Хорошо, доктор Донг… черт возьми, терпеть не могу всякую официальность. Как вас называть — Джим или Тран?
— Джим.
— А вас никто не зовет «Динь-Дон»? — спросил Джереми.
Донг пристально посмотрел на него.
— Во второй раз — никто, — отрезал он и взмахнул рукой в воздухе, как ножом. Джереми проглотил слюну.
— Меня зовут Джереми.
— А меня можете называть Гвинн, — сказала Ллуэлин. — Группа собирается завтра утром в конференц-зале исторического факультета.
— Если вам все равно, я бы предпочел не сидеть на заседаниях. Я могу работать независимо, а слушать, как обсуждают исторические проблемы, мне, наверное, будет так — же скучно, как вам — присутствовать при решении дифференциальных уравнений. — Донг не сказал, что и то и другое одинаково простительно, и по выражению его лица можно было понять, что всякого, кому неинтересны дифференциальные уравнения, он считает не вполне нормальным. — И кроме того…
Донг в нерешительности умолк.
— Кроме того? — повторила Ллуэлин.
— Если верить слухам, все, кто слишком тесно связан с этой историей, или умирают, или исчезают. Конечно, вашу комиссию эти люди могут и не рассматривать как угрозу для себя. Особенно если ваши историки склонны отрицать саму возможность подхода к истории как к точной науке — да, я подслушал, о чем вы там говорили. Но, боюсь, стоит им узнать, что в этом участвуют настоящие ученые, как они могут действительно переполошиться.
Ллуэлин криво улыбнулась.
— Настоящие ученые? А вы о себе, кажется, довольно высокого мнения.
— Конечно. А вы разве нет? Но дело не в этом. Дело в том, какую стратегию нам логичнее всего избрать. Это элементарная теория игр. Прав я или нет, моя стратегия минимизирует риск. Для всех нас.
Донг слегка поклонился, пожал им руки и пошел прочь. Джереми и Гвинн все еще стояли на лестничной площадке.
— Риск, — повторила Ллуэлин.
Джереми поджал губы. Прием прошел весело, — но Донг напомнил им, что они вступили на путь, где на каждом шагу может подстерегать опасность. Вопрос о том, обоснованны ли предсказания так называемого Общества Бэббиджа или нет, касался только науки. А вот вопрос о том, пойдет ли оно на убийство, чтобы сохранить свою тайну, касался каждого из них лично.
9
Посетитель, к некоторому удивлению Кеннисона, оказался Бенедиктом Руисом. Беттина провела его в кабинет и вышла, закрыв за собой дверь.
— Брат Руис! — воскликнул Кеннисон, вставая из-за стола. — Что это вы тут делаете? Вы же знаете — нам опасно встречаться друг с другом!
«Руис это прекрасно знает — так зачем его сюда занесло?»
Худощавый, жилистый Руис уселся в кресло для посетителей, вытащил из нагрудного кармана платок и принялся утирать пот со лба. В левой руке он крепко сжимал ротанговую трость. Кеннисон заметил, что костяшки пальцев у него побелели от напряжения и резко выделялись на фоне темного дерева.
— Значит, вы ничего не слыхали?
— А что? Не хотите ли чего-нибудь выпить? — Он потянулся к кнопке, чтобы вызвать Карин, но Руис сделал отрицательный жест рукой.
— Нет, не надо, amigo, gracias. Я пришел к вам…
— За вами никто не следил?
Руис стукнул тростью в пол.
— Черт возьми, брат Кеннисон! Я хочу предостеречь вас ради вашей же безопасности! Я ведь не идиот, и никто за мной не следил.
Руис вызывающе выпятил подбородок.
Кеннисон медленно опустился в свое кресло за столом. Что-то неладно. Руис действительно чем-то обеспокоен. Кеннисон облокотился на стол, сжав кулаки.
— Предостеречь меня? — повторил он. — Но почему? Что случилось?
— Женевьева. Ей в машину подложили бомбу. Она мертва.
Кеннисон так и подскочил на месте. По спине у него побежали мурашки от волнения. Великая Гарпия — мертва? Он не ожидал, что Пейдж так решительно возьмется за дело.
— Вы знаете подробности?
— Подробности? — Руис с раздражением махнул рукой, в которой все еще держал платок — как будто помахал белым флагом. — Зачем нам подробности? Толпа уже напала на след. Теперь они расправятся с нами поодиночке. — Он снова принялся утирать пот с лица. — Санта-Мария, в какую же историю мы впутались!
— Вы хотите сказать — в какую историю впутало нас семейство Вейлов?
Руис поднял на него глаза, потом опасливо оглядел комнату и с досадой усмехнулся.
— Вот видите? Ее дух все еще следит за нами. Мы по-прежнему боимся о ней говорить.
«В самом деле, — подумал Кеннисон. — Три поколения Вейлов не могли не оставить неизгладимого следа на образе мыслей членов Общества. Их представления внедрились в наш комплекс мемов, сплошь и рядом внедрились насильственно. И все же… Кажется, я где-то читал, что, когда умер Сталин, русские плакали. Может быть, не так уж сильно они его любили и не так уж искренне печалились, но они понимали, что с ним ушла большая и невозвратимая часть их жизни. Может быть, и я, услышав эту новость, должен был испытать еще какое-нибудь чувство, кроме бурной радости?»
Он заговорил, стараясь, чтобы радость не прозвучала в его голосе.
— Вы знаете, как это произошло?
Руис коротко кивнул.
— Да. Знаю. Сестра Пейдж отправилась к госпоже председательнице. У нее — то есть у сестры Пейдж — возник план, как нам защитить себя в эти тревожные дни. Она уже побывала с ним у меня. Но госпожа председательница, — это я слышал от самого Джеда — отказалась ее принять. Она сказала Джеду, что собирается прокатиться на машине по берегу озера. И тут Джед услышал в гараже взрыв. Такой, что весь дом тряхнуло. Он побежал туда и увидел, что ее любимый «мерседес» весь в огне. Вокруг стоял страшный жар — вы ведь знаете, каким горячим пламенем горит бензин. Но он успел увидеть свою хозяйку…
Голос Руиса прервался, он сделал судорожный глоток и опустил глаза, как будто не хотел встретиться взглядом с Кеннисоном. Конец его палки выводил на ковре бессмысленные узоры.
— Он увидел свою хозяйку. Ее обугленные останки. Руки пригорели к рулю, голова откинута назад, рот широко раскрыт — она хотела крикнуть, но не успела.
Руис поднял на Кеннисона глаза — как два входа в тоннель, ведущий в черную бесконечность.
— Так он и сказал. Я никогда этих слов не забуду.
Кеннисон содрогнулся. Это был не просто театральный жест. Жуткая смерть. Сестра Пейдж слишком привержена к крайностям, слишком легко поддается эмоциям. Его целей можно было достигнуть и не таким драматическим способом. Но тут он вспомнил, что сестре Пейдж трижды наплевать на его цели, — у нее есть свои собственные. Он подумал, что впредь нужно быть с ней поосторожнее. Брак по расчету хорош только до тех пор, пока расчет не перестает оправдывать себя. Он произнес вслух:
— Так он и сказал?
Руис кивнул, и Кеннисон задумался. Должно быть, старик таил к своей хозяйке изрядную ненависть, если мог рассказывать о ее смерти с таким любовным вниманием к подробностям. Никогда не знаешь, что у человека на душе. Интересно, не сам ли Джед подложил бомбу, поддавшись на уговоры Пейдж?
— Они знают, кто это сделал? — спросил он Руиса.
В ответ тот, как истый испанец, выразительно пожал плечами.
— Кто? Может быть, ФБР. Или КГБ. Или Каморра. Или Ассоциация. Или республиканская партия. Quien sabe? В стране полным-полно людей, которые не прочь отомстить нам за то, что мы сделали.
— Которые думают, будто мы сделали то, за что нам следует мстить, — уточнил Кеннисон.
Руис жестом остановил его.
— Не надо играть словами, senor, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Я ведь не ребенок. Этот мем невиновности, может быть, и хорош для публики, но нам-то самим зачем себя обманывать? Мы направляли судьбы этой нации ради своего собственного обогащения и не щадили никого, кто вставал у нас на пути. Вы же не будете с этим спорить?
— Это все Гровнор Вейл и его…
— Ну конечно, — перебил его Руис. — А нас принуждали насильно, и мы подчинялись скрепя сердце. — Он невесело усмехнулся. — Боюсь, что, когда нам предъявят столь тяжкие обвинения, такая линия защиты нам мало поможет. Нет, всех нас повесят, не знаю только, вместе или порознь. Американское правительство сочтет это подрывной деятельностью, а нас — ирредентистами-конфедератами, которые уничтожили всю их общественную систему. Геноцид культуры — так, кажется, сейчас называют подобные вещи? Черные решат, что это из-за нас они лишены своих прирожденных прав. Зеленые сочтут, что это мы поощряли демона технологии. Да что говорить, список наших врагов окажется изрядным.
— И никому не придет в голову нас хоть за что-нибудь поблагодарить, — сказал Кеннисон с недовольной гримасой. — Мы же не можем отвечать за каждый каприз истории. Назовите хоть одного политика или социального реформатора, бизнесмена или революционера, который не пытался бы сделать то, что сделали мы? Да, наши возможности и даже наши замыслы не могли не быть ограниченными. И все же мы добились большего, чем все остальные, потому что наши методы эффективнее.
— Вы никого не сможете переубедить, брат Кеннисон. Кто возьмет на себя труд как следует вдуматься, тщательно изучить вопрос? Нет, мы просто обогащали себя за счет остальных. Вот и все, что о нас будут думать.
— Я ни разу не слышал, чтобы вы отрекались от плодов наших трудов.
Руис снова пожал плечами.
— Но я никогда не говорил, что руки у меня чисты.
Он поднес руки к глазам и вгляделся в них, как будто ожидал увидеть на них кровь. Потом со вздохом спросил:
— Что вы намерены предпринять теперь? Действовать по плану, который придумала сестра Пейдж? Втереть очки публике? Устроить потемкинские деревни?
Кеннисон на мгновение ощутил досаду: его план теперь уже назывался планом сестры Пейдж. Однако он не дал воли своим чувствам. Когда-нибудь настанет время свести счеты, но не сейчас и не с Руисом — он всего-навсего посредник. А когда это время настанет, все будет тщательно взвешено. Никаких поспешных решений, порожденных минутной досадой.
— Мы с Пейдж говорили об этом с неделю назад, — сказал он. — Мне показалось, что придумано неплохо.
Руис скривился.
— Лучше встретить смерть на людях, чем быть убитым из-за угла, а, amigo? — Он покачал головой. — Нет, меня это не прельщает. Это не для меня.
— А что намерены предпринять вы, senor? — спросил Кеннисон, прищурившись.
Руис поджал губы и принялся разглядывать тяжелый резной перстень на пальце левой руки.
— Senor, — ответил он после долгой паузы, — мой род живет в этой стране уже триста лет. Мы были rancheros на просторах Аризоны и Нью-Мексико задолго до того, как пришли англичане. Позже мы поддерживали американцев, потому что от caudillos из Мехико не видели ничего хорошего, а всю торговлю вели с пришельцами с Востока, которые так же, как и мы, осваивали эти места. Мы даже смогли удержать большую часть своих владений во время земельных междоусобиц, потому что наши vaqueros лучше умели стрелять, чем наемники англичан. Мы глубоко привязаны к этим местам. К этим бесплодным пустыням, к этим mesas и canons. Я слишком давно там не был. Может быть, пора мне бросить все дела и удалиться к себе на ранчо.
Кеннисон покачал головой.
— На своем ранчо вы будете не в большей безопасности, чем была сестра Вейл у себя в особняке.
Руис улыбнулся.
— Нет, в большей, Дэн! — Кеннисон вздрогнул: он не ожидал, что Руис может назвать его по имени. — В большей! Потому что меня зовут не Бенедикт Руис. Я никогда не носил такого имени. Видите ли, когда я вступил в Общество, я не был таким оптимистом, как все вы, и не верил, что наша тайна может быть сохранена. Мое подлинное имя не было занесено в нашу базу данных, оно так и осталось нераскрытым после того, что сделала Сара Бомонт. — Он широко развел руками. — Так что я в безопасности. Я могу вернуться домой, чтобы доживать там остаток жизни. — Лицо его потемнело. — И познавать самого себя.
Кеннисон не знал, сердиться или радоваться. С одной стороны, ясно, что в Совете у него станет одним противником меньше. С другой, Руис окажется вне пределов досягаемости Общества. Как в свое время Куинн.
«Интересно, много ли еще членов Общества проявило такую же предусмотрительность, как брат Руис, не введя в базу данных свое подлинное имя? В каком-то смысле мне будет не хватать этого старого прохвоста. Вот такие предусмотрительные люди и нужны будут мне в Совете. Но что, если слишком многие из нас исчезнут так же внезапно, как Руис? Не вызовет ли это подозрений?»
— Бенедикт… — начал он.
Руис уже встал с кресла, собираясь уходить, но остановился.
— Да?
— Наш корабль дал течь, но он еще не тонет. Большинство из нас не станет спасаться бегством, а постарается сделать все, что можно. И чтобы не подвергать опасности тех, кто останется, «Бенедикт Руис» должен исчезнуть, не вызвав никаких вопросов. Вы меня понимаете? Для публики «Руис» должен умереть. Вы обязаны это сделать ради братьев и сестер, которых вы покидаете.
Руис некоторое время пристально смотрел на него, закусив губу. По-видимому, скрытый смысл слов Кеннисона его не смутил.
— Да, пожалуй, — согласился он нехотя. — Я понимаю. Что вы предлагаете?
Кеннисон секунду подумал. Не-надо ничего слишком мудреного. Чем сложнее план, тем больше шансов, что он окажется неудачным.
— Когда соберетесь покинуть Сан-Диего, отправьтесь на яхте и упадите за борт где-нибудь в открытом море. Утоните. Вы можете это устроить?
Руис, подумав, кивнул.
— Да. Есть люди, которым я доверяю. Люди, тесно связанные корнями с моим родом. Они могут устроить все как надо и потом вернуться. Я… — Он осекся и наклонил голову набок, прислушиваясь. Потом быстро подошел к двери и распахнул ее. Там никого не было. — Кто еще сейчас в доме? — резко спросил он.
— Только мои служащие. А что?
— Мне показалось, что я слышал какой-то шорох за дверью. Как будто кто-то подслушивал. Вы им доверяете? Вашим служащим?
Кеннисон обиженно кивнул.
— Я готов доверить им свою жизнь.
Руис тоже кивнул и улыбнулся.
— Может быть, и придется, брат. Может быть, и придется.
— Тайная Шестерка, — сказал Норрис Босуорт.
Ред Мелоун, подняв брови, посмотрел сначала на Умника, потом на Уолтера Половски. Он заложил пальцем книгу, которую читал, и спросил:
— О чем он говорит, Уолт?
Половски пожал плечами.
— Пойдем пройдемся.
Ред захлопнул книгу.
— Хорошо.
Он встал и протянул книгу библиотекарю. Половски взглянул на обложку.
— Освежаешь в памяти устав, брат Мелоун?
— Время от времени полезно окунуться в ту первобытную грязь, из которой все мы произошли.
Половски фыркнул. Они вышли из библиотеки. Босуорт тащился за ними, как приблудный щенок. Войдя в лифт, Ред нажал кнопку этажа, где находился выход на поверхность. Лифт двинулся вверх. Босуорт хотел что-то сказать, но Ред жестом остановил его.
Когда они вышли на поверхность, Половски усмехнулся.
— Ты в самом деле думаешь, что Кэм везде натыкал «жучки»?
Ред сунул руки в карманы.
— Это просто следует из теории игр, — ответил он.
Они пересекли двор и подошли к загону для лошадей.
— Из теории игр? — переспросил Босуорт.
— Конечно, — сказал Ред. — У нас две возможности: или мы распускаем там язык, или помалкиваем. Если помалкиваем, то не имеет значения, одолела Кэма мания преследования или нет. А если позволяем себе болтать, то это имеет очень большое значение. Ну, и при какой стратегии вероятность проигрыша меньше?
«Интересно, заметил ли Уолт, что на его вопрос я так и не ответил?» — подумал он.
Приближался вечер. Солнце, хотя еще и жаркое, стояло уже над самыми вершинами гор. Ред прикинул, что через час-другой уже стемнеет. Они облокотились на изгородь, окружавшую загон, и Ред ткнул пальцем в сторону пасшихся там лошадей, как будто разговор шел о них.
— Ну хорошо, и что вы там обнаружили?
— Этот парень прирожденный хакер, — сказал Половски. — Я еще никого не видел, кто мог бы лучше его шарить в базах данных.
«Знал бы ты Сару», — подумал Ред, а вслух сказал:
— Расхваливать его будешь на банкете, когда ему присудят премию. А сейчас скажи мне, в чем дело.
— В Тайной Шестерке, — снова сказал Босуорт.
Ред посмотрел на него, потом на Уолтера Половски.
— Ну, допустим. А что такое эта Тайная Шестерка? Или кто такие?
— Мы полагаем, что это наши соперники, — ответил Половски.
Ред кивнул и потер руки.
— Третья сила? Быстро сработано. Как вы на них вышли?
— Вопрос был в том, чтобы вычленить исторические аномалии, — ответил Босуорт. — Мистер… то есть брат Половски сделал расчеты. Пути, рычаги и прочее… Я еще не очень силен в этой математике.
— Я просмотрел всю историю, от Бэббиджа до наших дней, — объяснил Половски. — Вот этот парень написал программу, которая помечала все узлы с малой вероятностью. Мы отбросили те, про которые знаем, что там поработали либо мы, либо они. Хотя… — Половски остановился: ему пришла в голову новая мысль. — Теперь, наверное, уже нельзя говорить просто «мы» и «они»? «Они» теперь не одни.
— Неважно, — сказал Ред. — Рассказывай про эту вашу Тайную Шестерку.
— Так вот, мы посмотрели все узлы с малой вероятностью, какие остались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Джим.
— А вас никто не зовет «Динь-Дон»? — спросил Джереми.
Донг пристально посмотрел на него.
— Во второй раз — никто, — отрезал он и взмахнул рукой в воздухе, как ножом. Джереми проглотил слюну.
— Меня зовут Джереми.
— А меня можете называть Гвинн, — сказала Ллуэлин. — Группа собирается завтра утром в конференц-зале исторического факультета.
— Если вам все равно, я бы предпочел не сидеть на заседаниях. Я могу работать независимо, а слушать, как обсуждают исторические проблемы, мне, наверное, будет так — же скучно, как вам — присутствовать при решении дифференциальных уравнений. — Донг не сказал, что и то и другое одинаково простительно, и по выражению его лица можно было понять, что всякого, кому неинтересны дифференциальные уравнения, он считает не вполне нормальным. — И кроме того…
Донг в нерешительности умолк.
— Кроме того? — повторила Ллуэлин.
— Если верить слухам, все, кто слишком тесно связан с этой историей, или умирают, или исчезают. Конечно, вашу комиссию эти люди могут и не рассматривать как угрозу для себя. Особенно если ваши историки склонны отрицать саму возможность подхода к истории как к точной науке — да, я подслушал, о чем вы там говорили. Но, боюсь, стоит им узнать, что в этом участвуют настоящие ученые, как они могут действительно переполошиться.
Ллуэлин криво улыбнулась.
— Настоящие ученые? А вы о себе, кажется, довольно высокого мнения.
— Конечно. А вы разве нет? Но дело не в этом. Дело в том, какую стратегию нам логичнее всего избрать. Это элементарная теория игр. Прав я или нет, моя стратегия минимизирует риск. Для всех нас.
Донг слегка поклонился, пожал им руки и пошел прочь. Джереми и Гвинн все еще стояли на лестничной площадке.
— Риск, — повторила Ллуэлин.
Джереми поджал губы. Прием прошел весело, — но Донг напомнил им, что они вступили на путь, где на каждом шагу может подстерегать опасность. Вопрос о том, обоснованны ли предсказания так называемого Общества Бэббиджа или нет, касался только науки. А вот вопрос о том, пойдет ли оно на убийство, чтобы сохранить свою тайну, касался каждого из них лично.
9
Посетитель, к некоторому удивлению Кеннисона, оказался Бенедиктом Руисом. Беттина провела его в кабинет и вышла, закрыв за собой дверь.
— Брат Руис! — воскликнул Кеннисон, вставая из-за стола. — Что это вы тут делаете? Вы же знаете — нам опасно встречаться друг с другом!
«Руис это прекрасно знает — так зачем его сюда занесло?»
Худощавый, жилистый Руис уселся в кресло для посетителей, вытащил из нагрудного кармана платок и принялся утирать пот со лба. В левой руке он крепко сжимал ротанговую трость. Кеннисон заметил, что костяшки пальцев у него побелели от напряжения и резко выделялись на фоне темного дерева.
— Значит, вы ничего не слыхали?
— А что? Не хотите ли чего-нибудь выпить? — Он потянулся к кнопке, чтобы вызвать Карин, но Руис сделал отрицательный жест рукой.
— Нет, не надо, amigo, gracias. Я пришел к вам…
— За вами никто не следил?
Руис стукнул тростью в пол.
— Черт возьми, брат Кеннисон! Я хочу предостеречь вас ради вашей же безопасности! Я ведь не идиот, и никто за мной не следил.
Руис вызывающе выпятил подбородок.
Кеннисон медленно опустился в свое кресло за столом. Что-то неладно. Руис действительно чем-то обеспокоен. Кеннисон облокотился на стол, сжав кулаки.
— Предостеречь меня? — повторил он. — Но почему? Что случилось?
— Женевьева. Ей в машину подложили бомбу. Она мертва.
Кеннисон так и подскочил на месте. По спине у него побежали мурашки от волнения. Великая Гарпия — мертва? Он не ожидал, что Пейдж так решительно возьмется за дело.
— Вы знаете подробности?
— Подробности? — Руис с раздражением махнул рукой, в которой все еще держал платок — как будто помахал белым флагом. — Зачем нам подробности? Толпа уже напала на след. Теперь они расправятся с нами поодиночке. — Он снова принялся утирать пот с лица. — Санта-Мария, в какую же историю мы впутались!
— Вы хотите сказать — в какую историю впутало нас семейство Вейлов?
Руис поднял на него глаза, потом опасливо оглядел комнату и с досадой усмехнулся.
— Вот видите? Ее дух все еще следит за нами. Мы по-прежнему боимся о ней говорить.
«В самом деле, — подумал Кеннисон. — Три поколения Вейлов не могли не оставить неизгладимого следа на образе мыслей членов Общества. Их представления внедрились в наш комплекс мемов, сплошь и рядом внедрились насильственно. И все же… Кажется, я где-то читал, что, когда умер Сталин, русские плакали. Может быть, не так уж сильно они его любили и не так уж искренне печалились, но они понимали, что с ним ушла большая и невозвратимая часть их жизни. Может быть, и я, услышав эту новость, должен был испытать еще какое-нибудь чувство, кроме бурной радости?»
Он заговорил, стараясь, чтобы радость не прозвучала в его голосе.
— Вы знаете, как это произошло?
Руис коротко кивнул.
— Да. Знаю. Сестра Пейдж отправилась к госпоже председательнице. У нее — то есть у сестры Пейдж — возник план, как нам защитить себя в эти тревожные дни. Она уже побывала с ним у меня. Но госпожа председательница, — это я слышал от самого Джеда — отказалась ее принять. Она сказала Джеду, что собирается прокатиться на машине по берегу озера. И тут Джед услышал в гараже взрыв. Такой, что весь дом тряхнуло. Он побежал туда и увидел, что ее любимый «мерседес» весь в огне. Вокруг стоял страшный жар — вы ведь знаете, каким горячим пламенем горит бензин. Но он успел увидеть свою хозяйку…
Голос Руиса прервался, он сделал судорожный глоток и опустил глаза, как будто не хотел встретиться взглядом с Кеннисоном. Конец его палки выводил на ковре бессмысленные узоры.
— Он увидел свою хозяйку. Ее обугленные останки. Руки пригорели к рулю, голова откинута назад, рот широко раскрыт — она хотела крикнуть, но не успела.
Руис поднял на Кеннисона глаза — как два входа в тоннель, ведущий в черную бесконечность.
— Так он и сказал. Я никогда этих слов не забуду.
Кеннисон содрогнулся. Это был не просто театральный жест. Жуткая смерть. Сестра Пейдж слишком привержена к крайностям, слишком легко поддается эмоциям. Его целей можно было достигнуть и не таким драматическим способом. Но тут он вспомнил, что сестре Пейдж трижды наплевать на его цели, — у нее есть свои собственные. Он подумал, что впредь нужно быть с ней поосторожнее. Брак по расчету хорош только до тех пор, пока расчет не перестает оправдывать себя. Он произнес вслух:
— Так он и сказал?
Руис кивнул, и Кеннисон задумался. Должно быть, старик таил к своей хозяйке изрядную ненависть, если мог рассказывать о ее смерти с таким любовным вниманием к подробностям. Никогда не знаешь, что у человека на душе. Интересно, не сам ли Джед подложил бомбу, поддавшись на уговоры Пейдж?
— Они знают, кто это сделал? — спросил он Руиса.
В ответ тот, как истый испанец, выразительно пожал плечами.
— Кто? Может быть, ФБР. Или КГБ. Или Каморра. Или Ассоциация. Или республиканская партия. Quien sabe? В стране полным-полно людей, которые не прочь отомстить нам за то, что мы сделали.
— Которые думают, будто мы сделали то, за что нам следует мстить, — уточнил Кеннисон.
Руис жестом остановил его.
— Не надо играть словами, senor, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Я ведь не ребенок. Этот мем невиновности, может быть, и хорош для публики, но нам-то самим зачем себя обманывать? Мы направляли судьбы этой нации ради своего собственного обогащения и не щадили никого, кто вставал у нас на пути. Вы же не будете с этим спорить?
— Это все Гровнор Вейл и его…
— Ну конечно, — перебил его Руис. — А нас принуждали насильно, и мы подчинялись скрепя сердце. — Он невесело усмехнулся. — Боюсь, что, когда нам предъявят столь тяжкие обвинения, такая линия защиты нам мало поможет. Нет, всех нас повесят, не знаю только, вместе или порознь. Американское правительство сочтет это подрывной деятельностью, а нас — ирредентистами-конфедератами, которые уничтожили всю их общественную систему. Геноцид культуры — так, кажется, сейчас называют подобные вещи? Черные решат, что это из-за нас они лишены своих прирожденных прав. Зеленые сочтут, что это мы поощряли демона технологии. Да что говорить, список наших врагов окажется изрядным.
— И никому не придет в голову нас хоть за что-нибудь поблагодарить, — сказал Кеннисон с недовольной гримасой. — Мы же не можем отвечать за каждый каприз истории. Назовите хоть одного политика или социального реформатора, бизнесмена или революционера, который не пытался бы сделать то, что сделали мы? Да, наши возможности и даже наши замыслы не могли не быть ограниченными. И все же мы добились большего, чем все остальные, потому что наши методы эффективнее.
— Вы никого не сможете переубедить, брат Кеннисон. Кто возьмет на себя труд как следует вдуматься, тщательно изучить вопрос? Нет, мы просто обогащали себя за счет остальных. Вот и все, что о нас будут думать.
— Я ни разу не слышал, чтобы вы отрекались от плодов наших трудов.
Руис снова пожал плечами.
— Но я никогда не говорил, что руки у меня чисты.
Он поднес руки к глазам и вгляделся в них, как будто ожидал увидеть на них кровь. Потом со вздохом спросил:
— Что вы намерены предпринять теперь? Действовать по плану, который придумала сестра Пейдж? Втереть очки публике? Устроить потемкинские деревни?
Кеннисон на мгновение ощутил досаду: его план теперь уже назывался планом сестры Пейдж. Однако он не дал воли своим чувствам. Когда-нибудь настанет время свести счеты, но не сейчас и не с Руисом — он всего-навсего посредник. А когда это время настанет, все будет тщательно взвешено. Никаких поспешных решений, порожденных минутной досадой.
— Мы с Пейдж говорили об этом с неделю назад, — сказал он. — Мне показалось, что придумано неплохо.
Руис скривился.
— Лучше встретить смерть на людях, чем быть убитым из-за угла, а, amigo? — Он покачал головой. — Нет, меня это не прельщает. Это не для меня.
— А что намерены предпринять вы, senor? — спросил Кеннисон, прищурившись.
Руис поджал губы и принялся разглядывать тяжелый резной перстень на пальце левой руки.
— Senor, — ответил он после долгой паузы, — мой род живет в этой стране уже триста лет. Мы были rancheros на просторах Аризоны и Нью-Мексико задолго до того, как пришли англичане. Позже мы поддерживали американцев, потому что от caudillos из Мехико не видели ничего хорошего, а всю торговлю вели с пришельцами с Востока, которые так же, как и мы, осваивали эти места. Мы даже смогли удержать большую часть своих владений во время земельных междоусобиц, потому что наши vaqueros лучше умели стрелять, чем наемники англичан. Мы глубоко привязаны к этим местам. К этим бесплодным пустыням, к этим mesas и canons. Я слишком давно там не был. Может быть, пора мне бросить все дела и удалиться к себе на ранчо.
Кеннисон покачал головой.
— На своем ранчо вы будете не в большей безопасности, чем была сестра Вейл у себя в особняке.
Руис улыбнулся.
— Нет, в большей, Дэн! — Кеннисон вздрогнул: он не ожидал, что Руис может назвать его по имени. — В большей! Потому что меня зовут не Бенедикт Руис. Я никогда не носил такого имени. Видите ли, когда я вступил в Общество, я не был таким оптимистом, как все вы, и не верил, что наша тайна может быть сохранена. Мое подлинное имя не было занесено в нашу базу данных, оно так и осталось нераскрытым после того, что сделала Сара Бомонт. — Он широко развел руками. — Так что я в безопасности. Я могу вернуться домой, чтобы доживать там остаток жизни. — Лицо его потемнело. — И познавать самого себя.
Кеннисон не знал, сердиться или радоваться. С одной стороны, ясно, что в Совете у него станет одним противником меньше. С другой, Руис окажется вне пределов досягаемости Общества. Как в свое время Куинн.
«Интересно, много ли еще членов Общества проявило такую же предусмотрительность, как брат Руис, не введя в базу данных свое подлинное имя? В каком-то смысле мне будет не хватать этого старого прохвоста. Вот такие предусмотрительные люди и нужны будут мне в Совете. Но что, если слишком многие из нас исчезнут так же внезапно, как Руис? Не вызовет ли это подозрений?»
— Бенедикт… — начал он.
Руис уже встал с кресла, собираясь уходить, но остановился.
— Да?
— Наш корабль дал течь, но он еще не тонет. Большинство из нас не станет спасаться бегством, а постарается сделать все, что можно. И чтобы не подвергать опасности тех, кто останется, «Бенедикт Руис» должен исчезнуть, не вызвав никаких вопросов. Вы меня понимаете? Для публики «Руис» должен умереть. Вы обязаны это сделать ради братьев и сестер, которых вы покидаете.
Руис некоторое время пристально смотрел на него, закусив губу. По-видимому, скрытый смысл слов Кеннисона его не смутил.
— Да, пожалуй, — согласился он нехотя. — Я понимаю. Что вы предлагаете?
Кеннисон секунду подумал. Не-надо ничего слишком мудреного. Чем сложнее план, тем больше шансов, что он окажется неудачным.
— Когда соберетесь покинуть Сан-Диего, отправьтесь на яхте и упадите за борт где-нибудь в открытом море. Утоните. Вы можете это устроить?
Руис, подумав, кивнул.
— Да. Есть люди, которым я доверяю. Люди, тесно связанные корнями с моим родом. Они могут устроить все как надо и потом вернуться. Я… — Он осекся и наклонил голову набок, прислушиваясь. Потом быстро подошел к двери и распахнул ее. Там никого не было. — Кто еще сейчас в доме? — резко спросил он.
— Только мои служащие. А что?
— Мне показалось, что я слышал какой-то шорох за дверью. Как будто кто-то подслушивал. Вы им доверяете? Вашим служащим?
Кеннисон обиженно кивнул.
— Я готов доверить им свою жизнь.
Руис тоже кивнул и улыбнулся.
— Может быть, и придется, брат. Может быть, и придется.
— Тайная Шестерка, — сказал Норрис Босуорт.
Ред Мелоун, подняв брови, посмотрел сначала на Умника, потом на Уолтера Половски. Он заложил пальцем книгу, которую читал, и спросил:
— О чем он говорит, Уолт?
Половски пожал плечами.
— Пойдем пройдемся.
Ред захлопнул книгу.
— Хорошо.
Он встал и протянул книгу библиотекарю. Половски взглянул на обложку.
— Освежаешь в памяти устав, брат Мелоун?
— Время от времени полезно окунуться в ту первобытную грязь, из которой все мы произошли.
Половски фыркнул. Они вышли из библиотеки. Босуорт тащился за ними, как приблудный щенок. Войдя в лифт, Ред нажал кнопку этажа, где находился выход на поверхность. Лифт двинулся вверх. Босуорт хотел что-то сказать, но Ред жестом остановил его.
Когда они вышли на поверхность, Половски усмехнулся.
— Ты в самом деле думаешь, что Кэм везде натыкал «жучки»?
Ред сунул руки в карманы.
— Это просто следует из теории игр, — ответил он.
Они пересекли двор и подошли к загону для лошадей.
— Из теории игр? — переспросил Босуорт.
— Конечно, — сказал Ред. — У нас две возможности: или мы распускаем там язык, или помалкиваем. Если помалкиваем, то не имеет значения, одолела Кэма мания преследования или нет. А если позволяем себе болтать, то это имеет очень большое значение. Ну, и при какой стратегии вероятность проигрыша меньше?
«Интересно, заметил ли Уолт, что на его вопрос я так и не ответил?» — подумал он.
Приближался вечер. Солнце, хотя еще и жаркое, стояло уже над самыми вершинами гор. Ред прикинул, что через час-другой уже стемнеет. Они облокотились на изгородь, окружавшую загон, и Ред ткнул пальцем в сторону пасшихся там лошадей, как будто разговор шел о них.
— Ну хорошо, и что вы там обнаружили?
— Этот парень прирожденный хакер, — сказал Половски. — Я еще никого не видел, кто мог бы лучше его шарить в базах данных.
«Знал бы ты Сару», — подумал Ред, а вслух сказал:
— Расхваливать его будешь на банкете, когда ему присудят премию. А сейчас скажи мне, в чем дело.
— В Тайной Шестерке, — снова сказал Босуорт.
Ред посмотрел на него, потом на Уолтера Половски.
— Ну, допустим. А что такое эта Тайная Шестерка? Или кто такие?
— Мы полагаем, что это наши соперники, — ответил Половски.
Ред кивнул и потер руки.
— Третья сила? Быстро сработано. Как вы на них вышли?
— Вопрос был в том, чтобы вычленить исторические аномалии, — ответил Босуорт. — Мистер… то есть брат Половски сделал расчеты. Пути, рычаги и прочее… Я еще не очень силен в этой математике.
— Я просмотрел всю историю, от Бэббиджа до наших дней, — объяснил Половски. — Вот этот парень написал программу, которая помечала все узлы с малой вероятностью. Мы отбросили те, про которые знаем, что там поработали либо мы, либо они. Хотя… — Половски остановился: ему пришла в голову новая мысль. — Теперь, наверное, уже нельзя говорить просто «мы» и «они»? «Они» теперь не одни.
— Неважно, — сказал Ред. — Рассказывай про эту вашу Тайную Шестерку.
— Так вот, мы посмотрели все узлы с малой вероятностью, какие остались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68