Казалось, что плечи стали центром всего ее тела.
– Ты необычный человек, – сказала Ферн, еще не решив: то ли это признание в любви, то ли она сошла с ума, услышав от него ласковые слова.
У нее не было никакого опыта общения с мужчинами, она руководствовалась исключительно инстинктом. Джордж не поступал с Розой, как Мэдисон с Ферн, и ни у кого не было сомнений, что Джордж боготворит Розу.
Мэдисон не двигался с места, но казалось, что расстояние между ним и Ферн сокращается. Она чувствовала нежность в его глазах. А пальцы Мэдисона говорили ей то, чего ни разу не сказали губы.
Потом она поняла, что для него признаться в глубоких чувствах было так же трудно, как для нее признаться, что она такая же женщина, как и другие, с обычными женскими нуждами и желаниями. Он даже, возможно, и не понимал, что любит ее, но она понимала. Она видела любовь в его глазах.
Он обнял и прижал ее к себе.
– Я сказал, что мне нравится твоя сообразительность. Но больше всего мне нравится, когда ты злишься и не можешь решить: то ли ударить меня, то ли задавить на лошади.
– Какому же мужчине может понравиться такая женщина? – спросила она. Было ясно, что в голове у нее все перемешалось. Она хотела, чтобы он подольше пребывал в таком состоянии.
– Я не знаю, – ответил он, очевидно, так же сбитый с толку, как и она. – Само собой не такому, как я. По крайней мере, не такому, каким я себя считал раньше. Кажется, в Канзасе во мне проснулось чувство ответственности за других людей.
– А что, в Бостоне некого было защищать?
– Такой, как ты, там не было.
– Как я?! От кого же ты хочешь защищать меня?
– От твоего отца, от себя самой, от этого города. И от чего-то еще, о чем ты мне не хочешь рассказать. Что же это такое? Отец, возможно, заставлял тебя чрезмерно трудиться, но ведь он не обижал тебя.
Ферн опять заметила этого человека. Он возвращался. На этот раз он шел по улице еще медленнее, чем раньше. Он определенно наблюдал за ними. Холодок пробежал у нее по спине. Она рада была, что Мэдисон рядом. Его присутствие успокаивало ее.
– Я не могу рассказать тебе.
– Но почему?
– Есть вещи, которые трудно объяснить.
На минуту ей показалось, что Мэдисон откажет ей в праве иметь от него секреты, но неожиданно его взгляд смягчился, и Ферн поняла, что он будет относится к ней с глубоким пониманием.
– Пора тебе стать настоящей женщиной и начать гордится этим. Отцу твоему это сначала, может быть, и не понравится, но со временем он привыкнет. Возможно, он даже начнет тобой гордиться.
Ферн почувствовала непреодолимое желание обнять его и расплакаться у него на груди. С большим трудом она подавила в себе эту слабость. Мужчины никогда не плачут и ненавидят плачущих женщин.
– А как насчет тебя? – спросила она, думая о том, что пока они будут говорить о нем, она окончательно возьмет себя в руки. Вместо того чтобы отвечать ей, он взял ее за плечи и повернул к себе лицом.
– Почему ты плачешь?
– Я не плачу.
– Хорошо, почему у тебя глаза на мокром месте?
– Ты говоришь глупости, – сказала она и засмеялась, несмотря на комок в горле.
– Ты тоже.
– Женщинам простительно говорить глупости. Ты что, этого не знал?
– Чем я тебя обидел?
– Ты меня ничем не обидел. Меня раньше обидели.
Вместо того чтобы задавать другие вопросы или заверять ее, что ничего, мол, все будет в порядке, он привлек ее к себе и обнял. Он держал ее в своих сильных руках, нежно прижимая к груди.
– Это худшая из обид, которую ты никак ни можешь забыть – сказал он и поцеловал ее в макушку.
Ей было хорошо в его объятиях, она знала, что Мэдисон понимает ее. Она знала, что он переживет, потому что сам пережил нечто подобное. Он догадывался, что она упорствует не потому, что она сильная или слабая, а потому, что защищает свое право на существование. А ее сомнения не исчезнут так просто. Они всегда останутся с ней и будут приносить страдания.
Но если бы она нашла надежный щит, который всегда был бы при ней, и был бы достаточно прочным, отражая любые удары, может быть, в таком случае ее страдания не были бы столь невыносимыми.
Она не знала, каким должен быть этот щит, но ей казалось в тот блаженный миг, что объятия Мэдисона очень могут походить на подобный щит. Никогда в жизни она не чувствовала себя в такой безопасности.
Всю жизнь люди хотели, чтобы она служила их интересам и при этом переставала оставаться сама собой. Но теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что он хочет, чтобы она была сама собой. Он принимал ее такой, какая она есть. Он знал, кого держал в объятиях, и был этим весьма доволен.
Она знала, что он обращается с ней осторожно из-за ее ушибов, но, даже испытывая небольшую боль, она желала, чтобы он прижимал ее крепче. Она мечтала так прижаться к нему, чтобы никто уже не смог оторвать ее от него.
Ее руки осторожно обняли Мэдисона за талию. Она не понимала, как это произошло. Ее руки просто оказались там помимо ее воли.
Все ощущения были столь новы для Ферн.
Мужчина еще никогда не держал ее в объятиях. Страх и ожидание чего-то необыкновенного усилили чувство блаженства, которое она испытала вслед за этим. Ферн была полностью умиротворена.
Но когда она в свою очередь обняла Мэдисона, она почувствовала себя на седьмом небе. Он был такой сильный и уверенный в себе, что, казалось, ничто не может поколебать его. После жизни зыбкой, более основанной на чувствах, чем на разуме, Ферн почувствовала себя, как за каменной стеной.
Она была в тихой гавани. Она была дома.
Поцелуи Мэдисона были нежны, его прикосновения мягки, но обнимал он ее и держал в руках так, как будто не хотел отпускать вовеки. В его поцелуях была какая-то нежная притягательность, против которой Ферн не могла устоять. Она была полностью в его власти, он мог делать с ней все, что хотел.
Мэдисон целовал ее, запечатляя один прохладный поцелуй за другим на ее ждущих устах, но вскоре ее податливость воспламенила его. Его поцелуи стали страстными. Он покрывал ими все ее лицо. Ферн никогда не подозревала, что мужчины могут целовать женщинам ресницы, и уши, и поняла, что ей это очень нравится.
Она с трудом верила в то, что Мэдисон – такой сдержанный, грубоватый, ироничный, мог вдруг полностью отдаться страсти и вести себя, как безумный любовник.
Каким-то образом ей удалось очаровать его до такой степени, что он напрочь забыл все то, что ему в ней не нравилось и хотел только одного – ласкать и целовать ее. Она чувствовала, что он весь в ее власти, как заарканенный бык.
Но и его власть над ней была не менее сильной.
Она никогда не хотела казаться красивой, чтобы привлекать внимание мужчин. Она не хотела, чтобы ее обнимали и защищали. Она не думала, что ей понравится целоваться с кем-то. И уж, конечно, она не предполагала, что кто-то будет целовать и обнимать ее с такой страстью, как Мэдисон.
У нее перехватило дыхание, когда его язык проник к ней в рот. Она была уверена, что в Канзасе не было ни одного мужчины, кто бы делал нечто подобное. С каким-то необычным волнением она подумала, что это неприлично, что даже шлюхи не одобрили бы такое. Но через мгновение она поняла, что ей это очень нравится. Отвечая на вызов Мэдисона, она просунула свой язык ему в рот.
Боль в ребрах говорила о том, что Мэдисон слишком сильно сжимает ее в своих объятиях, но ей было наплевать на боль. Это была небольшая плата за то блаженство, которое она испытывала в его руках.
Однако все изменилось, когда он еще крепче прижал ее к себе, и они как бы сплелись друг с другом, бедра к бедрам, грудь к груди. Ферн испугалась.
Страх, который дремал в ней все эти восемь лет после той ужасной ночи, вдруг проснулся. Все еще в объятиях Мэдисона, страстно желая раствориться в них, она почувствовала вдруг какое-то напряжение. Чувство паники нарастало и походило на ужасное чудовище, разбуженное после долгого сна. Это чувство проникло в нее, примешиваясь к тому возбуждению, которое она испытывала, когда ее грудь прижималась к его груди. И чувствуя, как его ноги плотно прижимаются к ее ногам, Ферн начала ощущать какие-то неприятные, щемящие боли под ложечкой. Она не могла больше наслаждаться в объятиях Мэдисона.
В ней стало нарастать желание вырваться из его рук. Все ее тело напряглось и было готово к тому, чтобы сделать усилие и высвободиться.
Она пыталась уверять себя, что Мэдисон не причинит ей вреда, не обманет ее. Но все, что с ней происходило, было так ново для нее, так необычно, что страх преследовал ее, она никак не могла от него отделаться. Она должна освободиться из объятий Мэдисона. Должна прекратить это.
Но даже отталкивая его, она стала думать, под каким же предлогом это сделать. Мэдисону потребуются веские причины. Она не могла рассказать ему про то, чего она боится. Она не могла рассказать об этом никому.
И тогда она опять увидела этого незнакомца, который все ходил и ходил взад и вперед по улице мимо дома миссис Эббот.
– Там человек на улице, он все смотрит на нас, – сказала Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.
Некоторое время Мэдисон еще не мог думать ни о ком, кроме Ферн, но, взглянув в сторону улицы, сразу собрался и приготовился действовать. Он вынул из кармана часы.
– Он пришел, – сказал Мэдисон с волнением в голосе и быстро встал.
– Кто пришел?
– Человек, который может доказать, что Хэн не убивал твоего двоюродного брата.
Мэдисон уже почти забыл о Ферн. Он думал теперь только о Хэне. Она опять взглянула на этого человека на улице.
– Ты уверен, что тебе ничего не угрожает? – спросила она. Если этот человек готов предоставить доказательства, почему тогда он прячется в тени деревьев?
– Может быть, это и опасно, но я не могу упустить шанс только из-за того, что со мной может что-то произойти. Посидишь здесь одна, пока не вернутся Роза и Джордж?
Все волшебство исчезло. Мэдисон вновь стая деловым, сосредоточенным, таким, каким был обычно, а она – просто кем-то, с кем он разговаривает.
– Если мне потребуется помощь, я позову миссис Эббот.
Мэдисон рассеянно улыбнулся. Он очень торопился уйти.
– Она уж точно тебя защитит.
– Иди, пока он не передумал, – поторопила Ферн Мэдисона. – Ты никогда мне не простишь, если из-за меня тебе не удастся заполучить это доказательство.
Мэдисон повернулся, лицо его выражало некоторую растерянность.
– Ты не представляешь, как я хочу простить тебе все, – сказал он.
На мгновение Ферн показалось, что он останется с ней и скажет еще что-то, но он уже бежал вниз по ступенькам крыльца и через дворик. Как только Мэдисон покинул Ферн, человек на улице скрылся между домами. Опасения Ферн нарастали. Если этот человек так боится, что не хочет встретиться с Мэдисоном даже на темной улице, то какой опасности может в таком случае подвергаться Мэдисон?
Он стал очень дорог ей, она жить без него не могла. Он придал ее жизни новый смысл. Благодаря его заботе и вниманию она как бы родилась заново. Она начала ощущать себя женщиной. Он стал ее защитником, ее кумиром. Он стал ее жизнью.
Она любила Мэдисона.
Вдруг словно холодная сталь клинка пронзила ее. Ей стало нехорошо. Что толку в такой любви, если она не хочет, чтобы он даже прикасался к ней? Она же не может постоянно держать его на расстоянии. Он на это не пойдет. Да и глупо было с ее стороны так вести себя.
Но она никогда не сможет стать его женой.
А ведь это именно то, чего она так хочет. Она видела себя в церкви рядом с Мэдисоном. Они давали друг другу клятву в вечной любви и верности.
Ничтожество! Ну, и что же ты теперь станешь делать?
Следуя за незнакомцем в темную глубину дворов, Мэдисон все еще вспоминал те мгновения, когда держал в объятиях Ферн.
Он вовсе не собирался обнимать и целовать ее, как будто изголодался по женщине. Он старался убедить себя, что так бы он поступил с другими девушками. Но он знал, что это неправда. Он уверял себя, что Ферн огорчена, что она нуждается в утешении, что нет ничего необычного в его желании утешить ее. Но он прекрасно знал, что это не так.
Он хотел не только утешать ее, не только обнимать ее и не просто целовать.
Он хотел слишком многого.
Мэдисон прошел вслед за незнакомцем дворами и вышел на Спрус Стрит.
Он не хотел видеть Ферн такой неприступной. Он мечтал о том, чтобы отвезти ее в Бостон и сделать из нее настоящую леди. Но Ферн будет против. Он уже как бы слышал ее слова протеста. Одна мысль об этом заставила его улыбнуться.
Однако, на самом деле, его мало интересовало, какая леди могла бы получиться из Ферн, пусть даже самая прекрасная и очаровательная. Он знал лишь Ферн, которая носила штаны, ругалась, как техасец, и была такой же крепкой, как кусок испанской кожи.
Он свернул на Вторую улицу и пошел на запад.
Что же, в конце концов, его так привлекало в ней? За исключением крутых бедер, длинных, стройных ног и приятной груди.
Во-первых, они были близкие по духу люди.
(Они оба были, в сущности, очень одиноки в этом мире. Она, возможно, была даже более одиноким человеком, чем он, хотя и жила с отцом. Но она боролась за свою жизнь. Она заставила мир признать ее на ее собственных условиях, на таких условиях, которые были бы невозможны для любой другой женщины.)
Оба они страдали, но старались не показывать виду.
Ни он, ни она не хотели ни о ком думать, они утверждали, что им никто не нужен.
Ему нравилось то, что она такая живая и энергичная.
Но даже это не объясняло все до конца. Он должен был признать, что она привлекала его просто как женщина. У нее было такое замечательное тело, которое не могла скрыть даже грубая одежда, что Мэдисона удивляло: почему местные парни не выстроились до сих пор в очередь у крыльца ее дома. Как же ей удалось всех их так запугать?
Странно, что она практически не пыталась отшить его самого. Она хотела, чтобы он покинул город, но не гнала о себя. О, какие же они все-таки были разные люди.
Он увидел, что человек ждет его в тени возле здания школы и весь напрягся. Сосредоточился. Он сунул руку в карман, нащупал ручку пистолета. Он не ждал неприятностей, но был к ним готов на всякий случай.
– Я чуть было уже не ушел, – сказал человек. – Мне нельзя показываться людям на глаза.
– У меня было неотложное дело.
– Я видел ваше дело.
– Не важно, – сказал Мэдисон, раздраженный вмешательством в его личную жизнь. – Что вы можете мне сообщить?
Человек нервно посматривал по сторонам.
– Я не люблю город. Я не доверяю людям, которые живут в таком муравейнике. Это противоестественно.
– Может быть, так оно и есть, – согласился Мэдисон, теряя терпение, – но этого не изменить ни мне, ни вам. Что вы можете рассказать мне о Хэне? Где он был той ночью?
– Я могу сказать, что он был далеко от фермы Коннора.
– Где же он был?
– За десять миль к югу оттуда, в сторону Ньютона. Не знаю, был ли он в Ньютоне, но ехал явно оттуда.
– Сколько времени было тогда?
– Не могу точно сказать.
– Подумайте хорошенько. Очень важно знать, который был час.
– Это было не раньше десяти, но и не позже одиннадцати. Наверное, где-то пол-одиннадцатого. Я неплохо угадываю время по звездам. Часов у меня никогда не было.
Мэдисон с трудом скрывал свое волнение. Дейв Банч говорил, что видел лошадь Хэна вблизи фермы Коннора, когда было где-то четверть одиннадцатого. Если этот человек сможет доказать, что видел Хэна за десять минут от фермы в половине одиннадцатого, то никто уже не поверит в то, что он убил Троя Спраула.
– Вы скажете об этом в суде?
– Я не пойду в суд! – Человек собрался уходить. – Кто-то убил Троя и свалил вину на вашего брата. Убийце не понравится, если я явлюсь в суд и развалю все это дело против Хэна. Тогда меня просто убьют.
– Я гарантирую вам защиту.
Человек презрительно засмеялся.
– Как такой франт вроде вас может защитить меня от того, кто убил Троя и подставил Хэна, которого должны за это повесить?
Мэдисон с трудом сдерживал кипящий гнев. Этот человек был похож на близнецов. Когда только люди поймут, что не обязательно быть размазней, если у тебя хорошие манеры и ты носишь чистую, аккуратную одежду.
– Джордж тоже будет вас защищать.
– Он не на много лучше вас, – иронически улыбнулся незнакомец.
– Вот если бы еще Хэн вышел из тюрьмы, тогда у меня точно была бы надежная защита. Этот парень сначала стреляет, а потом задает вопросы.
– Может быть, вы больше доверяете шерифу Хиккоку?
Незнакомец сплюнул и выругался.
– Этот только и знает, что режется в карты. Меня могут убить и отвезти тело к мексиканской границе, прежде чем он узнает, в чем дело.
– Вы можете побеседовать с судьей? – спросил Мэдисон.
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Ты необычный человек, – сказала Ферн, еще не решив: то ли это признание в любви, то ли она сошла с ума, услышав от него ласковые слова.
У нее не было никакого опыта общения с мужчинами, она руководствовалась исключительно инстинктом. Джордж не поступал с Розой, как Мэдисон с Ферн, и ни у кого не было сомнений, что Джордж боготворит Розу.
Мэдисон не двигался с места, но казалось, что расстояние между ним и Ферн сокращается. Она чувствовала нежность в его глазах. А пальцы Мэдисона говорили ей то, чего ни разу не сказали губы.
Потом она поняла, что для него признаться в глубоких чувствах было так же трудно, как для нее признаться, что она такая же женщина, как и другие, с обычными женскими нуждами и желаниями. Он даже, возможно, и не понимал, что любит ее, но она понимала. Она видела любовь в его глазах.
Он обнял и прижал ее к себе.
– Я сказал, что мне нравится твоя сообразительность. Но больше всего мне нравится, когда ты злишься и не можешь решить: то ли ударить меня, то ли задавить на лошади.
– Какому же мужчине может понравиться такая женщина? – спросила она. Было ясно, что в голове у нее все перемешалось. Она хотела, чтобы он подольше пребывал в таком состоянии.
– Я не знаю, – ответил он, очевидно, так же сбитый с толку, как и она. – Само собой не такому, как я. По крайней мере, не такому, каким я себя считал раньше. Кажется, в Канзасе во мне проснулось чувство ответственности за других людей.
– А что, в Бостоне некого было защищать?
– Такой, как ты, там не было.
– Как я?! От кого же ты хочешь защищать меня?
– От твоего отца, от себя самой, от этого города. И от чего-то еще, о чем ты мне не хочешь рассказать. Что же это такое? Отец, возможно, заставлял тебя чрезмерно трудиться, но ведь он не обижал тебя.
Ферн опять заметила этого человека. Он возвращался. На этот раз он шел по улице еще медленнее, чем раньше. Он определенно наблюдал за ними. Холодок пробежал у нее по спине. Она рада была, что Мэдисон рядом. Его присутствие успокаивало ее.
– Я не могу рассказать тебе.
– Но почему?
– Есть вещи, которые трудно объяснить.
На минуту ей показалось, что Мэдисон откажет ей в праве иметь от него секреты, но неожиданно его взгляд смягчился, и Ферн поняла, что он будет относится к ней с глубоким пониманием.
– Пора тебе стать настоящей женщиной и начать гордится этим. Отцу твоему это сначала, может быть, и не понравится, но со временем он привыкнет. Возможно, он даже начнет тобой гордиться.
Ферн почувствовала непреодолимое желание обнять его и расплакаться у него на груди. С большим трудом она подавила в себе эту слабость. Мужчины никогда не плачут и ненавидят плачущих женщин.
– А как насчет тебя? – спросила она, думая о том, что пока они будут говорить о нем, она окончательно возьмет себя в руки. Вместо того чтобы отвечать ей, он взял ее за плечи и повернул к себе лицом.
– Почему ты плачешь?
– Я не плачу.
– Хорошо, почему у тебя глаза на мокром месте?
– Ты говоришь глупости, – сказала она и засмеялась, несмотря на комок в горле.
– Ты тоже.
– Женщинам простительно говорить глупости. Ты что, этого не знал?
– Чем я тебя обидел?
– Ты меня ничем не обидел. Меня раньше обидели.
Вместо того чтобы задавать другие вопросы или заверять ее, что ничего, мол, все будет в порядке, он привлек ее к себе и обнял. Он держал ее в своих сильных руках, нежно прижимая к груди.
– Это худшая из обид, которую ты никак ни можешь забыть – сказал он и поцеловал ее в макушку.
Ей было хорошо в его объятиях, она знала, что Мэдисон понимает ее. Она знала, что он переживет, потому что сам пережил нечто подобное. Он догадывался, что она упорствует не потому, что она сильная или слабая, а потому, что защищает свое право на существование. А ее сомнения не исчезнут так просто. Они всегда останутся с ней и будут приносить страдания.
Но если бы она нашла надежный щит, который всегда был бы при ней, и был бы достаточно прочным, отражая любые удары, может быть, в таком случае ее страдания не были бы столь невыносимыми.
Она не знала, каким должен быть этот щит, но ей казалось в тот блаженный миг, что объятия Мэдисона очень могут походить на подобный щит. Никогда в жизни она не чувствовала себя в такой безопасности.
Всю жизнь люди хотели, чтобы она служила их интересам и при этом переставала оставаться сама собой. Но теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что он хочет, чтобы она была сама собой. Он принимал ее такой, какая она есть. Он знал, кого держал в объятиях, и был этим весьма доволен.
Она знала, что он обращается с ней осторожно из-за ее ушибов, но, даже испытывая небольшую боль, она желала, чтобы он прижимал ее крепче. Она мечтала так прижаться к нему, чтобы никто уже не смог оторвать ее от него.
Ее руки осторожно обняли Мэдисона за талию. Она не понимала, как это произошло. Ее руки просто оказались там помимо ее воли.
Все ощущения были столь новы для Ферн.
Мужчина еще никогда не держал ее в объятиях. Страх и ожидание чего-то необыкновенного усилили чувство блаженства, которое она испытала вслед за этим. Ферн была полностью умиротворена.
Но когда она в свою очередь обняла Мэдисона, она почувствовала себя на седьмом небе. Он был такой сильный и уверенный в себе, что, казалось, ничто не может поколебать его. После жизни зыбкой, более основанной на чувствах, чем на разуме, Ферн почувствовала себя, как за каменной стеной.
Она была в тихой гавани. Она была дома.
Поцелуи Мэдисона были нежны, его прикосновения мягки, но обнимал он ее и держал в руках так, как будто не хотел отпускать вовеки. В его поцелуях была какая-то нежная притягательность, против которой Ферн не могла устоять. Она была полностью в его власти, он мог делать с ней все, что хотел.
Мэдисон целовал ее, запечатляя один прохладный поцелуй за другим на ее ждущих устах, но вскоре ее податливость воспламенила его. Его поцелуи стали страстными. Он покрывал ими все ее лицо. Ферн никогда не подозревала, что мужчины могут целовать женщинам ресницы, и уши, и поняла, что ей это очень нравится.
Она с трудом верила в то, что Мэдисон – такой сдержанный, грубоватый, ироничный, мог вдруг полностью отдаться страсти и вести себя, как безумный любовник.
Каким-то образом ей удалось очаровать его до такой степени, что он напрочь забыл все то, что ему в ней не нравилось и хотел только одного – ласкать и целовать ее. Она чувствовала, что он весь в ее власти, как заарканенный бык.
Но и его власть над ней была не менее сильной.
Она никогда не хотела казаться красивой, чтобы привлекать внимание мужчин. Она не хотела, чтобы ее обнимали и защищали. Она не думала, что ей понравится целоваться с кем-то. И уж, конечно, она не предполагала, что кто-то будет целовать и обнимать ее с такой страстью, как Мэдисон.
У нее перехватило дыхание, когда его язык проник к ней в рот. Она была уверена, что в Канзасе не было ни одного мужчины, кто бы делал нечто подобное. С каким-то необычным волнением она подумала, что это неприлично, что даже шлюхи не одобрили бы такое. Но через мгновение она поняла, что ей это очень нравится. Отвечая на вызов Мэдисона, она просунула свой язык ему в рот.
Боль в ребрах говорила о том, что Мэдисон слишком сильно сжимает ее в своих объятиях, но ей было наплевать на боль. Это была небольшая плата за то блаженство, которое она испытывала в его руках.
Однако все изменилось, когда он еще крепче прижал ее к себе, и они как бы сплелись друг с другом, бедра к бедрам, грудь к груди. Ферн испугалась.
Страх, который дремал в ней все эти восемь лет после той ужасной ночи, вдруг проснулся. Все еще в объятиях Мэдисона, страстно желая раствориться в них, она почувствовала вдруг какое-то напряжение. Чувство паники нарастало и походило на ужасное чудовище, разбуженное после долгого сна. Это чувство проникло в нее, примешиваясь к тому возбуждению, которое она испытывала, когда ее грудь прижималась к его груди. И чувствуя, как его ноги плотно прижимаются к ее ногам, Ферн начала ощущать какие-то неприятные, щемящие боли под ложечкой. Она не могла больше наслаждаться в объятиях Мэдисона.
В ней стало нарастать желание вырваться из его рук. Все ее тело напряглось и было готово к тому, чтобы сделать усилие и высвободиться.
Она пыталась уверять себя, что Мэдисон не причинит ей вреда, не обманет ее. Но все, что с ней происходило, было так ново для нее, так необычно, что страх преследовал ее, она никак не могла от него отделаться. Она должна освободиться из объятий Мэдисона. Должна прекратить это.
Но даже отталкивая его, она стала думать, под каким же предлогом это сделать. Мэдисону потребуются веские причины. Она не могла рассказать ему про то, чего она боится. Она не могла рассказать об этом никому.
И тогда она опять увидела этого незнакомца, который все ходил и ходил взад и вперед по улице мимо дома миссис Эббот.
– Там человек на улице, он все смотрит на нас, – сказала Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.
Некоторое время Мэдисон еще не мог думать ни о ком, кроме Ферн, но, взглянув в сторону улицы, сразу собрался и приготовился действовать. Он вынул из кармана часы.
– Он пришел, – сказал Мэдисон с волнением в голосе и быстро встал.
– Кто пришел?
– Человек, который может доказать, что Хэн не убивал твоего двоюродного брата.
Мэдисон уже почти забыл о Ферн. Он думал теперь только о Хэне. Она опять взглянула на этого человека на улице.
– Ты уверен, что тебе ничего не угрожает? – спросила она. Если этот человек готов предоставить доказательства, почему тогда он прячется в тени деревьев?
– Может быть, это и опасно, но я не могу упустить шанс только из-за того, что со мной может что-то произойти. Посидишь здесь одна, пока не вернутся Роза и Джордж?
Все волшебство исчезло. Мэдисон вновь стая деловым, сосредоточенным, таким, каким был обычно, а она – просто кем-то, с кем он разговаривает.
– Если мне потребуется помощь, я позову миссис Эббот.
Мэдисон рассеянно улыбнулся. Он очень торопился уйти.
– Она уж точно тебя защитит.
– Иди, пока он не передумал, – поторопила Ферн Мэдисона. – Ты никогда мне не простишь, если из-за меня тебе не удастся заполучить это доказательство.
Мэдисон повернулся, лицо его выражало некоторую растерянность.
– Ты не представляешь, как я хочу простить тебе все, – сказал он.
На мгновение Ферн показалось, что он останется с ней и скажет еще что-то, но он уже бежал вниз по ступенькам крыльца и через дворик. Как только Мэдисон покинул Ферн, человек на улице скрылся между домами. Опасения Ферн нарастали. Если этот человек так боится, что не хочет встретиться с Мэдисоном даже на темной улице, то какой опасности может в таком случае подвергаться Мэдисон?
Он стал очень дорог ей, она жить без него не могла. Он придал ее жизни новый смысл. Благодаря его заботе и вниманию она как бы родилась заново. Она начала ощущать себя женщиной. Он стал ее защитником, ее кумиром. Он стал ее жизнью.
Она любила Мэдисона.
Вдруг словно холодная сталь клинка пронзила ее. Ей стало нехорошо. Что толку в такой любви, если она не хочет, чтобы он даже прикасался к ней? Она же не может постоянно держать его на расстоянии. Он на это не пойдет. Да и глупо было с ее стороны так вести себя.
Но она никогда не сможет стать его женой.
А ведь это именно то, чего она так хочет. Она видела себя в церкви рядом с Мэдисоном. Они давали друг другу клятву в вечной любви и верности.
Ничтожество! Ну, и что же ты теперь станешь делать?
Следуя за незнакомцем в темную глубину дворов, Мэдисон все еще вспоминал те мгновения, когда держал в объятиях Ферн.
Он вовсе не собирался обнимать и целовать ее, как будто изголодался по женщине. Он старался убедить себя, что так бы он поступил с другими девушками. Но он знал, что это неправда. Он уверял себя, что Ферн огорчена, что она нуждается в утешении, что нет ничего необычного в его желании утешить ее. Но он прекрасно знал, что это не так.
Он хотел не только утешать ее, не только обнимать ее и не просто целовать.
Он хотел слишком многого.
Мэдисон прошел вслед за незнакомцем дворами и вышел на Спрус Стрит.
Он не хотел видеть Ферн такой неприступной. Он мечтал о том, чтобы отвезти ее в Бостон и сделать из нее настоящую леди. Но Ферн будет против. Он уже как бы слышал ее слова протеста. Одна мысль об этом заставила его улыбнуться.
Однако, на самом деле, его мало интересовало, какая леди могла бы получиться из Ферн, пусть даже самая прекрасная и очаровательная. Он знал лишь Ферн, которая носила штаны, ругалась, как техасец, и была такой же крепкой, как кусок испанской кожи.
Он свернул на Вторую улицу и пошел на запад.
Что же, в конце концов, его так привлекало в ней? За исключением крутых бедер, длинных, стройных ног и приятной груди.
Во-первых, они были близкие по духу люди.
(Они оба были, в сущности, очень одиноки в этом мире. Она, возможно, была даже более одиноким человеком, чем он, хотя и жила с отцом. Но она боролась за свою жизнь. Она заставила мир признать ее на ее собственных условиях, на таких условиях, которые были бы невозможны для любой другой женщины.)
Оба они страдали, но старались не показывать виду.
Ни он, ни она не хотели ни о ком думать, они утверждали, что им никто не нужен.
Ему нравилось то, что она такая живая и энергичная.
Но даже это не объясняло все до конца. Он должен был признать, что она привлекала его просто как женщина. У нее было такое замечательное тело, которое не могла скрыть даже грубая одежда, что Мэдисона удивляло: почему местные парни не выстроились до сих пор в очередь у крыльца ее дома. Как же ей удалось всех их так запугать?
Странно, что она практически не пыталась отшить его самого. Она хотела, чтобы он покинул город, но не гнала о себя. О, какие же они все-таки были разные люди.
Он увидел, что человек ждет его в тени возле здания школы и весь напрягся. Сосредоточился. Он сунул руку в карман, нащупал ручку пистолета. Он не ждал неприятностей, но был к ним готов на всякий случай.
– Я чуть было уже не ушел, – сказал человек. – Мне нельзя показываться людям на глаза.
– У меня было неотложное дело.
– Я видел ваше дело.
– Не важно, – сказал Мэдисон, раздраженный вмешательством в его личную жизнь. – Что вы можете мне сообщить?
Человек нервно посматривал по сторонам.
– Я не люблю город. Я не доверяю людям, которые живут в таком муравейнике. Это противоестественно.
– Может быть, так оно и есть, – согласился Мэдисон, теряя терпение, – но этого не изменить ни мне, ни вам. Что вы можете рассказать мне о Хэне? Где он был той ночью?
– Я могу сказать, что он был далеко от фермы Коннора.
– Где же он был?
– За десять миль к югу оттуда, в сторону Ньютона. Не знаю, был ли он в Ньютоне, но ехал явно оттуда.
– Сколько времени было тогда?
– Не могу точно сказать.
– Подумайте хорошенько. Очень важно знать, который был час.
– Это было не раньше десяти, но и не позже одиннадцати. Наверное, где-то пол-одиннадцатого. Я неплохо угадываю время по звездам. Часов у меня никогда не было.
Мэдисон с трудом скрывал свое волнение. Дейв Банч говорил, что видел лошадь Хэна вблизи фермы Коннора, когда было где-то четверть одиннадцатого. Если этот человек сможет доказать, что видел Хэна за десять минут от фермы в половине одиннадцатого, то никто уже не поверит в то, что он убил Троя Спраула.
– Вы скажете об этом в суде?
– Я не пойду в суд! – Человек собрался уходить. – Кто-то убил Троя и свалил вину на вашего брата. Убийце не понравится, если я явлюсь в суд и развалю все это дело против Хэна. Тогда меня просто убьют.
– Я гарантирую вам защиту.
Человек презрительно засмеялся.
– Как такой франт вроде вас может защитить меня от того, кто убил Троя и подставил Хэна, которого должны за это повесить?
Мэдисон с трудом сдерживал кипящий гнев. Этот человек был похож на близнецов. Когда только люди поймут, что не обязательно быть размазней, если у тебя хорошие манеры и ты носишь чистую, аккуратную одежду.
– Джордж тоже будет вас защищать.
– Он не на много лучше вас, – иронически улыбнулся незнакомец.
– Вот если бы еще Хэн вышел из тюрьмы, тогда у меня точно была бы надежная защита. Этот парень сначала стреляет, а потом задает вопросы.
– Может быть, вы больше доверяете шерифу Хиккоку?
Незнакомец сплюнул и выругался.
– Этот только и знает, что режется в карты. Меня могут убить и отвезти тело к мексиканской границе, прежде чем он узнает, в чем дело.
– Вы можете побеседовать с судьей? – спросил Мэдисон.
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40