Анна понимала, что удержать рыцаря невозможно: пустившись в свое плавание по бурному морю жизни, он будет плыть до того острова, который может видеть лишь он — бесстрашный и печальный странник, преодолевая преграды и побеждая врагов. Но рядом ли с ним в этом опасном плавании должна быть она, наследница византийского трона? Или он должен остаться с ней, отныне и навсегда? Как, и возможно ли это вообще, изменить характер человека, за спиной которого тридцать, неведомых ей лет жизни, как изменить образ мыслей, поменять кровь, всю вольную природу попавшего в сети леопарда, чтобы он стал ручным и домашним? И не погибнет ли он тогда от еще большей печали?
Гуго де Пейн и сам ощущал гнетущую растерянность, словно стоял на распутье двух дорог, одна из которых вела к счастью, а другая — к славе. Он рассказал Анне о своем разговоре с ее отцом, и византийская принцесса мягко упрекнула его за то, что он не принял предложение императора. Она догадалась о желании отца приблизить рыцаря к трону, вознести его по ступеням иерархической византийской лестницы, — и все это ради нее. Огорчаясь непреклонности любимого, Анна вместе с тем и гордилась им, его стальной волей и целеустремленностью, его прячущейся в глубинах души нежностью, и думала: что будь он иным — он был бы ей не нужен.
— …Но ведь ты вернешься? — в который раз спрашивала она, растеряв царственное спокойствие и превратившись просто в любящую женщину: спустившись с заоблачных вершин на землю, Анна с неожиданным удивлением обнаружила насколько прекрасна и благодарна эта роль. Гуго де Пейн, сам не ведая того, наполнил ее мир жарким солнечным огнем любви, пробудил спящее в ней женское начало. И его, истосковавшаяся в печальной клетке одиночества душа, также расцвела и преобразилась.
Да, конечно, он вернется, не может не вернуться, когда выполнит то, что уготовлено ему судьбой. В шепоте слов, в шелесте листьев за распахнутым в ароматный сад окном, в сиянии сверкающих звезд и отблесках луны, в бездонных глубинах сверкающих глаз, — всюду звучала небесная мелодия, слышимая только ими. И уже не к человеческой высоте счастья подошли они, а к высшей, напоминая своим обликом полубога и нимфу. И сошли с гор снежные лавины, и извергли вулканы огненную лаву, и сотряс ураган лесные массивы, приветствуя возлюбленных своих сына и дочь…
Наступил последний день пребывания Гуго де Пейна в Константинополе. Он уже простился с Анной Комнин, и прощание это прошло не так тяжело и горько, как он предполагал. Они оба знали, что новая встреча — близка, а путь друг к другу — уже пройден. И теперь все зависит только от них самих…
А накануне, Гуго де Пейна с трудом разыскал Филипп де Комбефиз, явившийся в гостиницу. Он обратился к нему с неожиданной просьбой: вытолкать в шею с парома всех паломников, которые прилепились за долгие месяцы путешествия к отряду де Пейна, и разместить на их место рыцарей Комбефиза с дорожной поклажей.
— Мне необходимо как можно скорее добраться до Иерусалима, — настойчиво убеждал де Пейна прославленный воитель.
— Понимаю вас, но это невозможно, — решительно отказал Гуго. — Мы обещали защиту паломникам на пути к Иерусалиму.
— Невелики птицы. Мы — рыцари — должны, помогать друг другу.
— Всякая птица — божья.
— Жаль! — Комбефиз понял, что дальнейшие уговоры бесполезны и поднялся. — Я рассчитывал на вас.
— Я готов оказать вам любую другую услугу.
— А я, несмотря на нашу невозможность договориться, все равно рад нашей встречи. До скорого свидания в Иерусалиме!
— Надеюсь, оно будет таким же приятным, — и рыцари, пожав друг другу руки, разошлись в разные стороны.
Товарищи Гуго де Пейна уже покинули гостиницу, собравшись в бухте Золотого Рога. Готовый к отплытию паром, осевший под тяжестью скопившихся на нем людей, удерживали туго натянутые канаты. Но на самой пристани творилось что-то непонятное. Огромная толпа людей, насчитывающая не менее полутора тысяч, взяла пристань бухты Золотого Рога в полукольцо, закупорив все входы и выходы. Словно морской прибой, толпа то напирала на пристань, то отливала обратно, будто выполняя чьи-то приказы. Люди галдели, выкрикивали что-то, указывали на паром руками, но пока не проявляли особой агрессивности. Обитавшие в бухте нищие, праздные зеваки давно разбежались, встревоженные этим невесть откуда налетевшим осиным роем. Даже стражники морского логофета, охранявшие пристань, поспешили покинуть свои посты и удалиться на безопасное расстояние. А объяснялось все просто: эту толпу из генуэзского квартала Константинополя привел в бухту Золотого Рога Чекко Кавальканти, не пожалев ни средств, ни красноречия, чтобы попытаться блокировать рыцарей и их отплытие. Толпа была вооружена и короткими мечами, и ножами, и просто палками; мелькали в ней и профессионально обученные латники Чекко, которые умело управляли всей этой людской массой, настраивая ее против рыцарей. Да и сам бритоголовый генуэзский дож, со шрамом от виска к переносице, находился тут же, выжидая нужного момента.
Людвиг фон Зегенгейм распорядился обезопасить подступы к парому. На причале он выставил оцепление, сдерживающее толпу: слева — оруженосцев и слуг графа Норфолка и Андре де Монбара — шесть человек; справа — восемь кабальерос маркиза де Сетина, во главе с худощавым идальго Корденалем; а в центре, где толпа особенно напирала, намертво стояли двенадцать копейщиков Бизоля де Сент-Омера, которыми распоряжался его главный оруженосец Дижон. В резерве также находилось еще около двадцати человек, включая слуг, поваров и наиболее дееспособных паломников. Да и все рыцари, в полном боевом вооружении, стояли наготове. Зегенгейма, принявшего на себя руководство, более всего беспокоило отсутствие Гуго де Пейна и Виченцо Тропези с его молодой супругой. Итальянцы еще ранним утром незаметно покинули гостиницу, по свойственной влюбленным беспечности, и теперь Людвиг сильно сомневался, что им удастся пробиться к судну. Одно было непонятно: почему Чекко Кавальканти не отдает приказ к штурму причала? Обстановка, между тем, все более накалялась.
Гуго де Пейн, со своим оруженосцем Раймондом и двумя слугами из Маэна — Жаном и Пьером, подошли к бухте Золотого Рога, когда передние ряды в толпе начали угрожающе надвигаться на копейщиков Бизоля де Сент-Омера. Дижон скомандовал опустить копья, и толпа попятилась.
— Это не похоже на торжественные проводы: ни цветов, ни музыки, — произнес Гуго де Пейн. — Давайте продираться сквозь этот сброд.
Он, а за ним Раймонд и слуги, врезались в задние ряды, расталкивая генуэзцев, навешивая пинки и тумаки, от которых трусоватые торговцы стали поспешно отскакивать. Решительный натиск с тыла принес успех: словно разрезающая волны лодка, Гуго де Пейн со своими людьми прошел сквозь толпу и присоединился к рыцарям.
— Что здесь происходит? — спросил он, не обращая внимания на злобные выкрики.
— Чекко Кавальканти взбаламутил генуэзский квартал и осадил пристань, — ответил Людвиг фон Зегенгейм. — А Виченцо и Алессандра исчезли. Я думаю, они где-то неподалеку, но не решаются пробиться к нам.
— Конечно, это было бы для них самоубийством, — вставил Роже де Мондидье, зорко всматриваясь своим единственным глазом в толпу.
— Кавальканти нужны они, а не мы, — сказал Гуго. — Но мы не можем оставить их здесь и перерубить канаты.
— Никто этого и не предлагает, — проворчал Бизоль.
— Есть предложение, — произнес Зегенгейм. — Разделить наших людей на три группы — по пятнадцать-двадцать человек, и тремя клинами врезаться в толпу, рассечь ее на части и рассеять.
— Один мой Джан может изуродовать добрую сотню этих паршивых итальяшек, — заметил князь Гораджич. — Давайте-ка запустим его в самую гущу?
— Когда толпа разрежется на три части, — продолжил Людвиг, — образуются коридоры, в один из которых, если они где-то рядом, смогут проскочить наши друзья, Виченцо и Алессандра.
— Несомненно будут жертвы, — подумав, ответил де Пейн. — А мне бы этого не хотелось. Не забывайте, что мы находимся на суверенной территории Византии, и вся власть здесь принадлежит василевсу Алексею Комнину. Что он скажет, если в бухте Золотого Рога прольется кровь?
— А что он скажет, если эта обезумевшая толпа ринется на нас? — спросил маркиз де Сетина. — Они сбросят нас в море.
В это время, пущенный кем-то камень просвистел над его головой. Тотчас же посыпались и другие камни, и рыцари подняли щиты. Один из кабальерос на правом фланге упал, обливаясь кровью; закачался, но устоял на ногах оруженосец Зегенгейма — огромный венгр Иштван, камень лишь скользнул по его виску. Раненого кабальероса паломники поспешно перетащили на паром.
— Решайте, — обратился Зегенгейм к де Пейну. — Время не ждет. Каменная война не в нашу пользу. Они способны разворотить всю бухту.
— Пустите-ка несколько стрел над их головами, — сказал де Пейн, и граф Норфолк быстро передал приказ ждавшим в резерве за их спинами лучникам. Выпущенные в воздух стрелы немного отрезвили толпу, и она снова попятилась. Возвышавшийся над людским морем бритоголовый Чекко, выдвинулся вперед и громким голосом прокричал:
— Выдайте нам преступника, осужденного генуэзским судом — Виченцо Тропези, и девушку, а сами можете плыть куда угодно! — на губах Кавальканти играла зловещая усмешка. Бизоль де Сент-Омер неподражаемо далеко плюнул в его сторону.
— Это хорошо, — промолвил Гуго. — Он думает, что мы прячем их на пароме. Или не уверен в этом. Когда противник в чем-то сомневается — это уже плюс.
— Я вижу их, — произнес вдруг, молчавший до этого Андре де Монбар. — Только не поворачивайтесь к морю, не привлекайте внимания.
Он отвел Гуго де Пейна в сторонку, за спины выстроившихся возле парома лучников, и указал на две далекие точки — в полумиле от судна.
— Смотрите! Они плывут от той скалы, которая укрывает вход в залив, — встревожено сказал Монбар.
— Безумцы! — прошептал Гуго. — Это верная смерть.
— Не думаю. Вы забываете, что они выросли в Генуе, возле которого плещется море, а следовательно, родились не только с легкими, но и с жабрами.
— Надо отправляться им навстречу. Здесь нам больше нечего делать.
— Вряд ли Чекко допустит нашу погрузку на паром. Лишь только мы повернемся к ним спиной, толпа ринется на нас.
— А мы не станем спрашивать у него разрешения.
Они вернулись к своим товарищам, возле которых толпа вновь начала проявлять агрессивные признаки.
— Кавальканти! — крикнул де Пейн бритоголовому рыцарю. — Ты можешь подняться на паром и убедиться в том, что ни Виченцо Тропези, ни девушки тут нет!
Взмахом руки Чекко успокоил толпу.
— Я не буду лезть в пасть льву! — крикнул он в ответ. — Дайте слово рыцаря, что это правда?
— Клянусь! — ответил Гуго де Пейн.
— Я знал это! — обрадованно выкрикнул Чекко. — Они не могли проскочить назамеченно.
По его знаку толпа отхлынула, начала еще больше растягиваться по всему побережью, словно бы потеряв интерес к рыцарям и защитникам причала.
— Как проучить этого мерзавца! — огорченно сказал Бизоль. — Неужели мы не оставим здесь хотя бы парочку трупов?
— Я не хочу, чтобы меня вспоминали в Константинополе как человека, пролившего кровь, — ответил де Пейн. — Грузитесь на паром и рубите канаты!
Через несколько минут, переполненный людьми паром, благополучно отчалил от пристани. А еще через некоторое время, где-то на середине залива, спущенная с парома лодка подобрала измученных, теряющих силы Виченцо и Алессандру, которых громкими, радостными возгласами приветствовали все, кто находился на судне. Эти крики услышали и на берегу, и взметнувшийся в воздух в бессильной ярости кулак Чекко Кавальканти надолго запомнился особо впечатлительным паломникам.
Мокрых, усталых, но счастливых Виченцо и Алессандру проводили в отдельную каюту.
— Смелых пловцов высушить, влить в них крепкого вина и оставить в покое на целые сутки, — приказал Гуго де Пейн, а сам повернулся к исчезающему в дымке величественному и прекрасному городу.
— Прощай Константинополь, и — до встречи! — прошептали его губы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВИЖУ ИЕРУСАЛИМ!
Когда же были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их…
Евангелие от Марка, гл.10.32
Высадившись на побережье Малой Азии близ Никеи, славящейся своими монетными дворами и оружейными мастерскими, экспедиция Гуго де Пейна, насчитывающая до двух сотен человек, двинулась по издавна проложенному торговому пути к Иконии. Без малого четыреста миль пути преодолели они, бредя весь октябрь, минуя цитрусовые плантации Романии и безжизненные мертвые пустоши, высушенные отсутствием влаги, плутая по ущельям гор и узким проходам, натыкаясь на редкие оазисы, где цвели луга и журчали веселые ручейки. Сияющее солнце, которое, казалось, горит еще жарче с приближением зимы, заставляло делать остановки днем, а идти ночью. Некоторые паломники, отягченные старческой немощью и болезнями, не выдержали тяжести перехода, окончили свой земной путь, не достигнув цели. Скончался и раненый в голову камнем в бухте Золотого Рога кабальерос из отряда маркиза де Сетина.
— Словно каменный рок висит над вашими людьми, — заметил Бизоль де Сент-Омер маркизу. — Помните, и там, в окрестностях Ренн-Ле-Шато, кабальерос нашли свою смерть под грудой камней?
— Не напоминайте об этом, — попросил Хуан Сетина.
Следуя за едущими впереди рыцарями, бывавшими в этих краях, Людвигом фон Зегенгеймом, Роже Де Мондидье и Миланом Гораджичем, экспедиция де Пейна к концу октября выбралась на широкую, благоухающую разнотравьем долину, за которой уже виднелись крепостные стены Иконии. Центр суконного и шелкового производства, предметов роскоши и эмали, встретил путников со сдержанной благосклонностью. Отдохнув здесь несколько дней, пополнив съестные припасы, экспедиция двинулась дальше — к Антиохии. На пути через древнюю Киликию лежали города Листра, Айас Тарс, а за ним — огромным голубым теплым ковром расстилалось море, сливающееся с небом. За это время рыцари несколько раз вступали в стычки с малочисленными, разрозненными отрядами сельджуков, которые, словно испытывая их боеспособность, поспешно отступали в хорошо знакомые им гористые ущелья.
— Что это за вояки такие? — жаловался Бизоль. — Не дают как следует подраться!
— Еще успеете, мой друг, — утешал его Людвиг фон Зегенгейм. — Настоящие враги ждут нас к югу, востоку и северу от Иерусалима. Бойтесь ассасинов и сарацин султана аль-Фатима. Впрочем, в Леванте никогда не известно, от кого и когда ждать смертельного удара. Такая уж это страна, желанная всем и всеми же раздираемая на части.
В двадцатых числах ноября рыцари вступили в Антиохийское княжество, входящее в роли полунезависимого государства в Иерусалимское королевство. Это уже была земля, за освобождение которой пролило свою кровь славное воинство герцога Буйонского, свободная территория истинных и любимых сынов Христа. Вступление рыцарей в город шумно приветствовали его жители. Гуго де Пейна, Людвига фон Зегенгейма и маркиза де Сетина радушно принял правитель Антиохии, граф Рожер. Расспросив рыцарей о путешествии и щедро одарив их подарками, владетельный граф посоветовал им на пути к Иерусалиму обойти стороной город-крепость Тир, все еще удерживаемый турками и совершающими постоянные вылазки против пилигримов.
— Впрочем, — добавил он, — у меня есть надежда, что в скором времени они сдадутся.
Распрощавшись, рыцари покинули гостеприимную Антиохию. До Иерусалима оставалось уже немного, по сравнению с пройденным расстоянием. Впереди лежали Хама, Хомс, Тортоза, Сафита, Триполи, Бейрут, Сидон, Бофор, Акра, Тибериада, Цезария, Яффа… Начинался период дождей и гроз. Внезапная тьма, шедшая со стороны Средиземного моря, накрывала путников, и оглушительные громы сотрясали раскаленный воздух. Дышать становилось все труднее, а вспыхивающие в небе молнии слепили глаза. Казалось, сама природа противится их продвижению вперед.
Обходя крепость Тир, они спустились к Галилейскому морю, которое во времена Христа называлось Генисаретским озером. Необычайной голубизны, окруженное зеленью эвкалиптов и пальм, оно притягивало утомленные взоры и вливало своей непорочной чистотой свежесть и успокоение. Тотчас же граф Норфолк достал свой походный альбом и приступил к наброскам этого чуда природы. Но можно ли передать в рисунке живую силу земли, воды, солнца, неба?
Заглянувший к нему через плечо Милан Гораджич промолвил: — Вам следует побывать также и возле Мертвого моря, к юго-востоку отсюда. Впечатлений будет не меньше. Если, конечно, вы стремитесь запечатлеть не только красоту, но и безобразие жизни.
— Не советую лишь окунаться в его соленые воды, — добавил стоящий неподалеку Роже де Мондидье. — Утонуть не утонете, но язвами покроетесь самыми премиленькими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Гуго де Пейн и сам ощущал гнетущую растерянность, словно стоял на распутье двух дорог, одна из которых вела к счастью, а другая — к славе. Он рассказал Анне о своем разговоре с ее отцом, и византийская принцесса мягко упрекнула его за то, что он не принял предложение императора. Она догадалась о желании отца приблизить рыцаря к трону, вознести его по ступеням иерархической византийской лестницы, — и все это ради нее. Огорчаясь непреклонности любимого, Анна вместе с тем и гордилась им, его стальной волей и целеустремленностью, его прячущейся в глубинах души нежностью, и думала: что будь он иным — он был бы ей не нужен.
— …Но ведь ты вернешься? — в который раз спрашивала она, растеряв царственное спокойствие и превратившись просто в любящую женщину: спустившись с заоблачных вершин на землю, Анна с неожиданным удивлением обнаружила насколько прекрасна и благодарна эта роль. Гуго де Пейн, сам не ведая того, наполнил ее мир жарким солнечным огнем любви, пробудил спящее в ней женское начало. И его, истосковавшаяся в печальной клетке одиночества душа, также расцвела и преобразилась.
Да, конечно, он вернется, не может не вернуться, когда выполнит то, что уготовлено ему судьбой. В шепоте слов, в шелесте листьев за распахнутым в ароматный сад окном, в сиянии сверкающих звезд и отблесках луны, в бездонных глубинах сверкающих глаз, — всюду звучала небесная мелодия, слышимая только ими. И уже не к человеческой высоте счастья подошли они, а к высшей, напоминая своим обликом полубога и нимфу. И сошли с гор снежные лавины, и извергли вулканы огненную лаву, и сотряс ураган лесные массивы, приветствуя возлюбленных своих сына и дочь…
Наступил последний день пребывания Гуго де Пейна в Константинополе. Он уже простился с Анной Комнин, и прощание это прошло не так тяжело и горько, как он предполагал. Они оба знали, что новая встреча — близка, а путь друг к другу — уже пройден. И теперь все зависит только от них самих…
А накануне, Гуго де Пейна с трудом разыскал Филипп де Комбефиз, явившийся в гостиницу. Он обратился к нему с неожиданной просьбой: вытолкать в шею с парома всех паломников, которые прилепились за долгие месяцы путешествия к отряду де Пейна, и разместить на их место рыцарей Комбефиза с дорожной поклажей.
— Мне необходимо как можно скорее добраться до Иерусалима, — настойчиво убеждал де Пейна прославленный воитель.
— Понимаю вас, но это невозможно, — решительно отказал Гуго. — Мы обещали защиту паломникам на пути к Иерусалиму.
— Невелики птицы. Мы — рыцари — должны, помогать друг другу.
— Всякая птица — божья.
— Жаль! — Комбефиз понял, что дальнейшие уговоры бесполезны и поднялся. — Я рассчитывал на вас.
— Я готов оказать вам любую другую услугу.
— А я, несмотря на нашу невозможность договориться, все равно рад нашей встречи. До скорого свидания в Иерусалиме!
— Надеюсь, оно будет таким же приятным, — и рыцари, пожав друг другу руки, разошлись в разные стороны.
Товарищи Гуго де Пейна уже покинули гостиницу, собравшись в бухте Золотого Рога. Готовый к отплытию паром, осевший под тяжестью скопившихся на нем людей, удерживали туго натянутые канаты. Но на самой пристани творилось что-то непонятное. Огромная толпа людей, насчитывающая не менее полутора тысяч, взяла пристань бухты Золотого Рога в полукольцо, закупорив все входы и выходы. Словно морской прибой, толпа то напирала на пристань, то отливала обратно, будто выполняя чьи-то приказы. Люди галдели, выкрикивали что-то, указывали на паром руками, но пока не проявляли особой агрессивности. Обитавшие в бухте нищие, праздные зеваки давно разбежались, встревоженные этим невесть откуда налетевшим осиным роем. Даже стражники морского логофета, охранявшие пристань, поспешили покинуть свои посты и удалиться на безопасное расстояние. А объяснялось все просто: эту толпу из генуэзского квартала Константинополя привел в бухту Золотого Рога Чекко Кавальканти, не пожалев ни средств, ни красноречия, чтобы попытаться блокировать рыцарей и их отплытие. Толпа была вооружена и короткими мечами, и ножами, и просто палками; мелькали в ней и профессионально обученные латники Чекко, которые умело управляли всей этой людской массой, настраивая ее против рыцарей. Да и сам бритоголовый генуэзский дож, со шрамом от виска к переносице, находился тут же, выжидая нужного момента.
Людвиг фон Зегенгейм распорядился обезопасить подступы к парому. На причале он выставил оцепление, сдерживающее толпу: слева — оруженосцев и слуг графа Норфолка и Андре де Монбара — шесть человек; справа — восемь кабальерос маркиза де Сетина, во главе с худощавым идальго Корденалем; а в центре, где толпа особенно напирала, намертво стояли двенадцать копейщиков Бизоля де Сент-Омера, которыми распоряжался его главный оруженосец Дижон. В резерве также находилось еще около двадцати человек, включая слуг, поваров и наиболее дееспособных паломников. Да и все рыцари, в полном боевом вооружении, стояли наготове. Зегенгейма, принявшего на себя руководство, более всего беспокоило отсутствие Гуго де Пейна и Виченцо Тропези с его молодой супругой. Итальянцы еще ранним утром незаметно покинули гостиницу, по свойственной влюбленным беспечности, и теперь Людвиг сильно сомневался, что им удастся пробиться к судну. Одно было непонятно: почему Чекко Кавальканти не отдает приказ к штурму причала? Обстановка, между тем, все более накалялась.
Гуго де Пейн, со своим оруженосцем Раймондом и двумя слугами из Маэна — Жаном и Пьером, подошли к бухте Золотого Рога, когда передние ряды в толпе начали угрожающе надвигаться на копейщиков Бизоля де Сент-Омера. Дижон скомандовал опустить копья, и толпа попятилась.
— Это не похоже на торжественные проводы: ни цветов, ни музыки, — произнес Гуго де Пейн. — Давайте продираться сквозь этот сброд.
Он, а за ним Раймонд и слуги, врезались в задние ряды, расталкивая генуэзцев, навешивая пинки и тумаки, от которых трусоватые торговцы стали поспешно отскакивать. Решительный натиск с тыла принес успех: словно разрезающая волны лодка, Гуго де Пейн со своими людьми прошел сквозь толпу и присоединился к рыцарям.
— Что здесь происходит? — спросил он, не обращая внимания на злобные выкрики.
— Чекко Кавальканти взбаламутил генуэзский квартал и осадил пристань, — ответил Людвиг фон Зегенгейм. — А Виченцо и Алессандра исчезли. Я думаю, они где-то неподалеку, но не решаются пробиться к нам.
— Конечно, это было бы для них самоубийством, — вставил Роже де Мондидье, зорко всматриваясь своим единственным глазом в толпу.
— Кавальканти нужны они, а не мы, — сказал Гуго. — Но мы не можем оставить их здесь и перерубить канаты.
— Никто этого и не предлагает, — проворчал Бизоль.
— Есть предложение, — произнес Зегенгейм. — Разделить наших людей на три группы — по пятнадцать-двадцать человек, и тремя клинами врезаться в толпу, рассечь ее на части и рассеять.
— Один мой Джан может изуродовать добрую сотню этих паршивых итальяшек, — заметил князь Гораджич. — Давайте-ка запустим его в самую гущу?
— Когда толпа разрежется на три части, — продолжил Людвиг, — образуются коридоры, в один из которых, если они где-то рядом, смогут проскочить наши друзья, Виченцо и Алессандра.
— Несомненно будут жертвы, — подумав, ответил де Пейн. — А мне бы этого не хотелось. Не забывайте, что мы находимся на суверенной территории Византии, и вся власть здесь принадлежит василевсу Алексею Комнину. Что он скажет, если в бухте Золотого Рога прольется кровь?
— А что он скажет, если эта обезумевшая толпа ринется на нас? — спросил маркиз де Сетина. — Они сбросят нас в море.
В это время, пущенный кем-то камень просвистел над его головой. Тотчас же посыпались и другие камни, и рыцари подняли щиты. Один из кабальерос на правом фланге упал, обливаясь кровью; закачался, но устоял на ногах оруженосец Зегенгейма — огромный венгр Иштван, камень лишь скользнул по его виску. Раненого кабальероса паломники поспешно перетащили на паром.
— Решайте, — обратился Зегенгейм к де Пейну. — Время не ждет. Каменная война не в нашу пользу. Они способны разворотить всю бухту.
— Пустите-ка несколько стрел над их головами, — сказал де Пейн, и граф Норфолк быстро передал приказ ждавшим в резерве за их спинами лучникам. Выпущенные в воздух стрелы немного отрезвили толпу, и она снова попятилась. Возвышавшийся над людским морем бритоголовый Чекко, выдвинулся вперед и громким голосом прокричал:
— Выдайте нам преступника, осужденного генуэзским судом — Виченцо Тропези, и девушку, а сами можете плыть куда угодно! — на губах Кавальканти играла зловещая усмешка. Бизоль де Сент-Омер неподражаемо далеко плюнул в его сторону.
— Это хорошо, — промолвил Гуго. — Он думает, что мы прячем их на пароме. Или не уверен в этом. Когда противник в чем-то сомневается — это уже плюс.
— Я вижу их, — произнес вдруг, молчавший до этого Андре де Монбар. — Только не поворачивайтесь к морю, не привлекайте внимания.
Он отвел Гуго де Пейна в сторонку, за спины выстроившихся возле парома лучников, и указал на две далекие точки — в полумиле от судна.
— Смотрите! Они плывут от той скалы, которая укрывает вход в залив, — встревожено сказал Монбар.
— Безумцы! — прошептал Гуго. — Это верная смерть.
— Не думаю. Вы забываете, что они выросли в Генуе, возле которого плещется море, а следовательно, родились не только с легкими, но и с жабрами.
— Надо отправляться им навстречу. Здесь нам больше нечего делать.
— Вряд ли Чекко допустит нашу погрузку на паром. Лишь только мы повернемся к ним спиной, толпа ринется на нас.
— А мы не станем спрашивать у него разрешения.
Они вернулись к своим товарищам, возле которых толпа вновь начала проявлять агрессивные признаки.
— Кавальканти! — крикнул де Пейн бритоголовому рыцарю. — Ты можешь подняться на паром и убедиться в том, что ни Виченцо Тропези, ни девушки тут нет!
Взмахом руки Чекко успокоил толпу.
— Я не буду лезть в пасть льву! — крикнул он в ответ. — Дайте слово рыцаря, что это правда?
— Клянусь! — ответил Гуго де Пейн.
— Я знал это! — обрадованно выкрикнул Чекко. — Они не могли проскочить назамеченно.
По его знаку толпа отхлынула, начала еще больше растягиваться по всему побережью, словно бы потеряв интерес к рыцарям и защитникам причала.
— Как проучить этого мерзавца! — огорченно сказал Бизоль. — Неужели мы не оставим здесь хотя бы парочку трупов?
— Я не хочу, чтобы меня вспоминали в Константинополе как человека, пролившего кровь, — ответил де Пейн. — Грузитесь на паром и рубите канаты!
Через несколько минут, переполненный людьми паром, благополучно отчалил от пристани. А еще через некоторое время, где-то на середине залива, спущенная с парома лодка подобрала измученных, теряющих силы Виченцо и Алессандру, которых громкими, радостными возгласами приветствовали все, кто находился на судне. Эти крики услышали и на берегу, и взметнувшийся в воздух в бессильной ярости кулак Чекко Кавальканти надолго запомнился особо впечатлительным паломникам.
Мокрых, усталых, но счастливых Виченцо и Алессандру проводили в отдельную каюту.
— Смелых пловцов высушить, влить в них крепкого вина и оставить в покое на целые сутки, — приказал Гуго де Пейн, а сам повернулся к исчезающему в дымке величественному и прекрасному городу.
— Прощай Константинополь, и — до встречи! — прошептали его губы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВИЖУ ИЕРУСАЛИМ!
Когда же были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их…
Евангелие от Марка, гл.10.32
Высадившись на побережье Малой Азии близ Никеи, славящейся своими монетными дворами и оружейными мастерскими, экспедиция Гуго де Пейна, насчитывающая до двух сотен человек, двинулась по издавна проложенному торговому пути к Иконии. Без малого четыреста миль пути преодолели они, бредя весь октябрь, минуя цитрусовые плантации Романии и безжизненные мертвые пустоши, высушенные отсутствием влаги, плутая по ущельям гор и узким проходам, натыкаясь на редкие оазисы, где цвели луга и журчали веселые ручейки. Сияющее солнце, которое, казалось, горит еще жарче с приближением зимы, заставляло делать остановки днем, а идти ночью. Некоторые паломники, отягченные старческой немощью и болезнями, не выдержали тяжести перехода, окончили свой земной путь, не достигнув цели. Скончался и раненый в голову камнем в бухте Золотого Рога кабальерос из отряда маркиза де Сетина.
— Словно каменный рок висит над вашими людьми, — заметил Бизоль де Сент-Омер маркизу. — Помните, и там, в окрестностях Ренн-Ле-Шато, кабальерос нашли свою смерть под грудой камней?
— Не напоминайте об этом, — попросил Хуан Сетина.
Следуя за едущими впереди рыцарями, бывавшими в этих краях, Людвигом фон Зегенгеймом, Роже Де Мондидье и Миланом Гораджичем, экспедиция де Пейна к концу октября выбралась на широкую, благоухающую разнотравьем долину, за которой уже виднелись крепостные стены Иконии. Центр суконного и шелкового производства, предметов роскоши и эмали, встретил путников со сдержанной благосклонностью. Отдохнув здесь несколько дней, пополнив съестные припасы, экспедиция двинулась дальше — к Антиохии. На пути через древнюю Киликию лежали города Листра, Айас Тарс, а за ним — огромным голубым теплым ковром расстилалось море, сливающееся с небом. За это время рыцари несколько раз вступали в стычки с малочисленными, разрозненными отрядами сельджуков, которые, словно испытывая их боеспособность, поспешно отступали в хорошо знакомые им гористые ущелья.
— Что это за вояки такие? — жаловался Бизоль. — Не дают как следует подраться!
— Еще успеете, мой друг, — утешал его Людвиг фон Зегенгейм. — Настоящие враги ждут нас к югу, востоку и северу от Иерусалима. Бойтесь ассасинов и сарацин султана аль-Фатима. Впрочем, в Леванте никогда не известно, от кого и когда ждать смертельного удара. Такая уж это страна, желанная всем и всеми же раздираемая на части.
В двадцатых числах ноября рыцари вступили в Антиохийское княжество, входящее в роли полунезависимого государства в Иерусалимское королевство. Это уже была земля, за освобождение которой пролило свою кровь славное воинство герцога Буйонского, свободная территория истинных и любимых сынов Христа. Вступление рыцарей в город шумно приветствовали его жители. Гуго де Пейна, Людвига фон Зегенгейма и маркиза де Сетина радушно принял правитель Антиохии, граф Рожер. Расспросив рыцарей о путешествии и щедро одарив их подарками, владетельный граф посоветовал им на пути к Иерусалиму обойти стороной город-крепость Тир, все еще удерживаемый турками и совершающими постоянные вылазки против пилигримов.
— Впрочем, — добавил он, — у меня есть надежда, что в скором времени они сдадутся.
Распрощавшись, рыцари покинули гостеприимную Антиохию. До Иерусалима оставалось уже немного, по сравнению с пройденным расстоянием. Впереди лежали Хама, Хомс, Тортоза, Сафита, Триполи, Бейрут, Сидон, Бофор, Акра, Тибериада, Цезария, Яффа… Начинался период дождей и гроз. Внезапная тьма, шедшая со стороны Средиземного моря, накрывала путников, и оглушительные громы сотрясали раскаленный воздух. Дышать становилось все труднее, а вспыхивающие в небе молнии слепили глаза. Казалось, сама природа противится их продвижению вперед.
Обходя крепость Тир, они спустились к Галилейскому морю, которое во времена Христа называлось Генисаретским озером. Необычайной голубизны, окруженное зеленью эвкалиптов и пальм, оно притягивало утомленные взоры и вливало своей непорочной чистотой свежесть и успокоение. Тотчас же граф Норфолк достал свой походный альбом и приступил к наброскам этого чуда природы. Но можно ли передать в рисунке живую силу земли, воды, солнца, неба?
Заглянувший к нему через плечо Милан Гораджич промолвил: — Вам следует побывать также и возле Мертвого моря, к юго-востоку отсюда. Впечатлений будет не меньше. Если, конечно, вы стремитесь запечатлеть не только красоту, но и безобразие жизни.
— Не советую лишь окунаться в его соленые воды, — добавил стоящий неподалеку Роже де Мондидье. — Утонуть не утонете, но язвами покроетесь самыми премиленькими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75