – спросила Роза Джорджа.
– Он к ним не привык.
Мэдисон воздел руки к небу и вошел в дом. Ну что ж пусть его высекут.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Миссис Эббот оставила шитье, когда увидела, что дверь открылась и вошел Мэдисон.
– Куда вы идете?
– Навестить мисс Спраул.
– Только не в моем доме. Я не разрешаю мужчинам посещать женщин в спальных комнатах.
Мэдисон сдержался и не нагрубил миссис Эббот, помня о том, что Джордж и Роза живут здесь.
– Дверь будет открыта, и я обещаю не подходить к кровати, – сказал он, минуя хозяйку.
– Мистер Рэндолф! Мистер Рэндолф! – кричала миссис Эббот. Она звала Джорджа. Он должен был успокоить ее, но не явился. Мэдисон хотел уже постучать в дверь спальни, когда понял, что не знает, о чем говорить с Ферн. Неужели извиняться перед женщиной, которая умышленно издевалась над ним? Несправедливо было бы сваливать всю вину на него, хотя он признавал, что отчасти был виноват.
Чувство вины злило его, и он был не слишком спокоен, когда постучал в дверь.
– Войдите.
По голосу Ферн нельзя было сказать, что она слишком страдает. Может быть, быстренько извиниться и уйти? Ему захотелось вдруг выпить доброго бренди.
Мэдисон вошел в комнату и замер. Если бы он не был уверен, что это та самая спальня, он мог бы поклясться, что в постели не Ферн. Та Ферн, которую он знал, носила штаны и мешковатую рубашку, а на голове шляпу. Женщина на кровати была одета в красивый розовый кружевной халат. Ее прекрасные белокурые волосы были распущены по плечам. Большие серо-голубые глаза смотрели на него изучающе и обвиняюще в одно и то же время. Когда он вошел в комнату, Ферн вся напряглась.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Глупый вопрос. Конечно же, она чувствовала себя ужасно. Но он не мог задать ей вопрос, на который хотел бы получить ответ: каким образом девчонка с мальчишескими замашками и ухватками таким чудесным образом превратилась в роскошную женщину?
Ферн почувствовала, что все ее тело до самых пяток загорелось огнем. Этот человек раздевал ее, трогал ее. Она бы накрылась с головой одеялом от смущения, если бы только каждое движение не причиняло ей такую страшную боль.
– Ты снимал с меня одежду, не так ли? – Ей не следовало бы спрашивать, она не хотела, чтобы он отвечал, но ничего с собой не могла поделать.
– Почему ты думаешь… Зачем мне… Какое это имеет значение?
– Какое это имеет значение? – повторила она. – Как бы ты себя чувствовал, если бы какая-нибудь женщина сбила тебя с ног, ощупала бы тебя всего и сняла с тебя одежду?
– Я не сбивал тебя с ног, – ответил Мэдисон спокойно.
Она поняла, что Мэдисон вторгся в самые интимные сферы ее жизни. Она чувствовала себя, почти как той ночью, давным-давно. О, как бы она хотела навсегда забыть эту ночь!
– По крайней мере, я не прикасался к твоей сорочке.
Ферн густо покраснела. Никто, даже ее отец, не знал про эту кружевную сорочку, которую она заказала себе в Чикаго. Ее убивало то, что после того, как она вела себя так заносчиво, хвалилась, будто может делать все, что делают мужчины, чтобы с ней обращались, как с парнем, этот Мэдисон должен был узнать ее тайну. Она чувствовала себя другой. Глупой бабой. Сентиментальной обманщицей.
– Кроме того, тут как бы наша общая вина, – сказал Мэдисон. – Ты всегда проделываешь такие штучки, когда злишься?
Ферн ударила бы его с радостью, если бы только могла поднять руку. Но она и побаивалась его. Она не могла полностью владеть собой при нем. Ферн была сама не своя, все шло не так, как она хотела.
Если она немедленно не даст ему понять, что между ними не может быть ничего общего, он, пожалуй, попробует ее опять поцеловать. Или даже хуже того – она сама захочет, чтобы он поцеловал ее.
– Я падаю с лошади всякий раз, когда остаюсь наедине с неженками, – сказала она резко. – Они такие беспомощные и подавленные когда попадают в сельскую местность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Роза посмотрела на нее вопросительно.
– Мы с ним плохо начали, – произнесла Ферн. – Теперь уже дело не поправишь.
Только слегка расслабившись, Ферн начала понимать, с каким напряжением она ждала упреков Розы, которых, на удивление, не последовало. Ее еще более удивило то обстоятельство, что она почувствовала потребность доказывать, будто Мэдисон был, собственно, не виноват. А еще совсем недавно она была уверена в обратном.
Роза улыбнулась доброй, дружеской улыбкой, давая понять, что Ферн может успокоиться: никто не станет осуждать ее… даже, если она в чем-то виновата.
– Мужчины в клане Рэндолфов славятся тем, что у них есть твердые убеждения, от которых они ни за что не хотят отступать, – сказала Роза. – Все, что нужно делать, – это не поддаваться им. Как только они начинают понимать, что имеют дело с сильным человеком, умеющим за себя постоять, они превращаются в джентльменов и готовы даже ублажать женщину, с которой поначалу не хотели считаться.
Ферн не могла себе вообразить, как Мэдисон мог бы ублажать ее. Скорее всего, он просто будет не замечать ее.
– Я сначала считала его неженкой.
– И ошиблись, не так ли?
Выражение лица Розы было серьезным, но Ферн заметила смешинки в ее глазах. Ферн кивнула.
– Не знаю, что Мэдисон делал после того, как уехал в Бостон, – говорила Роза, – но вырос он в Техасе среди лошадей и года три пас коров.
Она должна была догадаться. Было бы глупо думать, что у Джорджа и Хэна может быть брат, который не умеет ездить верхом.
– Если будете с ним правильно обращаться, увидите, какой он джентльмен.
Ферн почувствовала, что беспокойство возвращается к ней.
– Ничего не выйдет. Я хочу, чтобы Хэна повесили, а Мэдисон стремится вытащить его из тюрьмы.
Ферн не удивилась, когда увидела, что дружелюбное выражение на лице Розы исчезло. Грусть отразилась в ее взгляде, как будто Хэн был ее собственным сыном.
– Мне жаль вашего двоюродного брата. Я потеряла мать и отца, поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Но я знаю Хэна уже пять лет и уверена, что он не убивал Троя.
– Он убивал других людей, – заметила Ферн. – Все, включая шерифа Хиккока, говорят, что Хэн самый опасный человек в Абилине.
– Я знаю. С двенадцатилетнего возраста он был готов убивать, чтобы выжить самому. Но, в сущности, он такой же добрый, как и Джордж.
– Не думаю, что мы когда-нибудь найдем общий язык по этому поводу.
– Я тоже так считаю. Но это не помешает нам дружить, не так ли?
Роза начинала вести переговоры. Она прощупывала почву. К своему большому удивлению, Ферн обнаружила, что хочет ответить на вопросы Розы. Прежде с ней такого не бывало. Может быть, Роза была первой женщиной, которая не старалась изменить ее и принимала такой как есть.
Роза интересовала Ферн. Она была единственной женщиной в клане Рэндолфов. Она не только выжила среди них, но явно процветала и была счастлива. Все ее уважали. Больше всего Ферн нравилось в ней то, что Роза всегда оставалась сама собой.
Ферн тоже выжила, но не процветала. Она не была счастлива. Она вела борьбу не на жизнь, а на смерть за то, чтобы ее уважали. И никто не любил ее такой, какой она была. Даже ее родной отец.
Больше всего интересовало Ферн в Розе то, что, хотя она и была довольно привлекательной женщиной, ее жизненный успех имел мало отношения к внешним данным.
Ферн хотела знать, в чем ее секрет.
– Это ваша одежда теперь на мне? – спросила Ферн. Как только она пришла в себя, она увидела, что на ней розовый кружевной халатик, в котором она чувствовала себя не очень удобно.
– К сожалению, у меня нет ничего вашего размера, – сказала Роза, – ведь вы гораздо выше меня ростом.
– Дело не в этом, – сказала Ферн, трогая тонкую шелковистую материю халата. – Я чувствую себя не в праве носить ваши вещи.
– Не думайте об этом. У меня дюжина всяких рубашек и халатов. Когда у вас такой живот, в них только и можно ходить.
– Я чувствую себя неудобно в халате. У меня их никогда не было.
– Я бы чувствовала себя неудобно в штанах, – сказала Роза. – Кто к чему привык.
– Можно мне надеть мою одежду?
– Нет, пока вы не выздоровеете, нельзя.
– Мне кажется, эта боль никогда не пройдет.
Ферн удивилась, что призналась в этом Розе.
Никому другому она, конечно, не сказала бы про страшную боль, которую постоянно испытывала. Даже от отца бы скрыла. А как насчет Мэдисона?
Ему, может быть, и сказала бы. Ему не страшно признаться в своей слабости. Он утешать не будет. Она улыбнулась. Утешать ее и не надо. Он думает, что она станет винить его во всем. Ее интересовало, какие доказательства он предъявит, чтобы убедить Ферн, что виновата на самом деле она, а не он.
Она вспомнила в этой связи о его теориях относительно того, что не Хэн, кто-то другой убил Троя. Ее улыбка погасла. У них постоянно будут разные цели. Если Мэдисон освободит Хэна из тюрьмы, она никогда не простит ему этого. Лучше всего для них обоих было бы сделать следующее: ему сесть на поезд и уехать в Бостон, ей – сидеть дома.
– Что, так и будешь молчать? – говорил Мэдисон Хэну, когда терпение адвоката уже готово было лопнуть. – Речь идет о твоей шее.
Хэн не сказал ни слова. Он просто смотрел на Мэдисона и все.
– И не гляди на меня с такой ненавистью, – сказал Мэдисон. – Не обязательно любить адвоката для того, чтобы разговаривать с ним.
Хэн отвернулся. Теперь он уставился в стену.
– И ты вовсе не обязан прощать меня за то, что я уехал, когда мать умерла.
Хэн не пошевелился, но Мэдисон видел, как напряглась его спина.
– Может, ты и прав. Возможно, я струсил тогда и уехал. В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас нужно думать только о том, как спасти тебя от смерти.
Но Хэн и на этот раз не повернулся и не начал разговаривать.
– О’кей. Как хочешь. Ты всегда считал себя чертовски правым во всем, а остальные вокруг тебя постоянно были неправы. Но, послушай меня, Уильям Генри Хэррисон Рэндолф. Делать то, что ты презираешь, быть постоянно не самим собой – неправильно. В итоге это вывернет тебя на изнанку и лишит энергии. В тебе есть много хороших качеств, но ты слишком упрям и не хочешь прощать людям. Ты предпочитаешь ненавидеть, а не любить. Ты скорее заимеешь против кого-то зуб, чем простишь человека. У тебя есть принципы, которых ты придерживаешься, но ты не хочешь думать о том, что эти принципы могут погубить твоего ближнего.
Ты можешь сказать, что в свое время я поступил неправильно. Я могу, пожалуй, с тобой согласиться. Но я не умер внутри, – сказал Мэдисон и ткнул пальцем себя в грудь. – Я еще умею чувствовать. И я чувствую, что ты не убивал Троя Спраула. И я докажу это, черт побери! Будь я проклят, если тебя повесят.
А ты знаешь, почему я так хочу, чтобы ты не умер? Не только потому, что не желаю быть безучастным свидетелем того, как моего брата убивают за поступок, которого он не совершал. Я хочу, чтобы ты понял: презираемый тобой брат, который бросил тебя, когда тебе было только четырнадцать лет, вытащил тебя из петли. Я хочу, чтобы ты благодарил меня за это. И ты будешь меня благодарить. Тебе будет отвратительно делать это, но ты ведь упрямый, и ты заставишь себя благодарить меня за это.
А знаешь, что я сделаю, когда ты, наконец, произнесешь слова благодарности? Я пошлю тебя к черту.
Тишина. Хэн не сказал ни слова. Он не пошевелился даже. Он сидел и смотрел в стену. Мэдисон вышел из тюрьмы.
Идя по улице, он весь просто трясся от гнева. Он и не ожидал, что братья встретят его с распростертыми объятиями, но не думал, что они только и будут делать, что укорять его. Роза, кажется, единственный человек здесь, который рад его приезду.
Проучить их всех, что ли? Сесть на поезд, уехать в Бостон и уже больше никогда не видеть своих братьев. Но он знал, что никогда не сделает этого. Те же чувства, которые заставили его покинуть Бостон и с риском для себя приехать в Канзас для встречи с братьями, не позволяют ему теперь уехать отсюда, пока дело не разрешится каким-либо образом. Он знал, что, в сущности, он приехал, чтобы разобраться с братьями. Суд Хэна был только предлогом. Он приехал бы все равно, нашлась бы другая причина.
Его удивляло, почему неприятие его братьями причиняет ему такую боль. Раньше он не страдал от одиночества. Он был своим в семье Фредди, но чувствовал, что его собственная семья всегда примет его, если он только этого захочет.
Теперь он не был в этом уверен.
Он пожал плечами. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из всяких трудных ситуаций. Но не сегодня. Сейчас нужно, пожалуй, пойти проведать бунтаря в овчине и коже. Он говорил себе, что ему было плевать на ее состояние. Он ни в чем не виноват. Он говорил себе и другие вещи, все из которых были абсолютно правильными, но ничто не отменяло того факта, что он шел к ней, потому что он хотел видеть ее. Как он ни старался, он не мог забыть ее тело, прижатое к его собственному, свои губы, целующие ее нежную кожу, ее груди.
Он говорил себе, что не стоит волноваться из-за того, что она так влечет его к себе. Все равно из этого ничего не выйдет. Ему кажется, что она ему нравится, но это просто иллюзия. Через несколько недель он вернется в Бостон и забудет о ней навсегда.
– Ей здорово повезло, – говорила Роза Мэдисону, – она могла бы разбиться насмерть.
Джордж и Роза сидели на крыльце, когда Мэдисон подошел к дому Эбботов. Уильям Генри играл возле них.
– Я пытался остановить ее, – сказал Мэдисон, садясь на стул.
– Я не слишком хорошо знаю вас обоих, – сказала роза, но мне думается, вы в основном провоцировали друг друга, а потом пытались помириться.
– Кажется, это моя проблема в отношениях с другими людьми тоже.
– Я полагаю, с Хэном у тебя ничего не вышло, – сказал Джордж.
– Он не хочет даже говорить со мной.
– Я схожу к Хэну, – сказала Роза.
– Бесполезно, – ответил Мэдисон, – он все еще злится на меня за то, что я тогда уехал из дома.
– Мне плевать, что он злится, – сказала Роза, медленно вставая на ноги, – нет смысла отказываться говорить с тобой, если ты хочешь помочь. Присматривай за Уильямом Генри, Джордж. Он исчезает так быстро, как это делал ты, когда был маленьким.
Джордж начал было говорить что-то, но Роза не стала его слушать.
– Это самая упрямая, твердоголовая семья из всех, какие я только знала. В нормальной ситуации я еще могу кое-как это терпеть, но не тогда, когда смерть угрожает Хэну.
– Надень шаль, – сказал Джордж, – вечером становится прохладно.
Она вошла в дом.
– Почему ты не остановишь ее? – спросил Мэдисон.
– А ты считаешь, что тебе удалось бы это сделать?
– Нет, но…
– Вот и я не могу.
– Я не понимаю, – сказал Мэдисон. Джорджу, кажется, все всегда подчинялись, даже их отец.
– Ты и не поймешь. У тебя нет опыта. Я и сам раньше не понимал, но она мне все разъяснила. Если кто и заставит Хэна заговорить, то это Роза.
Роза вышла из дома.
– Есть ли что-то, о чем ты особенно хотел бы знать? – спросила она Мэдисона.
Мэдисон не мог понять, как эта маленькая женщина заставит Хэна сотрудничать, если все его уговоры и даже угрозы не имели успеха.
(Может быть, вот так же и Ферн покоряет тебя.) Но Мэдисон еще пока в этом себе не признавался.
– Мне нужно знать, куда он ехал той ночью, кто мог его видеть, и где он находился, когда убили Троя Спраула. Если я смогу доказать, что он был где-то еще, а не на месте убийства, тогда все остальное уже не будет играть никакой роли. Если же я этого не смогу доказать, я должен буду искать убийцу Троя. Мне нужно знать все, что Хэн знает об этом парне в мельчайших деталях.
– Я сделаю все, что смогу.
– Как там она? – спросил Мэдисон, кивнув в сторону дома.
– Иди сам посмотри, – ответила Роза, и ее лицо посветлело. – А ты, Джордж, будь наготове. Судя по тому, что произошло между ними за последние двадцать четыре часа, через три минуты может начаться перестрелка.
Мэдисон уже начал было вставать, но снова сел.
– Я не пойду, если она собирается кричать на меня.
– Я не знаю, что она собирается делать или уже сделала, но ты должен извиниться перед ней.
– Я? Да я же не толкал ее в этот ручей. – Мэдисон признавал свою вину наедине с собой, но не желал, чтобы кто-то другой говорил ему об этом.
– Физического насилия ты, может быть, к ней и не применял, но заставил же каким-то образом удирать от тебя. Так что иди и поговори с ней. Она тоже чувствует себя виноватой. Ты еще будешь здесь, когда я вернусь?
– Если она не будет слишком нападать на меня.
– Он что, всегда так говорит о женщинах? – спросила Роза Джорджа.
– Он к ним не привык.
Мэдисон воздел руки к небу и вошел в дом. Ну что ж пусть его высекут.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Миссис Эббот оставила шитье, когда увидела, что дверь открылась и вошел Мэдисон.
– Куда вы идете?
– Навестить мисс Спраул.
– Только не в моем доме. Я не разрешаю мужчинам посещать женщин в спальных комнатах.
Мэдисон сдержался и не нагрубил миссис Эббот, помня о том, что Джордж и Роза живут здесь.
– Дверь будет открыта, и я обещаю не подходить к кровати, – сказал он, минуя хозяйку.
– Мистер Рэндолф! Мистер Рэндолф! – кричала миссис Эббот. Она звала Джорджа. Он должен был успокоить ее, но не явился. Мэдисон хотел уже постучать в дверь спальни, когда понял, что не знает, о чем говорить с Ферн. Неужели извиняться перед женщиной, которая умышленно издевалась над ним? Несправедливо было бы сваливать всю вину на него, хотя он признавал, что отчасти был виноват.
Чувство вины злило его, и он был не слишком спокоен, когда постучал в дверь.
– Войдите.
По голосу Ферн нельзя было сказать, что она слишком страдает. Может быть, быстренько извиниться и уйти? Ему захотелось вдруг выпить доброго бренди.
Мэдисон вошел в комнату и замер. Если бы он не был уверен, что это та самая спальня, он мог бы поклясться, что в постели не Ферн. Та Ферн, которую он знал, носила штаны и мешковатую рубашку, а на голове шляпу. Женщина на кровати была одета в красивый розовый кружевной халат. Ее прекрасные белокурые волосы были распущены по плечам. Большие серо-голубые глаза смотрели на него изучающе и обвиняюще в одно и то же время. Когда он вошел в комнату, Ферн вся напряглась.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Глупый вопрос. Конечно же, она чувствовала себя ужасно. Но он не мог задать ей вопрос, на который хотел бы получить ответ: каким образом девчонка с мальчишескими замашками и ухватками таким чудесным образом превратилась в роскошную женщину?
Ферн почувствовала, что все ее тело до самых пяток загорелось огнем. Этот человек раздевал ее, трогал ее. Она бы накрылась с головой одеялом от смущения, если бы только каждое движение не причиняло ей такую страшную боль.
– Ты снимал с меня одежду, не так ли? – Ей не следовало бы спрашивать, она не хотела, чтобы он отвечал, но ничего с собой не могла поделать.
– Почему ты думаешь… Зачем мне… Какое это имеет значение?
– Какое это имеет значение? – повторила она. – Как бы ты себя чувствовал, если бы какая-нибудь женщина сбила тебя с ног, ощупала бы тебя всего и сняла с тебя одежду?
– Я не сбивал тебя с ног, – ответил Мэдисон спокойно.
Она поняла, что Мэдисон вторгся в самые интимные сферы ее жизни. Она чувствовала себя, почти как той ночью, давным-давно. О, как бы она хотела навсегда забыть эту ночь!
– По крайней мере, я не прикасался к твоей сорочке.
Ферн густо покраснела. Никто, даже ее отец, не знал про эту кружевную сорочку, которую она заказала себе в Чикаго. Ее убивало то, что после того, как она вела себя так заносчиво, хвалилась, будто может делать все, что делают мужчины, чтобы с ней обращались, как с парнем, этот Мэдисон должен был узнать ее тайну. Она чувствовала себя другой. Глупой бабой. Сентиментальной обманщицей.
– Кроме того, тут как бы наша общая вина, – сказал Мэдисон. – Ты всегда проделываешь такие штучки, когда злишься?
Ферн ударила бы его с радостью, если бы только могла поднять руку. Но она и побаивалась его. Она не могла полностью владеть собой при нем. Ферн была сама не своя, все шло не так, как она хотела.
Если она немедленно не даст ему понять, что между ними не может быть ничего общего, он, пожалуй, попробует ее опять поцеловать. Или даже хуже того – она сама захочет, чтобы он поцеловал ее.
– Я падаю с лошади всякий раз, когда остаюсь наедине с неженками, – сказала она резко. – Они такие беспомощные и подавленные когда попадают в сельскую местность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40