дам ему средство не дожидаться процесса.— Прекрасно сказано, сударь! Прекрасно, сын мой! — произнёс граф и протянул руку Ноэлю, которую тот, согнувшись в поклоне, пожал с почтительной благодарностью.Адвокат вздохнул с облегчением. Наконец-то он нашёл путь к сердцу надменного аристократа, завоевал его, угодил ему.— Вернёмся же, сударь, к нашим делам, — сказал граф. — Доводы, которые вы только что высказали, вполне убедили меня. Так и будем поступать. Однако воспринимайте мою уступчивость как исключение. Я никогда не возвращаюсь к однажды принятому решению, даже если мне докажут, что оно неверно и противоречит моим интересам. Вы не можете немедленно поселиться у меня, однако ничто не мешает вам обедать вместе со мною. Сейчас мы с вами пойдём посмотрим, где вы будете располагаться, когда официально займёте комнаты, которые приготовят для вас.Ноэль вновь осмелился прервать г-на де Коммарена:— Сударь, когда вы велели мне поехать с вами, я подчинился, поскольку это был мой долг. А сейчас иной священный долг призывает меня. Госпожа Жерди при смерти. Могу ли я отсутствовать у смертного ложа той, которая воспитала меня как мать?— Валери… — прошептал граф.Он спрятал лицо в ладони, и перед его мысленным взором поплыли картины далёкого прошлого.— Она причинила мне много зла, — промолвил он, отвечая собственным мыслям, — погубила мою жизнь, но я не могу быть беспощаден. Она умирает, оттого что на Альбера, нашего сына, обрушилось тяжкое обвинение. Я желал ей смерти, но теперь, в её последний час, одно моё слово может дать ей безмерное утешение. Я еду с вами!Услышав это, Ноэль вздрогнул.— Сударь, умоляю вас, избавьте себя от горестного зрелища! К тому же это будет бесполезно. Госпожа Жерди, вероятно, ещё не умерла, но разум её угас. Она не сумела перенести столь жестокого удара. Она не способна ни узнать вас, ни ответить.— Ну что ж, поезжайте один, — вздохнул граф. — Ступайте, сын мой.Слова «сын мой», выделенные к тому же интонацией, прозвучали для Ноэля как победная труба, хотя и не ослабили ни его сдержанности, ни осторожности.Он поклонился, прощаясь, но граф сделал ему знак не уходить и сообщил:— Тем не менее ваш прибор ежедневно будут ставить на стол. Я обедаю ровно в половине седьмого и буду рад вас видеть.После этого граф позвонил и приказал явившемуся «господину главному слуге»:— Дени, приказ никого не принимать не относится к этому господину. Предупредите людей. Он здесь у себя дома.Адвокат вышел. Оставшись один, г-н де Коммарен испытал безмерное облегчение.С самого утра события разворачивались так стремительно, что он с трудом мог уследить за ними. Теперь, наконец, появился случай обдумать происходящее.«Итак, это мой законный сын, — размышлял он. — В том, что он мой сын, я совершенно убеждён. Я совершил бы ошибку, не признав его: в нем я узнаю себя — таким, каким был в тридцать лет. Да, Ноэль хорош во всех отношениях. Лицо его свидетельствует в его пользу. Он умен и тонок. Умеет держаться скромно, но без приниженности, непреклонно, но без вызова. Нежданное состояние не вскружило ему голову. Предвижу, что он не ошалеет от богатства. У него разумный образ мыслей, и он будет с гордостью носить нашу фамилию. Однако я не питаю к нему ни малейшей симпатии и, похоже, сожалею о бедняге Альбере. Увы, я не оценил его. Бедный мальчик! Совершить столь гнусное преступление… Явно, он сошёл с ума. Не нравится мне взгляд у этого, слишком уж ясный. Меня уверяют, что этот молодой человек — совершенство. Так или иначе, он выказывает самые возвышенные и благопристойные чувства. Он добр и твёрд характером, великодушен, благороден, стоек. В нем нет злопамятства, и он готов посвятить себя мне в благодарность за то, что я для него сделал. Он прощает госпожу Жерди, он любит Альбера. Вот это-то и возбуждает недоверие. Впрочем, нынешние молодые люди все таковы. О, мы живём в счастливое время! Наши сыновья рождаются свободными от заблуждений отцов. Они лишены их пороков, страстей, порывов. Эти скороспелые философы, образцы благоразумия и добродетели, не способны ни на какое безумство. Увы, Альбер тоже был совершенством и все-таки убил Клодину! А что выкинет этот?»Завершая раздумья, граф бросил вполголоса:— И все же следовало поехать с ним…И хотя адвокат уже добрых десять минут как ушёл, г-н де Коммарен подошёл к окну в надежде увидеть во дворе Ноэля и окликнуть его.Однако Ноэль был уже далеко. Выйдя из особняка, он взял на Бургундской улице фиакр и велел везти его на улицу Сен-Лазар.Подъехав к дому, он бросил вознице пять франков и чуть ли не бегом поднялся к себе на пятый этаж.— Меня кто-нибудь спрашивал? — первым делом поинтересовался он у служанки.— Никто, сударь, — ответила та.Похоже, ответ обуздал его тревогу, и Ноэль уже спокойнее задал вопрос:— А доктор?— Он приходил утром, когда вас не было, и, кажется, состояние хозяйки ему очень не понравилось. Сейчас он опять здесь.— Прекрасно. Я переговорю с ним. Если кто-нибудь спросит меня, проводите его в кабинет и дайте мне знать. Вот вам ключ.Войдя в спальню госпожи Жерди, Ноэль с первого же взгляда понял, что, пока он отсутствовал, никакого улучшения не наступило.Больная лежала на спине, глаза у неё были закрыты, лицо искажено. Её можно было бы принять за мёртвую, если бы время от времени тело её не сотрясала конвульсивная дрожь.Над головой г-жи Жерди висел небольшой сосуд с охлаждённой водой, которая по каплям падала на мраморно-бледный лоб больной, испещрённый синеватыми пятнами.Стол и каминная доска были заставлены баночками, обвязанными розовыми шнурками, пузырьками с микстурами и полупустыми стаканами.У изножья кровати валялась белая холстина, пропитанная кровью и свидетельствующая о том, что больной только что ставили пиявки.У горящего камина стояла монахиня ордена, основанного св. Венсаном де Полем Св. Венсан де Поль (1576 — 1660) — французский священник, занимавшийся благотворительностью. Основал монашеские конгрегации: женскую — «Сестёр милосердия» и мужскую — орден лазаристов, основу деятельности которых составлял уход за больными.

, ожидая, когда закипит чайник.То была молодая ещё женщина с полным лицом белее, чем её нагрудник. Спокойная застылость черт и тусклый взгляд свидетельствовали, что она отринула все мирское и отреклась от способности мыслить. Юбки из грубого серого полотна топорщились на ней тяжёлыми, безобразными складками. При каждом её движении длиннющие чётки из крашеного самшита с подвешенными к ним крестиком и медными медалями вздрагивали и стукались об пол, звякая, словно цепи.В кресле у постели больной сидел доктор Эрве и, казалось, внимательно следил за приготовлениями сестры. Завидев вошедшего Ноэля, он стремительно вскочил и, тряся ему руку, воскликнул:— Ну, наконец-то!— Знаешь, задержали во Дворце правосудия, — сообщил адвокат, словно чувствуя себя обязанным объяснить своё отсутствие. — Можешь представить, я там сидел как на угольях.Он наклонился к доктору и тревожным голосом тихо спросил:— Ну, как она?— Ещё хуже, — огорчённо опустив голову, сказал доктор. — Приступы следуют один за другим почти без промежутков.Вдруг адвокат схватил его руку и крепко сжал. Г-жа Жерди чуть пошевельнулась и слабо застонала.— Она услышала тебя, — шепнул Ноэль.— Если бы… — отвечал врач. — Я был бы безмерно счастлив. Но ты ошибаешься. Впрочем, взгляни сам.Он приблизился к г-же Жерди и, нащупав пульс, стал его считать. После этого кончиком пальца поднял ей веко.Глаз был тусклый, безжизненный, погасший.— Подойди, убедись. Возьми её за руку, скажи что-нибудь.Ноэль, весь дрожа, подошёл к кровати, наклонился, так что почти коснулся губами уха больной, и пробормотал:— Матушка, это я, Ноэль, твой Ноэль. Скажи мне хоть слово, сделай знак, что ты меня слышишь.Но она не шелохнулась, не подала знака, даже лицо у неё не дрогнуло.— Ну, видишь? Я же говорил, — заметил врач.— Бедная, — вздохнул Ноэль. — Она страдает?— Сейчас нет.К постели подошла монашка и сообщила:— Господин доктор, все готово.— Кликните служанку, сестра, пусть она поможет: мы поставим больной горчичники.Пришла служанка. Когда обе женщины поднимали г-жу Жерди, казалось, будто они обряжают покойницу. Её неподвижность была сродни неподвижности трупа.Видно было, что бедная страдалица болела уже давно: она до такой степени исхудала, что на неё было страшно смотреть. Сестра и та была тронута, хотя и привыкла к виду чужих немощей. Сколько больных испустили последний вздох у неё на руках за те пятнадцать лет, что она провела у изголовья чужих постелей!Ноэль в это время стоял у окна, прижавшись пылающим лбом к стеклу.О чем думал он в двух шагах от умирающей, от той, что дала ему столько доказательств материнской любви и чистосердечной преданности? Жалел ли он её? Или, может быть, мечтал о великолепной, роскошной жизни, которая ждёт его на другом берегу, в Сен-Жерменском предместье? Он резко повернулся, услышав слова доктора:— Ну вот и все. Подождём действия горчичников. Если она почувствует их, это хороший признак. Ну, а если они не помогут, попробуем банки.— А если и банки не помогут?Врач ответил пожатием плеч, что должно было обозначать полную беспомощность.— Ясно, Эрве, — пробормотал Ноэль. — Ты же сказал мне: она безнадёжна.— С точки зрения науки, да. Но знаешь, с год назад тесть одного моего приятеля выкарабкался, а случай был сходный. Да нет, что я говорю, — у него было гораздо хуже, началось уже гноеотделение.— Главное, мне больно, что она все время без сознания, — вздохнул Ноэль. — Неужели она так и умрёт, не очнувшись? Не узнает меня, не промолвит ни слова?— Ничего не могу ответить. Эта болезнь, старина, создана, чтобы опровергать все предсказания. В любой момент симптомы могут измениться, смотря какую часть мозга затронет воспаление. Сейчас у неё период утраты сознания, утраты всех умственных способностей, забытья, паралича, но вполне возможно, что завтра начнутся конвульсии, сопровождаемые невероятным возбуждением всех функций мозга, безумным бредом.— И тогда она заговорит?— Несомненно, но это не изменит ни природы, ни тяжести болезни.— А… рассудок она обретёт?— Возможно, — отвечал доктор, пристально глядя на друга. — Но почему ты об этом спрашиваешь?— Ах, дорогой Эрве, мне так необходимо услышать от госпожи Жерди одно слово, всего одно слово!— А, это из-за твоего дела, да? Знаешь, тут я ничего не могу тебе сказать, ничего не обещаю. У тебя столько же шансов за, сколько и против. Лучше всего никуда не уходи. Если рассудок и вернётся к ней, это будет всего лишь проблеск, так что попытайся воспользоваться им. Ну, а я лечу дальше. Мне нужно сделать ещё три визита.Ноэль проводил друга и уже на площадке спросил:— Сегодня ещё заглянешь?— В девять вечера. Раньше мне делать нечего. Все зависит от сиделки. По счастью, я выбрал тебе настоящее сокровище. Я её знаю.— Так это ты прислал эту монашку?— Да, не спросясь тебя. Ты недоволен?— Да нет, что ты. Хотя, признаюсь…— Как! Ты ещё капризничаешь? Неужели политические взгляды запрещают тебе доверить уход за твоей матерью, извини, госпожой Жерди, сестре милосердия, монашке?— Видишь ли, Эрве…— Ясно, ясно. Сейчас я услышу от тебя извечную песню: они коварны, они втируши, они опасны — я уже столько раз это слышал. Да, если бы дело касалось старого дядюшки, собирающегося оставить мне наследство, я поостерёгся бы приводить их к нему. Порой этих монашек обвиняют в довольно странных поступках. Но тебе-то чего её бояться? Оставь эту болтовню глупцам. Если не иметь в виду наследства, монашки — лучшие в мире сиделки, и я желаю тебе, чтобы у твоего смертного ложа сидела одна из них. А на сём привет, я тороплюсь.Ничуть не заботясь о солидности, доктор ринулся вниз по лестнице, а Ноэль в задумчивости, с лицом, на котором читалось беспокойство, возвратился в квартиру.На пороге спальни г-жи Жерди его поджидала монашка.— Сударь! — окликнула она его. — Сударь!— Что вам угодно, сестра?— Сударь, служанка велела мне обратиться к вам за деньгами. У неё кончились, и лекарства у аптекаря она взяла в долг.— Извините, сестра, что я не подумал об этом: у меня голова кругом идёт, — с явно раздосадованным видом ответил Ноэль и, вынув из бумажника стофранковый билет, положил его на камин.— Спасибо, сударь, — поблагодарила монашка. — Все траты я буду записывать. Мы так всегда делаем, чтобы не причинять лишних хлопот родственникам. Когда кто-то в семье болен, близкие так горюют! Вот и вы, например, не подумали, наверно, о том, чтобы дать несчастной даме сладость утешения нашей святой веры? На вашем месте, сударь, я, не мешкая, послала бы за священником.— Сейчас? Но, сестра, вы же видите, в каком она состоянии! Жизнь в ней, можно сказать, еле теплится. Она даже меня не услышала.— Это неважно, сударь, — возразила монахиня, — вы просто исполните свой долг. Вам она не ответила, но откуда вы знаете, не ответит ли она священнику? Ах, вы даже не представляете себе, какой властью обладает последнее причастие! Сколько умирающих обретали сознание и силы, чтобы исповедаться и причаститься святым телом Господа нашего Иисуса Христа. Родственники часто говорят, что, дескать, не хотят пугать больного, что вид служителя божьего может внушить ему страх и ускорить конец. Это глубокое заблуждение. Священник вовсе не пугает, он ободряет, укрепляет душу перед переходом в иной мир. От имени Господа он произносит слова утешения, чтобы спасти, а не погубить. Я могла бы рассказать вам множество случаев, когда больные исцелялись от одного лишь помазания святым миром.Голос у монашки был такой же тусклый, как и взгляд. Похоже, она произносила слова, совершенно не вкладывая в них душу. Она как бы повторяла затверженный урок. А затвердила она его, надо думать, давно — как только постриглась. В ту пору она ещё выражала в какой-то мере то, что чувствовала, делилась своими мыслями. Но с тех пор она столько раз повторяла одно и то же родственникам больных, что в конце концов перестала вслушиваться в то, что говорит. Она просто произносила привычные слова, как будто перебирала зёрна чёток. Слова превратились в часть её обязанностей сиделки наряду с приготовлением отваров и компрессов.Ноэль не слушал её, мысли его витали далеко.— Ваша матушка, — продолжала сестра, — эта почтённая дама, которую вы так любите, очевидно, верующая. Неужели вы хотите погубить её душу? Если бы она, несмотря на ужасные страдания, могла говорить…Адвокат собирался ей ответить, но тут служанка доложила, что какой-то господин, не пожелавший назвать свою фамилию, просит принять его по делу.— Иду, — живо ответил Ноэль.— Сударь, так что вы решили? — не отставала монахиня.— Даю вам полную свободу, сестра. Поступайте, как сочтёте необходимым.Монахиня забубнила заученные слова благодарности, но Ноэль уже исчез, и почти в ту же секунду она услышала из прихожей его голос:— Наконец-то, господин Клержо! Я уже отчаялся увидеть вас.Посетитель, которого ждал адвокат, был личностью, широкоизвестной на улице Сен-Лазар, в окрестностях Провансальской улицы и церкви Лоретской Богоматери, а также на внешних бульварах от улицы Св. Мучеников до круглой площади бывшей заставы Клиши.Ростовщиком г-н Клержо является ничуть не в большей степени, чем отец г-на Журдена Имеется в виду герой комедии Мольера «Мещанин во дворянстве».

купцом. Просто у него имеются лишние деньги, и он предлагает их своим друзьям, поскольку он крайне любезен, а в качестве награды за подобную услугу удовлетворяется получением процентов, которые могут меняться в пределах от пятидесяти до пятисот.Превосходный человек, он любит своё занятие, и порядочность его не подлежит сомнению. Он никогда не требует описать имущество должника, а предпочитает годами неустанно преследовать его и по крохам выдирать то, что жертва ему задолжала.Проживает он где-то в начале улицы Победы. Не имея ни магазина, ни лавки, он тем не менее торгует всем, что можно продать, и даже кое-чем, что закон товаром не признает. И все это только ради того, чтобы услужить ближнему. Иногда он заявляет, что не очень богат. Это вполне правдоподобно. Господин Клержо — человек своеобразный; его причуды иной раз берут верх над жадностью, притом он никого и ничего не боится. Когда его просят, он легко лезет в карман, однако, ежели человек не имел чести понравиться ему, может не дать и пяти франков под какой угодно заклад. Впрочем, деньги свои он ставит на самые рискованные карты.Клиентура его по преимуществу слагается из особ лёгкого поведения, актрис, художников и храбрецов, избравших профессию, которая представляет ценность только для тех, кто ею занимается, вроде адвокатов и врачей.Он ссужает женщин под их красоту, мужчин под их талант. Какое зыбкое обеспечение! Однако следует признать, что его чутьё пользуется прекрасной репутацией. Оно редко его подводит. Если Клержо обставил квартиру хорошенькой девице, можно быть уверенным, она далеко пойдёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40