Я хотел переговорить с Уилсоном с глазу на глаз.Мы немножко постояли и поговорили вполголоса. Я рассказал ему о бандитском притоне, который мне показал Диксон, и он проявил к моему рассказу большой интерес.– Вы знаете Пэта О'Рурке из Чикаго, Геллер? – спросил Уилсон.– Конечно, – ответил я. – Он замечательный парень.– Он сейчас работает со мной в Нью-Йорке, – сказал Уилсон. – Я собираюсь поручить ему проникнуть в спиритическую церковь в Гарлеме. Мы узнаем, откуда у этих «спиритов» столько сведений о похищении.– О Турке прекрасно справится с этой задачей, – сказал я.О'Рурке в течение трех месяцев работал в организации Капоне в качестве секретного агента, когда Элиот, Айри и Уилсон сколачивали дело против Капоне. Он будет самым подходящим человеком, чтобы обнаружить связь между Капоне, Маринелли и его прихожанами.– Как идут поиски Боба Конроя? – спросил я.– Этот сукин сын исчез с поверхности земли, – хмуро сказал Уилсон.– Тогда поищите его в озерах, – посоветовал я.Он кивнул, вздохнул и сказал:– Геллер, какие бы разногласия между нами ни возникали, я хочу сказать вот что: я очень признателен вам за то, что вы делаете. Я имею в виду, что вы держите меня в курсе событий, потому что в противном случае я не имел бы никакой информации и был бы фактически выключен из игры.– Чудненько. Может, в этом году скостите мне немного налогов?– Пошел ты, – добродушно сказал Уилсон, сел в свой черный «форд» и укатил в Нью-Йорк.Я провожал его взглядом, когда ко мне подошел Шварцкопф. Он сказал:– Вам нужно присутствовать на допросе, который сейчас происходит здесь.– Честное слово, – сказал я, – мне начинает нравиться эта новая тенденция в нашем сотрудничестве.В комнате для слуг стояли несколько элегантных полицейских и помятый пузатый инспектор Уэлч. В середине комнаты на стуле, поставленном на плетеный ковер, сидела смазливая пухлая девица лет двадцати в черном костюме горничной с кружевным фартуком. У нее были короткие русые волосы, бегающие карие глаза, круглое лицо и слегка выступающие вперед передние зубы, делающие ее немного похожей на прелестного бурундучка. В руках, которые у нее лежали на коленях, она сжимала белый носовой платок.Позади нее, положив пальцы на клавиатуру машинки, сидел полицейский-стенограф в штатском.– Мисс Шарп, – сказал Шварцкопф, – мы должны взять у вас показания.– Я уже дала вам показания, – сказала она властным тоном, хотя, возможно, это впечатление производил ее английский акцент.– Нам хотелось бы уточнить некоторые детали.Она поджала губы, подняла подбородок и проговорила надменно, будто строптивая ученица:– Почему вас так интересует моя личная жизнь? Занимайтесь своим делом и разыскивайте этих похитителей.Она держалась холодно и вызывающе, но видно было, что это большей частью маска; ее глаза и руки непрерывно двигались. Она нервничала, как женщина, у которой муж нашел под кроватью любовника.Вмешался инспектор Уэлч:– Послушай, сестренка. Мы только выполняем работу. Не делай хуже себе. Разумеется, такой красотке, как ты, нечего скрывать.Уэлч пытался говорить ласково, но у него получалась угроза.Не надо меня пугать, – сказала она.Уэлч вытаращился на Шварцкопфа, который сказал:– Все остальные слуги из дома Морроу охотно ответили на наши вопросы. Почему вы такая упрямая, мисс Шарп?– Хотя меня возмущает этот допрос, я тоже ответила на ваши вопросы, потому что у меня не было другого выхода!Ее вызывающее поведение удивляло, но меня не проведешь. Я видел, что за показной дерзостью скрываются слабость и страх.Шварцкопф сказал почти умоляющим тоном:– Разве вы не хотите помочь мистеру и миссис Линдберг вернуть их ребенка домой?Она опустила голову и кивнула. Потом вздохнула.– Ладно. Задавайте ваши вопросы.Уэлч кивнул стенографу, чтобы тот начинал печатать, и сказал:– Пожалуйста, назовите ваше имя, возраст и место рождения.– Меня зовут Вайолет Шарп. Я родилась в 1904 году в Англии, в Беркшире. Около двух с половиной лет назад я переехала из Англии в Канаду. Я пробыла там примерно девять месяцев и приехала в Нью-Йорк.– И начали работать на семью Морроу?– Вначале я зарегистрировалась в бюро по трудоустройству Хатчинсона на Медисон-авеню, где у меня взяли интервью для миссис Морроу, а потом я получила должность кухарки, которую занимаю по сей день.– Вы обзавелись друзьями мужского или женского пола в Нью-Йорке или Нью-Джерси?– Нет, друзей у меня не было.Она была слишком хорошенькая, чтобы это была правда.В голосе инспектора послышалось раздражение.– С тех пор как вы приехали в Нью-Йорк из Канады, вы ни разу не выходили погулять в обществе друга или подруги?– Нет. У меня здесь никого нет, кроме сестры Эмили.– Где она проживает?– В Энглвуде. Она работает на одного из друзей семьи Морроу.Уэлч подошел к ней с другой стороны и сделал еще одну попытку:– С момента вашего приезда в эту страну вы хоть раз бывали на приемах, на вечеринках, в театре, в кино или в ресторане с любым мужчиной или любой женщиной?Она подумала, потом сказала:– Да.Уэлч проговорил с напускным сарказмом:– Ну и расскажите нам об этом, мисс Шарп.– В воскресенье пополудни мы с сестрой шли по Энглвуду...– В какое воскресенье?– Двадцать восьмого февраля.– Этого года?– Этого года. Мы шли с ней по Дайдекер-стрит, и из машины нам помахал какой-то мужчина. Я приняла его за одного из работников Морроу и помахала в ответ. Он остановил машину, я подошла к нему, поняла свою ошибку и объяснила, что приняла его за другого.– Что он сказал?– Он сказал: «Все в порядке. Куда вы идете?» И я ответила: «Мы идем в город». Он пригласил меня и сестру поехать туда в его машине, что мы и сделали. Во время поездки мы любезно беседовали, и тот джентльмен сказал, что хотел бы однажды вечером пойти со мной в кино, если я не против.– Что вы сказали?– Я сказала, что согласна.Согласилась слишком быстро для девушки, которая в течение нескольких лет обходилась без дружка или подружки.– И что он сказал?– Он попросил у меня телефонный номер, и я дала его ему.– Вы имеете в виду номер телефона в доме Морроу?– Да. Он поинтересовался, кого ему спросить, когда он позвонит, и я сказала, чтобы он попросил Вайолет.– Он позвонил?Она кивнула:– Примерно без десяти восемь вечером первого марта.То есть в день похищения.– Что он сказал?– Он спросил, не хочу ли я с ним прогуляться. Я сказала, что хочу, но освобожусь не скоро, потому что еще не приготовила обед. Вскоре после этого он подошел к черному входу в кладовой в доме Морроу.– Что вы сделали?– Я надела шляпу, пальто и вышла. С ним было еще двое мужчин, которых я никогда раньше не видела. Вчетвером мы поехали в кинотеатр в Энглвуд, и после окончания фильма он привез меня обратно к дому Морроу. Было, кажется, одиннадцать часов ночи.– Вы встречались с ним после этого?– Нет. Я назначила ему второе свидание на шестое марта, но в тот день была очень занята. С тех пор я не видела его и не разговаривала с ним по телефону.Вмешался Шварцкопф, который сказал с вежливой улыбкой:– Все идет хорошо, мисс Шарп. Просто замечательно. А сейчас, пожалуйста, заполните несколько бланков...Лицо ее вновь приняло презрительное выражение.– Какие бланки?– Для начала запишите имена.– Я уже вам говорила! Я не помню никаких имен.– Вы не помните имени своего приятеля? Вы ездили с ним на прогулку в то воскресенье, провели с ним целый вечер...– Я не помню.– Послушайте, – сказал Уэлч, – мы понимаем, что вы нервничаете. Просто расслабьтесь, и имена вспомнятся сами по себе.– Я не волнуюсь. Я не смогу вспомнить его чертово имя!– А как насчет двух других парней? – спросил Шварцкопф. – Вы помните их?Она подняла голову, и на лице ее заиграла саркастическая улыбка.– Нет. Их имена я тоже не помню.– Вы встречались с этими людьми меньше недели назад, – сказал Уэлч, – и вы не можете вспомнить их имена?Стенограф прекратил работать, не зная, стоит ли ему печатать одно и то же.Вайолет скрестила руки на груди и высоко приподняла подбородок, однако она дрожала. И она не удостоила ответом приставанье Уэлча.– Какой фильм вы смотрели, Вайолет? – спросил я.Уэлч и Шварцкопф удивленно посмотрели на меня.– Кто вы? – спросила она.– Меня зовут Геллер. Я полицейский, как и все остальные присутствующие здесь мужчины.– В не имеете права совать нос в мою личную жизнь. Не имеете никакого права!– Успокойтесь, – сказал я. – Просто скажите, о чем был этот фильм? Вспомните хоть что-нибудь – события, актеров, которые в нем играли.Ред Джонсон тоже прошел через этот тест и успешно.Однако Вайолет Шарп ничего не ответила.– Как назывался кинотеатр, в который вы ходили? – спросил я.– Он находился в Энглвуде. Это все, что я знаю.Уэлч и Шварцкопф посмотрели на меня, я пожал плечами. У меня допрос получался не лучше, чем у них.– Благодарю вас, мисс Шарп, – сказал Шварцкопф и обратился к Уэлчу. – Отвезите ее обратно в Энглвуд.Шварцкопф вышел, я вышел вслед за ним, и мы направились на командный пункт, где по-прежнему царили толкотня и суматоха.– Мне очень хотелось напустить на нее Уэлча, – сказал Шварцкопф, – чтобы он испытал на ней свое обаяние.– Если бы вы поступили так, то это было бы большой глупостью, – сказал я.– А что вы предлагаете?– Никаких резиновых шлангов – лишь настойчивый, скрупулезный допрос. Согласен, ее нелегко было допрашивать, но почему вы отпустили ее, едва мы начали?Шварцкопф резко остановился и вздохнул.– Она одна из любимых служанок миссис Морроу. Если бы мы надавили на нее слишком сильно, то у нас возникли бы неприятности с семейством Морроу.– Ну и что, черт возьми?Шварцкопф сделал гримасу.– Если у нас возникнут неприятности с семьей Морроу, то у нас возникнут неприятности и с полковником Линдбергом.– Ну, тогда подключите ее к детектору лжи. Черт, подключите к детектору лжи всех слуг Линдбергов и слуг Морроу тоже!– Вы полагаете, я не думал об этом? Полковник Линдберг не позволит сделать это. Он говорит, что использование детектора лжи – вторжение в личную жизнь, которое оскорбит его работников.Спустя полчаса появился ухмыляющийся констебль Уиллис Диксон из полицейского управления Хоупуэлла и начал докладывать Шварцкопфу.– Я нашел кое-что интересное в комнате этой горничной, – сообщил он, улыбаясь своей редкозубой улыбкой.Значит, Шварцкопф послал Диксона, а не своих людей сделать обыск в комнате Ваойлет в Энглвуде, пока ее здесь допрашивали. Шварцкопф был по-прежнему умен и изворотлив: к чему причинять неприятности своим людям, ведь семья Морроу может возмутиться тем, что беспокоят ее любимую горничную.– Во-первых, – сказал Диксон, – слуги там говорят, что у Вайолет был роман с мужчиной, который гораздо старше ее, – с дворецким. Я полагаю, это Септимус Бэнкс.– Кто это? – спросил я.– Старший дворецкий семьи Морроу, – пояснил Шварцкопф. – Горький пьяница.– Как бы там ни было, я обнаружил в ее комнате нечто интересное, джентльмены, – сказал Диксон. – Книжку с написанными от руки непристойными рассказами. Адресную книгу с двадцатью шестью именами. И сберегательную книжку на банк в Нью-Йорке.– Вы ничего не взяли с собой? – с беспокойством спросил Шварцкопф.– Нет! Но я внимательно все просмотрел. Вы знаете, Ваойлет зарабатывает сто баксов в месяц и работает меньше двух лет. И еще мне сказали, что значительную часть своего заработка она отсылает родителям в Великобританию.– Ну и что? – спросил я.– Откуда тогда у нее почти две тысячи долларов на сберегательном счете? – ответил Диксон вопросом на вопрос. Глава 11 Оранжевые костры, разложенные дежурившими полицейскими, освещали ночь на окраинах имения Линдбергов; языки пламени от них безуспешно пытались бороться с ледяным ветром.На командном посту в гараже дежурили два сотрудника полиции штата Нью-Джерси, коротая время за колодой карт. Эти двое полицейских – молодой парень по имени Харрисон и мужчина лет тридцати по имени Питере – присоединились ко мне и Диксону, чтобы спокойно поиграть в покер. Вскоре после полуночи оставшиеся полицейские растянулись и захрапели на своих армейских койках.Остался дежурить на коммутаторе только парень по имени Смит, однако вскоре и он опустил голову на стол и заснул. Редкие звонки, которые раздавались время от времени, адресовались самим полицейским: Линдберг отверг предложение Шварцкопфа, чтобы все звонки в дом вначале контролировались на командном пункте. Любой человек, сумевший добыть номер телефона в Хоупуэлле, не внесенный в телефонную книгу, мог позвонить прямо в дом: один телефон стоял на столе Линди, другой – в коридоре, третий – наверху (хотя ночью последний отключался).Один раз инспектор Уэлч поднял трубку телефона, что стоял в коридоре, и Линдберг набросился на него со словами:– Какого черта вы тут делаете?Надо заметить, что Линдберг крайне редко позволял себе крепкие слова.– Он зазвонил, и я взял трубку, – сказал Уэлч.С суровым выражением на лице и не менее суровым тоном Линдберг произнес:– Я хочу, чтобы вы ясно поняли и прямо сейчас, что ни вы, ни любой другой полицейский ни в коем случае не должны трогать этот телефон. Вы находитесь здесь, потому что я позволил вам здесь находиться, и я прошу вас не лезть в мои дела.С другой стороны, Микки Роснер, гордость нью-йоркского преступного мира, часто поднимал трубку этого телефона и имел к нему свободный доступ.Диксон, двое полицейских и я сидели за одним из столов, на которых сортировалась почта; у стены позади нас лежали груды просмотренной корреспонденции. Легкий деревянный стол был завален монетами в пять, десять и двадцать пять центов. Большая их часть лежала передо мной. Пришла моя очередь сдавать карты.– "Черная Мария", – сказал я, сдавая их.– Что означает, черт возьми, «Черная Мария»? – спросил Питере, заядлый курильщик с каштановыми волосами, румяными щеками и постоянно нахмуренным выражением лица человека, опасающегося, что его в любую минуту могут охмурить люди более толковые, чем он. Что, впрочем, случалось довольно часто.– Стад Разновидность покера.
на семь карт, – сказал я. – Крупная пика, выпавшая на нераскрытые карты, разбивает кон.– О, – сказал Питерс и затянулся.Диксон, кажется, умел играть. С деланно безразличным видом он разглядывал свои карты. Вполне возможно, что одна из нераскрытых у него была пиковым тузом. Харрисон был самым молодым из игравших; он играл и проигрывал, не делая никаких комментариев.Едва я закончил сдавать, как в гараж решительным шагом вошел полковник Брекинридж. Это олицетворение достоинства был в одном халате, со следами от носков на голых, белых, волосатых ногах.– Геллер, – проговорил он с облегчением. – Вы еще здесь?Обычно к девяти часам я уже выезжал в Принстон в старой колымаге, которую мне предоставил Линдберг. Однако в тот вечер я задержался, чтобы обставить этих провинциальных копов.– Да, – сказал я, глядя на свои две розданные нераскрытыми карты. Дама пик. Отлично. – Что вам нужно?– Вы, – сказал он, потом грубо схватил меня за руку и оттащил от стола.– Эй! – воскликнул я, роняя свои карты.– Пойдемте, – сказал он, и мне пришлось последовать за ним в дом, оставив и карты, и деньги в гараже.– Я выигрывал, – возмущенно проговорил я. – И мог выиграть еще три бакса...– Успокойтесь, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы были полковником Линдбергом.– Что?!Брекинридж подвел меня к телефону в коридоре недалеко от кабинета Линдберга. Трубка была снята с рычага.– На линии сейчас какой-то пожилой человек по имени доктор Джон Кондон, – сказал он. – Он утверждает, что получил адресованное ему письмо с приложением для полковника Линдберга.– Ну и что? – Подобные звонки раздавались достаточно часто.– Доктор Кондон говорит, что не уверен в подлинности этого письма. Он допускает, что его отправил какой-нибудь шутник или чудак. Однако недавно он написал письмо в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз», в котором предлагал тысячедолларовое вознаграждение тому, кто вернет маленького Чарли домой живым и невредимым. Письмо напечатали, и он думает, что это может быть ответом на него.– Что еще за «Хоум Ньюз»? Должно быть, какая-нибудь низкопробная провинциальная газетенка?Брекинридж пожал плечами:– Так оно и есть.– Ну тогда маловероятно, что похитители заметили в ней это письмо.– Я знаю, но этот человек не шутит. Он профессор Фордхемского университета. Во всяком случае, он так говорит. Он дал мне некоторые сведения о себе и перечислил свои звания, что прозвучало довольно правдоподобно.Я фыркнул.– Но, – продолжал Брекинридж, – он отказывается сообщить еще что-нибудь, пока ему не предоставят возможность поговорить с самим полковником Линдбергом, которого я не собираюсь беспокоить... Чарли впервые за несколько ночей смог заснуть.– О! Ну ладно. Конечно, я разыграю из себя Линд и.Брекинридж улыбнулся.– Спасибо, Геллер. Вы знаете, что полковник хочет, чтобы к каждой версии, к каждому звонку относились серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
на семь карт, – сказал я. – Крупная пика, выпавшая на нераскрытые карты, разбивает кон.– О, – сказал Питерс и затянулся.Диксон, кажется, умел играть. С деланно безразличным видом он разглядывал свои карты. Вполне возможно, что одна из нераскрытых у него была пиковым тузом. Харрисон был самым молодым из игравших; он играл и проигрывал, не делая никаких комментариев.Едва я закончил сдавать, как в гараж решительным шагом вошел полковник Брекинридж. Это олицетворение достоинства был в одном халате, со следами от носков на голых, белых, волосатых ногах.– Геллер, – проговорил он с облегчением. – Вы еще здесь?Обычно к девяти часам я уже выезжал в Принстон в старой колымаге, которую мне предоставил Линдберг. Однако в тот вечер я задержался, чтобы обставить этих провинциальных копов.– Да, – сказал я, глядя на свои две розданные нераскрытыми карты. Дама пик. Отлично. – Что вам нужно?– Вы, – сказал он, потом грубо схватил меня за руку и оттащил от стола.– Эй! – воскликнул я, роняя свои карты.– Пойдемте, – сказал он, и мне пришлось последовать за ним в дом, оставив и карты, и деньги в гараже.– Я выигрывал, – возмущенно проговорил я. – И мог выиграть еще три бакса...– Успокойтесь, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы были полковником Линдбергом.– Что?!Брекинридж подвел меня к телефону в коридоре недалеко от кабинета Линдберга. Трубка была снята с рычага.– На линии сейчас какой-то пожилой человек по имени доктор Джон Кондон, – сказал он. – Он утверждает, что получил адресованное ему письмо с приложением для полковника Линдберга.– Ну и что? – Подобные звонки раздавались достаточно часто.– Доктор Кондон говорит, что не уверен в подлинности этого письма. Он допускает, что его отправил какой-нибудь шутник или чудак. Однако недавно он написал письмо в выходящую в Бронксе газету «Хоум Ньюз», в котором предлагал тысячедолларовое вознаграждение тому, кто вернет маленького Чарли домой живым и невредимым. Письмо напечатали, и он думает, что это может быть ответом на него.– Что еще за «Хоум Ньюз»? Должно быть, какая-нибудь низкопробная провинциальная газетенка?Брекинридж пожал плечами:– Так оно и есть.– Ну тогда маловероятно, что похитители заметили в ней это письмо.– Я знаю, но этот человек не шутит. Он профессор Фордхемского университета. Во всяком случае, он так говорит. Он дал мне некоторые сведения о себе и перечислил свои звания, что прозвучало довольно правдоподобно.Я фыркнул.– Но, – продолжал Брекинридж, – он отказывается сообщить еще что-нибудь, пока ему не предоставят возможность поговорить с самим полковником Линдбергом, которого я не собираюсь беспокоить... Чарли впервые за несколько ночей смог заснуть.– О! Ну ладно. Конечно, я разыграю из себя Линд и.Брекинридж улыбнулся.– Спасибо, Геллер. Вы знаете, что полковник хочет, чтобы к каждой версии, к каждому звонку относились серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58