Он вздохнул и посмотрел на часы. Вот-вот Она опять позвонит и начнет его домогаться. Эта женщина не знает меры.
— Так вот, Алан, всему свое время. Всему свое время. А пока уже пять ноль-ноль. Не пора заняться ежедневной охотой на вирусов?
Зажужжал зуммер внутреннего телефона. Кеннисон поднял трубку.
— Да?
— Дэнни? — услышал он испуганный голос. — У меня беда. Приходи сюда поскорее, пожалуйста!
Кеннисон прикрыл трубку рукой.
— Это все, Алан, — сказал он подчеркнуто ровно. Служащие должны помнить, кто начальник. — И закройте за собой дверь, когда выйдете.
Оставшись один, Кеннисон убрал руку и сказал в трубку:
— Послушай…
— Дэнни, пожалуйста! Обещаю, что больше никогда не буду тебя просить! Тут совсем другое. Ты мне нужен!
В ее голосе слышались слезы.
— Дорогая моя, — промурлыкал он, — у тебя слишком пресная жизнь.
Он задумался над собственными словами. Может быть, какая-нибудь новая игра… Пруденс не может жить без своих жалких игр, как наркоман не может без «колес». Фантазия у нее, как выгребная яма. Каждый раз, уходя от нее, Кеннисон чувствовал себя так, словно окунулся в грязь. Он тер себя жесткой губкой под душем до тех пор, пока кожа не начинала гореть.
Так почему тогда он непременно идет к ней? Может быть, слишком уж бережет ее чувства? У него всегда был чересчур мягкий характер. Она хнычет, начинает упрашивать и в конце концов склоняет его принять участие в этих нелепых играх. Но ведь нельзя обижать ближнего, верно? С его стороны было бы жестоко отказать в удовлетворении ее потребностей. Тем более что она на его стороне; К тому же Кеннисон считал, что немного поразвлечься невредно. Делу время, потехе час.
— Хорошо, скоро буду. — Он положил трубку прежде, чем она успела пролепетать слова благодарности. Потом встал, поправил брюки, немного съехавшие на сторону, и направился к секретному лифту в туалетной комнате. Noblesse oblige. Он вздохнул. Кто сказал, что так легко быть начальником?
В помещении фирмы «Джонсон и Ченг», было темно. «Завтра все снова будет по-старому», — подумал он. Придет конец и этим ночным встречам. Снимут полицейские посты. Ночная Смена заработает снова, и в этих комнатах опять воцарится привычная суета. Вполне естественно, что «Джонсон и Ченг» работает в ночную смену: ведь в это время в Китае день. (Между прочим, Ночная Смена занималась и обычными коммерческими операциями, чтобы непосвященные из дневной смены не удивлялись, почему ночью никогда не заключаются никакие сделки.)
Он дошел до середины рабочего зала, с трудом находя дорогу среди багровых теней. Скорее бы покончить с этим малоприятным делом. Он остановился и прислушался.
Ничего не слышно.
Какой-то едва слышный шорох — не то кто-то дышит, не то работает кондиционер.
— Пруденс?
Тишина.
А что, если и в самом деле здесь появился грабитель? Что, если Пруденс мужественно пыталась остановить его? Что, если сейчас она лежит вся избитая, в крови, а он теряет драгоценные минуты?
Кеннисон быстро зашагал по проходу, заглядывая в каждый отсек. Он припомнил, как когда-то она притаилась в одном из них под столом. А что, если и тогда здесь был настоящий грабитель, а теперь он вернулся на место преступления, которое тогда ему не дали совершить? Кеннисон нашел на одном из столов ножницы, вооружился ими и продолжал тихо красться дальше. Если грабитель все еще здесь, даже малейший шум опасен.
Кеннисон прошел последний ряд отсеков, но так и не нашел Пруденс. Сердце его лихорадочно билось. Он подумал, не изнасиловал ли ее грабитель. Грабители — как правило, выходцы из низших классов, а у этой публики подобные вещи всегда на уме. Пруденс, конечно, должна была сопротивляться — она наверняка изо всех сил отбивалась, пока он срывал с нее одежду. Кеннисон представил себе, как она лежит, избитая и обнаженная, а это грубое животное удовлетворяет свою похоть.
Он вошел в кабинет Ченга и увидел ее. Она сидела одетая в высоком вращающемся кожаном кресле Ченга и молча ему ухмылялась.
«Все те же фокусы, конечно».
Кеннисон почувствовал, что его охватил гнев, словно пахнуло жаром из открывшейся дверцы топки. Он положил ножницы на стол и большими шагами подошел к ней.
— Черт возьми, Пруденс!
Он рывком повернул кресло к себе, и ее голова безжизненно упала на плечо.
Сразу несколько вещей одновременно бросились Кеннисону в глаза. Неподвижная улыбка у нее на лице. Ужасный запах, как в плохо убранном туалете. И обширное темное пятно, покрывавшее перед ее платья от груди до самого подола. В багровом свете пятно отливало черным. Кеннисон протянул руку, дотронулся до него, и рука его стала мокрой.
— О, Пруденс… — произнес он печально. Чувству, которое он вложил в эти слова, он не мог бы подобрать названия.
— Как трогательно!
Он круто повернулся к двери. Там, среди черно-багровых теней, стояла какая-то фигура. На него смотрело дуло пистолета девятимиллиметрового калибра с глушителем. Кеннисон, прищурившись, вгляделся в темноту.
— Это ты!
В кабинет шагнула Женевьева Вейл.
— Встань-ка так, чтобы я тебя видела, Дэнни, мой мальчик.
Она взмахнула пистолетом. Кеннисон медленно обошел стол. Вейл оглядела его с головы до ног, задержала взгляд на его брюках.
— Ну-ну, импотент ты несчастный. Я вижу, иногда он у тебя все-таки встает. Невероятно. Неужели у этой толстой шлюхи есть что-то такое, чего нет у меня?
— У нее даже у мертвой этого больше, чем у тебя живой, — отрезал Кеннисон.
Лицо ее напряглось, дуло пистолета поднялось вверх, и Кеннисон пожалел о своих словах. «Спокойнее, — подумал он. — Нужно держаться спокойнее». Большой любви к Пруденс Бейкер он никогда не питал. И все же если бы эта сцена повторилась, он знал, что снова сказал бы то же самое. Любопытно.
Вейл усмехнулась и чуть опустила пистолет.
— Нет, — сказала она. — Пока не время.
«Пока не время! Значит, есть надежда!» Мозг Кеннисона заработал с бешеной скоростью.
— Так ты осталась в живых? Мы все так волновались…
— Перестань болтать чушь. Я этого не люблю.
— Но тебе, пожалуй, пока еще небезопасно показываться. Правда, массовая истерика, жертвой которой стали Бентон и Руис, немного спадает, но…
Вейл рассмеялась. Кеннисон чувствовал, как пот течет у него по лбу, по всему телу. Колени у него дрожали. Он знал, что от него должно пахнуть страхом.
— Ах, ты, сукин сын, — сказала она. — Всегда тебя терпеть не могла. Какая жалость, что твой папаша оставил тебе место в Совете.
— Но…
— Заткнись и слушай, дерьмо поганое! Ты хочешь знать, как я выжила, когда взорвалась моя машина? Это не так уж сложно. Просто меня в машине не было. Я знала, как публика отреагирует на то, что сделала Сара Бомонт. Я знала, что начнутся погромы. Мать мне это не раз говорила. И я знала, что кто-нибудь из моих преданных последователей постарается не упустить такого случая. В списке были ты, Ульман и Пейдж, так что, когда Пейдж явилась ко мне с этим идиотским планом, я поняла, что она что-то задумала. Не так уж трудно было выяснить, что именно. Джед — мастер своего дела.
— Мы с ней не…
Дуло пистолета снова поднялось.
— Я, кажется, велела тебе заткнуться. Председателя надо слушаться. Я в точности знаю, что ты ей говорил. У меня есть собственные уши в твоем доме.
Отчаяние заставило его продолжать:
— Тогда ты знаешь, что я никогда не говорил…
— Конечно, не говорил. Ты никогда ничего не говоришь. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, который объясняется исключительно намеками. — Она холодно усмехнулась. — Рассказать тебе, как она орала, когда Джед ее допрашивал? Жалко было смотреть. При виде крови она совсем потеряла голову. Но кому нужны все десять пальцев? Она вопила, рыдала, она предлагала перейти на мою сторону и предать тебя. Но ей это не помогло. Мне от нее нужна была только информация. Сама она мне ни к чему. Кто доверится предателю?
Кеннисон почувствовал, что страх и отчаяние понемногу сменяет гнев. Сестра Пейдж была его соперницей. Но когда она пошла к Вейл, она действовала на его стороне. Он чувствовал за нее ответственность.
— Что вы с ней сделали?
— Не будь идиотом. Ты же знаешь, что в машине нашли тело.
— Она была… — «Обугленные останки; руки, пригоревшие к рулю; широко раскрытый рот — хотела крикнуть, но не успела…» — Она была в сознании, когда это случилось?
— О, конечно.
Вейл никогда не страдала сентиментальностью. Конечно, ее жертвы должны были знать. Иначе пропала бы половина удовольствия. Ей мало просто убрать человека. Нужно сделать это жестоко. Кеннисон про себя проклял ее. И ее мать тоже: если бы сна воспитала Женевьеву иначе… «Ну ладно. Думай о том, что происходит, Дэниел. Думай. Возможно, времени на раздумье у тебя осталось совсем немного».
— Она видела, как мы присоединяли провода к взрывному устройству, — сказала Вейл. — Джед даже объяснил ей, как оно устроено и как должно сработать. О, как она корчилась и извивалась! Но ремень безопасности был приварен наглухо. Я так и вижу, какие у нее были глаза, когда я помахала ей на прощание.
Кеннисону очень хотелось сказать ей, что она страшная женщина, но он стиснул зубы и не произнес ни звука. Он попытался представить себе, что чувствовала Пейдж, привязанная в автомобиле, знающая, что ее ждет, но бессильная что-нибудь сделать.
Но Вейл все же прочла что-то в его лице.
— А что, когда это делаешь чужими руками, разве что-нибудь меняется? Разве ты лучше меня только потому, что всегда нанимал кого-то, чтобы тот нанял еще кого-то, чтобы тот это сделал?
Она расхохоталась, поглядела мимо него на труп в кресле и задумалась.
— А эта свинья, с которой ты так любил развлекаться, совсем не визжала. Надо отдать ей должное. Она понимала, что это ни к чему. Ее я могла бы использовать.
— Тогда почему…
— Почему? Ты просто осел. Потому что она в самом деле питала к тебе слабость. Я не хочу называть это «любовью», это мещанское слово. И это трудно себе представить, когда речь идет о такой мрази, как ты. Но у всякого свой вкус. Она в самом деле думала, что ты спасешь ее, словно какой-нибудь сраный рыцарь в какой-нибудь говенной сказке. С копьем наперевес. Она высказала это мне в лицо, сучка этакая.
А он не смог ей помочь. Она ждала, когда он придет и спасет ее, а вместо этого получила пулю в сердце. Кеннисону стало стыдно. Человек должен защищать своих близких, а он не смог. Отважная маленькая Пруденс! Преданная, стойкая помощница, которая ушла во тьму, как герой. Кеннисон знал, что так или иначе отомстит за нее, пусть даже это будет стоить ему жизни.
— Черт меня возьми! — сказала Вейл. — Так вот что тебя заводит. Опасность!
Она прицелилась ему в пах, и Кеннисон весь напрягся. Девять миллиметров — не двенадцать, пуля такого калибра не остановит решительного броска, если только не попадет в сердце. Так сказал ему тогда Тайлер Крейл.
Раздался щелчок — она поставила пистолет на предохранитель.
— Жалко упускать такой случай, как ты думаешь? Раз уж у тебя стоит, надо пользоваться. Вот что я тебе скажу, Дэнни, мой мальчик. Если он у тебя продержится дольше, чем твои обычные пять секунд, я убью тебя сразу и не стану мучать. А если он продержится столько, что и мне перепадет хоть что-нибудь, — я, может быть, вообще не стану, тебя убивать. Оставлю тебя жеребцом-производителем. И всякий раз, когда мне вздумается на тебе прокатиться, надо будет только напугать тебя до полусмерти. Как ты на это смотришь, Дэнни, мой мальчик?
Вейл не знала, что такое искренность. Кеннисон не питал никаких иллюзий — он понимал, что его ждет. Но это предложение означало несколько лишних мгновений жизни, а Кеннисон уже понял, как драгоценно каждое мгновение.
— Да, — сказал он хриплым, надтреснутым голосом. — Да.
— Прекрасно, Дэнни, мой мальчик. Ты всегда отлично умел пресмыкаться. Теперь иди сюда. Только не забудь, пистолет все еще при мне. Если это опасность тебя так заводит, значит, у тебя будет стоять, пока у меня пистолет. — Она снова засмеялась, как будто отпустила удачную шутку.
Кеннисон двинулся к ней, лихорадочно размышляя. Вейл меньше его ростом, значит, руки у нее короче. Если они настолько короче, что… Конечно, это отчаянный риск. Но и положение отчаянное.
Он дал ей обнять себя, постаравшись скрыть дрожь отвращения. Холодный ствол пистолета упирался ему в затылок. Она подставила ему губы для поцелуя, и он стиснул ее изо всех сил. Он помнил, что она любит, когда с ней грубы.
Ее тело по-прежнему оставалось напряженным и неподатливым в его объятиях. Тогда он заставил себя вообразить, что обнимает не ее, а Пруденс. Он повернул ее спиной к себе и прижал к столу, глядя через ее плечо в мертвые глаза Пруденс Бейкер.
— Что ты делаешь?
— Принимаю на постоянную работу, — промурлыкал он. Это была старая шутка: секретаршу берут на постоянную работу только после того, как трахнут ее на столе.
Наконец она расслабилась, ее руки протянулись назад и обвили его шею. Он все еще чувствовал спиной холодный металл, но это был не ствол, а рукоятка.
Пора!
Он схватил со стола ножницы и, сжав их обеими руками, изо всех сил вонзил ей в спину. В то же мгновение он вцепился в ее правую руку, с силой опустил ее и прижал к своему боку.
Вейл подбросило, словно от удара электрического тока. Все ее тело выгнулось назад. Воздух с шипением вырвался из ее легких. Кеннисон почувствовал, как кончик ножниц скользнул по кости, он еще раз налег на них, и руки его стали горячими и мокрыми.
— Сукин сын!
Он все еще крепко держал ее, не давая согнуть правую руку, чтобы направить ствол в него. Она билась и извивалась. Наверное, точно так же билась сестра Пейдж. По ее телу пробежала судорога, и он услышал сзади выстрел. Горячие газы обожгли ему голову, пуля оцарапала спину и вонзилась в стену.
Она корчилась все сильнее, он чувствовал, что она вот-вот вывернется. Ее рука скользила вниз, сейчас она высвободится. Если она сможет повернуть пистолет…
Он резко повернулся и отшвырнул ее руку в сторону. Еще одна пуля вылетела из глушителя и разнесла диплом в изящной рамке, висевший рядом с книжной полкой. Он обеими руками схватил руку, в которой был пистолет, и изо всех сил заломил ее. Третий выстрел обжег его руку, как язык пламени. Пуля пробила ему плечо, не задев кости. Боль была невыносимой, но он знал, что ослабить хватку — это смерть. «Такому человеку, как я, боль нипочем».
Она колотила его кулаком левой руки, но он, не обращая на это внимания, все сильнее выворачивал ей правую. Наконец что-то хрустнуло, и пистолет выпал из ее разжавшихся пальцев.
— Боже! — вскрикнула она. — О боже! Мне больно! Вызови скорую!
Он отстранился от нее и ногой отшвырнул пистолет в угол. Вот уж кому не стоит призывать Бога, так это мадам Вейл. Она, шатаясь, сделала несколько шагов в сторону. На письменном столе Ченга виднелась черная, поблескивающая в свете лампы лужа. Ножницы торчали у нее из спины, она обеими руками пыталась до них дотянуться.
— Вытащи их, черт тебя возьми!
Он шагнул вперед, крепко взялся за ножницы, секунду подождал, когда она еще раз крикнет о помощи, и рывком вытащил их. Швырнув ножницы в тот же угол, где лежал пистолет, он грубо повернул ее лицом к себе. В багровом свете она казалась смертельно бледной. Из глаз текли слезы.
Великая Гарпия плакала!
Он отпустил ее, и она осела на ковер. Он победил! Он, Кеннисон, побывал на краю Великой Бездны и избежал падения! Он смотрел в глаза Смерти, прикасался к ней руками! Он одержал верх над Женевьевой Вейл!
Теперь все в его власти. Вейл и Пейдж больше нет в живых, и Общество принадлежит ему — остается только Протянуть руку и взять. Просто взять. Все, чем раньше владела Вейл, теперь досталось ему.
Он подошел и посмотрел на нее сверху вниз. Она ответила взглядом, в котором уже не осталось надежды. Она понимала, что он никогда не вызовет ей скорую. Она не щадила других и не ждала пощады сама. Она знала, что ей предстоит истечь кровью здесь, в темноте.
Он оскалился.
— Ты была совершенно права, моя милая, — сказал он безукоризненно вежливо. — Действительно, жалко упускать такой случай. Раз уж у меня стоит, надо пользоваться.

Через некоторое время он позвонил из кабинета Джонсона.
— Алан? Спуститесь, пожалуйста, ко мне. Тут надо кое-что прибрать.
5
Андерсон, смотревший в зеркальце, скорчил гримасу.
— Никак не пойму, гонятся за нами или нет, — сказал он.
Джереми еще раз взглянул в заднее стекло. Голубой седан все еще ехал сзади.
— Гонятся, — заверил он Андерсона. — И очень хитро. Не бампер в бампер, как показывают в кино, а через две-три машины.
— Ну, не беспокойтесь, — сказал Андерсон. — Мы едем в Стейплтон.
— Они тоже, — заметил Джереми.
— Я не о том. Даже если люди в той машине — из Общества Бэббиджа, они не осмелятся ничего сделать. Слишком много народа вокруг. — Зажегся зеленый, и он свернул на Колфэкс-авеню. — Что они могут сделать?
— Пристрелить нас. Вы забыли про того стрелка в парке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68