Монбар покачнулся, из-под ног посыпались камни…
И мгновенно наступила тишина, головы в красных масках, с которых, казалось, капает кровь, повернулись в сторону туннеля, где прятались тамплиеры.
— Среди нас посторонние! — воззвал Тафур. — Убейте их! И озверевшая, безумная толпа бросилась к туннелю… Монбар и маркиз понеслись прочь. Они добежали до той пещеры, где находилось отверстие в полу (теперь они поняли его страшное предназначение), свернули в один из туннелей, слыша позади себя топот ног. В этом коридоре было несколько выходов, и они наугад помчались к одному из них. Петляя по проходам, они наконец-то оторвались от преследователей и замерли в каком-то небольшом отсеке. Монбар потушил факел.
— Они потеряли нас, — прошептал маркиз, сердце которого готово было выскочить из груди.
— Мы сами потерялись, — поправил его Андре де Монбар. — Теперь мне кажется, что мы никогда отсюда не выберемся…
Два дня разбирали место пожарища, ища под обуглившимися обломками трупы несчастных. Более ста человек заживо сгорело в храме и не все они были православной веры. Трагедия унесла жизни многих католиков, мусульман, иудеев, пришедших на открытие новой церкви. Погибла сама герцогиня Гертруда, и король Бодуэн I, опечаленный смертью сестры, объявил во всем Иерусалиме недельный траур. Специальная комиссия, назначенная Государственным Советом, занималась причинами возгорания в храме; были опрошены десятки свидетелей, оставшихся в живых… Версия о поджоге не вызывала сомнений. Фуше Шартрский утверждал, что пожар начался от брошенной на свечи розовой накидки, которую держала в руках рыжеволосая женщина, стоявшая рядом с князем Васильком. К сожалению, самого русича опросить было уже нельзя: его обгоревший труп был найден одним из последних. Имелось и другое мнение, и его придерживался чудом выбравшийся из пожарища Ренэ Алансон, что храм подожгли тамплиеры: о том же ходили и многочисленные слухи, распространяемые иоаннитами и агентами Бера; некоторые прямо ссылались на то, что видели самого мессира Гуго де Пейна и его рыцарей, разбрасывавших огонь внутри храма. Эту чудовищную ложь тотчас же опровергли многочисленные свидетели, но косвенные улики против тамплиеров продолжали накапливаться.
Сказать истинную правду мог только Рудольф Бломберг, знавший о заговоре барона Жирара и графа де Жизора, но и он, к величайшему несчастью, погиб во время пожара. Обвинить обоих великих магистров двух Орденов оказалось невозможно. Был взят под стражу и заключен в тюрьму рыцарь Робер де Фабро с отсеченной кистью — роль его в панике и давке в храме вызывала большие подозрения: случайно ли он мешал выходу людей или пытался открыть заклинившиеся двери, как он утверждал сам? В самом Тампле также появился начальник тюрьмы Мон-Плеси барон Рошпор и начальник королевской разведки барон Глобшток, которые по законам иерусалимского королевства должны были задержать кого-либо из принадлежащих к организации тамплиеров, до окончания следствия и выводов Государственной комиссии. Превентивный арест одного из членов Ордена был простой формальностью и помешать этому было нельзя, несмотря на все заслуги Гуго де Пейна и других рыцарей перед Бодуэном I.
Но в Тампле явившихся баронов ждало иное горе… Траурные флаги над стенами возвещали о том, что и здесь поселилась смерть. Трагическая гибель князя Милана Гораджича и графини Катрин де Монморанси потрясла всех. Их кончина не укладывалась в сознании, в нее отказывались верить. Но трупы обоих влюбленных, так и не испытавших совместного счастья, лежали в гробах, приготовленных для погребения… Лица их, просветленные смертью, были открыты и чуть повернуты друг к другу. День и ночь возле них дежурили де Пейн, Бизоль и Зегенгейм; приходили многие рыцари и простые люди, знавшие Милана Гораджича. В углу комнаты молчаливо стоял Джан, лицо которого превратилось в застывшую желтую маску. Рыдали слуги, любившие веселый, неунывающий нрав сербского князя, его справедливый характер. Слезы катились и по лицу Бизоля де Сент-Омера, не стеснявшегося их. Он вспоминал юность Катрин, ее горькую и печальную судьбу, вспоминал силу и разнообразные способности князя, его шутки, заразительный смех, какую-то беспечную открытость всем ветрам и непогоде. Человек, обошедший все страны мира, умер в один час с обретенной перед смертью любовью… Тяжело страдал Гуго де Пейн; его горький взгляд, обращенный внутрь, порой останавливался на лицах умерших и в нем сквозило сомнение: не его ли вина в случившейся трагедии? Мог ли он сберечь их от гибели? Мрачные мысли роились и в голове Людвига фон Зегенгейма, чьи волосы были опалены пожаром в храме. Он понимал, что смерть вырвала пока что одного рыцаря из их рядов, но вряд ли она насытится и успокоится на этой жертве. Как и Гуго, его беспокоило странное исчезновение маркиза де Сетина и Андре де Монбара. В тот трагический день, 21 сентября, произошли подземные толчки, которые разрушили и засыпали входы в некоторые подвальные коридоры, где могли находиться и их друзья. Работы по расчистке туннелей продолжались целые сутки, но пока не было обнаружено никаких следов тамплиеров, И было бесконечно жаль, что на похоронах не будут присутствовать отсутствующие Мондидье, Норфолк и Тропези. А погребение князя Гораджича и Катрин де Монморанси, которых было решено похоронить в одной могиле, было назначено на следующий день, когда жители Иерусалима прощались с погибшими во время пожарища, среди коих также были друзья тамплиеров — благородный князь Василько Ростиславич и гессенский барон Рудольф Бломберг, так и не успевший вступить в Орден.
Когда смущенные горем Глобшток и Рошпор сказали о цели своего визита, де Пейн не стал возражать.
— Кого из нас вы хотите забрать? — только и спросил он.
— Кого вы изволите выбрать сами, — замялся Рошпор. — Это всего лишь пустая формальность. И разумеется, после погребения, — поспешно добавил он.
— Надо и мне как-нибудь посидеть в вашей тюрьме, — сказал Бизоль, у которого в горле стоял ком. — Ждите меня послезавтра.
Бароны поспешно откланялись, торопясь покинуть печальное место…
Лишь вечером в Тампль вернулись обсыпанные землей, в порванной одежде маркиз де Сетина и Андре де Монбар, выбравшиеся из подземных лабиринтов лишь за стенами Иерусалима. Блуждая там несколько дней, без еды и питья, они чудом наткнулись на проход, который и вывел их к свету. Волосы обоих за это время значительно поседели. Выслушав трагические известия, они рассказали и о своих приключениях в подземелье. Обессиленные и измученные, они тем не менее не легли спать, всю ночь пробыв у тел Милана Гораджича и Катрин де Монморанси, отдавая им последнюю дань памяти…
Сразу же после похорон, не дожидаясь окончания расследования Государственной комиссии, Гуго де Пейн с баронессой Левенкур отбыли из Иерусалима. Путь их лежал в Константинополь. В этот же день, по дороге к Египту в страшных мучениях от раны в развороченном животе скончался правитель Магриба султан Юсуф ибн-Ташфин, чья смерть позднее была объявлена в Алжире как случившаяся от лихорадки…
2
В стороне от дороги, ведущей из Триполи, возле ярко горящего костра сидело несколько рыцарей в белых плащах с вышитыми на них восьмиконечными крестами и вели неторопливую беседу. Другие рыцари и оруженосцы спали тут же, рядышком, по-походному положив под голову седла, охапки сена или просто железные панцири. Разговор вращался вокруг одноглазого рыцаря и его приключений, чье единственное око зорко поглядывало по сторонам.
— Так что же это было за облако, которое тебя похитило? — спросил Жак Греналь, скрывая под пышными усами усмешку.
— Я вам так скажу: вовсе это было не облако, а какая-то дьявольская машина, — отозвался Роже де Мондидье, выдержав паузу, как хороший актер. — Когда я метнул в это облако копье меня словно молния поразила… А очнулся я … высоко над землей.
— "Не может быть! — воскликнул один из слушателей.
— Может, — успокоил его Роже. — Там были такие окошечки, через которые я смотрел на проплывающие внизу реки и горы. Я даже видел два войска, сражающихся у Син-аль-Набра. А возле меня стояли какие-то маленькие существа с ручками и ножками, одетые в блестящие доспехи… С усиками на макушке.
— А рогов не было? — улыбнулся Греналь.
— Зачем мне врать? — обиделся Роже. — И говорили они со мной на чистейшем французском языке. Долго мы так летели, пока земля не осталась далеко внизу. И похожа она, земля наша, скажу я вам, на кочан капусты, плавающий в густом сиропе.
— Чушь! — неосторожно выкрикнул один из слушателей, но быстренько прикусил язык, увидев кулак Греналя.
— Любопытные это были существа, — продолжил Роже. — Все их интересовало: как мы живем, зачем воюем, почему говорим так, а не этак… В конце концов, они мне надоели со своими расспросами, и я предложил им сыграть в кости. Вы знаете что я не расстаюсь с ними, и они не раз спасали мою жизнь. Так вот. Если эти сукины дети и были посланцами дьявола, то видно плохо он их обучил играть в кости! Я выиграл у них вчистую… Даже жалко стало, глядя на их забавные рожицы.
— А на что играли?
— На щелчки по носу. Короче, время пролетело незаметно, и очутились мы на… Луне.
— Да быть того не может! — вновь воскликнул самый недоверчивый.
Роже де Мондидье даже не удостоил его взглядом.
— Луна — место не самое примечательное, — заявил он. — Этакая захудалая провинция, вроде Мертвого моря. Надели мне на голову какой-то прозрачный мешок, а иначе бы я задохнулся, поскольку там нет воздуха. Мне предлагали остаться с ними навсегда, обещая отправить на дальнюю звезду — Сириус, но я отказался. Что подумает моя милая Жанетта, если я не вернусь к ней в Труа? Она сочтет меня самым последним обманщиком, а я, да будет вам известно, никогда не лгу! И этим забавным дьяволятам ничего не оставалось, как отправить меня обратно, на то же самое место. Только они немного не рассчитали, и я приземлился в нескольких десятках километрах от Син-аль-Набра.
— Чудеса! — произнес один из слушателей. — Чего только не бывает в этом подлунном мире.
— Чего в нем не бывает — так этого и не бывает, — строго заметил Роже. — А что может быть — то и случается. Вот так.
В это время лошадь в стороне тревожно всхрапнула, а на дороге послышались испуганные голоса и крик часового.
— Кого там черти несут? — приподнял голову Жак Греналь.
Рыцари вооружились мечами, готовые отразить любое нападение: в это время на дорогах Палестины вновь начали пошаливать разбойничьи банды. Особенно зверствовала одна из них, прикрывавшаяся именем тамплиеров. Через несколько минут к костру подошли полураздетые, истерзанные паломники, несущие на носилках своих раненых товарищей. Все они испуганно жались друг к другу, Особый страх вызвали красные кресты на плащах Роже, Греналя и остальных.
— Чего вы дрожите? — сердито спросил Роже. — Мы вас не тронем! Мы — тамплиеры.
При этих словах паломники в еще большем ужасе попадали на колени, заламывая руки. С огромным трудом Роже удалось успокоить их и выведать — что же произошло? Оказывается, в двух милях отсюда на их стоянку напали какие-то люди в точно таких же плащах с крестами, называвшие себя тамплиерами. Они изрубили охрану, разграбили весь лагерь и выгнали прочь оставшихся в живых, не отпустив только девушек и женщин. И, по всей видимости, продолжают там пировать и насильничать…
— По коням! — приказал Роже, не долго раздумывая. — Нападем на них тепленьких!
Собравшись в несколько минут, пятнадцать всадников помчались в сторону, указанную паломниками. Они уже давно охотились за лже-тамплиерами и надеялись что уж сейчас-то негодяи не уйдут от справедливого возмездия… Вскоре впереди показались огоньки костров. Роже велел спешиться и окружить лагерь. Прячась за кустами, он видел сидящих возле костров людей, на плащах которых были нашиты восьмиконечные красные кресты: сомнений не оставалось — это те самые негодяи… С громким криком Роже выскочил на свет, набросившись на ближайших к нему людей; за ним последовали и остальные его товарищи — и бой закипел! Не ожидавшие нападения защищались отчаянно, но в тот момент, когда уже готова была пролиться кровь, из одного из шатров вышел высокий рыцарь, пристегивая панцирь, и громко крикнул в сторону Мондидье:
— Роже, угомонитесь! Раскройте пошире свой глаз — сколько раз я вам советовал не пороть горячку!
— Мессир?! — радостно выдохнул Роже, опуская меч. — Это вы? Здесь?
— Да, я, — отозвался Гуго де Пейн. — И у меня горькие новости. Остановитесь, все!
Бой замер, оружие было вложено в ножны. Рядом с Гуго де Пейном стоял маленький китаец Джан, который после смерти Милана Гораджича теперь неотступно следовал за мессиром, признав его своим хозяином. Из шатра вышли баронесса Левенкур и Ренэ Алансон, также возвращавшийся в Константинополь. Был здесь и грек Христофулос, присоединившийся со своими людьми к отряду де Пейна.
— Мессир! Мы ищем разбойников, которые пользуются именем тамплиеров и грабят паломников, — произнес Жак Греналь.
— Они где-то неподалеку, — добавил Роже.
— Тогда не будем терять времени, — сказал Гуго де Пейн, вскакивая в седло. — Мы присоединяемся к вам!
Поиски грабителей заняли немало времени. Сожженный лагерь паломников был ими уже оставлен, но следы вели на лесную тропу, мимо высохшего русла реки и терялись в пустом, покинутом жителями селении. Очевидно, что и тут «поработали» лже-тамплиеры. Лишь к рассвету, когда де Пейн уже хотел возвращаться к месту стоянки, Роже де Мондидье разглядел над верхушками деревьев струйку дыма. Всадники, рассыпавшись цепью, стали окружать предполагаемое лежбище разбойников. Да, это были они — в белых плащах с красными крестами, пьяные вповалку возле затухающих костров, в шатрах, откуда высовывались голые ноги. Они были настолько самоуверенны в своей безнаказанности, что даже не выставили часовых!
— Вяжите их всех! — приказал де Пейн, перерубая поддерживающие шатер канаты. Из-под упавшего парусинового полотна высунулась усатая морда с осоловевшими глазами и уставилась на мессира, не понимая куда его тащат и почему заламывают руки:
— Ты кто такой? — закричала усатая морда. — А ну отпустите! Я — командир Ордена тамплиеров! Меня знает сам король Бодуэн!
— Как же тебя зовут? — спросил Гуго, слезая с коня.
— Меня-то? Гуго де Пейн!
— Это Этьен Лабе, — заметил подошедший ближе Жак Греналь. — По нему давно плачет виселица.
— О, старый знакомый! Наконец-то мы встретились, — сказал и Роже, вглядевшись в лже-Гуго. — Давно я тебя разыскиваю…
Этьен Лабе заскрежетал зубами, стараясь высвободиться от веревок. Из шатров, тем временем, выводили истерзанных женщин, над которыми надругались разбойники. Рыдая, они бросились на своих связанных обидчиков, вырывая им волосы, и их пришлось оттеснить от пленных.
— Спокойнее, — попросил де Пейн. — Они не уйдут от наказания. Но перед тем, как их повесят на площади перед народом они расскажут всю правду: как грабили, убивали и почему называли себя тамплиерами!
— Это не я придумал! — в страхе закричал Этьен Лабе, понявший наконец — кто перед ним стоит. Он рухнул на колени и пополз к де Пейну. — Мессир, пощадите! Меня заставили! Меня вынудил к этому Беф-Цур, раввин из Яффы! Я покажу вам его — это его идея, чтобы мы назвались тамплиерами и опорочили ваш Орден! Не убивайте!..
— Прочь, негодяй! — оттолкнул его ногой Гуго. — Будь хоть достойным умереть, как мужчина, коли всю жизнь прожил, как собака.
Этьен Лабе упал на бок и завыл: он понял, что спасения не будет.
Пленных разбойников, чей жалкий вид вызывал отвращение, погнали к стоянке де Пейна, — и первые лучи восходящего солнца освещали согнутые спины лже-тамплиеров, с которых сорвали белые плащи с восьмиконечными красными крестами. По дороге Гуго рассказал Роже о происшедшем в Иерусалиме несчастье — смерти Милана Гораджича и Катрин де Монморанси, пожаре в храме и гибели несчастных, сгоревших заживо. Это известие повергло одноглазого рыцаря в глубокую печаль. Понуро склонив голову, он молча ехал рядом с мессиром…
Разбойников привязали к старому дубу, отделив от них лишь главаря — Этьена Лабе, которого увел в свой шатер Жак Греналь, чтобы лично охранять негодяя. Разместили и измученных пленниц, заботу о которых взяла на себя баронесса Левенкур. Рыцари же и латники, не спавшие всю ночь, разбрелись по своим палаткам, чтобы отдохнуть перед тем, как продолжить путь. Лагерь замер, окутанный утренним сиреневым туманом.
В эти часы не спал лишь один человек, вынашивающий в своей голове коварные планы. Его воспаленный от любви мозг уже не мог справиться с рыцарскими законами чести; ядовитая змея ненависти и мести ужалила его в самое сердце. То был Ренэ Алансон. Он узнал Этьена Лабе, державшего их в плену вместе с Анной Комнин, и понял, что сам дьявол предоставляет ему последний шанс — повернуть колесо судьбы в его сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
И мгновенно наступила тишина, головы в красных масках, с которых, казалось, капает кровь, повернулись в сторону туннеля, где прятались тамплиеры.
— Среди нас посторонние! — воззвал Тафур. — Убейте их! И озверевшая, безумная толпа бросилась к туннелю… Монбар и маркиз понеслись прочь. Они добежали до той пещеры, где находилось отверстие в полу (теперь они поняли его страшное предназначение), свернули в один из туннелей, слыша позади себя топот ног. В этом коридоре было несколько выходов, и они наугад помчались к одному из них. Петляя по проходам, они наконец-то оторвались от преследователей и замерли в каком-то небольшом отсеке. Монбар потушил факел.
— Они потеряли нас, — прошептал маркиз, сердце которого готово было выскочить из груди.
— Мы сами потерялись, — поправил его Андре де Монбар. — Теперь мне кажется, что мы никогда отсюда не выберемся…
Два дня разбирали место пожарища, ища под обуглившимися обломками трупы несчастных. Более ста человек заживо сгорело в храме и не все они были православной веры. Трагедия унесла жизни многих католиков, мусульман, иудеев, пришедших на открытие новой церкви. Погибла сама герцогиня Гертруда, и король Бодуэн I, опечаленный смертью сестры, объявил во всем Иерусалиме недельный траур. Специальная комиссия, назначенная Государственным Советом, занималась причинами возгорания в храме; были опрошены десятки свидетелей, оставшихся в живых… Версия о поджоге не вызывала сомнений. Фуше Шартрский утверждал, что пожар начался от брошенной на свечи розовой накидки, которую держала в руках рыжеволосая женщина, стоявшая рядом с князем Васильком. К сожалению, самого русича опросить было уже нельзя: его обгоревший труп был найден одним из последних. Имелось и другое мнение, и его придерживался чудом выбравшийся из пожарища Ренэ Алансон, что храм подожгли тамплиеры: о том же ходили и многочисленные слухи, распространяемые иоаннитами и агентами Бера; некоторые прямо ссылались на то, что видели самого мессира Гуго де Пейна и его рыцарей, разбрасывавших огонь внутри храма. Эту чудовищную ложь тотчас же опровергли многочисленные свидетели, но косвенные улики против тамплиеров продолжали накапливаться.
Сказать истинную правду мог только Рудольф Бломберг, знавший о заговоре барона Жирара и графа де Жизора, но и он, к величайшему несчастью, погиб во время пожара. Обвинить обоих великих магистров двух Орденов оказалось невозможно. Был взят под стражу и заключен в тюрьму рыцарь Робер де Фабро с отсеченной кистью — роль его в панике и давке в храме вызывала большие подозрения: случайно ли он мешал выходу людей или пытался открыть заклинившиеся двери, как он утверждал сам? В самом Тампле также появился начальник тюрьмы Мон-Плеси барон Рошпор и начальник королевской разведки барон Глобшток, которые по законам иерусалимского королевства должны были задержать кого-либо из принадлежащих к организации тамплиеров, до окончания следствия и выводов Государственной комиссии. Превентивный арест одного из членов Ордена был простой формальностью и помешать этому было нельзя, несмотря на все заслуги Гуго де Пейна и других рыцарей перед Бодуэном I.
Но в Тампле явившихся баронов ждало иное горе… Траурные флаги над стенами возвещали о том, что и здесь поселилась смерть. Трагическая гибель князя Милана Гораджича и графини Катрин де Монморанси потрясла всех. Их кончина не укладывалась в сознании, в нее отказывались верить. Но трупы обоих влюбленных, так и не испытавших совместного счастья, лежали в гробах, приготовленных для погребения… Лица их, просветленные смертью, были открыты и чуть повернуты друг к другу. День и ночь возле них дежурили де Пейн, Бизоль и Зегенгейм; приходили многие рыцари и простые люди, знавшие Милана Гораджича. В углу комнаты молчаливо стоял Джан, лицо которого превратилось в застывшую желтую маску. Рыдали слуги, любившие веселый, неунывающий нрав сербского князя, его справедливый характер. Слезы катились и по лицу Бизоля де Сент-Омера, не стеснявшегося их. Он вспоминал юность Катрин, ее горькую и печальную судьбу, вспоминал силу и разнообразные способности князя, его шутки, заразительный смех, какую-то беспечную открытость всем ветрам и непогоде. Человек, обошедший все страны мира, умер в один час с обретенной перед смертью любовью… Тяжело страдал Гуго де Пейн; его горький взгляд, обращенный внутрь, порой останавливался на лицах умерших и в нем сквозило сомнение: не его ли вина в случившейся трагедии? Мог ли он сберечь их от гибели? Мрачные мысли роились и в голове Людвига фон Зегенгейма, чьи волосы были опалены пожаром в храме. Он понимал, что смерть вырвала пока что одного рыцаря из их рядов, но вряд ли она насытится и успокоится на этой жертве. Как и Гуго, его беспокоило странное исчезновение маркиза де Сетина и Андре де Монбара. В тот трагический день, 21 сентября, произошли подземные толчки, которые разрушили и засыпали входы в некоторые подвальные коридоры, где могли находиться и их друзья. Работы по расчистке туннелей продолжались целые сутки, но пока не было обнаружено никаких следов тамплиеров, И было бесконечно жаль, что на похоронах не будут присутствовать отсутствующие Мондидье, Норфолк и Тропези. А погребение князя Гораджича и Катрин де Монморанси, которых было решено похоронить в одной могиле, было назначено на следующий день, когда жители Иерусалима прощались с погибшими во время пожарища, среди коих также были друзья тамплиеров — благородный князь Василько Ростиславич и гессенский барон Рудольф Бломберг, так и не успевший вступить в Орден.
Когда смущенные горем Глобшток и Рошпор сказали о цели своего визита, де Пейн не стал возражать.
— Кого из нас вы хотите забрать? — только и спросил он.
— Кого вы изволите выбрать сами, — замялся Рошпор. — Это всего лишь пустая формальность. И разумеется, после погребения, — поспешно добавил он.
— Надо и мне как-нибудь посидеть в вашей тюрьме, — сказал Бизоль, у которого в горле стоял ком. — Ждите меня послезавтра.
Бароны поспешно откланялись, торопясь покинуть печальное место…
Лишь вечером в Тампль вернулись обсыпанные землей, в порванной одежде маркиз де Сетина и Андре де Монбар, выбравшиеся из подземных лабиринтов лишь за стенами Иерусалима. Блуждая там несколько дней, без еды и питья, они чудом наткнулись на проход, который и вывел их к свету. Волосы обоих за это время значительно поседели. Выслушав трагические известия, они рассказали и о своих приключениях в подземелье. Обессиленные и измученные, они тем не менее не легли спать, всю ночь пробыв у тел Милана Гораджича и Катрин де Монморанси, отдавая им последнюю дань памяти…
Сразу же после похорон, не дожидаясь окончания расследования Государственной комиссии, Гуго де Пейн с баронессой Левенкур отбыли из Иерусалима. Путь их лежал в Константинополь. В этот же день, по дороге к Египту в страшных мучениях от раны в развороченном животе скончался правитель Магриба султан Юсуф ибн-Ташфин, чья смерть позднее была объявлена в Алжире как случившаяся от лихорадки…
2
В стороне от дороги, ведущей из Триполи, возле ярко горящего костра сидело несколько рыцарей в белых плащах с вышитыми на них восьмиконечными крестами и вели неторопливую беседу. Другие рыцари и оруженосцы спали тут же, рядышком, по-походному положив под голову седла, охапки сена или просто железные панцири. Разговор вращался вокруг одноглазого рыцаря и его приключений, чье единственное око зорко поглядывало по сторонам.
— Так что же это было за облако, которое тебя похитило? — спросил Жак Греналь, скрывая под пышными усами усмешку.
— Я вам так скажу: вовсе это было не облако, а какая-то дьявольская машина, — отозвался Роже де Мондидье, выдержав паузу, как хороший актер. — Когда я метнул в это облако копье меня словно молния поразила… А очнулся я … высоко над землей.
— "Не может быть! — воскликнул один из слушателей.
— Может, — успокоил его Роже. — Там были такие окошечки, через которые я смотрел на проплывающие внизу реки и горы. Я даже видел два войска, сражающихся у Син-аль-Набра. А возле меня стояли какие-то маленькие существа с ручками и ножками, одетые в блестящие доспехи… С усиками на макушке.
— А рогов не было? — улыбнулся Греналь.
— Зачем мне врать? — обиделся Роже. — И говорили они со мной на чистейшем французском языке. Долго мы так летели, пока земля не осталась далеко внизу. И похожа она, земля наша, скажу я вам, на кочан капусты, плавающий в густом сиропе.
— Чушь! — неосторожно выкрикнул один из слушателей, но быстренько прикусил язык, увидев кулак Греналя.
— Любопытные это были существа, — продолжил Роже. — Все их интересовало: как мы живем, зачем воюем, почему говорим так, а не этак… В конце концов, они мне надоели со своими расспросами, и я предложил им сыграть в кости. Вы знаете что я не расстаюсь с ними, и они не раз спасали мою жизнь. Так вот. Если эти сукины дети и были посланцами дьявола, то видно плохо он их обучил играть в кости! Я выиграл у них вчистую… Даже жалко стало, глядя на их забавные рожицы.
— А на что играли?
— На щелчки по носу. Короче, время пролетело незаметно, и очутились мы на… Луне.
— Да быть того не может! — вновь воскликнул самый недоверчивый.
Роже де Мондидье даже не удостоил его взглядом.
— Луна — место не самое примечательное, — заявил он. — Этакая захудалая провинция, вроде Мертвого моря. Надели мне на голову какой-то прозрачный мешок, а иначе бы я задохнулся, поскольку там нет воздуха. Мне предлагали остаться с ними навсегда, обещая отправить на дальнюю звезду — Сириус, но я отказался. Что подумает моя милая Жанетта, если я не вернусь к ней в Труа? Она сочтет меня самым последним обманщиком, а я, да будет вам известно, никогда не лгу! И этим забавным дьяволятам ничего не оставалось, как отправить меня обратно, на то же самое место. Только они немного не рассчитали, и я приземлился в нескольких десятках километрах от Син-аль-Набра.
— Чудеса! — произнес один из слушателей. — Чего только не бывает в этом подлунном мире.
— Чего в нем не бывает — так этого и не бывает, — строго заметил Роже. — А что может быть — то и случается. Вот так.
В это время лошадь в стороне тревожно всхрапнула, а на дороге послышались испуганные голоса и крик часового.
— Кого там черти несут? — приподнял голову Жак Греналь.
Рыцари вооружились мечами, готовые отразить любое нападение: в это время на дорогах Палестины вновь начали пошаливать разбойничьи банды. Особенно зверствовала одна из них, прикрывавшаяся именем тамплиеров. Через несколько минут к костру подошли полураздетые, истерзанные паломники, несущие на носилках своих раненых товарищей. Все они испуганно жались друг к другу, Особый страх вызвали красные кресты на плащах Роже, Греналя и остальных.
— Чего вы дрожите? — сердито спросил Роже. — Мы вас не тронем! Мы — тамплиеры.
При этих словах паломники в еще большем ужасе попадали на колени, заламывая руки. С огромным трудом Роже удалось успокоить их и выведать — что же произошло? Оказывается, в двух милях отсюда на их стоянку напали какие-то люди в точно таких же плащах с крестами, называвшие себя тамплиерами. Они изрубили охрану, разграбили весь лагерь и выгнали прочь оставшихся в живых, не отпустив только девушек и женщин. И, по всей видимости, продолжают там пировать и насильничать…
— По коням! — приказал Роже, не долго раздумывая. — Нападем на них тепленьких!
Собравшись в несколько минут, пятнадцать всадников помчались в сторону, указанную паломниками. Они уже давно охотились за лже-тамплиерами и надеялись что уж сейчас-то негодяи не уйдут от справедливого возмездия… Вскоре впереди показались огоньки костров. Роже велел спешиться и окружить лагерь. Прячась за кустами, он видел сидящих возле костров людей, на плащах которых были нашиты восьмиконечные красные кресты: сомнений не оставалось — это те самые негодяи… С громким криком Роже выскочил на свет, набросившись на ближайших к нему людей; за ним последовали и остальные его товарищи — и бой закипел! Не ожидавшие нападения защищались отчаянно, но в тот момент, когда уже готова была пролиться кровь, из одного из шатров вышел высокий рыцарь, пристегивая панцирь, и громко крикнул в сторону Мондидье:
— Роже, угомонитесь! Раскройте пошире свой глаз — сколько раз я вам советовал не пороть горячку!
— Мессир?! — радостно выдохнул Роже, опуская меч. — Это вы? Здесь?
— Да, я, — отозвался Гуго де Пейн. — И у меня горькие новости. Остановитесь, все!
Бой замер, оружие было вложено в ножны. Рядом с Гуго де Пейном стоял маленький китаец Джан, который после смерти Милана Гораджича теперь неотступно следовал за мессиром, признав его своим хозяином. Из шатра вышли баронесса Левенкур и Ренэ Алансон, также возвращавшийся в Константинополь. Был здесь и грек Христофулос, присоединившийся со своими людьми к отряду де Пейна.
— Мессир! Мы ищем разбойников, которые пользуются именем тамплиеров и грабят паломников, — произнес Жак Греналь.
— Они где-то неподалеку, — добавил Роже.
— Тогда не будем терять времени, — сказал Гуго де Пейн, вскакивая в седло. — Мы присоединяемся к вам!
Поиски грабителей заняли немало времени. Сожженный лагерь паломников был ими уже оставлен, но следы вели на лесную тропу, мимо высохшего русла реки и терялись в пустом, покинутом жителями селении. Очевидно, что и тут «поработали» лже-тамплиеры. Лишь к рассвету, когда де Пейн уже хотел возвращаться к месту стоянки, Роже де Мондидье разглядел над верхушками деревьев струйку дыма. Всадники, рассыпавшись цепью, стали окружать предполагаемое лежбище разбойников. Да, это были они — в белых плащах с красными крестами, пьяные вповалку возле затухающих костров, в шатрах, откуда высовывались голые ноги. Они были настолько самоуверенны в своей безнаказанности, что даже не выставили часовых!
— Вяжите их всех! — приказал де Пейн, перерубая поддерживающие шатер канаты. Из-под упавшего парусинового полотна высунулась усатая морда с осоловевшими глазами и уставилась на мессира, не понимая куда его тащат и почему заламывают руки:
— Ты кто такой? — закричала усатая морда. — А ну отпустите! Я — командир Ордена тамплиеров! Меня знает сам король Бодуэн!
— Как же тебя зовут? — спросил Гуго, слезая с коня.
— Меня-то? Гуго де Пейн!
— Это Этьен Лабе, — заметил подошедший ближе Жак Греналь. — По нему давно плачет виселица.
— О, старый знакомый! Наконец-то мы встретились, — сказал и Роже, вглядевшись в лже-Гуго. — Давно я тебя разыскиваю…
Этьен Лабе заскрежетал зубами, стараясь высвободиться от веревок. Из шатров, тем временем, выводили истерзанных женщин, над которыми надругались разбойники. Рыдая, они бросились на своих связанных обидчиков, вырывая им волосы, и их пришлось оттеснить от пленных.
— Спокойнее, — попросил де Пейн. — Они не уйдут от наказания. Но перед тем, как их повесят на площади перед народом они расскажут всю правду: как грабили, убивали и почему называли себя тамплиерами!
— Это не я придумал! — в страхе закричал Этьен Лабе, понявший наконец — кто перед ним стоит. Он рухнул на колени и пополз к де Пейну. — Мессир, пощадите! Меня заставили! Меня вынудил к этому Беф-Цур, раввин из Яффы! Я покажу вам его — это его идея, чтобы мы назвались тамплиерами и опорочили ваш Орден! Не убивайте!..
— Прочь, негодяй! — оттолкнул его ногой Гуго. — Будь хоть достойным умереть, как мужчина, коли всю жизнь прожил, как собака.
Этьен Лабе упал на бок и завыл: он понял, что спасения не будет.
Пленных разбойников, чей жалкий вид вызывал отвращение, погнали к стоянке де Пейна, — и первые лучи восходящего солнца освещали согнутые спины лже-тамплиеров, с которых сорвали белые плащи с восьмиконечными красными крестами. По дороге Гуго рассказал Роже о происшедшем в Иерусалиме несчастье — смерти Милана Гораджича и Катрин де Монморанси, пожаре в храме и гибели несчастных, сгоревших заживо. Это известие повергло одноглазого рыцаря в глубокую печаль. Понуро склонив голову, он молча ехал рядом с мессиром…
Разбойников привязали к старому дубу, отделив от них лишь главаря — Этьена Лабе, которого увел в свой шатер Жак Греналь, чтобы лично охранять негодяя. Разместили и измученных пленниц, заботу о которых взяла на себя баронесса Левенкур. Рыцари же и латники, не спавшие всю ночь, разбрелись по своим палаткам, чтобы отдохнуть перед тем, как продолжить путь. Лагерь замер, окутанный утренним сиреневым туманом.
В эти часы не спал лишь один человек, вынашивающий в своей голове коварные планы. Его воспаленный от любви мозг уже не мог справиться с рыцарскими законами чести; ядовитая змея ненависти и мести ужалила его в самое сердце. То был Ренэ Алансон. Он узнал Этьена Лабе, державшего их в плену вместе с Анной Комнин, и понял, что сам дьявол предоставляет ему последний шанс — повернуть колесо судьбы в его сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75