А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Петерсон пригласил его присесть к столу, мужчина сел и положил на стол коробку. Незнакомец представился актером по имени Фрэнк Кар-вер, сказал, что ему предложили в Нью-Йорке роль в телевизионном шоу, и что ему необходимо говорить с техасским акцентом. Он хотел говорить точно так, как звучит голос на пленке, которую он достал из коробки.
Петерсон взял кассету и поставил ее на магнитофон.
– Служба управления наземным движением Эндрюс, я борт № 1, готов к рулению…
– Мне предстоит сыграть роль пилота с юга. Вы могли бы мне помочь научиться имитировать этот голос?
Петерсон пожал плечами и попросил Карвера попробовать сымитировать голос, произнеся те же слова, что и на пленке. Карвер выполнил его просьбу, и Петерсон сказал, что эту проблему вполне можно решить. Актер предложил сразу и начать, они обговорили условия и приступили к работе.
34
По возвращении из Лос-Анджелеса Мейсон встретил Харди в аэропорту. Фредди казался озабоченным, но Джи не стал ни о чем его спрашивать, зная, что Фредди все расскажет сам. Когда они подъезжали к дому, Харди заметил во дворе припаркованный автомобиль.
– А это еще кто, черт побери? – спросил Джи.
– Сюрприз, – сконфуженно улыбнулся Фредди.
– О чем ты говоришь? Кто это, черт побери?
– Элисон. Харди рассердился.
– Фредди, мы ведь не в игрушки играем, – сказал он. – Мы с тобой не мелкими кражами занимаемся, и сейчас совсем не время, чтобы твоя сестра крутилась рядом.
– О Боже, Джи, ты ведь знаешь Элисон. Как я мог остановить ее?
– Остановить ее можно было очень просто, идиот. Не надо было сообщать ей, где мы находимся.
Фредди смущенно пожал плечами.
– Она вытянула из меня наш адрес. Мне однажды пришлось ей позвонить, ты ведь знаешь, и она из меня все вытянула.
– Что еще она вытянула из тебя? Ты сказал ей, чем мы занимаемся?
– Нет! Клянусь тебе! Просто я не мог воспрепятствовать ее приезду, вот и все.
– Дерьмо, – выругался Харди. Как только машина остановилась, он вышел из нее, хлопнул дверцей и пошел в дом, не дожидаясь Фредди. Он даже не обратил внимания на запах жареной баранины, исходивший от плиты.
Элисон наблюдала в окно, как он шел через пыльный двор и поднимался на крыльцо.
– Привет, Джи, – сказала она и немного подождала. – Ты сердишься?
Он отвернулся от нее и уставился в окно.
– Да, ты сердишься, – сказала Элисон.
Обед проходил в полном молчании, после обеда Харди и Фредди убрали со стола грязную посуду, а Элисон подала кофе.
– Я знаю, что вы затеяли что-то крупное, – вымолвила наконец Элисон.
– Откуда ты знаешь? – Харди посмотрел на нее, потом обернулся к Фредди. – Я буду вынужден расстаться с вами обоими.
– Он тут ни при чем, – защитила брата Элисон. – Это ты мне сказал.
– Что? Я никогда…
– Ты не говорил мне, что это такое, но дал понять, что дело крупное. Или ты думаешь, что я ничего не могу понять, когда все держится в таком секрете, и ты даже запрещаешь Фредди говорить мне…
– У тебя своя жизнь, – сердито оборвал ее Харди. – Ты не должна все время крутиться возле нас, тебе надо заниматься собой, а не думать все время о Фредди. Ты же всегда хотела быть медсестрой, помнишь? – Он внезапно вспомнил, как Элисон в детстве бинтовала им разбитые коленки и порезанные пальцы. – Вот и поступай учиться на медсестру, устраивай свою жизнь.
– Я это и делаю, и у меня все в порядке, спасибо. Я учусь, и скоро начнется новый семестр.
– Отлично, – сказал Харди и даже улыбнулся. – Собираешься стать медсестрой?
Элисон покачала головой.
– Выносить ночные горшки? Меня это не слишком привлекает, и я совсем не для этого учусь в медицинской школе.
– Ты собираешься стать врачом? – Джи рассмеялся и потряс головой. – Великолепно! Действительно, прими мои поздравления. А теперь пораньше ложись спать, и завтра с самого утра выметайся отсюда.
– Давай прогуляемся, – предложила Элисон.
– Я очень обрадовалась, когда ты приехал к Фредди, – вернувшись из Африки. Он был уже на грани самоубийства, да и я тоже. – Элисон помолчала. – Когда я узнала, что вы занимаетесь контрабандой марихуаны, это мне не очень понравилось, но я убедила себя, что это ваше занятие сродни контрабанде времен «сухого закона». Травка не так уж плоха, как алкоголь и даже никотин. Я сказала себе, что это плохой закон, и он заслуживает того, чтобы его нарушали.
– У нас много плохих законов.
– В том-то и дело, Джи! Ты начинаешь нарушать один закон и очень скоро уже решаешь для себя, какие законы хорошие, а какие плохие.
– А разве не об этом говорил Ганди? Разве не об этом мы заявили на процессе в Нюрнберге? Разве…
– Черт побери, Джи. Ганди не нарушал законов для личной выгоды! А ты нарушаешь их не в силу философского понятия свободы личности, а исключительно в целях наживы!
– А ты возражаешь против денег?
– Я возражаю против того, что ты убиваешь себя и Фредди.
– Зачем же так мрачно.
– А это не так? Скажи мне.
– Я не могу. Придется просто довериться моим словам.
– Обещаешь? – тихо спросила Элисон. Харди на секунду замялся, потом кивнул.
– Обещаю.
Они остановились и оглянулись на дом. Солнце садилось за горизонт, и дом выглядел очень одиноким, и это одиночество подчеркивал яркий свет в окнах.
– Ты совсем не скучал по мне? – спросила Элисон, не глядя на Джи.
– Да, конечно, я скучал по тебе.
Она повернулась к нему, и, когда Джи протянул к ней руки, Элисон бросилась в его объятия, подняв лицо и приоткрыв рот.
Харди уступил Элисон свою спальню, а сам направился в комнату Фредди. Усевшись на кровать, он начал снимать ботинки и носки, но одновременно с этим внимательно вглядывался в лицо Фредди, которого беспокоило что-то еще.
– В чем дело? – спросил Харди.
– Не могу ждать до утра.
– Ну говори, что тебя беспокоит?
– Снова эти чертовы ливийцы.
– А что на этот раз?
– Снова приезжает Махоури, он звонил утром. Мне это не нравится, Джи. Каждый его приезд сюда это лишний шанс, что он может привести за собой хвост.
Харди тяжело вздохнул.
– Я понимаю. Когда он приезжает?
– В пятницу.
Харди на минуту задумался, сегодня был вторник.
– Я об этом позабочусь, – сказал он. Надо было что-то придумать, но у него были другие заботы, которые следовало решить в первую очередь.
Он закончил раздеваться, лег на кровать и стал прислушиваться к дыханию Фредди. Он не был уверен, что это необходимо, но предпочел все-таки подождать. Прошло около двадцати минут, и наконец он услышал ровное и глубокое дыхание Фредди. Джи отбросил простыню и встал с кровати. Лунный свет падал на его обнаженное тело, Харди вышел из комнаты и направился по коридору в свою спальню, где его ждала Элисон.
Элисон лежала свернувшись калачиком рядом с Харди, то засыпая, то просыпаясь. Она всегда была влюблена в него, сначала это было детское обожание, когда он, словно мифический полубог, влетал в их дом и уводил Фредди с собой на футбол, на танцы, в кино или просто погулять.
– Куда вы, ребята, направляетесь? – спрашивала ее мать.
– Просто пройтись, миссис Мейсон, – отвечал Джи, и они со смехом выбегали из дома.
Элисон возмущала фраза «детская влюбленность» и снисходительные улыбки на лицах ее родителей, но, когда ей исполнилось восемнадцать, она поняла значение этой фразы и стала ждать, когда же детская влюбленность пройдет. Однако она так никогда и не прошла. В колледже Элисон встречалась с парнями и была, в общем, довольна жизнью, но всегда ждала именно Джи. Когда она уже заканчивала колледж, он позвонил ей и сказал, что женится. Сам по себе этот звонок подтверждал, что Джи относится к ней, просто как к младшей сестре друга, но вместе с тем он и разрушал эти отношения.
Как и советовал Харди, Элисон занялась собственной жизнью. Она закончила колледж со специализацией по биологии, вышла замуж, начала работать техником-лаборантом и развелась с мужем. Потом пришло известие, что Джи и Фредди были в один день сбиты во Вьетнаме и пропали без вести.
В последующие годы она буквально не знала что поделать с собой, она ждала, что ее боль пройдет, как однажды ждала, что пройдет детская влюбленность. Но вместо этого проходили месяцы и годы, и вдруг Фредди и Джи вернулись домой, хотя их уже считали умершими.
Джи в тот раз она не увидела, но Фредди представлял собой разбитую оболочку человека, которую она попыталась восстановить. И Элисон уже начала смиряться с мыслью, что из этого ничего не выйдет, как в их трейлер в Вирджинии явился Джи и увез с собой Фредди заниматься контрабандой наркотиков. Сначала она не хотела верить, что сможет смириться с этим, но потом вспомнила о том, чем люди занимались во времена «сухого закона», вспомнила о том, что сделали с Фредди, да и с Джи тоже в ходе той войны, которую все теперь признавали ошибкой.
Теперь она уже не понимала что хорошо, а что плохо, она знала только, что Фредди вернулся к жизни и помог ему в этом Джи.
На следующий день рано утром Элисон уехала, а Харди вылетел в Сиэтл для встречи с кубинцами.
35
Главным у кубинцев был Хавьер Хуарес, служивший в транспортной авиации ВВС Кубы и дезертировавший около двадцати лет назад. Он был рад возможности вернуться в свою страну на борту «Боинга 707», загруженного бойцами и оружием, которые составили бы головной отряд контрреволюционного мятежа. Хуарес родился в зажиточной кубинской семье, процветавшей во времена правления Батисты, но, когда ему было немногим за двадцать, он начал понимать, насколько в действительности слаб диктаторский режим, и, когда Фидель Кастро спустился с гор для освобождения страны, Хуарес присоединился к большой группе молодых офицеров, дезертировавших из рядов ВВС и перешедших на сторону революции.
Но, по мере того как Фидель все тверже придерживался линии марксизма, Хуарес все больше разочаровывался. Семейная жизнь у него не удалась, и, когда умерла мать, он решил, что его теперь больше ничто не связывает с землей, которая когда-то была его собственной. Он бежал в США, успев выработать у себя циничное отношение к государственным границам и документам, удостоверяющим личность. Хуарес не считал США страной, где он обрел свободу, для него это было просто ближайшее место, где ненавидели Кастро и где можно было зарабатывать на жизнь.
Сначала он летал на случайных чартерных рейсах из Майами, но потом устроился на постоянную работу на одной из небольших авиалиний. И вот теперь он ушел в отставку, а вместе с отставкой пришло ощущение пустоты жизни. Будучи добропорядочным католиком, он даже не помышлял о какой-либо незаконной связи с другой женщиной с тех пор, как оставил жену на Кубе. Никакой связи ни с ней ни с детьми не было, он даже не знал, есть ли у него внуки. Хуарес начал мечтать о том дне, когда вернется на Кубу, снова приехал в Майами, чтобы, по крайней мере, находиться среди соотечественников. Слух о его ненависти к режиму Кастро быстро распространился, и его стали подключать к работе различные группировки, ставившие своей целью свержение режима Кастро. Поначалу Хуарес с энтузиазмом принялся за дело, но постепенно понял, насколько неэффективны все их действия.
Поэтому, когда в один из дней в его любимом ресторане в Майами к нему подошел этот гринго капитан Даллас, Хуарес подумал, что это очередной сумасшедший мечтатель. Но у этого человека имелись не только планы, но и связи, и деньги. Хуарес поверил ему и поклялся помогать. Следуя указаниям капитана Далласа, он вылетел из Майами в Сиэтл, где они вместе выбрали «Боинг 707». Капитан Даллас выписал чек, и они арендовали этот самолет на шесть месяцев.
Сегодня, в ожидании капитана, Хуарес испытывал удовлетворение. Он покажет своему начальнику, что ему удалось сделать за последние несколько недель. Предстоящая инспекция нисколько не тревожила его, он был уверен, что капитан Даллас останется доволен. И скоро наступит день, когда он, Хавьер Хуарес, летчик кубинских ВВС, не будет больше старой, никому не нужной развалиной, а будет командиром «Боинга 707», летящего на Кубу с людьми и оружием на борту, чтобы поднять контрреволюционный мятеж.
Они пожали друг другу руки, и Хавьер Хуарес представил капитану Далласу подобранную команду. Второй пилот Альфонсо Мартинес работал в компании «Пан Ам», но сразу уволился, как только получил предложение от Хуареса.
– Парень огонь, – с гордостью заявил Хуарес.
Харди внимательно посмотрел на второго пилота. Глупый, романтичный кубинский парень, слепо подчиняющийся любому призыву взяться за оружие. В Майами было полно таких. Харди хотелось, чтобы Хуарес проявлял большую осторожность, но кубинец прямо-таки рвался в бой, и его чрезмерная активность могла поставить под угрозу выполнение всей операции. Правда, ждать оставалось недолго. Харди улыбнулся и пожал Мартинесу руку.
– А это наш радист и штурман, – торжественно заявил Хуарес. Харди нахмурился, он думал, что эта женщина просто подружка Хуареса или Мартинеса. – Мисс Глория Каролло, – официально представил ее Хуарес.
Она была молода, что-то около двадцати пяти, черные как смоль густые волосы, пышное тело, полные ярко-красные губы. Харди обратил внимание на ее глаза – глубокие и темные, эту женщину трудно было оценить с первого взгляда.
По-английски Каролло говорила с сильным акцентом, Хуарес объяснил, что она приехала в Америку всего несколько лет назад вместе с группой эмигрантов, выпущенных из кубинских тюрем и психиатрических больниц. Она не имела к ним никакого отношения, а просто воспользовалась растерянностью властей, не успевавших оформлять бумаги, и в массе эмигрантов ускользнула с Кубы. Хуарес также нашел ее в Майами, где она была уже известна в кругах кубинских контрреволюционеров. Глория обучалась на техническом факультете Гаванского университета, хорошо разбиралась в современной электронике и средствах связи. Харди кивнул и решил для себя, что скоро все это проверит.
Они заняли места в «Боинге» и взлетели для пробного полета. К тому моменту, когда самолет приземлился, Харди был вполне удовлетворен. Рано было говорить о многом, но экипаж был хорош настолько, насколько этого можно было ожидать. Немного тренировки, и проблем не будет. На самом деле все зависело, в основном, от летчика, обязанности остальных членов экипажа были довольно несложные, нескольких недель подготовки для них будет достаточно. Но если второму пилоту и штурману-радисту надо было просто хорошо разбираться в своих обязанностях, то пилот должен был иметь высокую квалификацию, и в ходе пробного полета Харди убедился, что Хуарес действительно умеет летать. Он был непохож на тех летчиков из кинофильмов, которые садились за штурвал новой машины, поднимали ее в воздух и летели, руководствуясь исключительно интуицией. Единственная правда в этих кинофильмах заключалась в том, что все летчики были симпатичными и молодыми, потому что нельзя дожить до старости, летая на одной интуиции. Нет, Хуарес был из тех пилотов, которые изучают инструкции до тех пор, пока они полностью не отпечатываются у них в памяти, которые проигрывают в уме все возможные ситуации, которые до автоматизма отрабатывают на земле все манипуляции с рычагами управления и приборами.
Глория оказалась асом в другом деле. Сначала она держалась холодно и отчужденно, прекрасно понимая, что выглядит очень аппетитно и сексуально, она боялась, что к ней будут относиться как к женщине, а не как к члену экипажа и солдату. На третий день она окончательно разобралась в отношении Харди к себе и изменила свое отношение к нему. Как только она поняла, что он не интересуется ею как женщиной, что к ней не относятся как к игрушке, она начала интересоваться Харди как мужчиной. К концу недели ее дружеские улыбки и случайные прикосновения приобрели более настойчивый характер, и наконец в последний вечер своего пребывания в Сиэтле Харди вплотную испытал на себе ее настойчивость. В течение этих дней он постоянно натаскивал экипаж, и теперь они могли тренироваться сами. Несколько недель им предстояло летать в самых различных условиях, снова и снова тренируясь, пока они не начнут управлять машиной с закрытыми глазами. Делать ему здесь было нечего, но в последний вечер Глория пригласила его зайти к ней в комнату для разговора. Как только он вошел, Глория скинула туфли, подошла к нему, положила руки на плечи, потом медленно обняла за шею и прижалась губами к его губам.
Харди понял, что у него с ней ничего не получится, он слегка отстранил ее, разомкнул руки и сделал шаг назад, глядя на нее с той долей нежности, на которую был способен.
– Извини, – сказал он.
– Но дело не во мне, не так ли? – спросила Глория, понимающе посмотрев на него.
– Нет, совсем не в тебе. Все дело во мне. – Пусть лучше думает так, чем поймет правду.
– Извини.
– И ты меня. – Харди печально улыбнулся. – Но ведь это не главное.
– Для меня главное, – просто ответила она.
– А я думал, что для тебя главное – борьба против режима Кастро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54