Возможно, на каком-либо турнире, во Франции или здесь, в Палестине? Наверняка, хитроумный аббат Сито… и этот монах… — и Гуго отбил резкий выпад противника, — выработали такой план… — еще удар, — по которому в Иерусалим для создания Ордена отправился не только он. — Де Пейн сам перешел в атаку, нанося серию колющих ударов. — Его противник также встречался с ними в Клюни. — Эта мысль мелькнула в голове, когда он ощутил рубящий выпад соперника: меч Комбефиза задел его руку, разорвал рубашку и кожу на предплечье. Боли он не почувствовал, охваченный жаром поединка. И теперь этот человек, — продолжал думать де Пейн, — также борется за свою жизнь, как и он. Нет, не за жизнь — за Орден!
Удары следовали один за другим, оба соперника бились яростно, словно покончив с одолевавшими их сомнениями. Кровь де Пейна струилась по локтю, у Филиппа де Комбефиза было задето плечо; монахи, прижавшиеся к стенам, молча наблюдали за поединком двух великих рыцарей. Бой проходил по всей площади мечети и продолжался уже более получаса. Но за все это время никто не издал ни одного звука. Снаружи, к трещинам в стене примкнули ассасины, наблюдая за схваткой: коротыш и сутулый словно слились с покрывающей каменную плитку зеленью, превратившись в двух больших, ждущих свою жертву пауков. Обойдя мечеть с другой стороны, Христофулос также заглянул внутрь через маленькое оконце; поединок вызвал у него сильное беспокойство. Поначалу он даже не разобрался, кто из двух рыцарей в масках — Гуго де Пейн, поскольку оба они были приблизительно одного роста и телосложения. Лишь, потом, присмотревшись, он отличил своего подопечного по выбившимся каштановым прядям волос. «Не позвать ли стражу?» — мелькнула у него мысль. Но он решил повременить, отправив помощника следить за ассасинами. «Что подвигло двух рыцарей на поединок? — думал Христофулос, втайне переживая за Гуго де Пейна. — Любовь? Вряд ли… Какая-то давняя ссора? Может быть… Скрытые от глаз политические пружины? Возможно… Ясно одно: определяющую роль во всем этом играет католическая церковь…»
Забыв о наказе клюнийского монаха не произносить во время боя ни единого слова, Филипп де Комбефиз, сделав точный выпад, и, задев острием меча грудь отшатнувшегося де Пейна, воскликнул:
— Есть! Поперчим блюдо как следует!
Что-то знакомое послышалось де Пейну в голосе противника. Где-то, не так давно он слышал эти хрипловатые интонации, бургундский акцент. Не отвечая и не обращая внимания на неглубокую рану над правым сосцом, он бросился на соперника, с каждым шагом нанося рубящие удары. Оставленный гроб сослужил дурную услугу Филиппу де Комбефизу. Отступая, он споткнулся о него, потерял равновесие и упал на землю, выронив из рук меч, который отлетел к ногам клюнийского монаха. Тот невозмутимо наступил на него ногой, ожидая, когда Гуго де Пейн закончит дело. Комбефиз лежал на спине и, тяжело дыша, смотрел на подошедшего де Пейна. Но тот повернулся и пошел к центру площадки. Монах толкнул ногой меч в сторону поднимающегося Комбефиза. Поединок возобновился с новой силой.
— Благодарю вас! — проговорил Филипп, когда во время одной из схваток они приблизились лицом к лицу. И вновь де Пейн ощутил знакомые интонации в голосе. Он уже не сомневался, что когда-то встречался со своим противником. Рыцари обменялись удачными ударами, но силы обоих соперников были уже на исходе. Клюнийский монах раздумывал: если никто из них не сможет одолеть другого, если силы их настолько равны, что состязание закончится вничью, то — оно будет остановлено и продолжено на следующую ночь. И так будет до тех пор, пока кто-нибудь не одержит вверх. Решить спор простым жребием невозможно: никто из рыцарей не согласится уйти с дороги, уступить Орден сопернику и покинуть Палестину. Монах решил подождать еще несколько минут, а затем дать сигнал к остановке боя. Но, словно чувствуя близкий конец поединка, рыцари с удвоенной энергией кинулись друг на друга. Наступил момент, когда один точный удар или один неверный шаг могли решить исход сражения. Забыв об осторожности, и де Пейн, и Комбефиз, открыто бросались вперед, стараясь поразить мечом противника. Ситуация становилась критической.
Христофулос, с волнением наблюдая за ними, нагнулся и поднял с земли маленький камешек. Рыцари, продолжая сражаться, переместились ближе к нему, к тому месту, где располагалось крохотное окошко. Никто, ни один человек в мечети не видел и не слышал, как пущенный из окошка камешек угодил в спину Филиппа де Комбефиза. Никто — кроме него самого, почувствовавшего, как что-то ударилось ему под лопатку. На секунду ослабив внимание, инстинктивно чуть повернув голову, Комбефиз не уследил за точным выпадом Гуго де Пейна — за летящим в грудь мечом. Войдя под верхнее ребро, клинок разворотил грудную клетку, достиг сердца… Филипп де Комбефиз, выронив меч, рухнул на колени и медленно повалился на бок. Гуго де Пейн, осознав, что нанесенный им удар смертелен, бросился к поверженному сопернику, срывая свою маску. Он опустился рядом с Комбефизом и зажал его рану ладонью: жизнь уходила от человека, который никогда не был его врагом. Освободив от маски его лицо, де Пейн отшатнулся.
— О, боже! — простонал он, закрыв руками глаза; с пальцев его стекала кровь барона. Она смешалась с кровью и из его ран, словно соединяя двух рыцарей, делая их побратимами. Затуманенный взгляд Филиппа де Комбефиза еще смог сосредоточиться на искаженном болью лице Гуго де Пейна.
— Я говорил… что когда-нибудь… мы сочтемся… — слабым, угасающим голосом произнес он, а улыбка чуть тронула его побелевшие губы. Затем барон де Комбефиз, один из лучших рыцарей Франции, испустил дух.
Гуго де Пейн несколько минут в оцепенении смотрел на него. Рой мыслей, словно рой безумных ос, наполнял его голову. Кому была нужна смерть этого благородного человека? Где предел людскому коварству, кто виноват в этой трагедии, чью волю они оба выполняли? Когда рухнет этот проклятый, вероломный мир? Гуго де Пейн поднялся от безжизненного тела и взял в руку свой меч: взгляд его упал на стоящего неподалеку, застывшего как статуя, клюнийского монаха. Глаза их встретились: одни — пылающие ненавистью, другие — бесстрастные. И монах понял, что сейчас он умрет.
Скрестив на груди руки, он смотрел на приближающегося с мечом де Пейна. Почувствовав неладное, другие бенедиктинские монахи встали между ним и рыцарем, достав из-под ряс короткие клинки.
— Отойдите в сторону, — попросил их клюниец. Обратившись к подошедшему рыцарю, он негромко проговорил: — Бейте! — и наклонил голову. Он ждал, чувствуя занесенный над собой меч. — Заберите мою жизнь, если вам станет от этого легче, — повторил он, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Заберите ее, великий магистр!
И Гуго де Пейн, услышав его слова, будто очнулся, вышел из оцепенения. Он швырнул меч на землю, словно раскаленная сталь жгла ему руку, повернулся, и, не проронив ни слова, направился к выходу из мечети, — мимо расступившихся перед ним монахов-бенедиктинцев. Клюниец провожал его взглядом, пока он не скрылся в проходе. Тогда он нагнулся и поднял рыцарский меч, обагренный кровью Филиппа де Комбефиза.
В окровавленной белой рубашке Гуго де Пейн брел по темной, безлюдной улице, слабо освещенной луной, спотыкаясь и налетая на деревья. Он не различал дороги, не видел — куда идет и зачем? Ему было все равно. Перед глазами продолжало стоять мертвое, застывшее лицо Филиппа де Комбефиза. Губы рыцаря шептали проклятья себе и всему миру. Взгляд его блуждал по домам, а в глазах вспыхивали безумные огоньки.
За де Пейном на расстоянии скользили две тени ассасинов, жавшиеся к кирпичным стенам.
— Теперь он наш! — тихо хмыкнул коротыш, толкнув в бок сутулого и доставая из-за пазухи кинжал.
— Тепленький! — согласился тот, наматывая на руку гибкую проволоку и пробуя ее крепость. — Дай мне, я сам! Люблю душить…
— Кто ж не любит! — проворчал коротыш. — А только клинок ласковей…
Шедший впереди рыцарь вдруг споткнулся и упал. Он лежал некоторое время неподвижно, затем с трудом поднялся и, повернувшись в другую сторону, пошел навстречу выступившим из-за деревьев ассасинам. Убийцы стали приближаться к нему, чувствуя, что их жертва уже никуда не ускользнет. А Гуго де Пейн, увидев в руке одного человека кинжал, и блеснувшую между ладонями другого — проволоку, остановился, покачиваясь на ногах. Ему не хотелось защищаться. Он понимал, что к нему подходят его убийцы, что через минуту клинок вонзится ему в сердце; но, словно клюнийский монах полчаса назад, великий магистр равнодушно и спокойно ожидал собственной смерти. Она разом покончит со всеми его терзаниями. И будет лучшим выходом для него. Как завороженный он глядел на блеснувшую в свете луны сталь. Что ж! Пусть будет именно так… Он не надолго переживет несчастного Филиппа де Комбефиза. Но до чего же противные рожи у этих убийц: такой оскал бывает только у самой смерти. Гуго де Пейн закрыл глаза, чтобы не смотреть на подошедших к нему ассасинов. Ожидая смертельного удара, он неожиданно услышал два коротких вскрика, а вслед за ними — звуки рухнувших тел. На земле, возле его ног валялись два мертвых ассасина, а перед ним вырос коренастый человек с греческим профилем, и еще кто-то — в темном плаще, вытирающий нож о пучок травы.
— Простите, что мы вмешиваемся, — услышал де Пейн голос грека. — Но ситуация приобретала непредсказуемый оборот. Надеюсь, вы не будете на нас в претензии.
— Кто вы? — произнес де Пейн; голос его звучал глухо — и в нем не было жизненных сил.
— Друзья, — ответил Христофулос. — Вас проводить до дома?
— Нет, — сумрачно отозвался рыцарь. И добавил: — В настоящее время быть моим другом опаснее, чем врагом.
Затем повернулся и пошел прочь, желая лишь единственного: остаться одному.
Глава X. ПОДВИГИ ТАМПЛИЕРОВ
Блажен, кто к небу сделал первый шаг!
Опасности и риск — безумцев дело.
Блажен, чью смерть поэзия воспела,
Кто славой победил столетий мрак!
Филипп Депорт
1
Постепенно, к весне, Гуго де Пейн восстановил душевное равновесие; смерть барона Филиппа де Комбефиза, внезапно исчезнувшего для всех в ту трагическую ночь, стала понемногу забываться. Иные заботы и раздумья начали отягощать душу де Пейна, появилось много дел, которые настоятельно требовали его участия. И он с головой окунулся в работу. Тамплиеры, все рыцари, приехавшие с ним, должны были обрести признание и поддержку населения Палестины; паломники еще на дальних подступах к Эдессе знали, что путь их к Святому Городу будет обеспечен надежной охраной немногочисленной, но неустрашимой горстки рыцарей в белых плащах с нашитым на них восьмиконечным красным крестом, от которых в страхе бегут и сарацины, и разбойники. Сам Гуго де Пейн, не зная усталости, носился по дорогам Палестины, сопровождаемый лишь верным оруженосцем Раймондом Плантаром и небольшой охраной, посещая самые отдаленные уголки и районы. На деньги, полученные из казны Бодуэна I и присланные графом Шампанским, им были заложены новые крепости, где началось строительство укреплений. Черты будущего Ордена начинали зримо проступать в деяниях рыцарей-тамплиеров, каждый из которых сейчас был занят своим делом, связанный, тем не менее, друг с другом общей целью…
Бизоль де Сент-Омер, вновь отправившийся в Триполи, выступил в составе войска князя Россаля против подошедшего к восточным границам Палестинского государства моссульского султана Малдука — самого стойкого врага Бодуэна I. На сей раз, Малдук собрал устрашающие силы, намереваясь вклиниться в королевство, и, дойдя до побережья, расколоть Палестину на две части, образовав непроницаемый для сношений между ними коридор. Воинственный султан лично вел своих подданных в бой, воспламеняя их кровь призывами к Аллаху! Но Малдуку удалось продвинуться вглубь территории лишь на несколько десятков километров, встретив ожесточенное сопротивление рыцарей Россаля и Сент-Омера, и остановиться возле Нусайбина, куда уже подходили на помощь христианам антиохийские и эдесские полки. Бизоль, словно заговоренный от вражеских мечей и копий, налетал на их передние ряды, часто не обращая внимания, — следует ли кто за ним или нет? Он и в одиночку мог навести настоящий ужас на сарацин, получив у них прозвище «Гора-паша». Бесстрашно сминая авангард противника, Бизоль вдохновлял на подвиги и других рыцарей, не желавших отставать от гиганта-тамплиера, но, все равно, только лишь купающихся в лучах его славы. Не отставал от него и его оруженосец Дижон, набираясь военного опыта и мастерства, надежно прикрывая его тыл, когда рыцарь слишком уж далеко забирался в лагерь врага. Однажды Бизоль так увлёкся преследованием сарацин, что сопровождавшие его рыцари давно отстали, и он опомнился лишь оставшись вдвоем с оруженосцем против развернувших коней четырех десятков врагов. Отступать было поздно, и «Гора-паша» вступил в неравную схватку, не давая врагу перегруппироваться. Перебросив щит на спину, держа в одной руке меч, а в другой пудовую палицу, и бешено вращая ими, он влетел в самую гущу. Сарацины в несколько рядов обступили Сент-Омера, но подступиться к этому извергающему смерть вулкану было невозможно. Рядом с ним дышал огнем другой вулкан, поменьше, — Дижон. И это могло продолжаться сколько угодно времени. Понимая, что «Гору-пашу» взять в плен не удастся — обойдется себе дороже — начальник сарацин, дивясь храбрости христиан, выкрикнул:
— Хорошо! Разойдемся! Мы даем вам уйти и отпускаем вас!
— Зато я не отпускаю вас! — крикнул в ответ Бизоль из-под своего шлема.
— Будьте же благоразумны! — в отчаянье возопил начальник. — Вас двое, а нас — сорок!
— Ну и что? — отозвался Бизоль. Да хоть трижды по сорок! Сдавайтесь в плен!
— Вы безумны! — побагровел сарацин. — Дайте же нам уйти!
— Ну, хорошо, — смилостивился, наконец, Бизоль. — Так уж и быть, ступайте своей дорогой. И передайте своему султану Малдуку, что я ищу встречи с ним!
— Хорошо, «Гора-паша», мы передадим, — сказал начальник сарацин, и они понеслись к своему лагерю, весьма довольные таким исходом сражения.
Султан Малдук не смог пробиться дальше Нусайбина и в мае увел свои войска обратно в Мосул…
Роже де Мондидье очищал дороги от Сидона до Бофора от разбойничьих шаек, расплодившихся здесь за последнее время, и не дававших прохода ни купцам, ни паломникам. Особенно удачно орудовал тут некий Черный Рыцарь, прозванный так по цвету своих доспехов, заросший густой темной бородой. Он не лютовал, не убивал путников, не причинял зла женщинам, но обирал всех подчистую, отпуская попавшихся в его руки буквально нагишом. Он был словно неуловим, ловко минуя выставленные на дорогах засады, избегая нападать на караваны, ежели там мелькали рыцарские доспехи или латы стражников. За голову Черного Рыцаря была назначена плата в 300 бизантов, гигантская сумма! За ним охотились, на него ставили капканы, как на дикого зверя, но поймать его никто не мог, будто сам дьявол помогал ему в его разбойничьем промысле… В конце концов, Роже, поняв, что большим числом охотников Черного Рыцаря не выследить, решил выманить его на малую приманку. Переодевшись вместе со своим оруженосцем, косоглазым Ниваром в ветхие одежды паломника, спрятав под рубищами мечи, они присоединились к малой группе пилигримов, бредущих в Бофор. В первый раз сорвалось — Черный Рыцарь не появился на их пути; во второй — вновь Одноглазый Роже и Нивар напрасно протопали десятки километров под палящим солнцем, ожидая нападения. Но на третий раз, едва они удалились от Сидона, а крепостные стены скрылись за верхушками деревьев, из зарослей орешника донеслось лошадиное ржание, а перед застывшими пилигримами возник на вороном коне Черный Рыцарь, с опущенным забралом и обнаженным мечом. Десять паломников испуганно сжались в кучу, и среди них — в надвинутых на глаза шапочках — Роже и Нивар, которые стали незаметно выбираться к краю, держа руки под рваными накидками на эфесах мечей.
— Ты отвлеки его внимание, а я прыгну и стащу его с лошади, — прошептал Роже своему оруженосцу. Тот согласно кивнул головой. Движения двух пилигримов не укрылись от внимания Черного Рыцаря.
— Вот вы, первые, разоблачайтесь-ка! — потребовал он, опустив копье и легонько ткнув им в плечо Нивара. И добавил: — До гола!
Выхватив меч, Роже перерубил ясеневое древко копья и кубарем бросился под копыта лошади, которая испуганно взвилась на дыбы. Не давая ей опуститься, Роже, увертываясь от ее ног, скакал вокруг и щекотал острием клинка живот лошади. Черный же Рыцарь, чтобы не упасть, вынужден был схватиться обеими руками за поводья и прижаться к шее коня. Обломки его копья и меч полетели на землю. Роже в паре с лошадью продолжали исполнять этот забавный танец, не похожий ни на один из существующих на земле, которому придавал особую элегантность развевающийся конский хвост, отбивающий особый ритм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Удары следовали один за другим, оба соперника бились яростно, словно покончив с одолевавшими их сомнениями. Кровь де Пейна струилась по локтю, у Филиппа де Комбефиза было задето плечо; монахи, прижавшиеся к стенам, молча наблюдали за поединком двух великих рыцарей. Бой проходил по всей площади мечети и продолжался уже более получаса. Но за все это время никто не издал ни одного звука. Снаружи, к трещинам в стене примкнули ассасины, наблюдая за схваткой: коротыш и сутулый словно слились с покрывающей каменную плитку зеленью, превратившись в двух больших, ждущих свою жертву пауков. Обойдя мечеть с другой стороны, Христофулос также заглянул внутрь через маленькое оконце; поединок вызвал у него сильное беспокойство. Поначалу он даже не разобрался, кто из двух рыцарей в масках — Гуго де Пейн, поскольку оба они были приблизительно одного роста и телосложения. Лишь, потом, присмотревшись, он отличил своего подопечного по выбившимся каштановым прядям волос. «Не позвать ли стражу?» — мелькнула у него мысль. Но он решил повременить, отправив помощника следить за ассасинами. «Что подвигло двух рыцарей на поединок? — думал Христофулос, втайне переживая за Гуго де Пейна. — Любовь? Вряд ли… Какая-то давняя ссора? Может быть… Скрытые от глаз политические пружины? Возможно… Ясно одно: определяющую роль во всем этом играет католическая церковь…»
Забыв о наказе клюнийского монаха не произносить во время боя ни единого слова, Филипп де Комбефиз, сделав точный выпад, и, задев острием меча грудь отшатнувшегося де Пейна, воскликнул:
— Есть! Поперчим блюдо как следует!
Что-то знакомое послышалось де Пейну в голосе противника. Где-то, не так давно он слышал эти хрипловатые интонации, бургундский акцент. Не отвечая и не обращая внимания на неглубокую рану над правым сосцом, он бросился на соперника, с каждым шагом нанося рубящие удары. Оставленный гроб сослужил дурную услугу Филиппу де Комбефизу. Отступая, он споткнулся о него, потерял равновесие и упал на землю, выронив из рук меч, который отлетел к ногам клюнийского монаха. Тот невозмутимо наступил на него ногой, ожидая, когда Гуго де Пейн закончит дело. Комбефиз лежал на спине и, тяжело дыша, смотрел на подошедшего де Пейна. Но тот повернулся и пошел к центру площадки. Монах толкнул ногой меч в сторону поднимающегося Комбефиза. Поединок возобновился с новой силой.
— Благодарю вас! — проговорил Филипп, когда во время одной из схваток они приблизились лицом к лицу. И вновь де Пейн ощутил знакомые интонации в голосе. Он уже не сомневался, что когда-то встречался со своим противником. Рыцари обменялись удачными ударами, но силы обоих соперников были уже на исходе. Клюнийский монах раздумывал: если никто из них не сможет одолеть другого, если силы их настолько равны, что состязание закончится вничью, то — оно будет остановлено и продолжено на следующую ночь. И так будет до тех пор, пока кто-нибудь не одержит вверх. Решить спор простым жребием невозможно: никто из рыцарей не согласится уйти с дороги, уступить Орден сопернику и покинуть Палестину. Монах решил подождать еще несколько минут, а затем дать сигнал к остановке боя. Но, словно чувствуя близкий конец поединка, рыцари с удвоенной энергией кинулись друг на друга. Наступил момент, когда один точный удар или один неверный шаг могли решить исход сражения. Забыв об осторожности, и де Пейн, и Комбефиз, открыто бросались вперед, стараясь поразить мечом противника. Ситуация становилась критической.
Христофулос, с волнением наблюдая за ними, нагнулся и поднял с земли маленький камешек. Рыцари, продолжая сражаться, переместились ближе к нему, к тому месту, где располагалось крохотное окошко. Никто, ни один человек в мечети не видел и не слышал, как пущенный из окошка камешек угодил в спину Филиппа де Комбефиза. Никто — кроме него самого, почувствовавшего, как что-то ударилось ему под лопатку. На секунду ослабив внимание, инстинктивно чуть повернув голову, Комбефиз не уследил за точным выпадом Гуго де Пейна — за летящим в грудь мечом. Войдя под верхнее ребро, клинок разворотил грудную клетку, достиг сердца… Филипп де Комбефиз, выронив меч, рухнул на колени и медленно повалился на бок. Гуго де Пейн, осознав, что нанесенный им удар смертелен, бросился к поверженному сопернику, срывая свою маску. Он опустился рядом с Комбефизом и зажал его рану ладонью: жизнь уходила от человека, который никогда не был его врагом. Освободив от маски его лицо, де Пейн отшатнулся.
— О, боже! — простонал он, закрыв руками глаза; с пальцев его стекала кровь барона. Она смешалась с кровью и из его ран, словно соединяя двух рыцарей, делая их побратимами. Затуманенный взгляд Филиппа де Комбефиза еще смог сосредоточиться на искаженном болью лице Гуго де Пейна.
— Я говорил… что когда-нибудь… мы сочтемся… — слабым, угасающим голосом произнес он, а улыбка чуть тронула его побелевшие губы. Затем барон де Комбефиз, один из лучших рыцарей Франции, испустил дух.
Гуго де Пейн несколько минут в оцепенении смотрел на него. Рой мыслей, словно рой безумных ос, наполнял его голову. Кому была нужна смерть этого благородного человека? Где предел людскому коварству, кто виноват в этой трагедии, чью волю они оба выполняли? Когда рухнет этот проклятый, вероломный мир? Гуго де Пейн поднялся от безжизненного тела и взял в руку свой меч: взгляд его упал на стоящего неподалеку, застывшего как статуя, клюнийского монаха. Глаза их встретились: одни — пылающие ненавистью, другие — бесстрастные. И монах понял, что сейчас он умрет.
Скрестив на груди руки, он смотрел на приближающегося с мечом де Пейна. Почувствовав неладное, другие бенедиктинские монахи встали между ним и рыцарем, достав из-под ряс короткие клинки.
— Отойдите в сторону, — попросил их клюниец. Обратившись к подошедшему рыцарю, он негромко проговорил: — Бейте! — и наклонил голову. Он ждал, чувствуя занесенный над собой меч. — Заберите мою жизнь, если вам станет от этого легче, — повторил он, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Заберите ее, великий магистр!
И Гуго де Пейн, услышав его слова, будто очнулся, вышел из оцепенения. Он швырнул меч на землю, словно раскаленная сталь жгла ему руку, повернулся, и, не проронив ни слова, направился к выходу из мечети, — мимо расступившихся перед ним монахов-бенедиктинцев. Клюниец провожал его взглядом, пока он не скрылся в проходе. Тогда он нагнулся и поднял рыцарский меч, обагренный кровью Филиппа де Комбефиза.
В окровавленной белой рубашке Гуго де Пейн брел по темной, безлюдной улице, слабо освещенной луной, спотыкаясь и налетая на деревья. Он не различал дороги, не видел — куда идет и зачем? Ему было все равно. Перед глазами продолжало стоять мертвое, застывшее лицо Филиппа де Комбефиза. Губы рыцаря шептали проклятья себе и всему миру. Взгляд его блуждал по домам, а в глазах вспыхивали безумные огоньки.
За де Пейном на расстоянии скользили две тени ассасинов, жавшиеся к кирпичным стенам.
— Теперь он наш! — тихо хмыкнул коротыш, толкнув в бок сутулого и доставая из-за пазухи кинжал.
— Тепленький! — согласился тот, наматывая на руку гибкую проволоку и пробуя ее крепость. — Дай мне, я сам! Люблю душить…
— Кто ж не любит! — проворчал коротыш. — А только клинок ласковей…
Шедший впереди рыцарь вдруг споткнулся и упал. Он лежал некоторое время неподвижно, затем с трудом поднялся и, повернувшись в другую сторону, пошел навстречу выступившим из-за деревьев ассасинам. Убийцы стали приближаться к нему, чувствуя, что их жертва уже никуда не ускользнет. А Гуго де Пейн, увидев в руке одного человека кинжал, и блеснувшую между ладонями другого — проволоку, остановился, покачиваясь на ногах. Ему не хотелось защищаться. Он понимал, что к нему подходят его убийцы, что через минуту клинок вонзится ему в сердце; но, словно клюнийский монах полчаса назад, великий магистр равнодушно и спокойно ожидал собственной смерти. Она разом покончит со всеми его терзаниями. И будет лучшим выходом для него. Как завороженный он глядел на блеснувшую в свете луны сталь. Что ж! Пусть будет именно так… Он не надолго переживет несчастного Филиппа де Комбефиза. Но до чего же противные рожи у этих убийц: такой оскал бывает только у самой смерти. Гуго де Пейн закрыл глаза, чтобы не смотреть на подошедших к нему ассасинов. Ожидая смертельного удара, он неожиданно услышал два коротких вскрика, а вслед за ними — звуки рухнувших тел. На земле, возле его ног валялись два мертвых ассасина, а перед ним вырос коренастый человек с греческим профилем, и еще кто-то — в темном плаще, вытирающий нож о пучок травы.
— Простите, что мы вмешиваемся, — услышал де Пейн голос грека. — Но ситуация приобретала непредсказуемый оборот. Надеюсь, вы не будете на нас в претензии.
— Кто вы? — произнес де Пейн; голос его звучал глухо — и в нем не было жизненных сил.
— Друзья, — ответил Христофулос. — Вас проводить до дома?
— Нет, — сумрачно отозвался рыцарь. И добавил: — В настоящее время быть моим другом опаснее, чем врагом.
Затем повернулся и пошел прочь, желая лишь единственного: остаться одному.
Глава X. ПОДВИГИ ТАМПЛИЕРОВ
Блажен, кто к небу сделал первый шаг!
Опасности и риск — безумцев дело.
Блажен, чью смерть поэзия воспела,
Кто славой победил столетий мрак!
Филипп Депорт
1
Постепенно, к весне, Гуго де Пейн восстановил душевное равновесие; смерть барона Филиппа де Комбефиза, внезапно исчезнувшего для всех в ту трагическую ночь, стала понемногу забываться. Иные заботы и раздумья начали отягощать душу де Пейна, появилось много дел, которые настоятельно требовали его участия. И он с головой окунулся в работу. Тамплиеры, все рыцари, приехавшие с ним, должны были обрести признание и поддержку населения Палестины; паломники еще на дальних подступах к Эдессе знали, что путь их к Святому Городу будет обеспечен надежной охраной немногочисленной, но неустрашимой горстки рыцарей в белых плащах с нашитым на них восьмиконечным красным крестом, от которых в страхе бегут и сарацины, и разбойники. Сам Гуго де Пейн, не зная усталости, носился по дорогам Палестины, сопровождаемый лишь верным оруженосцем Раймондом Плантаром и небольшой охраной, посещая самые отдаленные уголки и районы. На деньги, полученные из казны Бодуэна I и присланные графом Шампанским, им были заложены новые крепости, где началось строительство укреплений. Черты будущего Ордена начинали зримо проступать в деяниях рыцарей-тамплиеров, каждый из которых сейчас был занят своим делом, связанный, тем не менее, друг с другом общей целью…
Бизоль де Сент-Омер, вновь отправившийся в Триполи, выступил в составе войска князя Россаля против подошедшего к восточным границам Палестинского государства моссульского султана Малдука — самого стойкого врага Бодуэна I. На сей раз, Малдук собрал устрашающие силы, намереваясь вклиниться в королевство, и, дойдя до побережья, расколоть Палестину на две части, образовав непроницаемый для сношений между ними коридор. Воинственный султан лично вел своих подданных в бой, воспламеняя их кровь призывами к Аллаху! Но Малдуку удалось продвинуться вглубь территории лишь на несколько десятков километров, встретив ожесточенное сопротивление рыцарей Россаля и Сент-Омера, и остановиться возле Нусайбина, куда уже подходили на помощь христианам антиохийские и эдесские полки. Бизоль, словно заговоренный от вражеских мечей и копий, налетал на их передние ряды, часто не обращая внимания, — следует ли кто за ним или нет? Он и в одиночку мог навести настоящий ужас на сарацин, получив у них прозвище «Гора-паша». Бесстрашно сминая авангард противника, Бизоль вдохновлял на подвиги и других рыцарей, не желавших отставать от гиганта-тамплиера, но, все равно, только лишь купающихся в лучах его славы. Не отставал от него и его оруженосец Дижон, набираясь военного опыта и мастерства, надежно прикрывая его тыл, когда рыцарь слишком уж далеко забирался в лагерь врага. Однажды Бизоль так увлёкся преследованием сарацин, что сопровождавшие его рыцари давно отстали, и он опомнился лишь оставшись вдвоем с оруженосцем против развернувших коней четырех десятков врагов. Отступать было поздно, и «Гора-паша» вступил в неравную схватку, не давая врагу перегруппироваться. Перебросив щит на спину, держа в одной руке меч, а в другой пудовую палицу, и бешено вращая ими, он влетел в самую гущу. Сарацины в несколько рядов обступили Сент-Омера, но подступиться к этому извергающему смерть вулкану было невозможно. Рядом с ним дышал огнем другой вулкан, поменьше, — Дижон. И это могло продолжаться сколько угодно времени. Понимая, что «Гору-пашу» взять в плен не удастся — обойдется себе дороже — начальник сарацин, дивясь храбрости христиан, выкрикнул:
— Хорошо! Разойдемся! Мы даем вам уйти и отпускаем вас!
— Зато я не отпускаю вас! — крикнул в ответ Бизоль из-под своего шлема.
— Будьте же благоразумны! — в отчаянье возопил начальник. — Вас двое, а нас — сорок!
— Ну и что? — отозвался Бизоль. Да хоть трижды по сорок! Сдавайтесь в плен!
— Вы безумны! — побагровел сарацин. — Дайте же нам уйти!
— Ну, хорошо, — смилостивился, наконец, Бизоль. — Так уж и быть, ступайте своей дорогой. И передайте своему султану Малдуку, что я ищу встречи с ним!
— Хорошо, «Гора-паша», мы передадим, — сказал начальник сарацин, и они понеслись к своему лагерю, весьма довольные таким исходом сражения.
Султан Малдук не смог пробиться дальше Нусайбина и в мае увел свои войска обратно в Мосул…
Роже де Мондидье очищал дороги от Сидона до Бофора от разбойничьих шаек, расплодившихся здесь за последнее время, и не дававших прохода ни купцам, ни паломникам. Особенно удачно орудовал тут некий Черный Рыцарь, прозванный так по цвету своих доспехов, заросший густой темной бородой. Он не лютовал, не убивал путников, не причинял зла женщинам, но обирал всех подчистую, отпуская попавшихся в его руки буквально нагишом. Он был словно неуловим, ловко минуя выставленные на дорогах засады, избегая нападать на караваны, ежели там мелькали рыцарские доспехи или латы стражников. За голову Черного Рыцаря была назначена плата в 300 бизантов, гигантская сумма! За ним охотились, на него ставили капканы, как на дикого зверя, но поймать его никто не мог, будто сам дьявол помогал ему в его разбойничьем промысле… В конце концов, Роже, поняв, что большим числом охотников Черного Рыцаря не выследить, решил выманить его на малую приманку. Переодевшись вместе со своим оруженосцем, косоглазым Ниваром в ветхие одежды паломника, спрятав под рубищами мечи, они присоединились к малой группе пилигримов, бредущих в Бофор. В первый раз сорвалось — Черный Рыцарь не появился на их пути; во второй — вновь Одноглазый Роже и Нивар напрасно протопали десятки километров под палящим солнцем, ожидая нападения. Но на третий раз, едва они удалились от Сидона, а крепостные стены скрылись за верхушками деревьев, из зарослей орешника донеслось лошадиное ржание, а перед застывшими пилигримами возник на вороном коне Черный Рыцарь, с опущенным забралом и обнаженным мечом. Десять паломников испуганно сжались в кучу, и среди них — в надвинутых на глаза шапочках — Роже и Нивар, которые стали незаметно выбираться к краю, держа руки под рваными накидками на эфесах мечей.
— Ты отвлеки его внимание, а я прыгну и стащу его с лошади, — прошептал Роже своему оруженосцу. Тот согласно кивнул головой. Движения двух пилигримов не укрылись от внимания Черного Рыцаря.
— Вот вы, первые, разоблачайтесь-ка! — потребовал он, опустив копье и легонько ткнув им в плечо Нивара. И добавил: — До гола!
Выхватив меч, Роже перерубил ясеневое древко копья и кубарем бросился под копыта лошади, которая испуганно взвилась на дыбы. Не давая ей опуститься, Роже, увертываясь от ее ног, скакал вокруг и щекотал острием клинка живот лошади. Черный же Рыцарь, чтобы не упасть, вынужден был схватиться обеими руками за поводья и прижаться к шее коня. Обломки его копья и меч полетели на землю. Роже в паре с лошадью продолжали исполнять этот забавный танец, не похожий ни на один из существующих на земле, которому придавал особую элегантность развевающийся конский хвост, отбивающий особый ритм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75