Я закричал, чтобы она не оглядывалась – но тщетно: Эми увидела меня, а затем – лесное чудище. Лицо у нее вытянулось и окаменело. Я догнал ее.
– Что это там, папочка?
– Это один неприятный тип. Давай-ка опусти Виктора на землю, беги в деревню как можно скорее и там кричи, кричи до тех пор, пока не появятся люди.
– А ты что собираешься делать?
– Не волнуйся насчет меня, – сказал я, слыша за своей спиной шелестящую, похрустывающую трусцу. – Ну, вперед. Бегом.
Я повернулся. Эта тварь приближалась, теперь уже бежала, ее ноги с силой поднимались и опускались, руки были согнуты в локтях, она продолжала набирать скорость. Если предоставить ему свободу действий, Эми никогда не достигнет деревни. Я встал на пути чудища и выбрал точку на его туловище – слева в паху, где, похоже, были только тонкие веточки, перехваченные плющом, и где, наверное, возымеет действие удар кулаком. Теперь я рассмотрел впервые его лицо: почти совсем плоская поверхность гладкой серовато-коричневой коры, как на стволе шотландской сосны; кривые глазницы, в которых тлели гнилушки; растянутый в ухмылке широкий рот, в котором торчало с дюжину зубов – неровных полусгнивших пенечков. Я уже видел раньше что-то похожее на эту физиономию. Затем лесовик налетел на меня, его руки разной длины и толщины были вытянуты вперед, а крик, вылетающий изо рта, словно шуршащий в листве ветер, был наполнен как торжествующим ликованием, так и угрозой. Прежде чем я успел схватиться с ним вплотную, он выбросил вперед руку, не прерывая своего стремительного продвижения, и нанес мне удар в грудь, отбросив меня на несколько ярдов и повалив на землю. Я не потерял сознания, но на какое-то время силы покинули меня.
Эми отбежала на какое-то расстояние, затем остановилась и повернулась; между ней и грузно бегущей тушей лесного чудища, выгнув спину и подняв хвост трубой, стоял Виктор. Деревянная нога нанесла ему сильный удар, хрустнули то ли ветки, то ли кости; Виктор отлетел кубарем и упал безжизненным комком на другой стороне дороги в канаву. Затем Эми снова повернулась и побежала, побежала уже изо всех сил, но все равно не смогла оторваться от зеленого страшилы. В ту минуту я вспомнил наконец о том предмете, который был все еще зажат в моей руке, и понял, что мне нужно делать, и поднялся рывком на ноги и тоже побежал – по дороге в сторону кладбища.
Впереди меня продолжалась погоня; с того места, где я находился, было невозможно точно определить расстояние между Эми и преследователем, я и не пытался этого сделать, а занес руку далеко за голову и швырнул серебряную фигурку через кладбищенскую ограду. Я слышал, как она коснулась земли, и в ту же секунду уродливое создание, сбавив шаг, качнулось и замерло, даже более того – его согнуло пополам и повлекло в обратную сторону какой-то чудовищной силой. Шаг за шагом оно отступало, сотрясаясь и молотя руками по воздуху, и куски, отваливаясь от него, полетели стремительно в мою сторону, они проносились сбоку от меня и над головой: листья, ветки, сучья, обрубки, так что я присел на корточки, прищурив глаза и втягивая инстинктивно голову в плечи, когда крупный древесный обломок пронесся мимо со свистом. Отросток с шипами оцарапал мне запястье, а в ушах стоял тягучий, затухающий вопль нечеловеческой ярости и боли.
Обрушилась тишина, нарушаемая только какой-то тяжелой машиной, несущейся в сторону Лондона по магистрали А-595. Я медленно поднялся, сделал несколько шагов, затем побежал к деревне, выкрикивая имя дочери. Она распростерлась на обочине дороги с пятнами крови на лбу, на колене и на руке. Я отнес Эми обратно в дом, положил на кровать в ее комнате и позвонил Джеку Мейбери.
Глава 5
Шорох в траве
– На теле серьезных повреждений нет, – сказал мне Джек после полудня. – То, что мы наблюдаем сейчас, – это здоровый, нормальный сон. Ни малейших признаков сотрясения мозга. Температура нормальная. А эти царапины и синяки – сущий пустяк. Ну а с точки зрения психики… Знаешь, и в этом смысле нет оснований для беспокойства, по крайней мере в данную минуту; хотя, должен тебе признаться, я не такой уж большой специалист по части сомнамбулизма. Ты уверен, что это сомнамбулизм?
Я стоял у окна в комнате Эми и, повернувшись, сказал:
– Не знаю. Просто я предполагаю, что она действовала как лунатик. Я решил, что так оно и есть, поскольку это самое приемлемое объяснение – в общих чертах – того, что случилось. Меня разбудил стук парадной двери, я увидел, что она идет под окном, и вышел…
– Ты уже говорил про это. Что конкретно произошло, когда ты подошел к ней?
– Я окликнул ее, что было, наверное, ошибкой, но я не подумал об этом. Тут она вздрогнула, повернулась ко мне и споткнулась.
– И ударилась головой об асфальт, причем так сильно, что потеряла сознание, но… Мне вот что подумалось: ушиб сравнительно мягкий и такого удара недостаточно, чтобы нормальный здоровый человек потерял сознание. Все же почему ты находился в обеденном зале на первом этаже, а не в своей спальне?
– Я спускаюсь туда иногда. Больше уверенности, что там меня никто не побеспокоит.
– Понятно. Значит, так ты поступил и в этот раз. Ладно, я загляну к вам еще раз ближе к вечеру. Пусть пока остается в постели. Легкий обед. Посмотрим, как пойдут дела. Я знаю в больнице одного парня, очень неплохой детский психиатр, постараюсь связаться с ним завтра. Лично я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к сомнамбулизму.
– А что, по-твоему, случилось с ней?
– Она притворилась лунатиком. Где-то прочитала об этом.
– Чего ради?
– Ну, привлечь к себе внимание, – сказал Джек, в полной мере испытав на мне силу своего строгого взгляда. – Однако мне пора. А ты-то как себя чувствуешь? – добавил он без особого энтузиазма.
– Превосходно. Чуть подустал.
– Постарайся особо не напрягаться сегодня. Маленькие птички больше не донимали?
– Нет. Выпить не хочешь?
– Нет, спасибо.
Он двинулся к выходу, и тут что-то толкнуло меня спросить:
– Как Диана поживает?
Джек остановился на полпути к дверям:
– Как она поживает? У нее все в порядке. А почему ты спрашиваешь?
– Так, без особой причины.
– Я вот что тебе скажу, Морис. Мне нравится видеть все в том виде, в каком оно есть. Я не люблю неурядиц, ссор и чтобы одна половина твоей жизни мешала другой половине. Я не возражаю, если кому-то хочется поразвлечься тем способом, каким им взбрело в голову, при условии, что они не начнут вести себя совсем как малые дети. Есть вопросы?
– Я точно такого же мнения, – сказал я, задавая себе вопрос, что такого могла наговорить ему Диана, но, будучи со вчерашнего дня всего лишь ее экс-любовником, я не стал особенно ломать себе голову по этому поводу.
– Ладно. Увидимся вечером.
И потом он ушел. Очень скоро после этого Эми открыла глаза – как человек, которому ужасно не хочется просыпаться после очень долгого сна. Она улыбнулась мне, затем пощупала пластырь на лбу, провела пальцами по его кромке. Мы обнялись.
– Я ходила во сне, как лунатик, да, папа?
– Ну, возможно и так. Такое может случиться с кем угодно.
– Папа, мне приснился смешной сон, – продолжила она сразу же. – Ты тоже был там.
Впервые за этот день она вымолвила больше двух слов.
– И что?
– Знаешь, мне снилось, будто я лежу здесь в постели, а ты зовешь меня. Ты велел мне встать и спуститься вниз, так я и сделала. И взяла с собой Виктора, потому что он оказался рядом. Я подумала, что ты не будешь против. Потом, когда я спустилась вниз, ты сказал мне выйти из дома, на дорогу. Я никак не могла увидеть тебя, но ты велел мне именно выйти на дорогу. И я вышла наружу, но тебя там не было, поэтому я начала искать тебя.
– Что было дальше?
– Пытаюсь вспомнить, но с этого момента вспоминается хуже. Ты сильно напугал меня, но не нарочно. Ты подошел и сказал, что мне надо отпустить Виктора и бежать в деревню, я так и сделала. По крайней мере попыталась бежать. А потом уже совсем забыла, что там случилось. Но что-то такое вспоминается… Кажется, ты вел себя очень смело, папочка. Какой-то человек гнался за мной?
– Не знаю. Это же происходило в твоем сне.
– Мне кажется, это не сон, Я ведь не спала, правда? – Она смотрела на меня в упор.
– Да, – сказал я. – Все было на самом деле.
– Я рада, папа, – сказала она, взяв меня за руку.
– Чему?
– Что ты не стал притворяться. И был храбрым. Что случилось с тем человеком?
– Он убежал. Он никогда не появится больше.
– Что случилось с Виктором? Тот человек убил его, да?
– Да. Но все произошло в одну секунду.
– Он тоже вел себя смело. На самом деле это совсем не ты приказал мне встать и спуститься вниз, правда? Что же заставило меня?
– Думаю, вот это было как раз что-то вроде сна. Ты вообразила себе… Нет, не совсем так. Дом оказался на время заколдованным, так что всех преследовали какие-то видения или странные звуки, тогда как никого здесь не было.
– Ты хочешь сказать, как те вопли на днях?
– Тот случай не единственный. Но теперь все кончено, даю тебе честное слово.
– Ладно, папа. Я верю тебе, я это хотела сказать. А где Виктор? Его не оставили там на обочине, так ведь?
– Нет. Я позаботился о нем. Я как раз еду сейчас похоронить его.
– Правильно. Снова заходи проведать меня, когда у тебя будет время.
– Хочешь, я скажу Джойс или Магдалене, чтобы они посидели у тебя?
– Нет, мне и так неплохо. Дай мне, пожалуйста, журнал про Джонатана Свифта, он вон там на столике у зеркала.
– Про Джонатана Свифта? А, ну понятно.
На обложке этого издания была помещена цветная фотография молодого человека (таким он мне показался, по крайней мере), которому еще только предстояло первый раз в жизни стричься и бриться; резкость картинки была намеренно ухудшена каким-то, без сомнения, недавно выдуманным способом, и фотографировали, очевидно, какой-то камерой ниже уровня земли или из ямы у ног объекта. Я передал журнал Эми, которая тут же открыла его и принялась читать.
– Чего бы ты хотела на обед?
– Гамбургер, фасоль в томатном соусе, жареную картошку, консервированные вишни, взбитые сливки, кока-колу… ну пожалуйста, папочка.
– А не слишком ли много? Доктор Мейбери сказал, что тебе можно только что-нибудь легкое.
– Ну, папа. Я так проголодалась. Я буду есть медленно.
– Тогда ладно. Сейчас организуем это дело.
Я спустился вниз, чтобы разыскать Дэвида, и нашел его за стойкой бара в переднем зале, куда в воскресные дни с утра традиционно стекается большое количество посетителей.
В баре было тесно от пожилых мужчин в пестрых рубашках, пинту за пинтой пьющих пиво, и не столь очевидно пожилых женщин в цветастых брючных костюмах, пьющих «Пимм». Они все разговаривали, как будто перекрикиваясь с противоположных сторон шумной улицы, но все притихли и опустили глаза в свои рюмки и кружки, увидев меня, из уважения к человеку, потерявшему кого-то из близких или же потерявшему рассудок. Дэвид в эту минуту принимал заказ у компании из шести персон, включая одинаково одетую парочку одинаковых, друг на друга похожих «голубых», и у него было такое выражение на лице, будто это стоило ему больших усилий. Он приветствовал меня с тревогой в глазах, надеясь, вне сомнений (и не без оснований), что я не стану обращаться к нему с фантастическими поручениями – не попрошу, например, забронировать номер для графа Дракулы и его супруги; его лицо заметно прояснилось, когда я всего лишь передал ему пожелания Эми и сообщил, что снова возьму в руки руководство в шесть вечера. (Я был твердо настроен покончить к тому времени во всеми делами.)
Вопрос был решен, Ник и Люси еще не появились, а Джойс нигде не было видно; я взял молоток и долото, которыми пользовался, вскрывая пол в нашей столовой, и бросил их на сиденье. Затем принес Виктора из садового сарая, где он лежал завернутый в мешковину, с тех пор как я спрятал его там рано утром. Я взял также заступ и косу. Из всех вариантов, которые я перебрал, самым разумным казалось подъехать как можно ближе к воротам кладбища, там разгрузиться, а затем перегнать грузовичок и оставить где-нибудь подальше, где он не будет привлекать внимание. Пока я осуществлял этот план, никто не видел меня; в это время дня люди сидели по пивным или у себя на кухне.
Сначала Виктор. Я быстро нашел для него удобный, укромный уголок около стены, который не виден с того места, где лежал Андерхилл, и где грунт такой, что не составило особого труда выкопать яму примерно восемнадцать дюймов в глубину. Вот он в могилке, и я сгреб землю обратно в яму, думая о том, что мне будет сильно недоставать кота. Случись это пару дней назад, я, возможно, решился бы показать его тело ветеринару в надежде установить что-нибудь о силе, убившей его, получить какие-нибудь объективные факты, которые послужат доказательством моему рассказу. Но теперь я выбросил из головы всякие такие мысли: что видел, то видел, и никогда не докажешь тому или иному человеку, что именно так все и случилось. Я разровнял и пригладил землю руками.
Вторая моя цель была куда более опасным предприятием. Я приблизительно представлял себе направление, но не место, где следует искать, и потратил более полутора часов, прочесал что-то около двадцати квадратных ярдов земли, прежде чем нашел серебряную фигурку в пучке сорной травы; думаю, здесь все-таки сыграло свою роль везение. Положив вещицу на треугольную вершину чьего-то надгробия, я взял молоток и долото и (благодаря мягкости металла) вскоре разрубил ее на полдюжины трудно узнаваемых кусочков, которые захоронил в разных углах кладбища. Сделав это, я почувствовал себя намного спокойнее, но нельзя сказать, что совсем спокойно. Потребуются еще какие-то усилия, прежде чем это состояние будет достигнуто.
Только я собрался перейти к следующему пункту моей программы, как мне в голову пришла одна мысль. Я подошел к тому месту, где был похоронен Андерхилл, бросил инструменты и помочился на его могилу.
– Так тебе, недоносок, – сказал я. – Ты хотел представить все так, будто случайно выбрал меня из всех, кто жил в гостинице после тебя. Ты просто ждал, когда Эми подрастет до того возраста, который тебе нужен, и затем постарался пробудить во мне любопытство. Но в твоем теперешнем виде ты не смог бы сделать с ней то, что сделал с теми другими бедными девочками, и поэтому попытался вместо этого убить ее. Ради забавы. Очень научный подход. Каков замысел!
Снова никем не замеченный, я вернулся к грузовику и поехал по улочкам деревни, которая в ярком солнечном свете выглядела так, будто здесь обитают самые умные и самые счастливые люди в Англии. Я остановил машину у церкви; через дорогу от нее жил наш приходский священник – в маленьком, но красивом доме, построенном во времена королевы Анны. Сад вокруг дома сильно зарос, там валялся всякий хлам, включая несколько картин в рамах, в большинстве своем сельских сцен, которые, судя по всему, перешли к пастору вместе с домом. Внутри гремела на полную мощность музыка. Я потянул ручку дверного колокольчика, и за дверью зазвучало что-то вроде электрооргана. Прошла минута, и чуть более приглаженная и причесанная разновидность Джонатана Свифта открыла дверь. Человек посмотрел на меня, продолжая что-то жевать.
– Пастор дома? – спросил я.
– А вы кто?
– Один из его прихожан.
– Его кто?
– Прихожанин. Из тех, кто живет в его приходе. Здесь поблизости. Он дома?
– Сейчас посмотрю.
Он повернулся ко мне спиной, но силуэт преподобного Тома Родни, облаченного в бирюзовую футболку и черные джинсовые брюки в обтяжку, уже показался в поле зрения за его плечом.
– Что там такое, Клифф? А… мистер Оллингтон. Вы по делу?
– Да, в общем-то, хотелось бы поговорить. Если у вас найдется свободная минута.
– Э… разумеется. Пожалуйста, проходите. Боюсь, тут у нас небольшой беспорядок. Да, мистер Оллингтон, это лорд Клифф Освестри.
– Оч пр-но, – сказал лорд Клифф.
– Привет, старина, – сказал я, не будучи уверен, приобрел ли он этот титул за какие-нибудь успехи в сфере купли-продажи или унаследовал его помимо своей воли. Первое впечатление о его манерах склоняло меня в пользу второго варианта.
– Никак не представится возможность расчистить все это дерьмо, – сказал пастор. – Мы вернулись около трех утра, и я в самом мерзком состоянии кое-как провел утреннюю службу. Клифф, дорогой мой, нельзя ли сделать чуть потише? Боюсь, что Клифф и я опять помешались немного на Бенджи. А он задевает за душу, вы так не считаете?
Мы прошли в другую комнату – что-то вроде гостиной с черными обоями на трех стенах и золотистыми на четвертой, с приземистой бамбуковой ширмой, ничего в особенности не отгораживающей, и множеством стульев, обитых замшей. Я не увидел какого-то особого «дерьма», если не считать битой посуды, которую, похоже, не уронили случайно, а швырнули с силой об пол, и предмета, напоминающего какую-то скульптурную композицию, которая совершила вынужденную посадку. Невидимый певец с сильно заложенным носом выворачивался наизнанку, чтобы взять невыразимо высокую ноту посреди мощных оркестровых всплесков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Что это там, папочка?
– Это один неприятный тип. Давай-ка опусти Виктора на землю, беги в деревню как можно скорее и там кричи, кричи до тех пор, пока не появятся люди.
– А ты что собираешься делать?
– Не волнуйся насчет меня, – сказал я, слыша за своей спиной шелестящую, похрустывающую трусцу. – Ну, вперед. Бегом.
Я повернулся. Эта тварь приближалась, теперь уже бежала, ее ноги с силой поднимались и опускались, руки были согнуты в локтях, она продолжала набирать скорость. Если предоставить ему свободу действий, Эми никогда не достигнет деревни. Я встал на пути чудища и выбрал точку на его туловище – слева в паху, где, похоже, были только тонкие веточки, перехваченные плющом, и где, наверное, возымеет действие удар кулаком. Теперь я рассмотрел впервые его лицо: почти совсем плоская поверхность гладкой серовато-коричневой коры, как на стволе шотландской сосны; кривые глазницы, в которых тлели гнилушки; растянутый в ухмылке широкий рот, в котором торчало с дюжину зубов – неровных полусгнивших пенечков. Я уже видел раньше что-то похожее на эту физиономию. Затем лесовик налетел на меня, его руки разной длины и толщины были вытянуты вперед, а крик, вылетающий изо рта, словно шуршащий в листве ветер, был наполнен как торжествующим ликованием, так и угрозой. Прежде чем я успел схватиться с ним вплотную, он выбросил вперед руку, не прерывая своего стремительного продвижения, и нанес мне удар в грудь, отбросив меня на несколько ярдов и повалив на землю. Я не потерял сознания, но на какое-то время силы покинули меня.
Эми отбежала на какое-то расстояние, затем остановилась и повернулась; между ней и грузно бегущей тушей лесного чудища, выгнув спину и подняв хвост трубой, стоял Виктор. Деревянная нога нанесла ему сильный удар, хрустнули то ли ветки, то ли кости; Виктор отлетел кубарем и упал безжизненным комком на другой стороне дороги в канаву. Затем Эми снова повернулась и побежала, побежала уже изо всех сил, но все равно не смогла оторваться от зеленого страшилы. В ту минуту я вспомнил наконец о том предмете, который был все еще зажат в моей руке, и понял, что мне нужно делать, и поднялся рывком на ноги и тоже побежал – по дороге в сторону кладбища.
Впереди меня продолжалась погоня; с того места, где я находился, было невозможно точно определить расстояние между Эми и преследователем, я и не пытался этого сделать, а занес руку далеко за голову и швырнул серебряную фигурку через кладбищенскую ограду. Я слышал, как она коснулась земли, и в ту же секунду уродливое создание, сбавив шаг, качнулось и замерло, даже более того – его согнуло пополам и повлекло в обратную сторону какой-то чудовищной силой. Шаг за шагом оно отступало, сотрясаясь и молотя руками по воздуху, и куски, отваливаясь от него, полетели стремительно в мою сторону, они проносились сбоку от меня и над головой: листья, ветки, сучья, обрубки, так что я присел на корточки, прищурив глаза и втягивая инстинктивно голову в плечи, когда крупный древесный обломок пронесся мимо со свистом. Отросток с шипами оцарапал мне запястье, а в ушах стоял тягучий, затухающий вопль нечеловеческой ярости и боли.
Обрушилась тишина, нарушаемая только какой-то тяжелой машиной, несущейся в сторону Лондона по магистрали А-595. Я медленно поднялся, сделал несколько шагов, затем побежал к деревне, выкрикивая имя дочери. Она распростерлась на обочине дороги с пятнами крови на лбу, на колене и на руке. Я отнес Эми обратно в дом, положил на кровать в ее комнате и позвонил Джеку Мейбери.
Глава 5
Шорох в траве
– На теле серьезных повреждений нет, – сказал мне Джек после полудня. – То, что мы наблюдаем сейчас, – это здоровый, нормальный сон. Ни малейших признаков сотрясения мозга. Температура нормальная. А эти царапины и синяки – сущий пустяк. Ну а с точки зрения психики… Знаешь, и в этом смысле нет оснований для беспокойства, по крайней мере в данную минуту; хотя, должен тебе признаться, я не такой уж большой специалист по части сомнамбулизма. Ты уверен, что это сомнамбулизм?
Я стоял у окна в комнате Эми и, повернувшись, сказал:
– Не знаю. Просто я предполагаю, что она действовала как лунатик. Я решил, что так оно и есть, поскольку это самое приемлемое объяснение – в общих чертах – того, что случилось. Меня разбудил стук парадной двери, я увидел, что она идет под окном, и вышел…
– Ты уже говорил про это. Что конкретно произошло, когда ты подошел к ней?
– Я окликнул ее, что было, наверное, ошибкой, но я не подумал об этом. Тут она вздрогнула, повернулась ко мне и споткнулась.
– И ударилась головой об асфальт, причем так сильно, что потеряла сознание, но… Мне вот что подумалось: ушиб сравнительно мягкий и такого удара недостаточно, чтобы нормальный здоровый человек потерял сознание. Все же почему ты находился в обеденном зале на первом этаже, а не в своей спальне?
– Я спускаюсь туда иногда. Больше уверенности, что там меня никто не побеспокоит.
– Понятно. Значит, так ты поступил и в этот раз. Ладно, я загляну к вам еще раз ближе к вечеру. Пусть пока остается в постели. Легкий обед. Посмотрим, как пойдут дела. Я знаю в больнице одного парня, очень неплохой детский психиатр, постараюсь связаться с ним завтра. Лично я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к сомнамбулизму.
– А что, по-твоему, случилось с ней?
– Она притворилась лунатиком. Где-то прочитала об этом.
– Чего ради?
– Ну, привлечь к себе внимание, – сказал Джек, в полной мере испытав на мне силу своего строгого взгляда. – Однако мне пора. А ты-то как себя чувствуешь? – добавил он без особого энтузиазма.
– Превосходно. Чуть подустал.
– Постарайся особо не напрягаться сегодня. Маленькие птички больше не донимали?
– Нет. Выпить не хочешь?
– Нет, спасибо.
Он двинулся к выходу, и тут что-то толкнуло меня спросить:
– Как Диана поживает?
Джек остановился на полпути к дверям:
– Как она поживает? У нее все в порядке. А почему ты спрашиваешь?
– Так, без особой причины.
– Я вот что тебе скажу, Морис. Мне нравится видеть все в том виде, в каком оно есть. Я не люблю неурядиц, ссор и чтобы одна половина твоей жизни мешала другой половине. Я не возражаю, если кому-то хочется поразвлечься тем способом, каким им взбрело в голову, при условии, что они не начнут вести себя совсем как малые дети. Есть вопросы?
– Я точно такого же мнения, – сказал я, задавая себе вопрос, что такого могла наговорить ему Диана, но, будучи со вчерашнего дня всего лишь ее экс-любовником, я не стал особенно ломать себе голову по этому поводу.
– Ладно. Увидимся вечером.
И потом он ушел. Очень скоро после этого Эми открыла глаза – как человек, которому ужасно не хочется просыпаться после очень долгого сна. Она улыбнулась мне, затем пощупала пластырь на лбу, провела пальцами по его кромке. Мы обнялись.
– Я ходила во сне, как лунатик, да, папа?
– Ну, возможно и так. Такое может случиться с кем угодно.
– Папа, мне приснился смешной сон, – продолжила она сразу же. – Ты тоже был там.
Впервые за этот день она вымолвила больше двух слов.
– И что?
– Знаешь, мне снилось, будто я лежу здесь в постели, а ты зовешь меня. Ты велел мне встать и спуститься вниз, так я и сделала. И взяла с собой Виктора, потому что он оказался рядом. Я подумала, что ты не будешь против. Потом, когда я спустилась вниз, ты сказал мне выйти из дома, на дорогу. Я никак не могла увидеть тебя, но ты велел мне именно выйти на дорогу. И я вышла наружу, но тебя там не было, поэтому я начала искать тебя.
– Что было дальше?
– Пытаюсь вспомнить, но с этого момента вспоминается хуже. Ты сильно напугал меня, но не нарочно. Ты подошел и сказал, что мне надо отпустить Виктора и бежать в деревню, я так и сделала. По крайней мере попыталась бежать. А потом уже совсем забыла, что там случилось. Но что-то такое вспоминается… Кажется, ты вел себя очень смело, папочка. Какой-то человек гнался за мной?
– Не знаю. Это же происходило в твоем сне.
– Мне кажется, это не сон, Я ведь не спала, правда? – Она смотрела на меня в упор.
– Да, – сказал я. – Все было на самом деле.
– Я рада, папа, – сказала она, взяв меня за руку.
– Чему?
– Что ты не стал притворяться. И был храбрым. Что случилось с тем человеком?
– Он убежал. Он никогда не появится больше.
– Что случилось с Виктором? Тот человек убил его, да?
– Да. Но все произошло в одну секунду.
– Он тоже вел себя смело. На самом деле это совсем не ты приказал мне встать и спуститься вниз, правда? Что же заставило меня?
– Думаю, вот это было как раз что-то вроде сна. Ты вообразила себе… Нет, не совсем так. Дом оказался на время заколдованным, так что всех преследовали какие-то видения или странные звуки, тогда как никого здесь не было.
– Ты хочешь сказать, как те вопли на днях?
– Тот случай не единственный. Но теперь все кончено, даю тебе честное слово.
– Ладно, папа. Я верю тебе, я это хотела сказать. А где Виктор? Его не оставили там на обочине, так ведь?
– Нет. Я позаботился о нем. Я как раз еду сейчас похоронить его.
– Правильно. Снова заходи проведать меня, когда у тебя будет время.
– Хочешь, я скажу Джойс или Магдалене, чтобы они посидели у тебя?
– Нет, мне и так неплохо. Дай мне, пожалуйста, журнал про Джонатана Свифта, он вон там на столике у зеркала.
– Про Джонатана Свифта? А, ну понятно.
На обложке этого издания была помещена цветная фотография молодого человека (таким он мне показался, по крайней мере), которому еще только предстояло первый раз в жизни стричься и бриться; резкость картинки была намеренно ухудшена каким-то, без сомнения, недавно выдуманным способом, и фотографировали, очевидно, какой-то камерой ниже уровня земли или из ямы у ног объекта. Я передал журнал Эми, которая тут же открыла его и принялась читать.
– Чего бы ты хотела на обед?
– Гамбургер, фасоль в томатном соусе, жареную картошку, консервированные вишни, взбитые сливки, кока-колу… ну пожалуйста, папочка.
– А не слишком ли много? Доктор Мейбери сказал, что тебе можно только что-нибудь легкое.
– Ну, папа. Я так проголодалась. Я буду есть медленно.
– Тогда ладно. Сейчас организуем это дело.
Я спустился вниз, чтобы разыскать Дэвида, и нашел его за стойкой бара в переднем зале, куда в воскресные дни с утра традиционно стекается большое количество посетителей.
В баре было тесно от пожилых мужчин в пестрых рубашках, пинту за пинтой пьющих пиво, и не столь очевидно пожилых женщин в цветастых брючных костюмах, пьющих «Пимм». Они все разговаривали, как будто перекрикиваясь с противоположных сторон шумной улицы, но все притихли и опустили глаза в свои рюмки и кружки, увидев меня, из уважения к человеку, потерявшему кого-то из близких или же потерявшему рассудок. Дэвид в эту минуту принимал заказ у компании из шести персон, включая одинаково одетую парочку одинаковых, друг на друга похожих «голубых», и у него было такое выражение на лице, будто это стоило ему больших усилий. Он приветствовал меня с тревогой в глазах, надеясь, вне сомнений (и не без оснований), что я не стану обращаться к нему с фантастическими поручениями – не попрошу, например, забронировать номер для графа Дракулы и его супруги; его лицо заметно прояснилось, когда я всего лишь передал ему пожелания Эми и сообщил, что снова возьму в руки руководство в шесть вечера. (Я был твердо настроен покончить к тому времени во всеми делами.)
Вопрос был решен, Ник и Люси еще не появились, а Джойс нигде не было видно; я взял молоток и долото, которыми пользовался, вскрывая пол в нашей столовой, и бросил их на сиденье. Затем принес Виктора из садового сарая, где он лежал завернутый в мешковину, с тех пор как я спрятал его там рано утром. Я взял также заступ и косу. Из всех вариантов, которые я перебрал, самым разумным казалось подъехать как можно ближе к воротам кладбища, там разгрузиться, а затем перегнать грузовичок и оставить где-нибудь подальше, где он не будет привлекать внимание. Пока я осуществлял этот план, никто не видел меня; в это время дня люди сидели по пивным или у себя на кухне.
Сначала Виктор. Я быстро нашел для него удобный, укромный уголок около стены, который не виден с того места, где лежал Андерхилл, и где грунт такой, что не составило особого труда выкопать яму примерно восемнадцать дюймов в глубину. Вот он в могилке, и я сгреб землю обратно в яму, думая о том, что мне будет сильно недоставать кота. Случись это пару дней назад, я, возможно, решился бы показать его тело ветеринару в надежде установить что-нибудь о силе, убившей его, получить какие-нибудь объективные факты, которые послужат доказательством моему рассказу. Но теперь я выбросил из головы всякие такие мысли: что видел, то видел, и никогда не докажешь тому или иному человеку, что именно так все и случилось. Я разровнял и пригладил землю руками.
Вторая моя цель была куда более опасным предприятием. Я приблизительно представлял себе направление, но не место, где следует искать, и потратил более полутора часов, прочесал что-то около двадцати квадратных ярдов земли, прежде чем нашел серебряную фигурку в пучке сорной травы; думаю, здесь все-таки сыграло свою роль везение. Положив вещицу на треугольную вершину чьего-то надгробия, я взял молоток и долото и (благодаря мягкости металла) вскоре разрубил ее на полдюжины трудно узнаваемых кусочков, которые захоронил в разных углах кладбища. Сделав это, я почувствовал себя намного спокойнее, но нельзя сказать, что совсем спокойно. Потребуются еще какие-то усилия, прежде чем это состояние будет достигнуто.
Только я собрался перейти к следующему пункту моей программы, как мне в голову пришла одна мысль. Я подошел к тому месту, где был похоронен Андерхилл, бросил инструменты и помочился на его могилу.
– Так тебе, недоносок, – сказал я. – Ты хотел представить все так, будто случайно выбрал меня из всех, кто жил в гостинице после тебя. Ты просто ждал, когда Эми подрастет до того возраста, который тебе нужен, и затем постарался пробудить во мне любопытство. Но в твоем теперешнем виде ты не смог бы сделать с ней то, что сделал с теми другими бедными девочками, и поэтому попытался вместо этого убить ее. Ради забавы. Очень научный подход. Каков замысел!
Снова никем не замеченный, я вернулся к грузовику и поехал по улочкам деревни, которая в ярком солнечном свете выглядела так, будто здесь обитают самые умные и самые счастливые люди в Англии. Я остановил машину у церкви; через дорогу от нее жил наш приходский священник – в маленьком, но красивом доме, построенном во времена королевы Анны. Сад вокруг дома сильно зарос, там валялся всякий хлам, включая несколько картин в рамах, в большинстве своем сельских сцен, которые, судя по всему, перешли к пастору вместе с домом. Внутри гремела на полную мощность музыка. Я потянул ручку дверного колокольчика, и за дверью зазвучало что-то вроде электрооргана. Прошла минута, и чуть более приглаженная и причесанная разновидность Джонатана Свифта открыла дверь. Человек посмотрел на меня, продолжая что-то жевать.
– Пастор дома? – спросил я.
– А вы кто?
– Один из его прихожан.
– Его кто?
– Прихожанин. Из тех, кто живет в его приходе. Здесь поблизости. Он дома?
– Сейчас посмотрю.
Он повернулся ко мне спиной, но силуэт преподобного Тома Родни, облаченного в бирюзовую футболку и черные джинсовые брюки в обтяжку, уже показался в поле зрения за его плечом.
– Что там такое, Клифф? А… мистер Оллингтон. Вы по делу?
– Да, в общем-то, хотелось бы поговорить. Если у вас найдется свободная минута.
– Э… разумеется. Пожалуйста, проходите. Боюсь, тут у нас небольшой беспорядок. Да, мистер Оллингтон, это лорд Клифф Освестри.
– Оч пр-но, – сказал лорд Клифф.
– Привет, старина, – сказал я, не будучи уверен, приобрел ли он этот титул за какие-нибудь успехи в сфере купли-продажи или унаследовал его помимо своей воли. Первое впечатление о его манерах склоняло меня в пользу второго варианта.
– Никак не представится возможность расчистить все это дерьмо, – сказал пастор. – Мы вернулись около трех утра, и я в самом мерзком состоянии кое-как провел утреннюю службу. Клифф, дорогой мой, нельзя ли сделать чуть потише? Боюсь, что Клифф и я опять помешались немного на Бенджи. А он задевает за душу, вы так не считаете?
Мы прошли в другую комнату – что-то вроде гостиной с черными обоями на трех стенах и золотистыми на четвертой, с приземистой бамбуковой ширмой, ничего в особенности не отгораживающей, и множеством стульев, обитых замшей. Я не увидел какого-то особого «дерьма», если не считать битой посуды, которую, похоже, не уронили случайно, а швырнули с силой об пол, и предмета, напоминающего какую-то скульптурную композицию, которая совершила вынужденную посадку. Невидимый певец с сильно заложенным носом выворачивался наизнанку, чтобы взять невыразимо высокую ноту посреди мощных оркестровых всплесков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29