Доктор успокоился и разрешил.
Вечером Клавдия придирчиво изучила немногочисленные наряды, выбрала кокетливые брючки и темную кофтенку. Как раз для загородной прогулки. Правда, в деревне не особенно жаловали женщин в брюках, но кто увидит ее на восходе солнца? А незаметно возвратиться — тоже не проблема — огородами, спускающимися к берегу реки.
Рыбалка не состоялась. Больше часа девушка прогуливалась на условленном месте встречи — возле полуразваленного сарая, невесть для какой цели построенного на берегу речки. Семен не пришел. Проспал? Вряд ли, все же не простой парень — командир. Значит, просто забыл. Неужели она так мало для него значит, что можно забыть о назначенном свидании?
Отбросив девичью гордость, девушка отправилась в школу.
Мать Семена кормила курей. В длиннополой юбке неопределенного цвета, в грубых башмаках она меньше всего походила на учительницу — обычная деревенская баба, занятая домашним хзяйством.
— Здравствуйте, Валентина Наумовна, — еще не зная, как спросить о Семене, неловко поздоровалась Клавдия. — Я — на минутку.
— Кажется, минуткой нам не обойтись, — пошутила Видова. — Проходи на кухню, сейчас помою руки и побеседуем.
В прихожей не видно вещей Семена — на вешалке, в основном — женские одежды. Правда, висит и брезентовый мужской плащ, но, видимо, он принадлежит главе семьи, командир не снизойдет до такого одеяния. Армейские хромовые сапоги тоже отсутствуют.
— Ну, вот и все. Сейчас я тебя напою чаем с ватрушками…
— Спасибо, уже позавтракала…
— Позавтракала, не позавтракала — твои проблемы, но не нужно отказом обижать хозяйку. Это невежливо.
Пришлось взять с блюда удивительно аппетитную ватрушку. Торопясь на встречу с парнем, Клавдия толком не позавтракала, ограничилась куском черного хлеба, посыпанного крупной солью.
— Итак, что случилось? — прихлебывая ароматный чаек, спросила учительница. — Надеюсь не эпидемия? Что-то твой вид мне не нравится — встревоженный.
— Нет, не эпидемия… Мне бы повидать Семена…
Валентина Наумовна спрятала понимающую, довольную улыбку. Да и какая мать останется равнодушной, когда ее сыном интересуется такая красавица!
— Вынуждена тебя огорчить — вчера вечером Семен уехал…
— Как это уехал? — непонимающе моргнула Клавдия. — Мы договорились пойти на рыбалку.
— Сама не понимаю. Вечером подхватился, сложил чемодан и ушел. Даже с нами толком не распрощался. Только сказал: напишу, ждите…
Глава 13
«… прощание со Степанковкой прошло у меня более или менее спокойно. Значительно трудней далось вживание в армейскую жизнь. Рядом с Семеном…»
Из второго письма батальонной фельдщерицы.
Прошло полгода. За это время Клавдия написала добрую дюжину писем, из которых отправила только одно — остальные порвала и сожгла. От Семена — ничего. Будто втреча с отпускником ей приснились.
Что же делать? В свою очередь выбросить из памяти или написать еще одно жесткое письмо? То-есть, поставить на дружбе с парнем жирную точку? Ни то, ни другое делать не хотелось, Клавдия все еще надеядась, придумывая для Видова множество оправдательных причин. На исходе шестого месяца она решила посоветоваться с Настей? А к кому еще обратиться за помощью, не к матери же, которая только и думает о мужиках?
«Совещание» состоялось все в той же боковушке. Навестить подругу в новом ее доме Клавдии не хотелось, мысль о возможном подслушивании женской беседы псаломщиком вызывало у нее брезгливую дрожь.
— Ну, что у тебя снова случилось? Выкладывай пока мать возится в кладовке.
За полгода замужества продавщица раздобрела, раздалась в груди и бедрах, движения сделались плавными, величавыми и, одновременно, осторожными. Однажды призналась — понесла. Труды хилого псаломщика увенчались успехом.
— Как у тебя там, — Клавдия выразительно кивнула на округлившийся живот подруги. Не потому, что так уж интересовалась ходом беременности
— просто еще не подыскала подходящих слов для откровенного разговора. —
Шевелится?
— Еще как шевелится, разбойник! — светло улыбнулась женщина, ласково проведя ладонью по «разбойнику». — Такой же бешенный, как его папаша. — Тот полгода спать не давал, теперь — этот… Так что же все-таки случилось?
Клавдия говорила округлыми словами, старалась не показать особого своего отношения к Семену. Обычное беспокойство, связанное с детской дружбой: исчез человек, пообещал писать и — ни одной строчки. Обратиться к командованию не хочется, как бы не накликать на Видова неприятности, общих знакомых нет. Положение безвыходное.
— Почему безвыходное? — удивилась Настя. Помолчала и неожиданно спросила. — Любишь, да?
— Сама не знаю.
Благо, жена псаломщика не стала обсасывать непростой вопрос о любви, понимающе улыбнулась.
— Любишь, не любишь — твои дела. Адрес Семена знаешь — поезжай, проверь. И себя и его.
— Как это поезжай? — Клавдия непонимающе округлила глаза. — В качестве кого: жены, сестры, любовницы? Гарнизонное начальство в обмороки попадает, командирские жены заплюют… Нет, так не получится — не поеду!
Несколько долгих минут Настя размышляла, заодно поглаживала вздувшийся живот. Словно уговаривала псаломщикова ребенка успокоиться, перестать брыкаться. В конце концов придумала.
— А почему бы тебе не поступить на армейскую службу? Случайно слышала, что в военкомате с охотой принимают женщин-медиков. Что у тебя — семеро по лавкам, да? Или мамочка не пускает? Напиши заявление: так и так, желаю служить в Красной Армии, имею среднее медицинское образование, семьей не обзавелась… И в гарнизоне кумушки на заплюют, и Семен зауважает.
Неожиданый совет подруги упал на хорошо подготовленную почву. Через неделю, снова отпросившись у Горячева, Клавдия поехала в райвоенкомат. Откажут — так откажут, в народе говорят: попытка не пытка. А вдруг согласятся? Тогда она снова увидит Семку, насладится его растерянным взглядом, недоуменно разведенными руками. И будет жить и работать рядом с ним.
Все прошло, как нельзя лучше. Принявший просительницу немолодой майор с интересом оглядел девушку.
— Можно узнать причину вашего желания пойти в армию?
— Разве для этого необходимо какое-то особое желание? — вопросом на вопрос ответила Клавдия. — Скажем, хочу принести пользу Родины. Или такое стремление возбраняется?
По мнению медсестры патриотический порыв — самое верное средство рассеять сомнения майора и выставить себя в благоприятном виде. Пусть только попробует возразить — она натравит на него райком комсомола, введет в действие тяжелую артиллерию — второго секретаря горкома партии, которому однажды перевязываоа порезанную руку.
Майор не стал ни возражать, ни ехидничать.
— Ладно, пишите рапорт. Рассмотрим.
— Но у меня имеется одно непременное условие…
— Вот как, — устало усмехнулся военкоматовец. — Не успели надеть военную форму и сразу — условия? В чем же они заключаются?
— Служить только в этой части! — Клавдия выложила на стол бумажку с выписанным на ней адресом Семена. — В другую не поеду!
— Понятно, — снова усмехнулся майор. — Любимый человек, да? Ничего не скажешь — достойная причина!
В конце концов, Клавдия добилась своего!
Переговоры с матерью прошли удачно. Мария, озабоченная бегством кладовщика, не стала выспрашивать или возражать. У каждого — своя жизнь, захотелось дочке помаршировать в кирзачах — туда ей и дорога!
— Выписываться станешь или сохранишь Степанковскую прописку? — рассматривая в зеркале сетку тонких морщин, покрывших ее лицо, базразлично спросила она.
— Обязательно? То же мне — свет в окошке, деревенская прописка!
— Как хочешь.
Вот и все переговоры матери с дочкой.
Разговор с доктором еще короче, но более напряженный. Клава выбрала время сразу после утреннего обхода — пациенты потихоньку выздоравливали, двое уже пытались выбраться из душной палаты на свежий воздух. Соответственно, настроение лечащего врача, он же — глава деревенской медицины, было радужным. Фрол Петрович смеялся, шутил, потчевал всех встречных-поперечных ласковыми словами.
— Фрол Петрович, а у меня — новости!
Клава влетела в кабинет этакой счастливой птахой, казалось, что у нее за спиной трепещут ангельские крылышки. Радость, конечно, напускная, на самом деле девушка откровенно боялась предстоящего разговора с «женихом», но отлично понимала, что этого все равно не избежать, поэтому — чем скорей он произойдет, тем лучше.
— Рад за вас, бесценная. Позвольте поинтересоваться в какую блескучую бумажку завернута ваша новость? — с присущей ему виртуозностью ненавязчиво поинтересовался Горячев.
Клава безостановочно говорила, старалась не дать возможности доктору разглядеть за внешне восторженными фразами действительную причину. Она отлично знала проницательность Горячева.
— Где, как не в армии, можно приобрести солидный опыт медика? Ведь там и обычные заболевания, и ранения, и профилактика эпидемий. Прослужу несколько лет — поступлю в Военно-Медицинскую Академию, получу диплом и обязательно — слышите, Фрол Петрович, обязательно! — вернусь в Степанковку!
Доктор согласно кивал, задумчиво теребил пальцами густые брови, горестно улыбался. Кажется, он все понял как надо, подумала Клавдия, укладывая в потертый ученический портфель немногочисленные медицинские учебники, тетрадки с беглыми записями, тапочки, в которые она переодевалась, приходя на работу.
Так они и расстались. Без выяснения отношений и зыбких, как топкое болото, надежд на будущее…
Не успел поезд отойти от перрона, как Клава начисто забыла обо всем: о немолодом влюбленном, о сексуально озабоченной матери, о туманном будущем. Облокотясь на столик, незряче смотрела в окно и мечтала о предстоящей встрече с Видовым.
Плацкартный вагон переполнен. В отсеке — четверо пассажиров: пожилой мужчина в очках и с полуседой бородкой клинышком — наверно, бухгалтер или снабженец — кокетливая девица с накрученной прической, женщина с ребенком и военный. Если судить по петлицам, старший лейтенант.
Разбитной парень, ничего не скажешь, общительный. Не успели проехать и десяти километров, как он успел познакомиться с соседями. В первую очереь, представился: старший лейтенант Новоконев, можно по простому — Сашка. Едет по переводу в Ковыль.
— Впервые или уже там служили?
Сашка невесть по какой причине радостно рассмеялся. Будто своим нескромным вопросом Клава пощекотала его самолюбие. Девица осуждающе вздернула выщипанные бровки, вздохнула. Надо же, до чего неразборчивы военные: вместо того, чтобы поухаживать за симпатягой, втягиваются в серьезную беседу с грудастой, деревенского вида, девкой!
— Служил, как не служить!… А вы, товарищ сержант, тоже в тамошнюю часть?
Надо было не надевать форму, ехать в гражданском, подумала Клава, уловив презрительный взгляд соседки.
— Да… Вы, наверное, там всех командиров знаете?
— Ну, не совсем всех, но — многих. А кто вас интересует?
Клава помолчала, собираясь с силами. Во рту пересохло, сердце будто взбесилось.
— Не то, чтобы так уж интересовал… Один односельчанин, кажется, обитает в тех краях… Лейтенант Видов.
Назвала фамилию, облегченно вздохнула. Главная трудность позади, остается только слушать, по возможности избегая испытующих взглядов пассажиров. Ибо развитие беседы между двумя военными заинтересовало не только выщипанную красотку, но и женщину с ребенком. А о «бухгалтере» и говорить нечего — так и влипнул опухшими глазами в лицо сержанта медслужбы, так и сверлит ее грешную душу.
— Лейтенант, говорите? Отстали от жизни, девочка: Видов уже с полгода капитаном ходит! О должности говорить не стану — военная тайна, сами должны понимать, но, поверьте, она достаточно высокая. А вы — служить?
В армейских тонкостях недавняя медсестра разбиралась плохо, на уроках военного дела в училище, в основном, преподавали начала полевой хирургии. Но слова старшего лейтенанта о «высокой должности» понравились, мало того, содействовали появлению радостной гордости за друга детства.
А вот «бухгалтер» проявил по части армейской структуры неожиданные знания. Доверительно наклонившись к Новоконеву, тихо спросил.
— Командир батальона? Или даже — полка?
Кокетливая девица презрительно хмыкнула — вот, дескать, знаток, ему на печи лежать да через раз дышать, а он туда же. Но ничего не сказала, остереглась. Разговор — чисто мужской, слабому полу лучше не вмешиваться.
Сашка тоже ограничился пожатием плеч, но выразительный взгляд на сержанта показал, что зародившиеся у него смутные подозрения перерастают в уверенность.
— Пойдем, сержант, подымим, — не без похвальбы извлекая из кармана галифе престижную пачку «казбека», предложил он. — Не знаю, как у тебя, а у меня уши опухли и во рту горечь.
Девушке ответить бы: не курю, но многозначительный вид старшего лейтенанта показал, что предложенная прогулка в тамбур ничего общего с папиросами не имеет.
— Пошли, — согласилась она. — Только у меня — ни папирос, ни махры.
— Нет проблем.
В тамбуре хоть топор вешай, предыдущие курильщики постарались. В жестяной банке — гора окурков. Под потолком плавают клубы дыма, похожие на грозовые облака.
Клава отказалась от предложенной папиросы.
— Не курю, товарищ старший лейтенант… Вы что-то хотели мне сказать?
На самом деле она отлично знала тему предстоящей беседы. Ей тоже не понравился человек с клинообразной бородкой, прижимающий к тощему животу такой же тощий портфель. По мнению комсомольцев интеллигенты, то-есть люди, не принадлежащие к рабоче-крестьянскому сословию — либо действующие, либо потенциальные предатели.
— Как тебе бородатый сосед? — косясь на дверь в вагон, прошептал Новоконев. — Думаю, не мешает проверить его эксплуататорское нутро…
Клава, не скрывая легкой насмешки, высказала сомнения. Дескать, пора прекратить игру в шпионские страсти, видеть в каждом встречном-поперечном агента вражеских разведок. Сосед по купе — обычный человек, интересующийся армейской жизнью. Не более того.
Старший лейтенант возмутился. Наверно, ему страшно хотелось самолично поймать шпиона и прослыть героем. Он уже видел хвалебные статьи в газетах, приказ по части с объявлением благодарности за революционную бдительность. А эта девчонка смеет еще издеваться над ним!
— Мелко плаваешь, сержант, слабо тебя подковали в медучилище. Короче, слушай и выполняй, — жестко приказал он. — Оружия у тебя, конечно, нет?
— Слуховая трубка и парочка ланцетов, — так же тихо рассмеялась Клава.
— Я ведь — медслужба.
Сошлись на том, что сержант посидит напротив интеллигента, отвлечет его от опасных мыслей легким разговором, а старший лейтенант отыщет в соседних вагонах чекистов. Каждый пассажирский поезд и даже товарняк должны сопровождаться ими
Не получилось. Когда командиры, младший и старший, после тамбурного совещания, возвратились на свои места, «бухгалтера» уже не было. На резонный вопрос: куда он подался, возможно отправился справить нужду в противоположный туалет, или решил подымить в другом тамбуре, ответа не последовало.
Выщипанная девица, не отрываясь от карманного зеркальца, презрительно скривила накрашенные губки. Дескать, что у меня более важных дел нет, как следить за старикашкой? Мамаша кормила ребенка и вообще ничего вокруг себя не видела.
В соседнем отсеке пьяные мужики отматерили непрошенных «следователей», толстые злые бабы так понесли их, что они порешили с ними не связываться.
Старший лейтенант до самого вечера мотался по составу, заглядывал в лица пассажиров, распрашивал проводников. Все же он умудрился найти молоденького чекиста в обязательной кожаной куртке, вместе с ним бегал по вагонам.
Подозрительный тип будто свозь землю провалился.
Всю ночь Сашка и Клава спали по очереди. Чем черт не шутит, забыл «враг народа» в купе какую-нибудь изобличающую его преступную деятельность вещицу и заявится за ней? Постепенно смутное подозрение переросло в уверенность — с ними ехал именно изменник, предатель.
Простая мысль о том, что пока они в тамбуре строили планы поимки шпиона, «бухгалтер» мог сойти на станции, куда и направлялся, не приходила в голову.
До самого Ковыля огорченный старший лейтенант не слезал с верхней полки. Что-то жевал, читал, даже курить не спускался. Ворочался, огорченно вздыхал.
Клава обложилась купленными на очередной станцией газетами и журналами. Читала далеко не все — выбирала статьи о Красной Армии, впитывала новую для нее информацию, машинально искала там фамилию Семки.
Рано утром — в половине шестого — поезд остановился возле ковыльского вокзала. Старший лейтенант подхватил два чемодана — свой и Клавдии, замаршировал к привокзальной площади. Клава шла рядом, с любопытством оглядывая незнакомую обстановку.
Старое запушенное здание вокзала с облупленными стенами и кривыми буквами «Ковыль».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51