– Ну вот и все, – сказал я.
– Что, ты не станешь открывать эту штуку, которую нашел в могиле?
Я колебался. Перекидывая лопатой землю и наспех разравнивая ее, я думал лишь о том, как побыстрее вскрыть ларец, но мне хотелось сделать это в полном уединении. С другой стороны, после почти что двухчасового всестороннего и, в значительной степени, молчаливого сотрудничества Диане полагалось какое-то вознаграждение или, по крайней мере, она вправе ожидать его. Вполне справедливо. И все же, если я действительно прав насчет того, что тарахтело внутри… Но перспектива восстановить Диану против себя на данном этапе…
Я нащупал молоток и долото.
– Открою. Почему бы и нет?
Я быстро сделал по стыку, где припаяна крышка, борозду, которой хватило, чтобы поддеть и взломать мягкий металл. Я перевернул ларчик вверх дном, и небольшой предмет упал мне в ладонь. Он был обжигающе холодным, настолько холоднее своего свинцового вместилища, что я чуть не выронил его на землю. Диана посветила фонарем. Да, все точно так, как в описании: серебряная фигурка около трех дюймов в высоту и вдвое короче в ширину – от одной вытянутой руки до того места, где когда-то была вторая. На лице что-то вроде ухмылки.
Я не специалист по серебру, но я был уверен, что этой вещице лет четыреста, не меньше.
– Какое мерзкое существо, – сказала Диана. – Кого оно изображает? Ценная вещь, как ты думаешь? Это чистое серебро, да?
Я слушал вполуха, ничего не отвечал. У меня в руках было доказательство, полученное от Андерхилла. Если бы мне пришло в голову показать запись, которую сегодня утром я обнаружил в своем деловом блокноте, Нику или кому-нибудь прежде, чем отправиться в эту ночную экспедицию, теперь я предъявил бы им фигурку: вот, пусть это и не вещественное доказательство, но, согласитесь, аргумент в пользу того, что существует общение на сверхчувствительном уровне; хотя можно и спорить, что это удивительное совпадение, случайность, странность. Блокнот был доказательством для одного меня, но даже и я точно не знал, что именно он доказывает. По крайней мере пока что не знал; но сейчас во мне зародилась надежда.
– Морис? Это похоже на амулет, а? Как ты думаешь, что это?
– Не знаю. Попытаюсь выяснить. Постой-ка.
Как и ожидалось, внутри ларца лежало несколько листков бумаги. Я вытащил их и развернул. Они тоже казались холодными на ощупь, но не знаю, объяснялось ли это просто холодом или сыростью, – впрочем, это не имело для меня значения. Почерк, первые слова – их было достаточно; но я все же прочитал механически несколько строк:
Ave, о mi amice sapientissime. Как видишь, ты понял меня верно. Можешь считать себя наисчастливейшим из смертных, ибо в скором времени истинный Секрет жизни будет открыт тебе. Обрати все свое внимание на текст, приведенный ниже, и ты станешь обладателем того, что долговечнее земных богатств, что вызывает людскую зависть сильнее, чем царская корона…
– О чем там написано? Что-нибудь об этой вещице, об амулете?
– Да нет, про амулет не сказано. И текст в основном на латыни. Какие-то судебные дела, вероятно. Как-нибудь потом разберусь, что тут к чему.
Итак, я оказался прав и насчет бумаг, но в этом не было ничего сверхъестественного. Я снова свернул их, засунул вместе с серебряной фигуркой обратно туда, где они до этого находились, и с трудом запихал ларец в боковой карман смокинга. Потом я начал собирать инструменты.
– И это все? Ожидалось нечто большее, тебе не кажется?
– Ну, все-таки кое-что мы нашли, разве не так? В целом неплохо.
– Я бы не назвала это кладом.
– Возможно, вещица кое-что и стоит, мы пока не знаем. Я разыщу в Кембридже одного человека, он разбирается в этом.
– А как ты объяснишь, откуда у тебя появился амулет?
– Предоставь это мне.
Когда мы выходили из кладбища через ворота, порыв ветра, неожиданный для такой тихой ночи, зашевелил ветки и листья у нас над головой. Должно быть, я вспотел сильнее, чем мне казалось сначала, потому что почувствовал, как меня зазнобило. В ту же секунду фонарь в руке у Дианы вдруг резко потускнел. Путь до «фольксвагена» нам освещала луна. В самом конце безлюдной дороги «Лесовик» стоял погруженный в абсолютную темноту, и лишь только звуки наших шагов нарушали тишину вплоть до того момента, как я открыл заднюю дверь и уложил инструменты в машину. Диана – подвижный силуэт со слабым отблеском лунного света на виске, плече и локте – повернулась ко мне.
– Интересно, что подумает Джойс, если хватится тебя? – спросила она тем тоном с оттенком осуждения, который был присущ ее мужу.
– Если она и проснется случайно, что с ней никогда не бывает, она подумает, что я засиделся над книгой, или за рюмкой, или с какими-то мыслями в голове. Я спросил, как она относится к нашей идее маленького интима, и она сразу согласилась. В любое время, когда всем будет удобно.
Диана отреагировала, но каким образом – это я понял чуть позже, через несколько секунд: она подошла, прижалась ко мне и начала изгибаться равномерно телом вперед-назад.
– Морис…
– Что?
– Морис, как ты думаешь, а может, я страшная извращенка и неисправимая развратница, только сама не знаю об этом?
– Ну, не преувеличивай. Во всяком случае, не больше, чем я.
– Потому что… как только ты сказал про Джойс и про наши планы, я вдруг почувствовала себя жутко похотливой девкой. Я хочу сказать, мне прямо сейчас захотелось, не дожидаясь, когда мы втроем ляжем в постель. Это отвратительно, я выгляжу развратной женщиной, да? Я подумала, а может, здесь какая-то связь с тем, что мы только что…
Я собрался было сослаться на усталость – вслух, а внутренне обругать пилюли Джека, но тут понял, что ни того, ни другого не требуется. Неординарность Дианы принимала все более неординарные формы. Не прошло и пятнадцати секунд, как мы оба стояли на коленях лицом к лицу в густой тени.
– Наверно, так не получится…
– Да, давай-ка снимем…
– Сейчас. Так отлично.
Еще секунд пятнадцать, и мы вернулись в то же положение. У меня почти полностью отсутствовало ощущение, что рядом со мной находится другой человек, была шерстяная кофта и масса другой одежды, была щека, было учащенное дыхание, было движение, было напряжение, и было то, что делал я, но даже и это отодвинулось на время куда-то вдаль. Тело Дианы приподнялось и показалось мне огромным, затем опустилось обратно, обмякло и снова стало стройным и бессильным.
Я испугался, что не выдержу напряжения, хотел отодвинутся, но тут мое сердце сбилось на частые удары, а Диана вдруг вскрикнула – это был не визг перепуганной женщины, а вопль в полный голос.
– Кто-то следит за нами. Посмотри, вон там, на…
Я высвободился быстро, как только мог, и повернулся, оставаясь на одном колене. Луна была не такой яркой, как раньше, но я все равно успел бы разглядеть, если бы там кто-нибудь стоял или убегал. Но там никого не было.
– Был… Он стоял на середине дороги и смотрел на меня. Боже. Кошмар какой-то. И пялился на меня.
Она приподнялась и с трудом села. Стоя на коленях рядом с ней, я обнял ее.
– Там больше никого нет, – сказал я, – успокойся.
– В нем было что-то жуткое, что-то кривое во всей фигуре. Руки и ноги какие-то не такие. Я видела его всего секунду, но он точно какой-то урод. Но не в прямом смысле, не так, как бывает у людей. У него неправильные пропорции. В некоторых местах он слишком толстый, а в других слишком тонкий.
– А из чего он был сделан?
– Сделан? – спросила она, еще сильнее пугаясь. – Что ты имеешь в виду?
– Прости, я… Как он был одет?
– Одет? Я не успела разглядеть. Он показался всего на секунду.
– А какого цвета?
– В такой темноте разве различишь цвет!
В этом она была права; да и не было особой необходимости уточнять, все и так понятно. Участие Дианы в сегодняшней вылазке принесло свою пользу (не во всем ту, на которую я надеялся): она увидела того, кого до нее имел возможность увидеть я. Новая мысль пришла мне в голову:
– Он вообще двигался, делал что-нибудь?…
– Нет. Я же сказала тебе: он просто стоял, а в следующую минуту его уже там не было.
– Исчез, ты имеешь в виду.
– Ну… я не видела, как он уходил.
– Это нужно быть каким резвым, черт возьми: когда ты вскрикнула, он стоял посреди дороги, а когда я посмотрел, его и след простыл.
– Да… похоже, ты прав. Кто же это мог быть?
Я старался рассуждать логично или, по крайней мере, рассуждать более-менее трезво. Лесное чудище, точнее, его привидение появилось, как и полагается привидениям, как, очевидно, происходило и в случаях с привидением Андерхилла, в одну секунду и исчезло тоже в одно мгновение, вызванное к недолгой жизни, вполне вероятно, нашим посягательством на могилу его господина или, возможно, тем, что мы потревожили или вынули из ларца серебряную фигурку, которая в таком случае должна иметь к нему какое-то отношение, хотя фигурка и не являлась, конечно, изображением его, чудища. В любом случае, хотя тревога была более чем объяснима, я не считал, что есть основания для серьезных опасений. Чутье мне подсказывало: Люси права, и призрак сам по себе не может непосредственно причинить хоть какой-то вред, и (как те фантомы, которых видел Андерхилл в случае с девочкой Тайлер) самое большое, на что он способен, так это внушить человеку ужас. А любой ужас, за исключением разве что страха, подобного тому, который вселила в вас пурпурно-зеленая птичка размером с муху… Нет, любой ужас такого рода можно преодолеть, можно от него убежать; он, должно быть, не столь страшен, как движущийся, приспосабливающийся к любым ситуациям демон, живущий, действующий в нашем сознании.
Я взял себя в руки:
– Извини. Кто это был? Какой-нибудь деревенский парень возвращался домой с попойки. Здесь каких только странных физиономий и фигур не встретишь. В любом случае маловероятно, что он узнал тебя, так что не волнуйся. Сейчас… Бог ты мой, почти три часа. Я отвезу тебя домой.
Диана выразила всеми возможными жестами согласие с моей версией, одновременно ясно давая понять, что объяснения, предложенные мной, ее не удовлетворяют. Она не произнесла почти ни слова по дороге обратно. Я остановил машину на обочине и довел ее до дома.
– Большое спасибо, что ты составила мне сегодня компанию.
– Это… пустяки.
– По поводу нашего интима вместе с Джойс… я позвоню тебе, ладно? Тебе какое время лучше подходит?
– Мне любое.
– Давай тогда не будем откладывать. Как насчет завтра?
– Ведь завтра похороны твоего отца.
– Да, но к обеду все закончится.
– Морис… – Она отказалась от надуманного ложно-психологического вопроса, к которому я готовился. – Этот… который на дороге. Это ведь не привидение, как ты думаешь, Морис? Он так быстро исчез, что я подумала…
К этому я был где-то наполовину готов.
– Знаешь, я думал насчет этого. Мне кажется… ну, возможно, и так, если, конечно, привидения существуют. С другой стороны, разве не смешно – обнаружить привидение не где-то, а прямо на дороге? Даже не знаю.
– Тогда… Когда ты сказал, что это, похоже, парень, ты таким образом пытался успокоить меня, правда?
– Да. Верно.
– Или успокоить самого себя?
– И это верно.
– Морис… Что мне нравится в тебе, так это твоя абсолютная искренность. – Она поцеловала меня в щеку. – Ну, ты поезжай. Звони мне по поводу Джойс, как соберешься.
Она побежала бодро к дому, вдвойне переполнившись гордостью, как мне показалось, за то, что заставила меня признаться, что у меня возникла потребность успокаивать самого себя, и от мысли (которой она, как ни странно, не поделилась со мной), что она еще раз продемонстрировала свое превосходство, увидев привидение, тогда как я ничего не заметил. Она действительно думала теперь, что увидела привидение? Что бы она подумала или что подумает, если Джек поведает ей, с какой настойчивостью я утверждал, будто вижу привидения? Ладно, неважно. Я чертовски устал сегодня, настолько устал, что меня бросало из стороны в сторону, как после серьезной выпивки (которой на сегодня не предвидится), когда я шел от гаража к дверям гостиницы.
Я запил еще две пилюли сильно разбавленным виски и сразу отправился спать, заперев ларец в кабинете. Нужно было поспать хоть немного, ведь впереди похороны, постель с двумя женщинами и, вне сомнений, что-нибудь еще.
Глава 4
Молодой человек
– В конце концов, смерть – неотъемлемая часть жизни. Мы начинаем готовиться к ней с самого момента своего рождения. Посмотрим правде в глаза, мистер Оллингтон: есть все основания относиться серьезно к концу жизненного пути.
– Вы не хотите добавить: потому что нам следует думать о смерти как о черте, за которой новая форма существования, что это часть Божьего промысла и тому подобное.
– Боже праведный, нет! Этого я совсем не имел в виду! Это совсем другое.
Его преподобие Том Родни Зонненшайн, пастор церкви Святого Якова в Фареме, судя по этим восклицаниям, был шокирован. Хотя по его виду нельзя было сказать, что он шокирован, поскольку лицо пастора принадлежало к той категории гладких предпенсионно-подростковых лиц, которые, похоже, не способны, даже в момент душевной теплоты или озабоченности (если такие бывают), выразить нечто большее, чем раздражение в легкой форме. В церкви и на кладбище мне казалось, что в этом лице читается то ли негодование по поводу очевидного безбожия всех присутствующих, то ли какое-то физическое недомогание; теперь, когда мы находились в баре «Лесовика», стало очевидным, что пастору просто все наскучило. Я нашел это странным и также до странного неприятным: передо мной священник, который, доктринерски рассуждая, имеет, как выясняется, более левые взгляды, чем я, закоренелый скептик; впрочем, он вскоре отбывает в какой-то более перспективный в духовном отношении лондонский приход, и в любом случае у меня не было в мыслях искать новых встреч с этим человеком.
– Абсолютно другое? – спросил я.
– Вы знаете, всю эту тему бессмертия уже заездили. Нужно рассматривать вопрос с исторических позиций. Бессмертие – всего лишь мимолетная фаза. Его выдумали в эпоху королевы Виктории, а точнее, в начале той эпохи, и было это связано с тем, что называют чувством вины. Викторианцы породили пороки Промышленной революции, они предчувствовали, в какое отвратительное, мерзкое чудовище может выродиться капитализм, и единственным спасением от ада на земле, какое они смогли придумать, была новая жизнь – вдали от дома, от вони, от воплей голодных ребятишек. Тогда как сегодня людям, конечно, уже стало наконец приходить в голову, что капитализм фактически обречен, что вся эта чертова система просто не работает и мы можем приступить к переустройству общества, чтобы обеспечить каждому осмысленное полнокровное существование здесь, на земле; итак, можно задвинуть бессмертие в кладовку для старого хлама наряду с бакенбардами и вот хотя бы господином Гладстоном, Армией спасения и дарвинизмом.
– Дарвинизмом?
– Естественно, – провозгласил пастор, усиленно улыбаясь и в то же время усиленно хмурясь, раздувая ноздри и быстро-быстро мигая: по гримасе на каждый предмет, отправленный им в кладовку со старьем.
– Ну хорошо… Но чего я не понимаю, так это почему ваши викторианцы помешались на идее потусторонней жизни, если их грызло и не отпускало чувство вины по поводу всего совершенного за время их земного существования? Им должно было прийти в голову, что их жизненный путь с большей вероятностью закончится в аду, а не в каком-то…
– Дорогой мой, в этом-то и суть дела, как вы не понимаете. Ад внушал им страстный восторг, он рисовался им чем-то вроде интерната тех времен – только для мальчиков из состоятельных семей, – единственное место, где их ждали те подлинно сильные переживания, на которые они были способны. Битье тростью, порка, старшие шпыняют младших, обтирание холодной водой, гребля, умение удрать с уроков и наводящий ужас всемогущий учитель, который без устали внушает тебе, что ты дерьмо собачье и рассадник скверны. Они пометались на идее ада, я уверяю вас. Надеюсь, вам не кажется совпадением, что это была великая эпоха мазохизма, главным образом в Англии, но ни в коем случае Англией не ограничивающаяся.
– Не кажется, – сказал я. – Эпоха мазохизма не может быть совпадением.
– Да, такое вряд ли возможно. Все это в целом присуще духу капитализма – культ боли, наказания и страдания, в целом всех этих протестантских качеств. Если вам хочется блеснуть умом, можете поразить своих слушателей утверждением, что бессмертие души придумано доктором Арнольдом из Регби; слегка жестоко по отношению к прошлому кумиру, но что поделаешь.
– Вы так считаете? Но о бессмертии души так много говорится в Библии, разве нет? А вся эта ерунда по поводу страдания и наказания в Средние века? И разве Католическая церковь не относилась всегда очень серьезно к бессмертию каждого отдельного человека?
– Давайте рассмотрим эти моменты в логической последовательности, если не возражаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29