она подняла стул и занесла его над головой, чтобы бросить его в Мэдисона.
Она совершила ошибку. До этого Мэдисон еще терпел ее выходки, но теперь он подскочил к ней, прежде чем она бросила стул, вырвал его из ее рук, и, до того как она успела схватить другой, прижал ее к стене.
– Прежде, чем ты тут все разнесешь, расскажи мне в чем дело.
Он стоял вплотную к ней, держа ее за руки, прижимая их к ее бокам. Торпясь покинуть дом миссис Эббот, Ферн забыла надеть сорочку. Она чувствовала, как ее грудь касается Мэдисона. Ощущение было такое, будто на ней ничего нет. Это пугало, но и возбуждало ее. Соски Ферн терлись о его накрахмаленную рубашку, и от них, словно ток по проводом, шло возбуждение во все нервные окончания ее тела. Она почти забыла о ссоре с Мэдисоном.
Почти, но не совсем.
– Что тут объяснять. Ты сам прекрасно понимаешь, что это значит – целовать женщину.
– Смотря какую женщину.
Ферн пыталась освободиться, но он держал ее железной хваткой. Она хотела ударить его, но ее руки были плотно прижаты к ее бокам.
Она больше не желала видеть Мэдисона, она лишь хотела причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.
– Я не знаю, что по этому поводу думает мисс Брюс, и мне плевать на ваши бостонские нравы. Здесь, в Канзасе, человек, который только что клялся в любви одной женщине и просил ее стать его женой, не будет через пять минут целовать свою прежнюю возлюбленную в гостиной. Мы, конечно же, дикари, но какие уж есть.
– Ты действительно расстроилась из-за этого? Правда? Ты думаешь, что я на самом деле люблю Саманту?
– Я видела, как ты целовал ее! – крикнула Ферн.
– Я слышала, как ты говорил, что любишь ее. Почему я не должна верить своим глазам и ушам?
– Потому, что я сказал тебе: я люблю тебя. Я просил тебя стать моей женой.
– И я, дура, тебе поверила.
– Саманта – мой друг. Я давно ее знаю.
– Но это еще не значит, что ты должен целовать ее! – крикнула Ферн. – Пайк и Рид тоже мои друзья, но я же не целуюсь с ними. Я не признаюсь им в любви. Если бы я начала это делать, они бы подумали, что я рехнулась.
– Ты хочешь знать, что мы делали в гостиной?
– Я уже знаю.
– Нет, не знаешь. Тебе только кажется, что ты знаешь.
– И ты не целовал ее, да?
– Целовал.
– И ты не говорил ей, что любишь ее?
– Не помню, может быть, и говорил.
– Ты не помнишь! – взвизгнула Ферн. – Наверное, ты также не помнишь, что признавался в любви мне.
– Мне кажется, я помню каждое слово, которое сказал тебе.
Ну вот, он опять пытается обмануть ее своими ласковыми речами, пытается заставить ее поверить в то, что она играет большую роль в его жизни. Больше всего ее бесило то, что ей хотелось верить ему. Она не верила, но ей очень хотелось поверить. После того, как ей не удалось высвободиться из его рук, она делала все, чтобы, по крайней мере, не смотреть на него. Пусть она не может освободиться, но она будет избегать его притворно искреннего взгляда. Ферн не могла понять, как этот человек может так убедительно врать ей. Никогда она не постигнет этого. Она полагала, что ему удавалось это потому, что он был адвокатом. – Саманта и я, мы говорили о тебе.
– И ты так увлекся, описывая ей, как любишь меня, Что стал целовать ее – первую попавшуюся под руку красавицу.
– Я сказал ей, что просил твоей руки, но у меня есть сомнения насчет того, сможешь ли ты жить в Бостоне.
– Ты, наверное, думал, что я буду ходить на все балы в штанах и овчинном жилете. Тебе было бы очень неловко за меня, не так ли? Воображаю, что стали бы говорить твои старые друзья. «Не можем понять, что нашло на Мэдисона. Почему он втрескался в эту странную особу? Ведь ее место не в салоне, а в салуне».
– Я сказал ей, что ты будешь себя чувствовать очень одиноко без друзей.
– А ты думал, что у дикарей могут быть друзья, особенно в Бостоне? Может быть, ты подумывал о том, чтобы привезти мне туда бизона или дикую собаку из прерии, чтобы мне не было так скучно одной? Но, надеюсь, ты не хотел подарить мне гремучую змею. Она бы слишком напоминала мне тебя.
– Саманта сказала, что была бы счастлива познакомить тебя со своими друзьями, чтобы ты не скучала во время моих отъездов из Бостона. Я иногда уезжаю по делам.
Ферн заколебалась: продолжать ей сердиться или нет.
– Зачем ей это делать для меня? Она же сама влюблена в тебя.
– Но я не давал ей никакого повода для того, чтобы она влюблялась в меня.
Ферн почувствовала, как из нее выходит пар, словно воздух из проколотого воздушного шарика.
– А тебе и не надо давать никакого повода. Женщины влюбляются в мужчин без всякого повода. Я влюбилась в тебя, когда сама считала тебя самым несносным, самодовольным и самоуверенным из всех негодяев, которых только терпит земля.
– Значит, ты еще любишь меня, – сказал Мэдисон, так сильно сжимая ее в своих руках, что она чуть не задохнулась.
Надежда, упрямая маленькая сволочь, никак не хотела исчезать. Она опять вынырнула на поверхность, как яблоко из ведра с водой.
– Я сказала, что влюбилась в тебя, но не говорю, что люблю тебя сейчас.
– Ты слишком упряма, чтобы постоянно менять свои решения.
Черт возьми! Опять он заговорил ее своими ласковыми речами.
– Ты, без сомнения, самый самодовольный, отвратительный…
Мэдисон крепко поцеловал ее в губы.
– Мне кажется, я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты прыгнула на лошадь и поскакала по прерии. И с тех пор я люблю тебя.
Она чувствовала, что сдается, начинает верить ему.
– Тогда почему ты целовал Саманту? – настаивала Ферн. – Почему говорил ей, что любишь ее?
– Да, я люблю ее, – отвечал Мэдисон. – Я люблю всю эту семью. Они имели мужество взять бедного мальчика с Юга в свой дом во время жестокой войны между Севером и Югом. Они платили за мое образование, я вращался в кругу их друзей, они считали меня членом семьи. Я всегда буду любить их, но это не значит, что я хочу жениться на Саманте. Она мне, как сестра.
– У нее к тебе не сестринские чувства.
– Откуда ты знаешь? Она говорила тебе?
– Нет, но это сразу видно. Роза поняла это в первый же вечер, когда увидела Саманту.
Мэдисон был удивлен.
– Я не знал этого. Почему же она ничего мне не говорила?
– Она не могла сказать такое тебе, особенно зная, что ты любишь другую.
Она видела растерянность в его глазах. Ясно было, что он не хочет обижать Саманту. Было невозможно не верить в искренность его слов, и Ферн стало стыдно из-за того, что она не верила ему.
Она давно должна была понять, что Мэдисон не стал бы лгать ей. Ему было наплевать на то, что думают о нем люди. Если бы она не была так неуверенна в себе и уверена в том, что он никогда не полюбит ее такой, какая она есть, она бы давно поняла это.
Мэдисон никогда не лгал ей. Это она сама лгала себе годами.
Ферн чувствовала, как тает ее решимость. Потом она вообще исчезла, как снег весной. Ферн была влюблена в Мэдисона до гробовой доски. Она должна доверять ему и себе.
– Жаль, если я обидел Саманту, – сказал Мэдисон. – Я не хотел этого, но я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе.
– Ты уверен? – спросила Ферн. Голос ее смягчился.
– Ни в чем я еще не был так уверен за всю жизнь. Ты сводишь меня с ума до такой степени, что я даже начал спрашивать, как мне быть, у Уильяма Генри.
– Что? – не поняла Ферн, готовая пускать пузыри от радости.
– Я искал Розу, чтобы попросить у нее совета, что мне сделать для того, чтобы ты полюбила меня, но не нашел ее, и стал разговаривать с ее сыном.
Ферн посерьезнела.
– Я пока еще точно не знаю, но, мне кажется, я позволю тебе заниматься со мной любовью. Только я не хочу детей.
– Это из-за того, что случилось с твоей матерью?
Она кивнула.
Мэдисон крепко прижал ее к себе.
– Я покажу тебя лучшим докторам Нью-Йорка. Мы даже можем поехать в Европу, если хочешь. Тебе не надо будет рожать, пока ты боишься. Я сам не хотел иметь детей, пока не увидел своего очаровательного племянника. Однако у меня, в любом случае, есть еще пять братьев, так что Рэндолфов всегда будет в избытке в этом мире.
– Ты уверен, что будешь счастлив, не имея детей?
– Не знаю, но без тебя я определенно буду несчастлив. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Я привык ухаживать за тобой. Мне это очень нравится.
– Но есть еще одна проблема, – заметила Ферн. Последовала тишина.
– Что нам с ней делать? – спросил Мэдисон.
– Ты же не думаешь, что сможешь жениться на мне и не… не…
– Я хочу, чтобы ты была моей женой, Ферн, несмотря ни на что.
Но Ферн прекрасно понимала, что если с детьми он и готов подождать, то явно не намерен воздерживаться от половой любви с ней. Может быть, он постарается не домогаться ее, и, возможно, это ему удастся, но тогда в их совместной жизни будет явно недоставать некой изюминки. Она не была уверена, что сама перенесет подобный брак. Даже теперь, когда их тела прижаты друг к другу, она вся дрожит и чувствует, что хочет быть с Мэдисоном, еще крепче прижаться к нему, прильнуть к нему всем телом.
Ей казалось, что в ней борются две силы – ее разум говорил ей, что близость с Мэдисоном причинит ей боль, а ее плоть настаивала на том, что в объятиях Мэдисона она испытает новое, удивительное наслаждение.
– Я думаю, мы должны попробовать.
Мэдисон уставился на нее.
– Когда?
Она сглотнула слюну.
– Сейчас.
– Ты уверена?
– Да. Я не хочу выходить за тебя замуж до тех пор, пока не узнаю, могу ли я быть тебе подходящей женой. Она приложила свои пальцы к его губам, видя, что он хочет что-то сказать. – Я скорее предпочту, чтобы ты женился на Саманте и жил с ней счастливо, чем был в браке со мной, и мы спали бы на разных кроватях.
– Я не позволю тебе…
– Ты не можешь тут принимать решения, – сказала Ферн. – Если я не смогу заниматься любовью с тобой, то не смогу и выйти за тебя замуж. Это мое последнее слово.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, но я никогда не прощу себя, если причиню тебе боль.
– Я прошу тебя об этом, – сказала Ферн. – Я боюсь, но я хочу тебя. – Она высвободила свои руки из его рук и обняла его. – Я еще немного паникую, когда ты обнимаешь меня, но уже испытываю и другие чувства. Мне кажется, что должно случиться нечто чудесное, и все мое тело замирает от сладкого предчувствия. Кажется, со мной должно вот-вот произойти что-то такое, чего я с нетерпением жду и страстно желаю. Это чувство ожидания становится сильнее после каждого твоего нового объятия и поцелуя. Я хочу ласкать тебя, Мэдисон. Я хочу, чтобы ты ласкал меня.
Мэдисон с нежностью убрал прядь волос, упавшую на лоб Ферн. После того, как она в клочья разорвала свое платье, проделала пять миль в открытой коляске и метнула в него всеми вещами, которые только имелись в комнате, почти ничего на осталось от той элегантной прически, которую Роза соорудила на голове Ферн, не говоря уже о заколках, которые держали эту прическу.
– Я так хочу обладать тобой, – сказал он. – Но больше всего я хочу, чтобы мы всю жизнь прожили с тобой вместе. Я не хочу делать с тобой ничего такого, что могло бы принести тебе страдания и отравить твое будущее. Останови меня, если почувствуешь страх, или что-то будет не так, или просто, если тебе не захочется продолжать. Поняла?
Ферн кивнула.
– Я серьезно.
– Я знаю. А теперь кончай болтать и поцелуй меня. Неловкость и слабый страх пока не проходили, но Ферн заставила себя полностью отдаться поцелую Мэдисона. Она любила его. Она хотела быть его женой. Она преодолеет свой страх и позволит ему заниматься любовью с ней. Это необходимо. Все ее будущее зависит от этого.
Но ей нравилось то, что с ней происходило. Ей нравилось ощущать прикосновение рук Мэдисона, когда он обнимал ее. Вот так стоять с ним в центре комнаты и чувствовать его губы на своих губах. Раньше ее никто не обнимал. Даже когда она была девочкой, отец не пускал ее к себе на колени. Он не укладывал ее в постель. Не утешал ее, когда у нее что-то болело, или когда она боялась чего-то. Всю жизнь она сама заботилась о себе, стараясь убедить себя, что ей никто не нужен. Что ей ничего ни от кого не надо. Она врала себе.
Ей просто необходима чья-то забота и ласка, но она врала себе, полагая, что это не для нее. Теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что может получать от жизни все, что заслуживает женщина.
Если бы только ей удалось преодолеть ее страх. Ферн сосредоточилась на губах Мэдисона. Они были как будто мягкие, но в то же время такие упругие и нежные. Он покусывал ее нижнюю губу, терся губами о ее губы, или проводил по ним кончиком языка. Он был все еще нежен, когда стал целовать ее более страстно, разомкнув ей губы и просунув ей в рот язык. Она вся была в кольце его рук. Его пальцы скользили по ее спине, нежно поглаживая ее, прижимая ее ближе и ближе к себе, пока, наконец, они чуть ли не слились в одно тело, воспламененное страстью.
В своем сознании она воздвигла мощные укрепления против своего старого страха, который то и дело выглядывал из своей темной пещеры и готов был в любую минуту испортить ей все удовольствие, разрушить ее будущее. И будущее Мэдисона тоже. Прижимаясь к нему еще плотнее, она вся отдалась его поцелуям и тому наслаждению, которое он давал ей.
– Поцелуй меня, – попросил ее Мэдисон.
– Я и так целую тебя.
– Нет, это я целую тебя. Это две разные вещи.
Мэдисон перестал целовать Ферн. Она почувствовала себя покинутой. Она убрала руки с плеч Мэдисона, взяла в руки его лицо и прижала его к себе. Его губы были теплые, влажные, но безответные. Она потерлась о них своими губами. Губы Мэдисона были гладкие и мягкие. Она сильнее надавила на них, но они не отвечали ей. Приоткрыв рот, она поцеловала Мэдисона. Сначала осторожно, потом все более уверенно.
Он все еще не отвечал на ее поцелуй.
Обняв Мэдисона за шею, Ферн крепко поцеловала его в губы, приоткрыв рот, впиваясь в него с такой же страстностью, с какой он целовал ее прежде. Она чувствовала, что он весь дрожит, но упорно не хочет брать инициативу в свои руки, позволяя Ферн учиться самой.
Со все растущим возбуждением она приняла его вызов.
Слегка колеблясь, она все же провела кончиком языка между его губами. Он вздрогнул. Она решила, что от удовольствия. Становясь смелее и нетерпеливей, она просунула язык между его губ и прикоснулась к его гладким зубам. Ферн застонала от наслаждения и крепко обняла Мэдисона за шею.
Он более не в силах был сдерживать себя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мэдисон до боли сжал Ферн в своих объятиях. Он прильнул губами к ее губам со всей страстностью человека, которому долго приходилось сдерживать свои желания. Его язык проник ей в рот и всасывал в себя ее свежесть.
Но в то время, когда его ничем не сдерживаемая страсть зажгла в Ферн ответный огонь желания, ее вдруг всю сковало страхом.
Мэдисон почувствовал, как она вся напряглась.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил? – спросил он ее хриплым от страсти голосом.
– Держи меня, – сказала Ферн, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом.
Странно, что эта близость, которая вызывала в Ферн все увеличивающийся страх, в то же время так успокаивала ее. В объятиях Мэдисона она чувствовала себя вне опасности, она ощущала себя любимой. И никакой страх не мог победить это чудесное чувство.
Они стояли, обняв друг друга, и руки Мэдисона блуждали по ее спине и бедрам. Он ласкал ее, успокаивал, утешал. Она прижималась к нему. Постепенно напряжение стало исчезать. Вместо него она ощутила страстное желание в груди. Она почувствовала, что ее соски затвердели.
Она чувствовала эрекцию Мэдисона.
Человек, который напал на нее той ночью, обнимал ее только до пояса.
Она с испугом чувствовала, как Мэдисон ласкает ее груди.
Тот человек хватал ее за грудь. Он делал ей больно руками и зубами. Он целовал ее горячими губами до тех пор, пока она не почувствовала тошноту. Он навалился на нее всем телом и придавил к земле. Он до смерти испугал ее.
Но теперь все было по-другому. Мэдисон был другой человек.
Ей нравились его поцелуи, нравилось находиться в его объятиях.
Он не вел ее к кровати, он стоял с ней в центре комнаты. Но Ферн хотела бы, чтобы он положил ее на кровать. И все же, когда руки Мэдисона оказались на ее груди, она не могла думать ни о чем, кроме той ужасной ночи.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил? Скажи мне, – спрашивал ее Мэдисон.
Одна Ферн хотела, чтобы он прекратил, но другая хотела продолжать. Она ничего не сказала.
Рука Мэдисона ласкала ее шею, и от этого Ферн еще больше расслабилась. Он провел пальцем по ее горлу, обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Я хочу, чтобы тебе это нравилось, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Она совершила ошибку. До этого Мэдисон еще терпел ее выходки, но теперь он подскочил к ней, прежде чем она бросила стул, вырвал его из ее рук, и, до того как она успела схватить другой, прижал ее к стене.
– Прежде, чем ты тут все разнесешь, расскажи мне в чем дело.
Он стоял вплотную к ней, держа ее за руки, прижимая их к ее бокам. Торпясь покинуть дом миссис Эббот, Ферн забыла надеть сорочку. Она чувствовала, как ее грудь касается Мэдисона. Ощущение было такое, будто на ней ничего нет. Это пугало, но и возбуждало ее. Соски Ферн терлись о его накрахмаленную рубашку, и от них, словно ток по проводом, шло возбуждение во все нервные окончания ее тела. Она почти забыла о ссоре с Мэдисоном.
Почти, но не совсем.
– Что тут объяснять. Ты сам прекрасно понимаешь, что это значит – целовать женщину.
– Смотря какую женщину.
Ферн пыталась освободиться, но он держал ее железной хваткой. Она хотела ударить его, но ее руки были плотно прижаты к ее бокам.
Она больше не желала видеть Мэдисона, она лишь хотела причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.
– Я не знаю, что по этому поводу думает мисс Брюс, и мне плевать на ваши бостонские нравы. Здесь, в Канзасе, человек, который только что клялся в любви одной женщине и просил ее стать его женой, не будет через пять минут целовать свою прежнюю возлюбленную в гостиной. Мы, конечно же, дикари, но какие уж есть.
– Ты действительно расстроилась из-за этого? Правда? Ты думаешь, что я на самом деле люблю Саманту?
– Я видела, как ты целовал ее! – крикнула Ферн.
– Я слышала, как ты говорил, что любишь ее. Почему я не должна верить своим глазам и ушам?
– Потому, что я сказал тебе: я люблю тебя. Я просил тебя стать моей женой.
– И я, дура, тебе поверила.
– Саманта – мой друг. Я давно ее знаю.
– Но это еще не значит, что ты должен целовать ее! – крикнула Ферн. – Пайк и Рид тоже мои друзья, но я же не целуюсь с ними. Я не признаюсь им в любви. Если бы я начала это делать, они бы подумали, что я рехнулась.
– Ты хочешь знать, что мы делали в гостиной?
– Я уже знаю.
– Нет, не знаешь. Тебе только кажется, что ты знаешь.
– И ты не целовал ее, да?
– Целовал.
– И ты не говорил ей, что любишь ее?
– Не помню, может быть, и говорил.
– Ты не помнишь! – взвизгнула Ферн. – Наверное, ты также не помнишь, что признавался в любви мне.
– Мне кажется, я помню каждое слово, которое сказал тебе.
Ну вот, он опять пытается обмануть ее своими ласковыми речами, пытается заставить ее поверить в то, что она играет большую роль в его жизни. Больше всего ее бесило то, что ей хотелось верить ему. Она не верила, но ей очень хотелось поверить. После того, как ей не удалось высвободиться из его рук, она делала все, чтобы, по крайней мере, не смотреть на него. Пусть она не может освободиться, но она будет избегать его притворно искреннего взгляда. Ферн не могла понять, как этот человек может так убедительно врать ей. Никогда она не постигнет этого. Она полагала, что ему удавалось это потому, что он был адвокатом. – Саманта и я, мы говорили о тебе.
– И ты так увлекся, описывая ей, как любишь меня, Что стал целовать ее – первую попавшуюся под руку красавицу.
– Я сказал ей, что просил твоей руки, но у меня есть сомнения насчет того, сможешь ли ты жить в Бостоне.
– Ты, наверное, думал, что я буду ходить на все балы в штанах и овчинном жилете. Тебе было бы очень неловко за меня, не так ли? Воображаю, что стали бы говорить твои старые друзья. «Не можем понять, что нашло на Мэдисона. Почему он втрескался в эту странную особу? Ведь ее место не в салоне, а в салуне».
– Я сказал ей, что ты будешь себя чувствовать очень одиноко без друзей.
– А ты думал, что у дикарей могут быть друзья, особенно в Бостоне? Может быть, ты подумывал о том, чтобы привезти мне туда бизона или дикую собаку из прерии, чтобы мне не было так скучно одной? Но, надеюсь, ты не хотел подарить мне гремучую змею. Она бы слишком напоминала мне тебя.
– Саманта сказала, что была бы счастлива познакомить тебя со своими друзьями, чтобы ты не скучала во время моих отъездов из Бостона. Я иногда уезжаю по делам.
Ферн заколебалась: продолжать ей сердиться или нет.
– Зачем ей это делать для меня? Она же сама влюблена в тебя.
– Но я не давал ей никакого повода для того, чтобы она влюблялась в меня.
Ферн почувствовала, как из нее выходит пар, словно воздух из проколотого воздушного шарика.
– А тебе и не надо давать никакого повода. Женщины влюбляются в мужчин без всякого повода. Я влюбилась в тебя, когда сама считала тебя самым несносным, самодовольным и самоуверенным из всех негодяев, которых только терпит земля.
– Значит, ты еще любишь меня, – сказал Мэдисон, так сильно сжимая ее в своих руках, что она чуть не задохнулась.
Надежда, упрямая маленькая сволочь, никак не хотела исчезать. Она опять вынырнула на поверхность, как яблоко из ведра с водой.
– Я сказала, что влюбилась в тебя, но не говорю, что люблю тебя сейчас.
– Ты слишком упряма, чтобы постоянно менять свои решения.
Черт возьми! Опять он заговорил ее своими ласковыми речами.
– Ты, без сомнения, самый самодовольный, отвратительный…
Мэдисон крепко поцеловал ее в губы.
– Мне кажется, я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты прыгнула на лошадь и поскакала по прерии. И с тех пор я люблю тебя.
Она чувствовала, что сдается, начинает верить ему.
– Тогда почему ты целовал Саманту? – настаивала Ферн. – Почему говорил ей, что любишь ее?
– Да, я люблю ее, – отвечал Мэдисон. – Я люблю всю эту семью. Они имели мужество взять бедного мальчика с Юга в свой дом во время жестокой войны между Севером и Югом. Они платили за мое образование, я вращался в кругу их друзей, они считали меня членом семьи. Я всегда буду любить их, но это не значит, что я хочу жениться на Саманте. Она мне, как сестра.
– У нее к тебе не сестринские чувства.
– Откуда ты знаешь? Она говорила тебе?
– Нет, но это сразу видно. Роза поняла это в первый же вечер, когда увидела Саманту.
Мэдисон был удивлен.
– Я не знал этого. Почему же она ничего мне не говорила?
– Она не могла сказать такое тебе, особенно зная, что ты любишь другую.
Она видела растерянность в его глазах. Ясно было, что он не хочет обижать Саманту. Было невозможно не верить в искренность его слов, и Ферн стало стыдно из-за того, что она не верила ему.
Она давно должна была понять, что Мэдисон не стал бы лгать ей. Ему было наплевать на то, что думают о нем люди. Если бы она не была так неуверенна в себе и уверена в том, что он никогда не полюбит ее такой, какая она есть, она бы давно поняла это.
Мэдисон никогда не лгал ей. Это она сама лгала себе годами.
Ферн чувствовала, как тает ее решимость. Потом она вообще исчезла, как снег весной. Ферн была влюблена в Мэдисона до гробовой доски. Она должна доверять ему и себе.
– Жаль, если я обидел Саманту, – сказал Мэдисон. – Я не хотел этого, но я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе.
– Ты уверен? – спросила Ферн. Голос ее смягчился.
– Ни в чем я еще не был так уверен за всю жизнь. Ты сводишь меня с ума до такой степени, что я даже начал спрашивать, как мне быть, у Уильяма Генри.
– Что? – не поняла Ферн, готовая пускать пузыри от радости.
– Я искал Розу, чтобы попросить у нее совета, что мне сделать для того, чтобы ты полюбила меня, но не нашел ее, и стал разговаривать с ее сыном.
Ферн посерьезнела.
– Я пока еще точно не знаю, но, мне кажется, я позволю тебе заниматься со мной любовью. Только я не хочу детей.
– Это из-за того, что случилось с твоей матерью?
Она кивнула.
Мэдисон крепко прижал ее к себе.
– Я покажу тебя лучшим докторам Нью-Йорка. Мы даже можем поехать в Европу, если хочешь. Тебе не надо будет рожать, пока ты боишься. Я сам не хотел иметь детей, пока не увидел своего очаровательного племянника. Однако у меня, в любом случае, есть еще пять братьев, так что Рэндолфов всегда будет в избытке в этом мире.
– Ты уверен, что будешь счастлив, не имея детей?
– Не знаю, но без тебя я определенно буду несчастлив. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Я привык ухаживать за тобой. Мне это очень нравится.
– Но есть еще одна проблема, – заметила Ферн. Последовала тишина.
– Что нам с ней делать? – спросил Мэдисон.
– Ты же не думаешь, что сможешь жениться на мне и не… не…
– Я хочу, чтобы ты была моей женой, Ферн, несмотря ни на что.
Но Ферн прекрасно понимала, что если с детьми он и готов подождать, то явно не намерен воздерживаться от половой любви с ней. Может быть, он постарается не домогаться ее, и, возможно, это ему удастся, но тогда в их совместной жизни будет явно недоставать некой изюминки. Она не была уверена, что сама перенесет подобный брак. Даже теперь, когда их тела прижаты друг к другу, она вся дрожит и чувствует, что хочет быть с Мэдисоном, еще крепче прижаться к нему, прильнуть к нему всем телом.
Ей казалось, что в ней борются две силы – ее разум говорил ей, что близость с Мэдисоном причинит ей боль, а ее плоть настаивала на том, что в объятиях Мэдисона она испытает новое, удивительное наслаждение.
– Я думаю, мы должны попробовать.
Мэдисон уставился на нее.
– Когда?
Она сглотнула слюну.
– Сейчас.
– Ты уверена?
– Да. Я не хочу выходить за тебя замуж до тех пор, пока не узнаю, могу ли я быть тебе подходящей женой. Она приложила свои пальцы к его губам, видя, что он хочет что-то сказать. – Я скорее предпочту, чтобы ты женился на Саманте и жил с ней счастливо, чем был в браке со мной, и мы спали бы на разных кроватях.
– Я не позволю тебе…
– Ты не можешь тут принимать решения, – сказала Ферн. – Если я не смогу заниматься любовью с тобой, то не смогу и выйти за тебя замуж. Это мое последнее слово.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, но я никогда не прощу себя, если причиню тебе боль.
– Я прошу тебя об этом, – сказала Ферн. – Я боюсь, но я хочу тебя. – Она высвободила свои руки из его рук и обняла его. – Я еще немного паникую, когда ты обнимаешь меня, но уже испытываю и другие чувства. Мне кажется, что должно случиться нечто чудесное, и все мое тело замирает от сладкого предчувствия. Кажется, со мной должно вот-вот произойти что-то такое, чего я с нетерпением жду и страстно желаю. Это чувство ожидания становится сильнее после каждого твоего нового объятия и поцелуя. Я хочу ласкать тебя, Мэдисон. Я хочу, чтобы ты ласкал меня.
Мэдисон с нежностью убрал прядь волос, упавшую на лоб Ферн. После того, как она в клочья разорвала свое платье, проделала пять миль в открытой коляске и метнула в него всеми вещами, которые только имелись в комнате, почти ничего на осталось от той элегантной прически, которую Роза соорудила на голове Ферн, не говоря уже о заколках, которые держали эту прическу.
– Я так хочу обладать тобой, – сказал он. – Но больше всего я хочу, чтобы мы всю жизнь прожили с тобой вместе. Я не хочу делать с тобой ничего такого, что могло бы принести тебе страдания и отравить твое будущее. Останови меня, если почувствуешь страх, или что-то будет не так, или просто, если тебе не захочется продолжать. Поняла?
Ферн кивнула.
– Я серьезно.
– Я знаю. А теперь кончай болтать и поцелуй меня. Неловкость и слабый страх пока не проходили, но Ферн заставила себя полностью отдаться поцелую Мэдисона. Она любила его. Она хотела быть его женой. Она преодолеет свой страх и позволит ему заниматься любовью с ней. Это необходимо. Все ее будущее зависит от этого.
Но ей нравилось то, что с ней происходило. Ей нравилось ощущать прикосновение рук Мэдисона, когда он обнимал ее. Вот так стоять с ним в центре комнаты и чувствовать его губы на своих губах. Раньше ее никто не обнимал. Даже когда она была девочкой, отец не пускал ее к себе на колени. Он не укладывал ее в постель. Не утешал ее, когда у нее что-то болело, или когда она боялась чего-то. Всю жизнь она сама заботилась о себе, стараясь убедить себя, что ей никто не нужен. Что ей ничего ни от кого не надо. Она врала себе.
Ей просто необходима чья-то забота и ласка, но она врала себе, полагая, что это не для нее. Теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что может получать от жизни все, что заслуживает женщина.
Если бы только ей удалось преодолеть ее страх. Ферн сосредоточилась на губах Мэдисона. Они были как будто мягкие, но в то же время такие упругие и нежные. Он покусывал ее нижнюю губу, терся губами о ее губы, или проводил по ним кончиком языка. Он был все еще нежен, когда стал целовать ее более страстно, разомкнув ей губы и просунув ей в рот язык. Она вся была в кольце его рук. Его пальцы скользили по ее спине, нежно поглаживая ее, прижимая ее ближе и ближе к себе, пока, наконец, они чуть ли не слились в одно тело, воспламененное страстью.
В своем сознании она воздвигла мощные укрепления против своего старого страха, который то и дело выглядывал из своей темной пещеры и готов был в любую минуту испортить ей все удовольствие, разрушить ее будущее. И будущее Мэдисона тоже. Прижимаясь к нему еще плотнее, она вся отдалась его поцелуям и тому наслаждению, которое он давал ей.
– Поцелуй меня, – попросил ее Мэдисон.
– Я и так целую тебя.
– Нет, это я целую тебя. Это две разные вещи.
Мэдисон перестал целовать Ферн. Она почувствовала себя покинутой. Она убрала руки с плеч Мэдисона, взяла в руки его лицо и прижала его к себе. Его губы были теплые, влажные, но безответные. Она потерлась о них своими губами. Губы Мэдисона были гладкие и мягкие. Она сильнее надавила на них, но они не отвечали ей. Приоткрыв рот, она поцеловала Мэдисона. Сначала осторожно, потом все более уверенно.
Он все еще не отвечал на ее поцелуй.
Обняв Мэдисона за шею, Ферн крепко поцеловала его в губы, приоткрыв рот, впиваясь в него с такой же страстностью, с какой он целовал ее прежде. Она чувствовала, что он весь дрожит, но упорно не хочет брать инициативу в свои руки, позволяя Ферн учиться самой.
Со все растущим возбуждением она приняла его вызов.
Слегка колеблясь, она все же провела кончиком языка между его губами. Он вздрогнул. Она решила, что от удовольствия. Становясь смелее и нетерпеливей, она просунула язык между его губ и прикоснулась к его гладким зубам. Ферн застонала от наслаждения и крепко обняла Мэдисона за шею.
Он более не в силах был сдерживать себя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мэдисон до боли сжал Ферн в своих объятиях. Он прильнул губами к ее губам со всей страстностью человека, которому долго приходилось сдерживать свои желания. Его язык проник ей в рот и всасывал в себя ее свежесть.
Но в то время, когда его ничем не сдерживаемая страсть зажгла в Ферн ответный огонь желания, ее вдруг всю сковало страхом.
Мэдисон почувствовал, как она вся напряглась.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил? – спросил он ее хриплым от страсти голосом.
– Держи меня, – сказала Ферн, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом.
Странно, что эта близость, которая вызывала в Ферн все увеличивающийся страх, в то же время так успокаивала ее. В объятиях Мэдисона она чувствовала себя вне опасности, она ощущала себя любимой. И никакой страх не мог победить это чудесное чувство.
Они стояли, обняв друг друга, и руки Мэдисона блуждали по ее спине и бедрам. Он ласкал ее, успокаивал, утешал. Она прижималась к нему. Постепенно напряжение стало исчезать. Вместо него она ощутила страстное желание в груди. Она почувствовала, что ее соски затвердели.
Она чувствовала эрекцию Мэдисона.
Человек, который напал на нее той ночью, обнимал ее только до пояса.
Она с испугом чувствовала, как Мэдисон ласкает ее груди.
Тот человек хватал ее за грудь. Он делал ей больно руками и зубами. Он целовал ее горячими губами до тех пор, пока она не почувствовала тошноту. Он навалился на нее всем телом и придавил к земле. Он до смерти испугал ее.
Но теперь все было по-другому. Мэдисон был другой человек.
Ей нравились его поцелуи, нравилось находиться в его объятиях.
Он не вел ее к кровати, он стоял с ней в центре комнаты. Но Ферн хотела бы, чтобы он положил ее на кровать. И все же, когда руки Мэдисона оказались на ее груди, она не могла думать ни о чем, кроме той ужасной ночи.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил? Скажи мне, – спрашивал ее Мэдисон.
Одна Ферн хотела, чтобы он прекратил, но другая хотела продолжать. Она ничего не сказала.
Рука Мэдисона ласкала ее шею, и от этого Ферн еще больше расслабилась. Он провел пальцем по ее горлу, обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Я хочу, чтобы тебе это нравилось, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40