Гитлер ликовал, считая, что война идет к победной развязке. 13 июля, ориентируя генерал-фельдмаршала Браухича (1881-1948), командующего сухопутными войсками, он сказал ему: «Не столь важно быстро продвигаться на Восток, как уничтожать живую силу противника». (Там же, с. 73.) При этом фюрер ставил задачей захватить сначала Ленинград, как колыбель революции, крупный экономический центр, лишить русскую сторону выхода в Балтийское море и обеспечить беспрепятственный подвоз железной руды из Швеции. Потом уже, в зависимости от обстоятельств, выходить на новую цель — Москву или Украину. Сам он больше склонялся к последнему, считая необходимым захватить ее, как несравненный источник продовольствия и сырья.
Будучи в великолепном настроении от первых успехов, Гитлер велел вызвать в свою ставку «незадачливого пророка» Кестринга, с торжеством показал на карту и сказал: «Ни одна сволочь никогда не выгонит меня отсюда». — «Надеюсь, что нет», — осторожно ответил Кестринг, не питавший никаких иллюзий и имевший не одну радужную информацию. (Там же, с. 72.)
Но уже к 4 августа (меньше чем через 2 месяца войны!) Гитлер понял, наконец, что он просчитался, совершил ужасную ошибку. От других он это скрывал, чтобы не лишить их мужества, но вождю танковых войск знаменитому Гудериану (1888-1954), не раз бывавшему в России до войны по делам военного министерства, в кулуарах совещания в ставке фон Бока (командующего группой армий «Центр») с огорчением признался: «Если бы я знал, что приведенные в вашей книге („Внимание, танки!“ — В.Л.) данные о мощи русских бронетанковых сил соответствовали действительности, я думаю, что никогда бы не начал эту войну». (Там же, с. 82.)
С 1944 г. Гитлер стал задумываться над собственной судьбой. Раньше он не возражал против того, что его называют новым Чингисханом. Это ему нравилось. Теперь же он сам стал называть себя помесью Чингисхана и Христа! Свои странные слова фюрер пояснял так: хотя он и совершил величайшие завоевания, но он все-таки может кончить как Христос — на Голгофе. О размерах закулисного сопротивления политике Гитлера в рядах самой нацистской партии, сопротивления, которое не прекращалось, несмотря на ярое насаждение культа личности фюрера, которое охватывало «старых соратников», министров, военных, финансистов, ответственных чиновников, родовую знать и т.д., говорит множество фактов. Войны с СССР (по идейным соображениям или из страха за собственную голову) не хотели очень многие. Особенно те, кто был облечен большой властью, купался в лучах славы и материальных благах (как Геринг и ему подобные) и по должности был осведомлен относительно фактов действительности. Все они были не склонны витать в облаках, стремиться к химерическим целям. Поэтому-то отчаянно упирались, прикрываясь формальным согласием и любезными улыбками (кому хотелось потерять голову?!). Среди них находились: Гесс, Геринг, Кана-рис со многими сотрудниками, министр иностранных дел Нейрат со своим преемником Риббентропом, финансист Шахт, граф Штауфенберг, генерал Бек, Бломберг и еще большое количество очень важных лиц. Только принимая во внимание это тайное сопротивление, неизбежно принимавшее вид интриги (ничего «единого» нацистская верхушка, партия и общество, не представляли!), можно понять, каким же образом советской разведке удавалось проникать всюду, несмотря на аппарат тотального сыска и страшнейших репрессий. Поэтому и признают ныне исследователи, что советской разведке удалось укрепиться в центральном аппарате гестапо, штабе Геринга, шифрослужбе абвера, МИДе, научных и промышленных кругах, во многих посольствах, в Италии — тоже в МИДе, в армии, даже в канцелярии Муссолини. Шли агентурные сведения из правящих кругов Югославии, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польши. (Канун и начало войны. Документы и материалы. Л., 1991, с. 310-311.)
Чрезвычайно интересен такой вот необычный факт. 9 мая 1937 г. посол СССР в Германии Я. Суриц сообщает в свой наркомат: «Один видный немецкий промышленник третьего дня мне рассказывал, что Шахт в разговоре с ним с большой тревогой отзывался о советско-германской торговле. Шахт предвидит, что очень скоро Германия лишится советской нефти, марганца, заменить которые будет „чертовски трудно“. Он говорил, что обо всем этом сигнализировал Гитлеру, которому нашептывают эти „проклятые Геббельсы“. Мой собеседник со слов Шахта уверяет, что выпад, направленный Гитлером против нас в его первомайской речи ( 1937 г. — В.Л.), не был воспроизведен в печати. К числу сторонников изменения курса по отношению к нам мой собеседник также относит и Геринга». (Документы внешней политики СССР. Т. XX, с. 235.)
Это очень напоминает совет Сталину: что надо сделать, чтобы сорвать нападение Гитлера. Увы, сообщению Сталин не поверил: он был убежден, что в 1941 г. Гитлер будет нападать не на СССР! Коварный фюрер довольно ловко обманул его. Неудачи на фронтах реабилитировали Кестринга. И после заминки, в 1942 г., когда подтвердились многие его предсказания о силе Красной Армии, он вновь обретет доверие. С сентября 1942 г. со своим адъютантом Виттенфельдом он вновь занимается формированием частей «казаков» из белогвардейцев и их сыновей, действуя на положении специального уполномоченного по вопросам Кавказа. Цель, которую ставили перед ним: привлечь народы Кавказа к войне Гитлера против Сталина. В
1944 г., после неплохих успехов на этом поприще (результатом явились массовые высылки Сталиным с Кавказа карачаевцев, ингушей и т.д.), он назначается командующим «добровольческих отрядов» — из власовцев, уголовников и военнопленных. Части эти очень скоро показали низкую свою боеспособность и надежд руководства вермахта совершенно не оправдали. Да и сам Гитлер был против формирования таких частей, считая их опасными.
В 1945 г., когда стало окончательно ясно, что война проиграна, Кестринг сдался в плен американцам. Он рассказал им много интересного о работе немецкой разведки, об отношениях между руководством РККА и рейхсвера, об отношениях СССР и Германии. Довольнее американцы быстро его освободили (1946), и он стал первым освобожденным из плена генералом.
Вернувшись вновь в Германию, Кестринг смог продолжить свою службу (на этот раз в ведомстве генерала Гелена). И успешно продолжал службу до выхода на пенсию, оказывая американцам важные услуги.
На старости лет, не написав мемуаров, Кестринг тем не менее выпустил сборник официальных документов, связанных с его разведывательной деятельностью, а остальную часть работы предоставил доделывать историкам. (См.: General Ernst Kostring. Der militarische Mittler zwischen dem Deutschen Reich und der Sowjetunion 1921-1941. Bearbeitet von Hermann Teske. Frankfurt/Mein. 1966.)
Оглядываясь назад, Кестринг по совести не мог считать себя вполне чистым от участия в разбойничьих делах немецкого империализма. Оставалось лишь утешать себя тем, что он совершал предосудительные дела не один, что он был не из худших и что в рейхе Гитлера он как мог служил Отечеству.
Он мог также несколько сожалеть, что не удалось ему подняться на высочайшие должности в государстве, что вписало бы его имя в анналы истории крупными буквами, как, например, Кребса, того самого, который вместе с ним работал в посольстве в Москве, а потом стал последним начальником штаба у Гитлера (будучи близким человеком к Борману!). Зато он мог утешить себя тем, что удалось избежать и его конечной участи: бедняга Кребс застрелился в бункере фюрера 1 мая
1945 г.! И еще одним обстоятельством можно было утешить себя: что хотя он и не без грехов (а кто же их не имеет в период войны?!), но на его совести все-таки нет чудовищных преступлений против народов и человечности! Да, в этом мире известность и чистая совесть часто находятся в злейшей вражде. Сколько примеров мы этому видим, в том числе и сегодня!
Вот эти три лица и определяли работу немецкого посольства до 1941 г. Остальные играли роль второстепенную. Это были: советник посольства фон Типпельскирх, правая рука бывшего посла, двоюродный брат полковника (позже генерал-майора) Типпельскирха в Генеральном штабе Германии, занимавшегося вопросами разведки; военно-морской атташе Норберт фон Баумбах; военно-воздушный атташе Ашенбреннер; фон Вальтер, глава консульского отдела; советник Греппер, незаметный чиновник; советник Швингер, из бывших австрийских дипломатов, которого сотрудники с насмешкой называли «наш трофейный немец»; начальник секретариата и хозяйственного отдела «канцлер» Ламла, ведавший контрабандными махинациями, незаконным ввозом из-за границы советских денег, что давало возможность сотрудникам посольства увеличивать свое жалованье в четыре раза (как и в других посольствах!) и жить на широкую ногу, имея прислугу и собственную машину, выписывавшуюся из Швеции.
Этот Ашенбреннер представляет весьма большой интерес. Судя по всему, он принадлежал, как и Кестринг, к «русской партии» и всеми силами хотел убедить государственное руководство не идти на конфликт с Россией. 30 апреля 1941 г. от представителя советской разведки в Берлине («Старшина») поступило сообщение, в котором содержались следующие данные:
«Доклады немецкой авиационной комиссии, посетившей СССР, и военно-воздушного атташе в Москве Ашенбреннера произвели в штабе авиации подавляющее впечатление. Однако рассчитывают на то, что хотя советская авиация и способна нанести серьезный удар по германской территории, тем не менее, германская армия быстро сумеет подавить сопротивление советских войск, достигнув опорных пунктов советской авиации и парализовав их».
Данное сообщение очень наглядно показывает, что немецкие авиационные специалисты были высокого мнения о боеспособности советской авиации и, следовательно, продажные российские негодяи нагло лгут, утверждая, что «страна была не готова к войне» и что «Сталин в военном деле ничего не понимал». Все он отлично понимал, а ВВС, вместе с артиллерией, были для него любимыми родами войск!
А в торговом отделе посольства числились у Хильгера два сотрудника, которых окружающие недооценивали. Один из них — второй секретарь посольства Ганс Биттенфельд, внук еврея, сын офицера-землевладельца, которого не приняли в НСДАП из-за еврейского родства. Он участвовал в войне с Польшей, затем с помощью Кестринга получил место в одном из штабных ведомств и был связан с военной разведкой. Одновременно он являлся тайным агентом Чарльза Болена, начальника разведслужбы американского посольства в Москве. Болен сделал по— том прекрасную карьеру: личный переводчик президента Рузвельта на встрече со Сталиным, советник президента Трумэна на Потсдамской конференции, посол США в Москве. В 1973 г. он выпустил сенсационную книгу воспоминаний: «Свидетель истории периода 1929-1969 гг».
Этот вот Болен с целью получения секретной информации встречался со своим агентом на конных прогулках (на даче американского посольства, 17 км от Москвы) и во время посещения теннисного корта. Иногда (из-за срочных дел!) заглядывал даже в служебный кабинет Биттенфельда. Когда тот уехал в Германию, то передал свои секретные функции советнику Вальтеру. С образованием ФРГ Биттенфельд, с помощью американцев, быстро стал продвигаться, занимая важные посты в министерстве иностранных дел (посол за рубежом, статс-секретарь и руководитель бюро президента Любке). До самого конца у Биттенфельда существовали доверительные отношения с Шулленбургом, Хильгером и Кестрингом. И можно думать, что все они делали одно дело.
Остается сказать о Герхарде Кегеле, чьи мемуары принадлежат к числу лучших в немецкой и мировой мемуаристике, отличаются обилием материала, колоритностью, рельефностью и правдивостью. Биография этого человека не менее замечательна, чем биография Р. Зорге, Шандора Радо и Л. Треппера! Он родился в 1907 г. на железнодорожной станции в семье железнодорожника, недалеко от пограничной станции России — Русские Щербы. В детские годы жил в Катовицах, потом в Оппельне (Катовицы отошли к вновь возникшему Польскому государству) и Бреслау. Кончил реальное училище. Хотел получить специальность электротехника. Но жизнь распорядилась иначе: он стал учеником в филиале Дрезденского банка, изучал торговое дело (с 1926). Кончил факультет права и общественных наук в Бреслау. Был репортером, познакомился очень хорошо с нравами буржуазной прессы. Участвовал в работах социалистического кружка студентов Бреслау. Затем стал одним из основателей первой коммунистической студенческой организации в университете (1930). Закончив учебу, работал в суде (1931). Из-за нелепого провала оттуда пришлось срочно уволиться. Короткое время работал редактором в одной из местных газет. В связи с усилением фашистских репрессий (1933) поспешил перебраться на дальнюю окраину — в Польшу. Сначала выступал там как зарубежный корреспондент немецких газет. Специализировался на вопросах экономики и торговли. В начале 1935 г. был приглашен на работу в немецкое посольство в торговый отдел, как знающий свое дело специалист. Был вынужден вступить в НСДАП. Участвовал в переговорах о торговом договоре с Польшей, выступал экспертом торговой делегации в Москве. И после этого (с февраля 1940) обосновался в немецком посольстве русской столицы, в отделе торговли советника Хильгера.
В комцартию Кегель вступил в 1931 г. Активно участвовал в нелегальной борьбе и работе против Гитлера в Германии. С 1934 г. работал на СССР и имел постоянную связь с советской разведкой в Варшаве и Москве (чекиста-связника здесь он звал Павлом Ивановичем). После 1941 г. вернулся в Германию и продолжал участвовать в антифашистском сопротивлении. В 1944 г. был мобилизован на фронт и перешел на советскую сторону. Пока шла проверка, находился в лагере пленных в Лодзи. После освобождения и реабилитации вернулся в новую Германию. Работал в берлинских газетах, занимался организацией издательства, входил в бюро Президента Пика, участвовал в создании нового министерства иностранных дел, был членом комиссии по агитации при ЦК СЕПГ, наконец, послом ГДР при ООН. Почти в 70 лет (после инфаркта) вышел на пенсию.
Пользовался большим уважением товарищей, хотя и для него бывали обидные моменты. Ибо находились лица, которые знали его как активного члена нацистской партии. Поэтому они относились к нему с подозрением. В этой связи Кегель пишет:
«К счастью, двое товарищей, участвовавших в принятии этого столь нелегкого для меня решения (о вступлении в ряды фашистской партии с целью проникновения на работу в посольство. — В.Л.), остались в живых после второй мировой войны и смогли подтвердить сообщенные мной о себе сведения. И чтобы мне не пришлось снова и снова рассказывать свою политическую биографию в каждом полицейском участке и адресном столе или при заполнении более или менее важной анкеты, мне был выдан следующий документ:
«Удостоверение. Дано гр-ну Кегель Герхард, рожд. 1907 г., в том, что на основании произведенной Центральной Комендатурой проверки материалов немецких групп сопротивления против гитлеровского режима он действительно являлся активным членом одной из таких групп, в период с 1933 по 1945 г. активно боролся в городах Бреслау, Варшаве и Берлине, а в 1935 г., согласно заданию этой группы, он вступил в НСДАП в целях получения более лучших возможностей для проведения антифашистской борьбы.
В связи с этим членство гр-на Кегель Г. в НСДАП следует считать несуществующим. Центральная Комендатура не возражает против работы гр-на Кегель Г. в редакции и издательстве «Берлинер цайтунг» или в каких-либо других немецких учреждениях и предприятиях.
Уполномоченный Центральной Комендатуры по очистке немецких учреждений от нацистских элементов. Печать. Подпись. Берлин, 25 июня 1945 г.».
Но было бы неверно утверждать, будто членство в зарубежной организации НСДАП совсем не доставляло мне неприятностей. Я не имею в виду злобные выпады прессы ФРГ и одной из сионистских организаций в Вене, меня никогда не трогали злопыхательства классового врага. Но когда ко мне проявлял недоверие тот или иной старый член КПГ, то хотя это и было понятно, но все же причиняло боль». (Там же, с. 63.)
Подводя итог своему жизненному пути, Кегель в заключении книги писал: «Дожив до восьмого десятка лет, могу с чистой совестью сказать: более полувека тому назад я твердо решил посвятить свою жизнь самому благородному на свете делу — борьбе за социализм и коммунизм. И я активно участвовал в этой борьбе, как в худые, так и в добрые времена. Когда нужно было не жалеть сил во имя победы партии рабочего класса над мрачными силами прошлого, я не жалел своих сил. Иногда это было нелегко. Но я никогда не раскаивался в решении, которое принял полвека тому назад и которое с тех пор определяло мою жизнь. Я всегда был верен этому решению». (Там же, с. 457.)
На примере деятельности Кегеля, между прочим, хорошо видно, возможно ли было проникновение антифашистов в нацистскую партию с целью ведения разведывательной работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76