Как на грех, все лавочки оказывались либо поломаными, либо недостаточно удобными для «отдыха». Светлана испуганно обняла парня за крепкую, литую шею и шептала: не надо, милый, прошу — не надо. Но не отталкивала, не пыталась высвободиться.
Устроились влюбленные в глубине эстрадной ракушки. Семен жадно впился в послушные губки подруги. Она не сопротивлялась, наоборот, отвечала такими же страстными поцелуями.
Сейчас, сейчас все свершится, надо оттолкнуть парня, найти убывающие силы, спрыгнуть с помоста и бежать к общежитию, думала девушка. Но сил уже не было, слабые тонкие руки с неожиданной силой обнимали лейтенанта, она уже не шептала обычного — не надо, с губ слетали другие слова: милый, родной, люблю.
В конце концов, свершилось — Семен овладел девушкой.
— Все же добился своего, нахал, — прошептала она, закрывая наготу остатками порванного подола. — Что же будет теперь?
— Как это что будет? — удивился Видов и неожиданно приказал. — Завтра утром никуда не уходи. Пойдем регистрироваться… Если, конечно, ты не против? — спохватился он.
Светлана не возразила, только что-то прошептала и покрыла лицо парня мелкими, торопливыми поцелуями.
Проводив девушку к общежитию, Видов возвратился в казарму. Шел по темной улице и недоуменно покачивал головой. Надо же, до чего расквасился, предложил девчонке, с которой только-что познакомился, руку и сердце! Каким же надо быть остолопом, чтобы, начиная самостоятельную жизнь, напяливать на себя семейное ярмо?
И все же от данного слова не отступил — не тот характер! На следующее утро заявился в студенческое общежитие, преодолел сопротивление дежурной, и беспрепятственно добрался до указанной ему комнаты.
— Готова, невеста?
Можно не спрашивать — Светлана в одолженнои у подруги светлом платьи с оборками сидела за столом, безвольно выложив на него тонкие ручки. Из завитых волос на чистый лоб упал упрямый локон. В глазах — ожидание и испуг.
— Думала не придешь, — беспомощно прошептала она, когда жених обнял ее за талию и поцеловал в губы. — Приготовилась на всякий случай.
Парню не положено знать о бессонной ночи, о завистливых восклицаниях подруг, о выборе свадебного наряда.
— Я ведь обещал… Побежали!
В загсе Видов со свойственным ему упорством и умением уговаривать преодолел нерешительное сопротивление заведующей. Ни о каком месяце ожидания и речи не может быть, молодой командир завтра, нет, сегодня вечером, отправляется к месту службы. Неужели такое заведение, как ЗАГС, разрушит его семейную жизнь?
В конце концов, дородная заведующая сдалась…
После завершения обряда бракосочетания моложожены вышли из ЗАГСа. Остановились на будьваре под развесистым деревом. Светлана крепко держала мужа за рукав гимнастерки, хотя можно было и не опасаться его бегства — залогом служит штамп в паспорте. Наподобии наручников или кандалов.
— Никаких свадеб, никакого торжества, — приказал Видов. — Отметим в части. Поэтому особо не распространяйся о замужестве.
Семен не знал, что его приказание запоздало. После ночной подготовки к брачной церемонии подружки Светланы не удержались и разнесли потрясающую весть по всем комнатам студенческого общежития. Как женским, так и мужским. Но признаваться в болтливости было стыдно.
— Как скажешь, милый, — покорно потупилась супруга. Тихо прошептала.
— Девочки на время переселились в другие комнаты…
Молодожены медленно пошли по бульвару, в конце которого высилось двухэтажное здание студенческого общежития. Что касается Светланы, она бы помчалась вприпрыжку. Неожиданное превращение в женщину зародило в девчонке не только сознание своей значимости, но и страстное желание снова отдаться неожиданно обретенному мужу.
— Поздравляю с законным браком! — трубно провозгласил дежурный, окутав супругов облаком табачного дыма. — Цветов не дарю — не купил, получите при крещении первого младенца.
Новобрачная мучительно покраснела и опустила голову. Дедок будто подслушал ее мысли. Видов досадливо поморщился.
Казалось, все жильцы общежития высыпали в коридор, Студенты шумно поздравляли молодоженов, намекали на обязательную комсомольскую свадьбу, студентки целовали молодую пару, дарили цветы. Все это раздражало Семена, но он старался благодарно улыбаться. Все же не выдержала, болтунья, растрезвонила на весь институт, не хватает еще поздравлений от декана и ректора, от партийной и комсомольской организации!
В комнате их ожидал еще один сюрприз. На этот раз — более приятный. Обеденный стол застелен наглаженной скатертью. В центре — небольшой букетик цветов и бутылка шампанского в окружении незатейливых закусок.
— Молодчины твои подружки, — улыбнулся Видов, в свою очередь разгружая портфель. Бутылка водки, полкило варенной колбасы, коробка шоколадных конфет. — Сейчас посидим, выпьем и — на боковую. Честно признаться, устал.
Стыдливость и радость охватили новобрачную. Пытаясь скрыть смущение, Светлана забегала по комнате, достала из тумбочки бумажные салфетки, включила электрический чайник, протерла стопки и фужеры.
Начали с шампанского. После первого фужера молодая вытерла губки и, закрыв глаза, подставила их Семену. В виде легкой закуски. Видов приложился к ним, как верующий к иконе. Странно, но привычное мужское желание не разгорячило его, оно дремало в глубине сознания, будто он целовал не женщину — беззащитного ребенка
Водочную бутылку не открыли — оставили на утро. Закусывать тоже не хотелось — ограничились несколькими конфетами.
— Все, — поднялся Видов и расстегнул портупею. — Где твоя койка?
Светлана, отвернувшись к окну, показала пальчиком на одну из кроватей. Погасила свет и скользнула под прикрытие открытой дверцы шкафа.
Оттуда доносился шелест сбрасываемого нарядного платья, взволнованное дыхание. Семен лежал под одеялом и нетерпеливо улыбался в темноту.
Ночь прошла незаметно. Кратковременные отдыхи сменялись бурными объятиями, разговаривать, обсуждать дальнейшую семейную жизнь не был ни сил, ни желания. Уже под утро Видов вдруг разговорился.
— Интересно, кто у нас появится: парень или девка? Хотелось бы — мужик. Я бы вывел его в люди, сделал настоящим командиром.
Теплая узкая ладошка легла на его губы. Светлана тихо засмеялась.
— Не надо торопиться, милый, сын или дочка — какая разница?
— Согласен — одинаково, — легко согласился Семен. — Через несколько дней мы с тобой уедем в часть. Распределили меня на Украину в стрелковый полк.
Несколько долгих минут смущенного молчания.
— Через несколько дней не получится… Семочка, сам подумай, мне осталось до диплома каких-то полтора года. Разве разумно бросать институт?
Видов высвободился из объятий жены, поднялся на локте, всмотрелся в ее бледное лицо.
— Ты хочешь сказать…
— Да, да, хочу! — нервно выкрикнула женщина. — Не могу я бросить учебу, как хочешь — не могу! Это все равно, что поставить крест на всю свою жизнь… Ну, кем я буду в твоей части? Обычной женой, такой же, как десятки жен твоих товарищей, да? Заниматься сплетнями, стирать белье и готовить обеды?… Нет, милый, согласиться на такое сверх моих сил…
Ладно, подумал Видов, успокаиваясь, впереди — почти неделя, Светка подумает, поймет и перерешит. Разве не глупость создать семью и тут же поставить ее на грань развала? Разве могут молодые супруги столько времени жить друг без друга?
Полуребенок, оказывается обладал недюжинной силой воли — Светлана не передумала. Внешне все было гладко — молодые проводили ночи без сна, часто прихватывали и послеобеденные часы. Когда они выходили на прогулки, встречные студенты понимающе подмигивали и завистливо вздыхали, девчонки перешептывались и хихикали.
Но что-то в молодой семье нарушилось, испортилась какая-то важная деталь. Занятие любовью не могло заполнить образовавшегося провала.
— Ладно, будь по твоему. Учись, — вынужденно согласился Видов.
Через неделю лейтенант уехал на Украину…
Городишко, носящий экзотическое название Ковыль, походил на большую деревню. Затененные разросшими деревьями широкие улицы, низкорослые хаты, крытые соломой. Только в центре — двухэтажное здание райкома партии и горсовета, напротив такое же — милиции.
Гарнизон стрелкового полка разместился на окраине. Длинные одноэтажные казармы, штаб осененный красным флагом, непременный плац для построений и строевых занятий. По другую сторону плаца — барак-лазарет. Чуть в стороне
— конюшни, парк для артиллерийской техники, мастерские, склады.
Три командира постояли на краю плаца, на котором сержант проводил занятия по строевой подготовке. Судя по неуклюжести красноармейцев и излишней строгости сержанта шло обучение новобранцев. В стороне покуривают два взводных — младщие лейтенанты. И это вместо того, чтобы самолично готовить из новобранцев солдат, про себя возмутился Видов. Ну, уж нет, такого в «своем» взводе он не допустит, в нитку вытянется, есть-спать не будет, а сделает будущее подразделение самым передовым…
Новое пополнение командного состава принимали, как говорится, на высшем уровне: командир полка, полный одышливый подполковник с припухшими глазами, комиссар, розовощекий, подтянутый, и начальник Особого отдела, сухопарый с узкими, недоверчивыми глазами.
— Семейные есть? — перебирая на столе личные дела командиров, спросил комполка. Будто семейное положение лейтенантов — главное их качество.
Двое отрицательно помотали головами. Семен промолчал.
Подполковник перелистал личные дела.
— Почему не признаешься, Видов? Стесняешься? Ну, ладно, — обреченно вздохнул он. — Твоя благоверная пока поживет у папы с мамой, освободится место в семейном общежитии — вызовешь… Так говорю, комиссар, или не согласен?
— Все правильно. Пусть лейтенант покажет себя, а мы поглядим: дать ему отдельную комнату или повременить.
Видов еще выше задрал голову, самолюбиво проговорил.
— Разрешите доложить, жена кончает институт, раньше, чем через год не образуется.
Подполковник облегченно вздохнул. Комиссар рассмеялся. Особист достал из кармана крохотный блокнотик и что-то черкнул в нем таким же маленьким карандашиком. Взял на заметку? Почему, что заинтересовло его в коротком докладе лейтенанта?
Со времени конфликта с комиссаром училища осталась у Видова этакая настороженность, ожидание продолжения училищных неприятостей. Нет, он ни о чем не жалел, вопросы комиссару тогда задавал не по простоте душевной — осознанно. Но как бы эта самая идиотская «осознанность» не аукнулась для него в полку?
— Ну, и слава Богу. А то не успеют принять подразделения — рапорт на стол: прощу разрешения вызвать горячо любимую женушку… Итак, молодежь, пойдете взводными. Чтобы никого не обидеть по одному в батальон… Другие мнения имеются?
Комиссар одобрил, особист равнодушно пожал плечами. И снова что-то черкнул в дамском блокнотике.
Вот и все знакомство. Если, конечно, не считать пространной лекции, прочитанной комиссаром и инструктажа в комнате Особого отдела. По поводу всепроникающей вражеской агентуры и, в связи с этим, необходимости постоянного контроля за разговорами среди личного состава.
— Это как понимать? — не выдержал Семен. — Стукачами обзаводиться?
Особист смерил дерзкого лейтенанта предупреждающим взглядом.
— Люди, помогающие органам в борьбе с вражескими разведками, именуются не «стукачами», а сексотами. Расшифровывается — секретный сотрудник.
Все равно стукач, подумал Видов, но высказать свое мнение вслух не решился. В памяти еще жил бывший ученик родителей, следователь НКВД. Не зря он угрожающе покачивал перед лицом навиного курсанта толстым указательным пальцем. Дескать, еще раз попадешься — не помилуем…
Потекла однообразная гарнизонная жизнь. Однообразная и поэтому скучная для других командиров. Видов вписался в службу с первых же дней после приема подразделения. С удовольствием проводил занятия по строевой, боевой и политической подготовке. Сержанты вслух роптали, но в душе были радехоньки — новый взводный освободил их от необходимости возиться с красноармейцами. Радость поуменьшилась, когда дотошный лейтенант их тоже поставил в строй обучающихся.
«Хороший командир», «неплохой мужик», «так себе — ни рыба, ни мясо», «хуже не бывает» — красноармейская масса оценивала своих командиров по многоступенчатой шкале. В большинстве случаев безошибочно. Видов «прошагал» по всем ступеням, начиная от «хуже не бывает» и кончая «хороший мужик». Не чурался играть с подчиненными в волейбол, на занятиях по физической подготовке самолично крутил на турнике «солнышко», прыгал через «коня». Во время учебных стрельб гонял подчиненных до седьмого пота, заставляя не просто стрелять по мишеням — делать это лежа, с колена, стоя, после утомительного марш-броска.
Командир батальона несколько раз побывал на взводных занятиях. Удовлетворенно качал головой. Точно так же был удовлетворен проверкой занятий по политподготовке и дотошный комиссар полка.
Больше проверок не было — командование, похоже, уверилось в способностях нового взводного.
Видов не просто командовал взводом — он с под"ема до отбоя жил в казарме, питался из солдатского котла. В общежитии только спал или изредка заглядывал за письмами.
— И зачем ты так выкладываешься? — недоуменно пожимал узкими плечами сосед по комнате, интеллигентный очкарик. — Думаешь досрочно еще один кубарь подвесят? Зря надеешься, сколько служу — такого не упомню. Лучше после обеда пойдем к одной моей знакомой. Библиотекаршей работает, видная девка. Она спроворит подружку — отлично время проведем.
— Пригласи кого другого, — хмуро советовал Видов, вскрывая конверт с очередным супружеским посланием. — Хочу ночью устроить во взводе свою учебную тревогу. Незапланированную. Погляжу, как хлопцы уложатся в норматив.
Сказал — будто отрезал. Обиженный сосед натянул начищенные кирзачи и отправился искать другого партнера. А Семен углубился в чтение письма. Хмурился и улыбался, но чаще — хмурился.
Письма от Светланы приходили через день. Она подробно описывала студенческие будни, чем занимается по вечерам, какую кинокартину смотрела. В каждом письме — самый главный для нее вопрос: дадут ли мужу отпуск и, если дадут, то когда?
Семен отвечал значительно реже — один раз в неделю. Для более частой переписки не хватало времени — все оно было отдано взводу. От под"ема и до отбоя. Без праздников и выходных дней.
Через месяц взводного вызвали к командиру батальона.
— Вот что, Видов, принимай роту… Понимаешь какое дело, бывший ротный оказался продажной сукой, агентом японской разведки. Но наши органы не проведешь — ночью его арестовали.
Своего ротного, старшего лейтенанта, Видов не то, чтобы любил — уважал. За немногословие, за справедливость по отношению к красноармейцам и младшим командирам. Он просто не мог представить его в роли предателя, врага народа.
— Может быть, ошибка вышла, товарищ майор? Не похож мой ротный на предателя, никак не похож.
— Ты что же считаешь, что у врагов народа на лбу написано, кто они такие? Наивный ты человек, лейтенант…
— И все же не верю! Давайте, товарищ майор, напишем хорошую характеристику, а? Вдруг чекисты прочитают и поймут…
— Все ясно без характеристик и аттестований. Твой ротный оказался предателем, понял?… Все, прения закончены — вечером принесешь рапорт о приемке роты! Свободен!
Памятуя накачку, которую он получил от следователя НКВД во время пребывания в училище, Видов больше не стал упрямиться — пошел в канцелярию роты. По поведению батальонного, по тому, как тот стыдливо отводит взгляд, он чувствовал, что никакой ошибки не произошло, старшего лейтенанта просто оклеветали.
Так, не прослужив и полугода, недавний курсант получил немалое по тем временам повышение по службе.
Через неделю — еще одна новость. После того, как рота удачно отстрелялась на полковом полигоне, майор вызвал к себе ее молодого командира.
— В полковой школе младших командиров — выпуск. В знак пооощрения за достигнутые твоей ротой успехи разрешаю отобрать лучших сержантов.
Поощрение — так себе, на уровне обычной благодарности, без премий и грамот. Но Видов удержался от язвительного ответа, ограничился обычным ответом: служу Советскому народу!
Глава 11
«… Судьба все время смеялась надо мной. В очередной раз — после окончания полковой школы младших командиров. Я уже надеялся, что наши пути с удачливым Семкой не пересекутся. И снова ошибся…»
Сидякин.
«… Почему я своими руками разрушила семью? Впоследствии долго и мучительно размышляла об этом. Скорей всего не хотелось превратиться в бесправную супругу преуспевающего мужа, мотаться вместе с ним по таежным или степным гарнизонам…»
Доктор педагогических наук Гурьева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51