Он нахмурился, но не от гнева. От досады.Когда мы подъехали к дому, было уже светло. У двери, ведущей в комнату для слуг, нас встретила Энн Линдберг в легком синем халате; на ее бледном лице совсем не было косметики, волосы были туго зачесаны назад. Она выглядела изможденной, но в глазах ее светилась надежда.Я нес сверток. Линдберг кивнул, и я протянул его ей.Она вытащила комбинезон и подняла на вытянутых руках перед собой, как нечто драгоценное и в то же время страшное. Потом прижала комбинезон вместе с оберткой к груди, бумага захрустела, один рукав костюмчика повис у нее на плече:Глаза ее сверкнули, улыбка на ее лице была чертовски трагичной.– Это его, – сказала она. – Это ночной комбинезон Чарли.– Это добрый знак, – сказал ей муж, попытавшись улыбнуться. – Значит, похитителям можно верить. Значит, переговоры идут хорошо и близки к завершению.Продолжая прижимать к себе оберточную бумагу и костюмчик от доктора Дентона, она повторила:– Это комбинезон Чарли. Это его.После ее слов сомнений в этом ни у кого больше не могло возникнуть. Слим просто не стал бы их слушать. Глава 15 Вечером следующего дня Линдберг, Шварцкопф и я встречали большой черный открытый автомобиль, который подкатил на стоянку возле гаража с командным пунктом. На машине были номерные знаки штата Виргиния и небольшой американский флаг на радиоантенне. Из машины вышли три человека.За рулем был высокий стройный мужчина лет шестидесяти пяти в хорошо сшитом темно-синем костюме под пальто из верблюжьей шерсти; у него было ястребиное лицо с подрезанными седыми усиками, седые волосы аккуратно зачесаны, образуя пробор посередине. На заднем сиденье сидел коренастый лысеющий мужчина в черном лет пятидесяти, его пасторский воротник натирали несколько подбородков, широко поставленные глаза глядели безумным взглядом. Впереди ехал наиболее располагающий к себе участник этой замечательной тройки – крупный, загорелый, мускулистый мужчина с приятным круглым лицом и щегольским котелком на голове; он был в надетом поверх темного костюма сером пальто, из-под которых выглядывал красно-бело-синий галстук.Линдберг приветствовал их, заговорив сначала с худым мужчиной, у которого были ястребиное лицо и седые усы.– Адмирал Бэрридж, – сказал он, – это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали.– Рад снова видеть вас, полковник, – сказал адмирал, улыбнувшись мрачной улыбкой. – Жаль только, обстоятельства печальные. Надеюсь, ваша мать хорошо себя чувствует?– Да, спасибо.– Хорошо, хорошо. – Бэрридж представил служителя церкви как его высокопреподобие Добсона-Пикока, а загорелого приятного мужчину как командора Джона Хьюза Кертиса.– Это полковник Шварцкопф из полиции штата Нью-Джерси, – сказал Линдберг, сделав жест в сторону одетого в щегольскую форму полицейского чиновника, и мужчины принялись жать друг другу руки. – Он будет присутствовать при нашей беседе. Как и детектив Геллер из Чикагского полицейского управления.Они посмотрели на меня с любопытством, и Кертис проговорил с хитрой улыбкой:– Решили сменить обстановку?– Не совсем так, – сказал я, пожимая протянутую им руку. – С первого дня этого дела были признаки, что к нему могли приложить руку люди Капоне. Я здесь для того, чтобы проверить эту версию.Кертис холодно кивнул:– Это, разумеется, не противоречит тому, что мне удалось выяснить.– Командор, – сказал я, – можно вас спросить из чистого любопытства? Командором чего вы являетесь?– Норфолкского яхт-клуба.– Прошу всех в дом, – сказал Линдберг, указывая в сторону дома. – Нам нужно о многом поговорить.Элси Уэйтли принесла в кабинет Линдберга поднос с чаем и кофе, и мы удобно устроились на стульях с чашками в руках. Горел камин. Линдберг, который пил молоко, занял место за своим заваленным бумагами столом и сказал:– Приношу свои извинения, если вам пришлось преодолеть некоторые трудности, чтобы связаться со мной.Заговорил Добсон-Пикок; его английский акцент оправдывал его английскую фамилию.– Честно говоря, полковник, – сказал он, не скрывая раздражения, – выйти на вас было чрезвычайно сложно. Я передал письмо одному джентльмену... – слово «джентльмен» он произнес с изрядной долей сарказма, – ...который назвал себя вашим «секретарем», – некоему, мистеру Роснеру. Это было несколько дней назад, полковник.Линдберг приподнял только одну бровь и сразу опустил ее.– Приношу свои извинения, ваше преподобие. Но здесь у нас такая суматоха. Мне потребовалось два дня, чтобы дозвониться до Белого дома на прошлой неделе.– Чарльз, – ласково сказал адмирал, – надеюсь, вы знаете, что я пойду на край света, чтобы помочь вам вернуть вашего мальчика.– Спасибо, адмирал.– Тогда не удивляйтесь моему вопросу, но разговаривали ли мы с вами недавно?– Конечно нет. Я получил ваше письмо и велел полковнику Брекинриджу связаться с вами...– Знаете, когда я звонил сюда, я разговаривал с кем-то, кто назвал себя полковником Линдбергом, но это явно были не вы.Однажды я сам отколол такую штуку, но на этот раз я был ни при чем.Бэрридж продолжал говорить с холодной педантичностью:– Вначале я поговорил с этим Роснером, который сказал – я цитирую: «О, еще один адмирал, да?»Вскоре после этого я разговаривал с человеком, представившимся «полковником Линдбергом», который отнесся к моей информации совершенно безразлично.– Джентльмены, – сказал Линдберг, было заметно, что он утомлен и смущен, – мне очень жаль, что вам причинили неудобства и отнеслись к вам неуважительно...– Чарльз, – сказал Бэрридж, – нам не нужны ваши извинения, ради всего святого, совсем не нужны. Мы просто хотим объяснить, почему нам потребовалось столько времени, чтобы представить вам эту жизненно важную информацию.– Нам было неприятно, – сказал Добсон-Пикок, изящно держа в руке чашку с чаем, – что нами пренебрегают, в то время как мы прилагаем все усилия, чтобы...Линдберг поднял руку.– Вы находитесь у меня. Задержка, по чьей бы вине она ни произошла, уже в прошлом. Командор Кертис, я с благодарностью выслушаю ваш рассказ.Кертис засиял.– Я рад, что наконец оказался здесь, полковник. Очень рад. – Он сделал глотательное движение и продолжал: – Вечером девятого марта я присутствовал на собрании членов норфолкского яхт-клуба. Там были все яхтсмены. Дело было срочное – зимние штормы здорово потрепали наши причалы и места стоянки яхт. Вы знаете, что это такое.Линдберг, который сложил перед собой, словно для молитвы, руки, кивнул.Кертис продолжал:– Я уходил с собрания одним из последних. Честно говоря, я тогда немного выпил, но то, что произошло на стоянке автомобилей, моментально меня протрезвило.Его обогнал старый «гудзон-седан» и фактически закрыл дорогу его зеленому «Гудзону», заставив его остановить машину. Сперва он решил, что кто-то из его друзей-яхтсменов шутит, но потом узнал в шофере Сэма – парня, занимающегося контрабандным ввозом спиртных напитков, которому Кертис несколько раз помогал отремонтировать его лодку.– Сэм выскочил из своей машины, – сказал Кертис, жестикулируя обеими руками с напряженным выражением лица, – и вскочил на подножку моей. Он наклонился к моему окну и сказал: «Не сердитесь, мистер Кертис! Мне нужно с вами поговорить».Сэм, который сел на переднее сиденье рядом с ним, «дрожал как осиновый лист». Обычно «хладнокровный» контрабандист заставил Кертиса пообещать, что он никому не расскажет того, о чем сейчас узнает. Кертис пообещал. Сэм сказал, что его послала к Кертису банда, которая похитила ребенка Линдбергов.– Он сказал, что они заставили его связаться со мной, – сказал Кертис, сопровождая свои слова энергичной жестикуляцией, словно не верил сам себе, – с тем чтобы я организовал небольшой комитет из известных граждан Норфолка, которые будут действовать в качестве посредников... для того чтобы договориться с похитителями о выплате выкупа и возвращении ребенка.– Почему я? – спросил Кертис. – И почему из всех мест вы выбрали Норфолк, штат Виргиния?На последний вопрос Сэм ответил, что похитители опасаются, что нью-йоркская преступная группировка Оуни Мэддена может потребовать у них часть выкупа или совершить на них открытое нападение; что касается первого вопроса, то, как сказал Сэм, все знают Кертиса как добропорядочного и законопослушного гражданина. Правда, он помогал бутлегерам с ремонтом лодок, как и многие другие работники судостроительной верфи, но в то же время имел прочную репутацию одного из столпов общества.– Я спросил его, почему они не обратились к назначенным посредниками представителям преступного мира, о которых сообщали газеты, Спитале и Битзу, – сказал Кертис. – И Сэм ответил, что эта банда считает их мелкими пешками, с которыми нельзя иметь дело.Я прервал его своим вопросом:– А этому Сэму можно доверять?Кертис пожал плечами:– Я ни разу не изобличал его во лжи или в жульничестве. Я бы сказал, что для человека, занимающегося сомнительной деятельностью, он довольно честен. Иногда я даже хлопотал за него перед береговой охраной.– Какая у него фамилия?– Я не знаю. У него много прозвищ.Линдберг сказал:– Вы можете с ним связаться?Кертис кивнул:– Да. И я думаю, в настоящее время опасно позволять кому-то, кроме меня, вступать в контакт с Сэмом. Я думаю, что ради благополучия вашего сына я должен до поры до времени держать его в тени.– Согласен с вами, – сказал Линдберг.– Я прямо сказал Сэму, – многозначительно проговорил Кертис, – что ни при каких обстоятельствах не попрошу у вас денег, полковник Линдберг. Сэм утверждал, что банда понимает это и что ее члены хотят, чтобы выкуп положили в норфолкском банке и выплатили эти деньги только после того, как ребенок живым и здоровым вернется к родителям.Линдберг прищурился.– Во всяком случае, это мне сказал Сэм во время нашей первой встречи, – сказал Кертис и следующие слова для пущего эффекта произнес почти шепотом: – Четыре дня назад Сэм снова пришел ко мне. Он сказал, что похитители начинают «нервничать», однако с ребенком все в порядке. Они специально наняли для него няню и кормят его согласно диете, которую миссис Линдберг опубликовала в газетах. Еще они говорят, что купили для ребенка новый костюм.Все это совпадало с тем, что сказал Кондону «кладбищенский Джон»: нянька кормит ребенка согласно диете; ребенку купили новую одежду после того, как выслали его ночной комбинезон.– Сэм сказал мне, – продолжал Кертис, – что вы здесь ведете переговоры с другим членом той же самой банды. Сэм говорит, что этот человек хочет получить пятьдесят тысяч, возможно, даже сто тысяч долларов. Однако Сэм говорит, что сможет вернуть вашего сына за двадцать пять тысяч долларов.Мы с Линдбергом обменялись внимательными взглядами. В прессу не попало ни одного слова о Кондоне, однако норфолкская банда, кажется, знала о переговорах, которые вел Джефси, и об увеличении суммы требуемого выкупа.– В качестве знака, свидетельствующего об их доброй воле, похитители предлагают, – сказал Кертис, – чтобы эта сумма – двадцать пять тысяч долларов – была помещена в норфолкский банк на имя нас троих... Его преподобия Добсона-Пикока, адмирала Бэрриджа и мое. Нас утвердили как членов комитета посредников.Закончив рассказ, Кертис откинулся назад, а Линдберг сел и начал разглядывать свои сложенные руки. Горящие дрова в камине потрескивали. Трое джентльменов из Виргинии обменялись смущенными взглядами. В комнате наступило напряженное молчание.Первым заговорил Кертис:– Полковник, какой выкуп вы хотите заплатить? Если эта сумма для вас слишком велика...Не поднимая глаз, Линдберг сказал:– Я не могу согласиться ни на какую сумму, пока у меня не будет несомненного доказательства, что я имею дело с настоящими похитителями.Разумеется, он не мог сказать этим троим, что уже давно ведет переговоры с «кладбищенским Джоном». Хотя Сэм уже, кажется, знал об этом. Кертис, Добсон-Пикок и Бэрридж явно не знали.– Если мой сын действительно у них, – сказал Линдберг, – то они смогут доказать это, описав некоторые его телесные особенности, о которых неизвестно прессе.Кертис, явно неудовлетворенный ходом беседы, сказал:– Полковник, я неоднократно говорил Сэму, что никаких денег они не получат, пока ребенок не будет у вас в руках...Линдберг приподнялся.– У меня нет никаких сомнений, джентльмены, в ваших добрых намерениях, – он взглянул на Бэрриджа и сказал: – Адмирал, я знаю, что вы хотите только, чтобы у Энн, Чарли и у меня все было хорошо.Трое мужчин, поняв, что разговор окончен, встали и с унылым видом посмотрели друг на друга.Линдберг вышел из-за стола и положил руку на плечо Бэрриджа.– Дело в том, джентльмены, что я сейчас не в состоянии положить в банк эти двадцать пять тысяч долларов.Кертис сказал:– В таком случае, полковник, я уверен, что сам с помощью моих друзей в клубе смогу собрать эти деньги...Линдберг спокойно поднял руку. Он сказал:– Я оставляю двери открытыми, командор. Скажите вашему приятелю Сэму: если он сможет передать вам, или адмиралу, или его высокопреподобию фотографию Чарли, снятую после той ночи, когда его похитили, то меня это убедит.Явно успокоенный, Кертис закивал.– Или, – продолжал Линдберг, – попросите их написать несколько слов и подписать письмо, поставив определенный знак.– Определенный знак? – спросил Кертис.– Они поймут, – сказал Линдберг. – Точнее, поймут в том случае, если они те, за кого себя выдают. Я хочу поблагодарить вас за ваши хлопоты и участие, за то, что вы проделали такой длинный путь на север... Могу ли я пригласить вас пообедать с нами?– Сочтем за честь, – быстро ответил Кертис.Его преподобие Добсон-Пикок, который явно любил поесть, закивал. Бэрридж, казалось, был несколько смущен, однако поблагодарил Линдберга и тоже принял предложение.Линдберг проводил их в гостиную, жестом велев мне и Шварцкопфу остаться в кабинете. До нас донесся отраженный эхом собачий лай.Линди вскоре вернулся без них и сказал:– Ну, что скажете?– Я не разобрался, – сказал я.Шварцкопф издал короткий смешок.– Это на вас не похоже, Геллер. У вас всегда есть свое мнение. Чаще всего негативное.– Только не сейчас. Адмиралу и его преподобию можно верить. Кертис – темная лошадка. Кажется, он думает только о себе.– Он преуспевающий кораблестроитель, – заметил Линдберг.– Сейчас трудные времена, – многозначительно сказал я. – Не повредит, если мы проверим его финансовое положение.– Я согласен с Геллером, – сказал Шварцкопф, возможно, неожиданно для себя.Линдберг кивнул в знак согласия.– Однако кое-что из того, что сказал Кертис, совпадает с информацией, полученной профессором Кондоном от «Джона».– За исключением того, что Сэм готов согласиться на двадцать пять тысяч, – заметил Шварцкопф. – «Джон» просит семьдесят.Линдберг вздохнул и покачал головой:– Черт. Я не знаю, что и думать. Может, нам следует радоваться, что член банды предлагает вернуть моего сына за такой небольшой выкуп?– Возможно, эта дешевая цена, которую они запросили, не такой уж добрый знак.Они оба посмотрели на меня.– Она может свидетельствовать о разногласиях среди членов банды. Если это действительно одна и та же группировка и отдельные ее члены обращаются к разным людям с предложением вернуть ребенка за выкуп, то... – Я пожал плечами.Линдберг подошел к камину и пошуровал в нем кочергой. Огонь в нем доживал свои последние минуты. Рот Линдберга был плотно сжат.– Кстати, полковник, – обратился к нему Шварцкопф, – я хочу, чтобы вы знали, что это не я заговаривал зубы адмиралу Бэрриджу по телефону.– Это сделал Микки, – сказал я. – Готов поставить сто против одного.– Наверняка этот маленький жулик очень грубо обошелся с адмиралом, – сказал Шварцкопф.Линдберг молча продолжал шуровать в камине.– Вы заметили недавно появившуюся на первых полосах многих газет статью о том, как Роснер, Спитале и Битз разглагольствовали перед газетчиками? – бросил я. – Однако все было не так, как об этом сообщают газеты.– Что вы имеете в виду? – спросил Линдберг.В газетах сообщалось, что для того чтобы взять у них интервью, репортеры ходили к каждому из этой тройки домой или на работу – я объяснил Линдбергу этот факт тем, что они проводили пресс-конференцию в нелегально торгующем спиртными напитками кабаке, обслуживающем желтую прессу.– Полковник, – сухо сказал Линдберг Шварцкопфу, – я заметил, что вы отослали домой некоторых своих людей. – Он помешал раскаленную золу. – Как это понимать?Шварцкопф принял строевую стойку.– Эта мера обусловлена чисто финансовыми соображениями. Боюсь, мы уже израсходовали пять тысяч долларов из резерва фонда полиции штата для непредвиденных расходов.– Понятно.– Нам пришлось отказаться от снабжения продовольствием из Нью-Йорка, теперь еду готовят в ламбертвильской казарме и каждый день привозят сюда на машине.Линдберг кивнул. Он смотрел на Шварцкопфа, огонь камина оранжевым светом играл на его моложавом, добром лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58