За двумя мусорными ящиками была лестница, ведущая к квартире в подвальном этаже; я спустился по ней, постучался в дверь, но никто не ответил.Я вернулся к Эвелин, оставшейся на тротуаре.– Можно позвонить по этому номеру, – предложила она. – Можно спросить о них в этом продуктовом магазинчике.– Может быть, они в церкви, хотя она и закрыта, – сказал я, пожав плечами, потом поднялся и постучался в узкую входную дверь церкви. Ответа не последовало. Изнутри доносился какой-то звук, напоминающий гудение мотора. Я приложил ухо к двери – внутри действительно происходило какое-то движение. Я попробовал еще раз и постучал так, что задребезжали стекла. Гудение мотора прекратилось.Дверь приоткрылась.– Да? – послышался женский голос.Она по-прежнему была хорошенькой, только подбородок ее удвоился; глаза такие же карие с золотыми крапинками, с желтоватым оттенком лицо, полные чувственные губы, только не накрашенные сейчас помадой.– Привет, Сара, – сказал я.– Разве мы знакомы?– Да. Одну минутку, – я спустился к Эвелин и сказал: – Видишь небольшое кафе через дорогу? Иди и выпей там чашечку «экспрессе».– Но Нейт... Натан!– Иди, я пойду в церковь один.Рот Эвелин сжался в строгую тонкую полоску; она не привыкла к тому, чтобы ей указывали, что делать. Но потом она кивнула, повернулась и пошла. Я наблюдал, как она переходила улицу, сердито постукивая своими каблучками. Какой-то шофер просигналил ей, и она показала ему палец в перчатке.– Молодец, девочка, – сказал я про себя.Я вернулся к сестре Саре, которая наблюдала за мной из приоткрытой двери своего храма на первом этаже.– Я тебя помню, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Я помню ту ночь с тобой.Я улыбнулся ей.– Я надеялся, что ты не забыла. Твой муж дома?– Нет.– Хорошо. Где мы поговорим? В вашей квартире внизу или в церкви?Глаза ее стали настороженными.– Откуда ты знаешь, что это наша квартира?– Может быть, я экстрасенс, – ответил я. – Или просто сыщик.Она впустила меня в церковь. На приятно округлившейся Саре было простое черное платье, какое могла бы носить и Эвелин, если бы у нее было только девяносто восемь центов и не было бы драгоценностей. У стены стоял пылесос «Гувер» – это его гудение я слышал, стоя у двери. Стены были голыми; нижняя их часть, примерно высотой в метр, была покрашена синей краской, как и окно, верхняя – побелена. Перед кафедрой, за которой висела синяя портьера, стояло с полдюжины рядов жестких стульев. Это помещение очень походило на камеру смерти в тюрьме штата Нью-Джерси.Она закрыла дверь и заперла ее.– Не думала я, что встречу тебя еще раз.– Я занимаюсь все тем же делом, – сказал я, держа шляпу в руке.Ее невыщипанные брови сошлись – она напряженно думала.– Похищение ребенка Линдберга?– Точно. Может быть, присядем?Пододвинув стул, она неуверенно села. Я сел рядом, чтобы видеть ее.– Но человек, который совершил это похищение, в тюрьме, – сказала она.– Правда?Не выдержав моего пристального взгляда, она повернула голову в сторону.– Вообще-то Мартин говорит, что в состоянии транса я говорила другое.– Неужели?– Да. В трансе я сказала, что этот немец не похищал ребенка. Что в этом заговоре участвовало много людей. Похищение совершили четыре человека. Среди них была одна женщина. Один из них умер.– Женщина умерла?Она смущенно пожала плечами; темные длинные волосы ее упали на плечи.– Это все, что я знаю. Я знаю только то, что говорит мне Мартин. Я не помню того, что говорю в этом состоянии.– Э-э... может быть, ты имела в виду Вайолет Шарп?У нее задрожали ресницы, но она промолчала.– Вайолет была среди ваших прихожан, не так ли?Она сделала глотательное движение.Я наклонился и сжал ее руку – не настолько сильно, чтобы причинить ей боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я настроен серьезно.– Так была она одной из ваших прихожан?Она кивнула.– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.– Кто еще?– Много людей.Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.– Кто еще, Сара?Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.– Продолжай, Сара. Это интересно.– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.Она покачала головой:– Нет, не помню.– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?– Нет... нет.– Нет?– Но...– Но что, Сара?– Но он приходил несколько раз.Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.Звучный мужской голос сзади меня проговорил:– Он лишь иногда посещал нас.Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.– Я бы сам не прочь получить о; нем подробную информацию. Расскажите мне еще о вашей пастве, в которой столько знаменитостей.– Рассказывать больше нечего. Что касается доктора Кондона, то он преподаватель философии, живо интересующийся спиритизмом. Я уверен, наша церковь не единственная спиритуалистская церковь, которую он посещал.– Кондон преподавал в школе в Гарлеме. Кто-нибудь из вас случайно не ходил в среднюю школу номер тридцать восемь?Сара закрыла глаза и начала медленно раскачиваться взад и вперед.Маринелли положил руки на колени: на вид они у него были довольно сильными.– Я не понимаю, причем вообще здесь наша учеба, мистер Геллер.– Тогда давайте сменим тему разговора. Расскажите мне об Изидоре Фише, Вайолет Шарп и Оливере Уэйтли. Они были вашими прихожанами, ваше преподобие. Наверняка вы были знакомы с ними лично.– За эти годы у нас было столько прихожан в церкви на Сто двадцать седьмой стрит. Это была большая церковь. Люди с улицы все время заходили к нам. Однажды вечером к нам зашел китаец!– Меня не интересует этот китаец, ваше преподобие. Как в вашу церковь попали Вайолет Шарп и Уэйтли?Он пожал плечами:– Они сами пришли ко мне. Я никогда не расспрашиваю своих прихожан об их прошлом, если они сами не изъявляют желания рассказать мне о нем. Но один из них или оба интересовались спиритизмом еще до приезда в эту страну.– То есть кто-то из них посещал спиритическую церковь в Англии?– Да. Кажется, это был Уэйтли. По-моему, Вайолет лишилась родителей и надеялась пообщаться с ними посредством мира духов. Мы помогли ей в этом.– Вы помогли. Вы, Сара и старый... Как звали того индейца? Вождь Желтое Перо?Сара, глаза которой были закрыты, поморщилась.– Что касается Фиша, – продолжал Маринелли, проигнорировав мой вопрос, – то он жил недалеко от нас. Как-то вечером, проходя мимо, он зашел к нам и заинтересовался тем, что мы делаем.– И что же такое вы делаете? Я никак не могу понять.– Мы увлечены спиритизмом, мистер Геллер, хотите верьте, хотите нет. Как видите, мы не разбогатели.– Вы неплохо устроились. Я бы сказал, лучше, чем многие другие в это трудное время.– Я ответил на ваши вопросы, мистер Геллер, – сказал Маринелли, скрестив на груди руки, – и буду вам признателен, если вы нас покинете.– А как насчет Бруно Ричарда Хауптмана? Он заходил в вашу церковь?– Нет. Ни разу.– И все же, ваше преподобие, я думаю, копы очень заинтересуются, узнав, что в тридцать втором в вашей церкви на Сто двадцать седьмой стрит собиралось столько людей, связанных с делом Линдберга.Маринелли пожал плечами:– Они уже знают об этом.– Что?– Нас арестовали в январе 1934 года, мистер Геллер. По обвинению в ворожбе, но в конце концов начали допрашивать нас относительно дела Линдберга. И мы ничего не утаили. Пока мы отсутствовали, наше жилье перевернули вверх дном, утащили регистрационную книгу и так далее. Типично полицейская работа.Сестра Сара сидела молча и неподвижно; глаза ее были плотно сжаты.– Что с ней? – спросил я.– Вы ее напугали, – спокойно сказал он. – Она удалилась в состояние транса.– Ай, какая ерунда.– Мистер Геллер, моя жена настоящий медиум.Я вытащил из кармана пистолет.Он встал и попятился, опрокинув несколько стульев; она продолжала сидеть неподвижно, словно мертвая.– У Иззи Фиша, Вайолет Шарп и Оливера Уэйтли много общего, не так ли? Все они были прихожанами вашей церкви – и все они еще и мертвы. Может, мы проведем с вами неофициальный сеанс и вызовем их души?– Что... что вы хотите от меня, Геллер? Что вы хотите, чтобы я сделал?Я медленно двинулся вперед с пистолетом в руке.– Говорите, говорите правду, или я вышибу из вас дух...Он продолжал пятиться прямо на кафедру.– Я ничего не знаю.– Угх, – проговорил кто-то.Я повернулся и посмотрел на Сару.Она начала говорить:– Кто ищет Желтое Перо?– Черт, – сказал я, направившись к ней. – Сейчас я ее разбужу.– Нет! – сказал он, бросившись вперед. Он дотронулся до моей руки.– Нет. Сара ни в чем не виновата, мистер Геллер. Не трогайте ее. Она правда настоящий медиум...– Я вижу ребенка, – проговорила она голосом на целый регистр ниже ее обычного. – Он на высоком месте. Внизу есть маленький дом, сзади него высокий амбар. На втором этаже. Там лысый человек с мешками под глазами. Он смотрит на ребенка. В доме этом есть также женщина. Дом стоит на холме.Она задрожала, и глаза ее широко раскрылись. Я вздрогнул.– Извините, – тихо сказала она. – Я что, заснула?Он подошел к ней и ласково коснулся ее плеча.– Ты была в трансе, дорогая. – Он рассказал ей о том, что она говорила в трансе.– Как ты могла видеть этого ребенка, – проговорил я голосом, полным сарказма, – когда ты уже точно предсказала, что его тело найдут на холмах возле Хоупуэлла?– Она никогда не говорила, что это тело сына Линдберга, – сказал Маринелли, обняв жену за плечи.– Сначала четыре года назад она видит мертвого младенца на холмах. И сейчас она видит его живым, только теперь это не младенец, а «ребенок», и находится он в каком-то сельском доме.– Может быть, это не тот ребенок, – сказал Маринелли. – Мы не всегда можем понять значение того, что медиум говорит в трансе, – требуется толкование его слов, мистер Геллер. Пожалуйста, спрячьте свой пистолет.Он стоял, заслонив собой свою жену, которая казалась маленькой и беззащитной. «Черт, – подумал я, – я когда-то переспал с ней и значит в долгу перед ними».– Ладно, – сказал я и убрал пистолет. – Вы согласитесь, если я попрошу вас поговорить с одним человеком?– Разумеется, – ответил Маринелли, стараясь держаться с достоинством. – С кем?– С губернатором Нью-Джерси Хоффманом.Он кивнул с напыщенным видом.Я пошел к дверям.– До свидания, Нейт, – тихо сказала она.– Пока, Сара, – ответил я, покачав головой, потом спустился на тротуар, остановился, вновь покачал головой и вздохнул. Эвелин, заметившая меня из кафе напротив, вышла и подошла ко мне.– Что ты выяснил?– Я все расскажу тебе по дороге.– По дороге куда?– Сегодня нам нужно съездить еще в одно место...* *Нарядный двухэтажный деревянный дом в Бронксе не изменился; не изменилась и тихая жилая улица, на которой он располагался. Двор перед домом побурел, но у крыльца теснились вечнозеленые растения.Я велел Эвелин остаться в машине – ей это не понравилось, но я сумел ее убедить.– Этот парень, – сказал я, – может ничего не сказать при свидетеле.Привлекательная темноволосая женщина, открывшая дверь, вначале не узнала меня.– Да? – сказала она настороженно, приоткрыв дверь лишь на треть.– Профессор Кондон дома? Скажите ему, что пришел его старый друг.Лицо ее напряглось.– Детектив Геллер, – сказала она.– Привет, Майра.Дверь неожиданно закрылась – к счастью, без стука.Я бросил взгляд на сидящую в машине Эвелин, улыбнулся и пожал плечами. Она смотрела на меня с любопытством, думая, что беседа эта закончилась раньше, чем успела начаться.Дверь вновь открылась, и Кондон предстал передо мной во всем своем великолепии: без пиджака, в жилете с карманчиком для часов и с длинными, как у моржа, усами.– Давно не виделись, профессор.– Детектив Геллер, – холодно произнес доктор Джон Ф. Кондон. Он протянул мне руку, я подал свою, и, как обычно, он крепко сжал ее, чтобы продемонстрировать свою силу. – Надеюсь, у вас все в порядке.– У меня все в порядке. Вы тоже, я смотрю, прекрасно выглядите и загорели.– Я совсем недавно вернулся из Панамы.– Я слышал. Вы уехали за день до того, как дело Хауптмана рассматривалось в суде по помилованию.Он презрительно фыркнул.– Вы правы. Но это не имеет большого значения.– Не имеет? Разве губернатор Нью-Джерси не просил вас отложить отъезд и помочь разобраться в некоторых противоречиях в ваших показаниях?Он поднял подбородок и высокомерно посмотрел на меня своими водянистыми голубыми глазами.– Сам генеральный атторней Уиленз разрешил мне уехать на отдых.– Я в этом не сомневаюсь, – сказал я с вежливой улыбкой. – Вы, вероятно, удивляетесь, почему я через столько лет еще не утратил интереса к этому делу.– Откровенно говоря, да, сэр.– Я сейчас работаю на губернатора Хоффмана.Он попятился назад и вошел в прихожую; я грешным делом подумал, что он сейчас схватит крест и отмахнется от меня, как от вампира.– Сэр, – напыщенно проговорил он, – во время своего пребывания в Панаме я по сообщениям прессы следил за развитием событий, касающихся дела Линдберга, и заметил, что этот Хоффман полон решимости злонамеренно подорвать мою репутацию, что он несправедливо критикует мои побуждения и мое поведение.– Вот как.Он сделал шаг вперед и затряс кулаком в воздухе.– Хотел бы я встретиться с этим губернатором Хоффманом! Я бы разоблачил его ложь. Я знаю, у него там есть много людей, которые сильнее меня, но даже в этом возрасте у меня еще хватит пороху для хорошей схватки. Я еще могу постоять за себя.– Тогда пойдемте. Я отвезу вас туда.Он разжал кулак и помахал пальцами.– Я сказал, что хотел бы встретиться с ним. Но мои женщины не отпустят меня.– Тогда почему бы вам не пригласить меня войти, и я сам задам вам вопросы, которые возникли у губернатора.– Детектив Геллер, боюсь, мне придется отказать вам, хотя я готов ответить на вопросы губернатора.– Вы готовы?– Конечно. Если они будут представлены мне в письменной форме.– В письменной форме?– Да. И, разумеется, свои ответы я также представлю ему в письменной форме.– Понятно. Но, может быть, лично мне вы ответите на пару маленьких вопросов устно? Ну, скажем, во имя нашей старой дружбы, а?Он улыбнулся мне улыбкой, которую сам, я был уверен, считал сатанинской.– Возможно, отвечу. Задавайте ваши вопросы, молодой человек.– Вы встречались с Изидором Фишем, когда бывали в спиритуалистской церкви на Сто двадцать седьмой стрит в Гарлеме?Он выпучил глаза и сделал шаг назад.– Или, может быть, с Вайолет Шарп или с Оливером Уэйтли? Может быть, однажды ночью вы все четверо сидели за одним столом во время сеанса? Кстати, чета Маринелли случайно не были в прошлом вашими учениками?Дверь захлопнулась перед моим носом.– Да, Джефси, – сказал я, – ты можешь постоять за себя. – И пошел к машине. Глава 33 Гент, жилой район Норфолка, находился недалеко от центра города; вдоль его узких улочек стояли старые одно– и двухэтажные кирпичные дома: некоторые из них жались друг к другу и тротуару, другие прятались за зелеными от трилистника двориками в тени самшита, магнолий и индийской сирени. У самого Гента плескались воды Хейга, небольшой, имеющей форму подковы бухты, в которой стояли на якоре ялики и прогулочные яхты – более крупные суда просто не могли войти в эту крошечную гавань. По-видимому, она соединялась с крупной портовой бухтой Элизабет Ривер, но с шаткого причала, на котором стояли мы с Эвелин, этого не было видно: трубы и мачты судов в порту были заслонены прибрежными зданиями. День был прохладный и пасмурный, вода, да и весь мир, казались тихими, но неприветливо серыми.На центральном из нескольких неуклюжих с белыми каркасами и зелеными крышами строений перед причалом была вывеска с надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58