Справки на арест: органы НКВД располагают данными о враждебной деятельности. О самой деятельности ничего конкретного.»
И все! И никаких дальше комментариев! То есть, иначе говоря, усиленно создается впечатление, что весь процесс строился только на показаниях обвиняемых, оговоривших самих себя (о причинах будет говориться особо!)
Увы! Большую «свинью» подложил Викторову известный писатель Л. Никулин! Он пришел в Главную военную прокуратуру в качестве важного свидетеля, разложил на столе бумаги своего архива и гордо сказал:
— С «главарем», маршалом Тухачевским, я был знаком. Хорошо знаю весь его жизненный путь.
Вот этот— то Л. Никулин (конечно, с подачи самого Хрущева, который в 1961 г. публично объявил о реабилитации Тухачевского и его товарищей по процессу!) в своей книге «Тухачевский. Биографический очерк». (М., 1963) объявил: в папке обвинения, помимо всего прочего, было еще несколько документов на немецком языке. Документы имели фальшивые подписи Тухачевского, генералов немецкого вермахта, подлинные резолюции Гитлера и т.д. (С. 193.)
Возникает вопрос: куда же делись эти важные документы? Почему их не было в папке по делу Тухачевского ни в 1955 г., ни даже в 1988 г.? Почему Викторов о них даже не заикается?!
А ведь на них ссылался сам Хрущев с трибуны XXII съезда партии:
«Как— то в зарубежной печати промелькнуло довольно любопытное сообщение, будто Гитлер, готовя нападение на нашу страну (в 1937 г.?!), через свою разведку подбросил сфабрикованный документ (!) о том, что товарищи Якир, Тухачевский и другие являются агентами немецкого генерального штаба. Этот „документ“, якобы секретный, попал к президенту Чехословакии Бенешу, и тот, в свою очередь, руководствуясь, видимо, добрыми намерениями, передал его Сталину. Якир, Тухачевский и другие товарищи были арестованы, а вслед за тем и уничтожены». (XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М., 1961, т. II, с. 585-586.)
Где же, спрашивается, эти «документы» или «документ»? Ни] Сталин, ни Вышинский в изъятии их не были заинтересованы: ведь подлинность их свидетельствовали не они, а соответствующие эксперты. Так что за немецкие документы они никак не отвечали. Следовательно, устранять их из дела задним числом расчета они не имели.
Где же эти документы, куда делись?! Почему Хрущев, который с величайшим удовольствием подбирал всякий гнусный слух о Сталине («Как-то в зарубежной печати промелькнуло»), почему он этот важный документ (или документы) не опубликовал тогда же?! Почему?! Разве не ясно, что тут что-то не чисто?! И почему Викторов об этих документах на немецком языке не упоминает? Почему о них лицемерно помалкивает?! Вывод очевиден: он намеренно старается создать извращенную картину того, что происходило в действительности!
Это то возражение, которое приходит в голову сразу. Но есть и другое, еще более важное. Подозрительно тощим является набор документов из судейской папки. Между тем сам Ежов в 1937 г. ясно указал на то, каким должно быть следственное дело: «К делу приобщается: ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение». (Оперативный приказ Ежова № 004447 от 30 июля 1937 г. — Расстрел по разнарядке. — «Труд». 04.06.1992.)
Возникает поэтому неучтивый вопрос: куда же столь важные документы делись?! Где протоколы обысков у Тухачевского и его товарищей?! Где материалы, изъятые при этом?! Где личные документы?! Где анкеты арестованных?! И, главное, где агентурно-учетный материал?! Куда это все делось?! Тем, кто судил Тухачевского и К°, кто формировал судейскую папку и затем сдавал ее в архив, незачем было что-то изымать из нее. Да ее бы в таком виде (с изъятыми документами!) и не приняли! А вот как насчет тех, кто хочет оправдать Тухачевского любой ценой?! Даже с помощью мошенничества и подлога?! Они не могут украсть из папки важные документы, обличающие Тухачевского и его компаньонов?! Или — еще лучше! — вообще всю ее подменить — на другую папку, фальшивую насквозь?!
Уже то, что читателю известно о методах «реабилитации» Викторова, к доверию не располагает!
Теперь перейдем к самим обвинениям. Обвинительное заключение ставило в вину участникам процесса следующие преступления:
— создание в Красной Армии строго законспирированной военной оппозиционной организации;
— план устранения от власти советского правительства и партийного руководства во главе со Сталиным, с заменой их военно-фашистским правительством и новым партийным руководством;
— создание террористических групп с целью убийства Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича и Ежова;
— тайные связи с генеральными штабами и военными разведками Германии, Италии и Польши, то есть с фашистскими державами;
— целенаправленное совершение различных акций саботажа с целью подрыва мощи Красной Армии на разных уровнях и в округах, а также в военной промышленности и в области армейского снабжения;
— подготовка крупных диверсионных актов для дезорганизации обороны в начале предстоявшей войны;
— передача зарубежным разведкам секретных сведений военного характера: о состоянии сил пограничных военных округов — Ленинградского, Киевского, Харьковского, Белорусского, а также Московского и Кавказского, о командных кадрах РККА, о перспективных новинках военной техники, о военных заводах, их мощностях, планах, руководящих кадрах, о заранее намеченных военных операциях, о систематической дезорганизации красной конницы под предлогом ускорения танковых формирований в округах, о намеренном замедлении темпов строительства новых военных объектов в округах, реконструкции железнодорожных узлов, о формировании воздушнно-десантных частей из враждебных элементов, плохой военной подготовке призывников и их низкой политической подготовке;
— обязательство передать Германии Украину, Японии — Дальний Восток, Польше — Белоруссию в случае помощи оппозиции в борьбе за власть;
— восстановление в стране капиталистических отношений путем проведения буржуазного курса после прихода заговорщиков к власти.
Таковы были обвинения. Каждое грозило смертной казнью. Официально опубликованное обвинительное заключение повергло все общество, армию и партию в шок. А ведь соответствующий слух о преступных деяниях Тухачевского и его сообщников распускался предварительно, чтобы смягчить впечатление от того, что предстояло. Конечно, ситуация являлась самой тяжелой и неприятной: судить как предателей предстояло известных в стране людей, еще недавно бывших эталоном честности, порядочности, воинского мастерства, величайшей авторитетности в армии.
Несмотря на риск, доверявшие друг другу люди обсуждали ситуацию и старались разобраться в том, что же происходит. НКВД имело достаточно информации о подозрительных и опасных разговорах, особенно в армейской среде, среди офицерства. Учитывая все это, Сталин поспешил произвести кадровые перемещения. 9 июня «Красная Звезда» объявила о новых назначениях в округа путем переводов: Буденный (1883— 1973, чл. партии с 1919) стал официально командующим Московским военным округом, П. Дыбенко (1888-1938, чл. партии с 1912) — Ленинградского военного округа, Н. Куйбышев (1893-1938, чл. партии с 1918) — Закавказского военного округа, И. Белов (1893-1938, чл. партии с 1919) — Белорусского военного округа, И. Федько (1897-1939, чл. партии с 1917) — Киевского военного округа. Лишь один М. Ефремов (1897— 1942, чл. партии с 1918), бывший московский рабочий-инструментальщик, прошедший во время Гражданской войны путь от красноармейца до начдива и бывший в Приволжском военном округе командиром корпуса, за особые заслуги остался на месте и стал командующим этого округа.
За границей внимательно следили за всеми переменами в СССР, особенно на военных верхах. На все лады газеты описывали новых командующих и их карьеру.
О И. Федько, например, газета Струве «Возрождение» писала так: «Федько, конечно, законченный коммунист; он слепо выполняет приказы гениального Сталина, и если Тухачевский мог позволить себе мечтать о перевороте, или готовиться в бонапарты, то Федько, несмотря на всю его хохлацкую хитрость и умение приспособляться, всего лишь марионетка в руках Сталина». (Опишня И. Замвоенком Федько. — «Возрождение». 04.03.1938, с. 5.)
Упоминание о «Бонапарте» в газетной статье вовсе не случайно. Руководством СССР было сочтено, что такое объяснение наиболее верно при данных обстоятельствах. В своих воспоминаниях видный писатель И. Эренбург (из очень осведомленных свидетелей того времени!) сообщает об интересном разговоре, который он имел с М. Кольцовым, одним из своих друзей, видным журналистом, членом редакции «Правды»: «Я спросил Кольцова, что произошло в действительности с Тухачевским. Он ответил: „Мне Сталин все объяснил — захотел стать наполеончиком“. (Эренбург И. Собрание сочинений. М., 1967, т. 9, с. 135.)
ГЛАВА 20. ПОДСУДИМЫЕ НА СУДЕ (11 ИЮНЯ 1937 Г.). ПОЗИЦИЯ СТАЛИНА И ВОРОШИЛОВА
Под этим небом всему свое время и всему свой час.
Восточная мудрость
Дело Тухачевского, бывшего маршала и первого заместителя наркома обороны, дело его товарищей, крупных военачальников, являлось делом о военном заговоре. Поэтому трудно было ждать, что оно станет рассматриваться иначе, чем на основе закона от 1 декабря 1934 г. Принятый сразу после убийства С. Кирова, члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК партии, главы Ленинградской партийной организации, этот закон означал немедленное приведение приговора в исполнение без всякого обжалования. В судебном процессе подобного рода участие защитника не предполагалось (впрочем, от услуг казенной защиты, как мало эффективной, подсудимые в таких случаях чаще всего отказывались и предпочитали защищаться сами).
Стенограмма судебного заседания, происходившего 11 июня (с 11 часов утра, с явной задержкой!), занимала в подозрительной папке с делом всего несколько страниц. В этой связи Б. Викторов замечает: «Это свидетельствовало о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями, да и тот факт, что весь „процесс“ длился один день, говорил сам за себя. Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости».
Викторов, по своему обыкновению, «забывает», что подсудимых было всего восемь человек. За день суда установить целый ряд гнусных фактов, обличавших подсудимых в совершении тяжелых преступлений, можно вполне. Тем более что главная работа была проделана на предварительном следствии и сами судьи обвиняемых знали «как облупленных»: их характеры и все дела, поскольку работали с ними многие годы. С их письменными показаниями они знакомились предварительно.
Для сравнения напомним, что дело агента царской охранки Р. Малиновского, сумевшего втереться в доверие к Ленину, набиться ему в «друзья» и стать председателем большевистской фракции в 4-й Государственной Думе (1913), при рассмотрении его в Верховном трибунале ВЦИК, было решено в один день (05.XI.1918). В ту же ночь приговор привели в исполнение. Что лежало в основе этого приговора? Во-первых, показания крупных чинов департамента полиции (Виссарионова, Мартынова, Джунковского, жандармского полковника Иванова); во-вторых, показания свидетелей-большевиков; в-третьих, самого обвиняемого, его признания. Это видно из следующего места обвинительной речи Н. Крыленко: «Обвинительный материал, изложенный в об— винительном заключении по настоящему делу, нашел себе достаточное подтверждение в тех объяснениях, которые были даны подсудимым». (Н.В. Крыленко. Судебные речи. М., 1964, с. 26.)
Право же, не заняться ли кое-кому и оправданием Малиновского, который осужден на основе собственных «признаний» и показаний работников департамента полиции?!
Другой пример. «Восстановление в правах» Бухарина и части его товарищей по процессу 1938 г. (всего 10 человек, другие 10 были реабилитированы еще раньше), чей следственный материал насчитывал 100 томов, тоже заняло всего один день (05.02.1988). Это Викторова почему-то не ужасает и не возмущает! В этом случае он почему-то «не видит» ни мошенничества, ни подлога, ни «примитивности разбирательства»! Хотя каждый здравомыслящий человек спрашивает с недоумением:
— Как это можно произвести честную реабилитацию за один день, когда даже для осуждения этих лиц на открытом процессе потребовалось одиннадцать?!
Краткость стенограммы на процессе, вопреки Викторову, говорит не о «примитивности разбирательства», а о том, что или запись давали максимально краткую — (уж как водится в российском суде и ныне!) по сравнению с тем, что говорилось в действительности, или эта краткая редакция — поздняя по происхождению, она заменила в папке более раннюю и подробную. Выяснить это «деликатное» обстоятельство и должна была группа «мудрых» следователей, утвержденных Руденко. Должна была. Но, разумеется, опять не выяснила.
Очень, конечно, странно! Одна «ошибка» — последовательно ложится на другую! И потом за такие «ошибки» благодарят повышениями в чине.
«Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости», — говорит поклонник Тухачевского. Пересказывать, разумеется, нет! А вот опубликовать стенограмму полностью — такая необходимость есть. В таком важном деле на слово не обязан верить никто!
Б. Викторов приводит маленький кусочек из защитительной речи Тухачевского на суде, отрицавшего предъявленные ему обвинения (такие же речи произносили и другие обвиняемые). Из книги Никулина известна его реплика на предъявленные ему документы на немецком языке: «Мне кажется, я во сне». (С. 191.)
Документы на немецком языке, очень может быть, и подлог. Для решения вопроса об этом надо их опубликовать и подвергнуть публичному анализу, чтобы заинтересованные лица не занимались закулисными фальсификациями. Сами эти документы достаточно, конечно, подозрительны. Ибо кто же, занимаясь заговорщической деятельностью, станет подписывать на свою голову обличающие документы?! Бесспорно одно: при наличии антиправительственного заговора все «деликатные» соглашения заключают только устно, чтобы не было улик (как делал и генерал Пиночет в Чили, занимавший в государственной струк— туре место, подобное месту Тухачевского!). Именно это соображение является решающим. Больше всего именно оно говорит за то, что документы на немецком языке — фальшивка!
Но это обстоятельство не делает их менее важными и интересными, заслуживающими тщательного изучения и анализа. Подложность этих документов еще не доказывает несправедливости возбужденных обвинений. Ведь генерал Пиночет тоже клялся и божился в преданности правительству и президенту, а потом сверг их!
Воистину странным выглядит наигранно-недоуменный вопрос автора книги и публикации: «Какие же именно виды военной техники или сведения разгласили подсудимые, и действительно ли они составляли военную тайну? Ответа в деле не оказалось. Да его тогда и не искали». Относительно этого последнего пункта Викторов впадает в противоречие сам с собой, потому что буквально через три абзаца пишет: «И другие члены присутствия задавали подсудимым вопросы, пытаясь изобличить их в предательстве интересов Красной Армии: и Блюхер, и Белов, в особенности Алкснис, добиваясь, например, от Корка ответа на вопрос по поводу передачи сведений представителям немецкого генерального штаба о войсках Московского военного округа». Много вопросов задавалось Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Эйдеману, Путне, Примакову и Фельдману. Спрашивать было о чем, ибо каждый знал в силу своей должности очень много.
В свою очередь М. Нордштейн не пропускает случая злобно пройтись по адресу Буденного. И делает это так: «Зато Буденный не упустил возможности свести счеты с теми, чья слава и военный талант мешали его популярности. Он, не стесняясь в выражениях, клеймил подсудимых за их приверженность к развитию танковых и механизированных войск в ущерб столь любимой им кавалерии, за создание партизанских баз, за „вредительские“ статьи и еще бог весть за что». («Революционер, и поскольку необходимо — военный». — Советский воин». 1989, № 18, с. 67.) Все это выглядит просто смешно! Ни Якир, ни Уборевич, ни Корк, ни Фельдман, ни Примаков, ни Путна (исключение один Тухачевский!) не составляли Буденному конкуренции. (По этой причине нечего ему было с ними «сводить счеты»!)
«Откровение» Нордштейна необычайно ясно показывает, как многие авторы из определенных корыстных и фракционных интересов лгут и лицемерят без всякого стыда!
Б. Викторов, естественно, не один такой сомнительный «реабилитатор». Другие ничуть не лучше! Вот «логика» рассуждений Н. Полякова: «Беглого взгляда (на 15 томов дела! — В.Л.) достаточно, чтобы убедиться, — все обвинения основаны исключительно на признании арестованных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
И все! И никаких дальше комментариев! То есть, иначе говоря, усиленно создается впечатление, что весь процесс строился только на показаниях обвиняемых, оговоривших самих себя (о причинах будет говориться особо!)
Увы! Большую «свинью» подложил Викторову известный писатель Л. Никулин! Он пришел в Главную военную прокуратуру в качестве важного свидетеля, разложил на столе бумаги своего архива и гордо сказал:
— С «главарем», маршалом Тухачевским, я был знаком. Хорошо знаю весь его жизненный путь.
Вот этот— то Л. Никулин (конечно, с подачи самого Хрущева, который в 1961 г. публично объявил о реабилитации Тухачевского и его товарищей по процессу!) в своей книге «Тухачевский. Биографический очерк». (М., 1963) объявил: в папке обвинения, помимо всего прочего, было еще несколько документов на немецком языке. Документы имели фальшивые подписи Тухачевского, генералов немецкого вермахта, подлинные резолюции Гитлера и т.д. (С. 193.)
Возникает вопрос: куда же делись эти важные документы? Почему их не было в папке по делу Тухачевского ни в 1955 г., ни даже в 1988 г.? Почему Викторов о них даже не заикается?!
А ведь на них ссылался сам Хрущев с трибуны XXII съезда партии:
«Как— то в зарубежной печати промелькнуло довольно любопытное сообщение, будто Гитлер, готовя нападение на нашу страну (в 1937 г.?!), через свою разведку подбросил сфабрикованный документ (!) о том, что товарищи Якир, Тухачевский и другие являются агентами немецкого генерального штаба. Этот „документ“, якобы секретный, попал к президенту Чехословакии Бенешу, и тот, в свою очередь, руководствуясь, видимо, добрыми намерениями, передал его Сталину. Якир, Тухачевский и другие товарищи были арестованы, а вслед за тем и уничтожены». (XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М., 1961, т. II, с. 585-586.)
Где же, спрашивается, эти «документы» или «документ»? Ни] Сталин, ни Вышинский в изъятии их не были заинтересованы: ведь подлинность их свидетельствовали не они, а соответствующие эксперты. Так что за немецкие документы они никак не отвечали. Следовательно, устранять их из дела задним числом расчета они не имели.
Где же эти документы, куда делись?! Почему Хрущев, который с величайшим удовольствием подбирал всякий гнусный слух о Сталине («Как-то в зарубежной печати промелькнуло»), почему он этот важный документ (или документы) не опубликовал тогда же?! Почему?! Разве не ясно, что тут что-то не чисто?! И почему Викторов об этих документах на немецком языке не упоминает? Почему о них лицемерно помалкивает?! Вывод очевиден: он намеренно старается создать извращенную картину того, что происходило в действительности!
Это то возражение, которое приходит в голову сразу. Но есть и другое, еще более важное. Подозрительно тощим является набор документов из судейской папки. Между тем сам Ежов в 1937 г. ясно указал на то, каким должно быть следственное дело: «К делу приобщается: ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение». (Оперативный приказ Ежова № 004447 от 30 июля 1937 г. — Расстрел по разнарядке. — «Труд». 04.06.1992.)
Возникает поэтому неучтивый вопрос: куда же столь важные документы делись?! Где протоколы обысков у Тухачевского и его товарищей?! Где материалы, изъятые при этом?! Где личные документы?! Где анкеты арестованных?! И, главное, где агентурно-учетный материал?! Куда это все делось?! Тем, кто судил Тухачевского и К°, кто формировал судейскую папку и затем сдавал ее в архив, незачем было что-то изымать из нее. Да ее бы в таком виде (с изъятыми документами!) и не приняли! А вот как насчет тех, кто хочет оправдать Тухачевского любой ценой?! Даже с помощью мошенничества и подлога?! Они не могут украсть из папки важные документы, обличающие Тухачевского и его компаньонов?! Или — еще лучше! — вообще всю ее подменить — на другую папку, фальшивую насквозь?!
Уже то, что читателю известно о методах «реабилитации» Викторова, к доверию не располагает!
Теперь перейдем к самим обвинениям. Обвинительное заключение ставило в вину участникам процесса следующие преступления:
— создание в Красной Армии строго законспирированной военной оппозиционной организации;
— план устранения от власти советского правительства и партийного руководства во главе со Сталиным, с заменой их военно-фашистским правительством и новым партийным руководством;
— создание террористических групп с целью убийства Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича и Ежова;
— тайные связи с генеральными штабами и военными разведками Германии, Италии и Польши, то есть с фашистскими державами;
— целенаправленное совершение различных акций саботажа с целью подрыва мощи Красной Армии на разных уровнях и в округах, а также в военной промышленности и в области армейского снабжения;
— подготовка крупных диверсионных актов для дезорганизации обороны в начале предстоявшей войны;
— передача зарубежным разведкам секретных сведений военного характера: о состоянии сил пограничных военных округов — Ленинградского, Киевского, Харьковского, Белорусского, а также Московского и Кавказского, о командных кадрах РККА, о перспективных новинках военной техники, о военных заводах, их мощностях, планах, руководящих кадрах, о заранее намеченных военных операциях, о систематической дезорганизации красной конницы под предлогом ускорения танковых формирований в округах, о намеренном замедлении темпов строительства новых военных объектов в округах, реконструкции железнодорожных узлов, о формировании воздушнно-десантных частей из враждебных элементов, плохой военной подготовке призывников и их низкой политической подготовке;
— обязательство передать Германии Украину, Японии — Дальний Восток, Польше — Белоруссию в случае помощи оппозиции в борьбе за власть;
— восстановление в стране капиталистических отношений путем проведения буржуазного курса после прихода заговорщиков к власти.
Таковы были обвинения. Каждое грозило смертной казнью. Официально опубликованное обвинительное заключение повергло все общество, армию и партию в шок. А ведь соответствующий слух о преступных деяниях Тухачевского и его сообщников распускался предварительно, чтобы смягчить впечатление от того, что предстояло. Конечно, ситуация являлась самой тяжелой и неприятной: судить как предателей предстояло известных в стране людей, еще недавно бывших эталоном честности, порядочности, воинского мастерства, величайшей авторитетности в армии.
Несмотря на риск, доверявшие друг другу люди обсуждали ситуацию и старались разобраться в том, что же происходит. НКВД имело достаточно информации о подозрительных и опасных разговорах, особенно в армейской среде, среди офицерства. Учитывая все это, Сталин поспешил произвести кадровые перемещения. 9 июня «Красная Звезда» объявила о новых назначениях в округа путем переводов: Буденный (1883— 1973, чл. партии с 1919) стал официально командующим Московским военным округом, П. Дыбенко (1888-1938, чл. партии с 1912) — Ленинградского военного округа, Н. Куйбышев (1893-1938, чл. партии с 1918) — Закавказского военного округа, И. Белов (1893-1938, чл. партии с 1919) — Белорусского военного округа, И. Федько (1897-1939, чл. партии с 1917) — Киевского военного округа. Лишь один М. Ефремов (1897— 1942, чл. партии с 1918), бывший московский рабочий-инструментальщик, прошедший во время Гражданской войны путь от красноармейца до начдива и бывший в Приволжском военном округе командиром корпуса, за особые заслуги остался на месте и стал командующим этого округа.
За границей внимательно следили за всеми переменами в СССР, особенно на военных верхах. На все лады газеты описывали новых командующих и их карьеру.
О И. Федько, например, газета Струве «Возрождение» писала так: «Федько, конечно, законченный коммунист; он слепо выполняет приказы гениального Сталина, и если Тухачевский мог позволить себе мечтать о перевороте, или готовиться в бонапарты, то Федько, несмотря на всю его хохлацкую хитрость и умение приспособляться, всего лишь марионетка в руках Сталина». (Опишня И. Замвоенком Федько. — «Возрождение». 04.03.1938, с. 5.)
Упоминание о «Бонапарте» в газетной статье вовсе не случайно. Руководством СССР было сочтено, что такое объяснение наиболее верно при данных обстоятельствах. В своих воспоминаниях видный писатель И. Эренбург (из очень осведомленных свидетелей того времени!) сообщает об интересном разговоре, который он имел с М. Кольцовым, одним из своих друзей, видным журналистом, членом редакции «Правды»: «Я спросил Кольцова, что произошло в действительности с Тухачевским. Он ответил: „Мне Сталин все объяснил — захотел стать наполеончиком“. (Эренбург И. Собрание сочинений. М., 1967, т. 9, с. 135.)
ГЛАВА 20. ПОДСУДИМЫЕ НА СУДЕ (11 ИЮНЯ 1937 Г.). ПОЗИЦИЯ СТАЛИНА И ВОРОШИЛОВА
Под этим небом всему свое время и всему свой час.
Восточная мудрость
Дело Тухачевского, бывшего маршала и первого заместителя наркома обороны, дело его товарищей, крупных военачальников, являлось делом о военном заговоре. Поэтому трудно было ждать, что оно станет рассматриваться иначе, чем на основе закона от 1 декабря 1934 г. Принятый сразу после убийства С. Кирова, члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК партии, главы Ленинградской партийной организации, этот закон означал немедленное приведение приговора в исполнение без всякого обжалования. В судебном процессе подобного рода участие защитника не предполагалось (впрочем, от услуг казенной защиты, как мало эффективной, подсудимые в таких случаях чаще всего отказывались и предпочитали защищаться сами).
Стенограмма судебного заседания, происходившего 11 июня (с 11 часов утра, с явной задержкой!), занимала в подозрительной папке с делом всего несколько страниц. В этой связи Б. Викторов замечает: «Это свидетельствовало о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями, да и тот факт, что весь „процесс“ длился один день, говорил сам за себя. Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости».
Викторов, по своему обыкновению, «забывает», что подсудимых было всего восемь человек. За день суда установить целый ряд гнусных фактов, обличавших подсудимых в совершении тяжелых преступлений, можно вполне. Тем более что главная работа была проделана на предварительном следствии и сами судьи обвиняемых знали «как облупленных»: их характеры и все дела, поскольку работали с ними многие годы. С их письменными показаниями они знакомились предварительно.
Для сравнения напомним, что дело агента царской охранки Р. Малиновского, сумевшего втереться в доверие к Ленину, набиться ему в «друзья» и стать председателем большевистской фракции в 4-й Государственной Думе (1913), при рассмотрении его в Верховном трибунале ВЦИК, было решено в один день (05.XI.1918). В ту же ночь приговор привели в исполнение. Что лежало в основе этого приговора? Во-первых, показания крупных чинов департамента полиции (Виссарионова, Мартынова, Джунковского, жандармского полковника Иванова); во-вторых, показания свидетелей-большевиков; в-третьих, самого обвиняемого, его признания. Это видно из следующего места обвинительной речи Н. Крыленко: «Обвинительный материал, изложенный в об— винительном заключении по настоящему делу, нашел себе достаточное подтверждение в тех объяснениях, которые были даны подсудимым». (Н.В. Крыленко. Судебные речи. М., 1964, с. 26.)
Право же, не заняться ли кое-кому и оправданием Малиновского, который осужден на основе собственных «признаний» и показаний работников департамента полиции?!
Другой пример. «Восстановление в правах» Бухарина и части его товарищей по процессу 1938 г. (всего 10 человек, другие 10 были реабилитированы еще раньше), чей следственный материал насчитывал 100 томов, тоже заняло всего один день (05.02.1988). Это Викторова почему-то не ужасает и не возмущает! В этом случае он почему-то «не видит» ни мошенничества, ни подлога, ни «примитивности разбирательства»! Хотя каждый здравомыслящий человек спрашивает с недоумением:
— Как это можно произвести честную реабилитацию за один день, когда даже для осуждения этих лиц на открытом процессе потребовалось одиннадцать?!
Краткость стенограммы на процессе, вопреки Викторову, говорит не о «примитивности разбирательства», а о том, что или запись давали максимально краткую — (уж как водится в российском суде и ныне!) по сравнению с тем, что говорилось в действительности, или эта краткая редакция — поздняя по происхождению, она заменила в папке более раннюю и подробную. Выяснить это «деликатное» обстоятельство и должна была группа «мудрых» следователей, утвержденных Руденко. Должна была. Но, разумеется, опять не выяснила.
Очень, конечно, странно! Одна «ошибка» — последовательно ложится на другую! И потом за такие «ошибки» благодарят повышениями в чине.
«Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости», — говорит поклонник Тухачевского. Пересказывать, разумеется, нет! А вот опубликовать стенограмму полностью — такая необходимость есть. В таком важном деле на слово не обязан верить никто!
Б. Викторов приводит маленький кусочек из защитительной речи Тухачевского на суде, отрицавшего предъявленные ему обвинения (такие же речи произносили и другие обвиняемые). Из книги Никулина известна его реплика на предъявленные ему документы на немецком языке: «Мне кажется, я во сне». (С. 191.)
Документы на немецком языке, очень может быть, и подлог. Для решения вопроса об этом надо их опубликовать и подвергнуть публичному анализу, чтобы заинтересованные лица не занимались закулисными фальсификациями. Сами эти документы достаточно, конечно, подозрительны. Ибо кто же, занимаясь заговорщической деятельностью, станет подписывать на свою голову обличающие документы?! Бесспорно одно: при наличии антиправительственного заговора все «деликатные» соглашения заключают только устно, чтобы не было улик (как делал и генерал Пиночет в Чили, занимавший в государственной струк— туре место, подобное месту Тухачевского!). Именно это соображение является решающим. Больше всего именно оно говорит за то, что документы на немецком языке — фальшивка!
Но это обстоятельство не делает их менее важными и интересными, заслуживающими тщательного изучения и анализа. Подложность этих документов еще не доказывает несправедливости возбужденных обвинений. Ведь генерал Пиночет тоже клялся и божился в преданности правительству и президенту, а потом сверг их!
Воистину странным выглядит наигранно-недоуменный вопрос автора книги и публикации: «Какие же именно виды военной техники или сведения разгласили подсудимые, и действительно ли они составляли военную тайну? Ответа в деле не оказалось. Да его тогда и не искали». Относительно этого последнего пункта Викторов впадает в противоречие сам с собой, потому что буквально через три абзаца пишет: «И другие члены присутствия задавали подсудимым вопросы, пытаясь изобличить их в предательстве интересов Красной Армии: и Блюхер, и Белов, в особенности Алкснис, добиваясь, например, от Корка ответа на вопрос по поводу передачи сведений представителям немецкого генерального штаба о войсках Московского военного округа». Много вопросов задавалось Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Эйдеману, Путне, Примакову и Фельдману. Спрашивать было о чем, ибо каждый знал в силу своей должности очень много.
В свою очередь М. Нордштейн не пропускает случая злобно пройтись по адресу Буденного. И делает это так: «Зато Буденный не упустил возможности свести счеты с теми, чья слава и военный талант мешали его популярности. Он, не стесняясь в выражениях, клеймил подсудимых за их приверженность к развитию танковых и механизированных войск в ущерб столь любимой им кавалерии, за создание партизанских баз, за „вредительские“ статьи и еще бог весть за что». («Революционер, и поскольку необходимо — военный». — Советский воин». 1989, № 18, с. 67.) Все это выглядит просто смешно! Ни Якир, ни Уборевич, ни Корк, ни Фельдман, ни Примаков, ни Путна (исключение один Тухачевский!) не составляли Буденному конкуренции. (По этой причине нечего ему было с ними «сводить счеты»!)
«Откровение» Нордштейна необычайно ясно показывает, как многие авторы из определенных корыстных и фракционных интересов лгут и лицемерят без всякого стыда!
Б. Викторов, естественно, не один такой сомнительный «реабилитатор». Другие ничуть не лучше! Вот «логика» рассуждений Н. Полякова: «Беглого взгляда (на 15 томов дела! — В.Л.) достаточно, чтобы убедиться, — все обвинения основаны исключительно на признании арестованных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76