Она согнулась и треснула. С криком, в котором боль смешалась с гневом, Брофи рухнул на песок.
По трибунам прокатилось имя нового героя.
– Атил! Атил! Атил!
Он кое-как перекатился на бок и попытался восстановить дыхание. Рана горела. Подняв голову, Брофи увидел стоящего над ним Атила. Следующим, улыбаясь и качая головой, на землю соскочил Фи.
– Зачем? – крикнул Брофи, обращаясь к тому, на кого рассчитывал и кто предал.
Многоопытный боец посмотрел на него сверху вниз. В пустых глазах не было ни раскаяния, ни радости. Ничего.
– Те двое мне не страшны, я могу победить любого. А вот насчет тебя сомневаюсь.
– Но мы ведь договорились! Я же сказал, что сойду, когда мы уберем Фи!
Атил прищурился и покачал головой.
– Так рисковать я не мог.
Он повернулся и сошел с платформы в тот самый момент, когда Фанки спрыгнул с дерева и подбежал к лежащему товарищу.
ГЛАВА 18
С западного края горизонта, наползая одна на другую, ворочаясь, накатывали черные тучи. Ветер приближающейся бури ерошил волосы, но сверху не упало пока еще ни капли дождя.
О Девяти песках, пустыне к северу от Физена, говорили, что там скитаются, не находя приюта, духи павших участников Девяти ступеней. Погибший на этапе скорпиона принимает облик этого насекомого, расставшийся с жизнью на стадии обезьяны становится четвероруким, и все они, эти призрачные звери, птицы, гады и насекомые, с наступлением темноты охотятся на неосторожных путников. Все, кроме умерших в плетеной башне феникса. Духи же последних грозовыми бурями носятся над дюнами.
Три человека – сгорбленная старуха в плаще с капюшоном, молодая женщина с горестным лицом и сердитый мальчишка – стояли над закутанным в саван телом Атила. Только эти трое, вся его семья, явились на более чем скромную церемонию похорон. Впрочем, и они задержались недолго. Старуха пробурчала что-то невнятное о надвигающейся грозе, и они тронулись в обратный путь через зыбучие пески.
Проводив их взглядом, Брофи посмотрел на бегущие по небу тучи. Если Атил там, пусть услышит его проклятие и пусть ответит ему молнией и дождем.
Глупое, бессмысленное предательство. С таким же успехом Атил мог сам броситься на собственный меч.
– В чем я согласен с физендрийцами, – заметил Косарь, – так это в том, что чем короче похороны, тем лучше.
Юноша промолчал. Фанки выбыл на ступени сокола, Фи споткнулся на льве. Последняя сцена до сих пор стояла у него перед глазами: Атил, медленно, с остановками карабкающийся по горящей башне. На предпоследнем этапе Фи нанес ему тяжелую ножевую рану, так что ветеран почти не пользовался правой рукой. Он все же поднялся на вершину, но к тому времени веревка уже загорелась. Атил надел крылья феникса и полетел.
Полетел. Сорвался. И разбился. Канат не выдержал, и Атил упал на каменные плиты арены. Замершая на мгновение толпа услышала, как треснул позвоночник, и разразилась ревом.
Брофи зажмурился, отгоняя жуткую картину. Зрелище было настолько ужасное и засело в памяти настолько прочно, что его и сейчас едва не вырвало. Почему все вышло именно так? Непонятно. Если бы Атил придерживался плана, то пошел бы на последнее испытание со здоровой рукой. И тогда поднимался бы быстрее. И веревка не успела бы сгореть. И он был бы жив. Он был бы чемпионом Девяти ступеней.
Брофи открыл глаза и уставился на всеми забытое, брошенное тело, завернутое в потрепанную черную простыню. Как можно так жить? Как люди выносят такую жизнь?
– Хватит, – коротко и нетерпеливо бросил Косарь. Завыл ветер.– Возвращаемся к занятиям.
Не говоря ни слова, Брофи повернулся и побежал через дюны. На лицо упали первые тяжелые капли. Ветер, взметнув песок, ударил в грудь. Керифянин, догнав его, зашагал рядом.
– Где встречаемся с остальными? – спросил Брофи.
– Об остальных забудь.
– Что? – Брофи даже остановился. Капли падали все чаще, обещая настоящий ливень.
– Сегодня утром ко мне приходил Фанки. Ни он, ни его кузены с тобой больше не побегут.
– Почему?
Ветер крутил и путал длинные пряди его волос. Дождь заставлял щуриться.
Керифянин пристально посмотрел ему в глаза.
– Ты напугал кое-кого. Это могущественные, влиятельные люди. Король не может допустить, чтобы какой-то чужак из Огндариена победил в Девяти ступенях накануне вторжения в этот самый Огндариен. За твое поражение обещана награда. Желающих ее получить немало.
Брофи усмехнулся, повернулся и снова побежал. Косарь не отставал.
– Я поговорю с Фанки. Он побежит со мной.
Керифянин сделал подсечку, и юноша полетел лицом в песок.
В следующее мгновение Косарь уже сидел у него на спине, ломал руку и давил на шею. Брофи зарычал и попытался встать, но не смог.
– Когда ты наконец проснешься?! – крикнул в ухо Косарь. – Это не Огндариен! Девять ступеней – не беготня по стенам! Ты в Физендрии, где король решает все. Ты можешь мечтать, но только в тех пределах, которые он разрешает.
– Отпусти меня!
– Тебе не пришлось бы просить, если бы ты поглядывал за спину.
Брофи выплюнул набившийся в рот песок и сморщился от боли, которую все еще причиняла нанесенная Атилом рана.
– Я сам знаю, что делаю!
– Ничего ты не знаешь, – тихо сказал Косарь, наклоняясь еще ниже. – Ты видишь мир таким, каким хотел бы его видеть, но не таким, какой он есть. Открой глаза. Мир – страшное, жестокое место, и ты в нем один.
С этими словами он вскочил на ноги.
– Они видели, как ты унизил Горифта. Ты выставил его пьяной обезьяной. Они видели, как ты создал армию из вчерашних жуков. Ты хотел их напугать и напугал. И за это они убьют тебя.
Брофи поднялся. Вытер лицо. Смахнул с одежды песок. Косарь стоял перед ним, словно не замечая хлещущих струй дождя.
– Я не стану поступать по-твоему.
Керифянин сдвинул хмуро брови и покачал головой.
– Тогда сдайся. Уйдем сегодня. Вместе. Я выведу тебя отсюда.
– Нет. Я не пойду без… – Он прикусил язык.
Дождь падал сплошной непроглядной стеной, и пустыня быстро превращалась в болото. Над головой громыхнул гром.
– Без чего? – осклабился Косарь. – Без победы? Или без Оссамир?
– Ты ничего не знаешь.
– Я знаю, что ты не первый мальчишка, которого она уложила в свою постель. Не первый и не последний.
– Замолчи! – рыкнул Брофи.
– Красоте сопротивляться трудно. Я, может быть, единственный из победителей, кто сумел ей отказать. Ее это сводит с ума. Она и посейчас пытается меня завлечь…
– Лжец! – Брофи выбросил кулак, целя в голову. Керифянин блокировал выпад и отвел удар в сторону. Повторная попытка закончилась тем, что он потерял вдруг равновесие, споткнулся и, получив легкий толчок, оказался на земле.
Косарь сердито посмотрел на него из-под густых черных бровей.
– Ты для нее ничего не значишь. Она использует тебя ровно так же, как использует других. Когда ей надоест, она порвет тебя на клочки, как прохудившуюся накидку.
Брофи вскочил.
– Убирайся с глаз моих! Не желаю больше тебя видеть! Ты мне не нужен! – Он нагнулся, схватил пригоршню песка и бросил керифянину в лицо.
Косарь на мгновение зажмурился. Пожал плечами.
– Проваливай! – заорал Брофи.
Его недавний наставник сдержанно поклонился.
– Меньшего ты не заслуживаешь, – произнес он и, повернувшись, исчез за пеленой дождя.
ГЛАВА 19
В школу Зелани Креллис прибыл не в самом лучшем настроении. У кованых ворот его встречал мастер Цитадели. По обе стороны от ворот застыли стражники в сияющих на солнце шлемах.
– В чем дело, Горлим? Я приказал доставить Виктериса, а его все нет, – раздраженно бросил брат Осени. – У меня нет времени на прогулки. Сестры злоумышляют в подземелье, город на грани гражданской войны, физендрийская армия едва ли не у ворот…
Сложенные из розового камня здания были окружены высокой мраморной стеной. В давние времена комплекс принадлежал Жакулину Хитрому, вложившему в свой любимый проект немало денег, фантазии и сил. Поначалу горожане только качали головами или открыто смеялись над тремя экстравагантными, соединенными друг с другом строениями. На общем серовато-голубом фоне Огндариена школа выглядела нелепым, неуместным, раздражающе кричащим розовым пятном, но постепенно, с развитием школы и укреплением связанных с ней надежд, устоявшееся мнение изменилось. Розовые постройки стали ассоциироваться с тайной и волшебством, роскошными юными красавицами и прекрасными юношами, а отнюдь не с дурным вкусом.
Чтобы поспеть за Креллисом, Горлиму пришлось перейти на легкую рысь.
– Знаю, господин, но он не выходит. – Помолчав, мастер Цитадели добавил: – Вот я и подумал, что вам надобно увидеть это собственными глазами. По-моему… – Он снова замолчал.
Креллис нахмурился.
– Что такое, Горлим? Я назначил тебя мастером Цитадели именно из-за твоей смелости. А теперь ты запинаешься на каждом слове, как мальчишка, впервые взявший в руки копье.
– Я подумал, что вы вряд ли захотите, чтобы это увидел кто-то еще, – покраснев, объяснил старый солдат
Креллис замедлил шаг.
– Что случилось?
– Я не вполне уверен, что могу объяснить.
Удивительно! Горлим никогда не отличался робостью и нерешительностью, но сейчас определенно выглядел несколько испуганным, словно повстречался с привидением.
– Ты сказал, все ученики ушли?
– Да, господин, все ушли.
– Куда?
– Не могу знать. Школа, как вы и приказали, охранялась. Никого не впускали и не выпускали иначе как по разрешению, вашему или моему.
– Тогда как же они ушли?
– Странное дело, господин. Стража говорит, что все ушедшие имели соответствующее разрешение.
– С моей печатью?
– Я опросил всех, и у меня сложилось впечатление, что разрешение было оформлено по всем правилам, хотя самой печати никто не помнит. Что-то здесь не так. Солдаты клянутся на мечах, что ни один Зелани мимо них не проходил.
– Но как выглядела моя печать, они не помнят?
– Не помнят.
– Проклятые колдуны! – пробормотал Креллис, минуя вторую пару стражников у двери в главный корпус школы. – Какая польза от этих олухов, если их обманывают даже десятилетние девчонки?
– Отослать в Цитадель?
– Пока не надо. А что остальные? Тоже ушли? Кого еще прозевали твои люди?
Горлим вспыхнул.
– Никак нет, господин. Здесь никого не было. Кроме него.
Обогнув угол, они вышли в просторный зал, посреди которого лежал горбатый старик. Вид его сомнений не оставлял – горбун был мертв.
«Мертвее не бывает», – мрачно подумал Креллис. Руки и ноги старика были необъяснимым образом вывернуты и сходились на животе.
– Как его убили? – спросил Креллис, трогая тело носком сапога.
Следы крови отсутствовали, но рот растянулся в отвратительной гримасе, а кустистые брови словно вылезли на лоб.
– Не знаю. Никаких ран или других отметин на нем нет.
– Кто такой?
– Сибальд. Слуга Виктериса.
– Наверно, умер от старости, – бесстрастно бросил на ходу Креллис.
Поднимаясь этаж за этажом по винтовой лестнице, брат Осени обратил внимание на украшавшие стены гобелены. В последний раз он приходил в башню Виктериса несколько лет назад и тогда ничего подобного не заметил. Гобелены были новые, и большинство их представляли разнообразные сцены совокупления мужчин и женщин. Одни были выполнены в ярких, романтических тонах, на других преобладали более темные и даже мрачные оттенки. Креллис нахмурился и отвернулся – чем выше по лестнице, тем откровеннее становились картины человеческих извращений. И все же, ступив на верхнюю ступеньку, он остановился перед последним гобеленом. На нем был изображен величественный город с уходившими в небо стройными серебряными башнями. Город горел. На переднем плане мастер поместил принесшие смерть и тьму корабли под черными парусами.
Падение Эффтена. Рассматривая картину, Креллис вспомнил, как странно отреагировал брат на его рассказ о мифической музыкальной шкатулке и спящей девочке. Впрочем, разгадывать загадки он не любил, а потому, отогнав посторонние мысли, прошел дальше.
У двери в покои Виктериса, как и сказал Горлим, стояли, негромко переругиваясь, два стражника. Увидев высокого гостя они моментально умолкли и вытянулись по стойке «смирно». Креллис прошел между ними.
Открывая дверь, он уже приготовился всыпать как следует братцу, выбравшему для своих дурацких игр не самое подходящее время. Ударивший в лицо запах дерьма был настолько силен, что пришлось остановиться и прикрыть рукавом нос.
– Какого…
Он не договорил. Едва ли не весь пол покрывали кучки человеческих фекалий. Во впадинках между плитами застыли лужи мочи. Буро-коричневые пятна обезобразили стены. Письменный стол лежал на боку. Бумаги разлетелись по всей комнате. Возле кровати валялись рваные простыни. На съехавшем матрасе четко выделялись две жирные кровавые полосы. Судя по всему, комната пребывала в таком состоянии несколько дней.
Из-за кровати показался Виктерис и, не обращая внимания на присутствие посторонних, пополз через комнату на стертых в кровь коленях и локтях. Наткнувшись на стол, он обошел его сбоку и продолжил движение. Магистр Зелани был совершенно гол и беспрерывно бормотал что-то себе под нос.
Несколько секунд Креллис тупо таращился на брата, потом повернулся и захлопнул дверь.
– Эй, да что это с тобой? – крикнул он.
Виктерис вздрогнул и остановился. Потом привстал, как суслик, поводил головой и расцвел в улыбке.
– Креллис, брат мой. Кровь от крови, плоть от плоти. Как же я рад, что ты здесь. – Он снова опустился на четвереньки и пополз дальше. – Я должен кому-то рассказать. Кому-то, кто знает.
Креллис скрипнул зубами.
– Что случилось с Шарой?
– Моя госпожа… – распевно произнес Виктерис. – Шара-лани. Она это сделала. Она освободила меня.
– Освободила тебя? Это ты, глупец, освободил ее. Ее и остальных Зелани.
– Нет, нет, нет. Она освободила меня. Я свободен, брат.
Креллис размял пальцы.
– Где она? Ты держал ее при себе целый месяц. Я хотел отдать девчонку Льюлему. Он спрашивал о ней.
– Шара-лани. Она освободила меня, – твердил Виктерис. – Она выслушала меня. Я рассказал ей все. То, о чем не рассказывал никому. И теперь я свободен.
Креллис с удовольствием придушил бы брата, но приходилось сдерживаться.
– От чего она тебя освободила?
– От проклятия. От проклятия, наложенного нашей матерью. Она связала меня молчанием. Да, это она заставила меня молчать.
Теперь Виктерис полз вдоль стены. В углу он врезался головой в камень, но после недолгой паузы продолжил движение в другом направлении. С разбитого лба капала на руки кровь.
– Хватит! – не выдержал Креллис. – Прекрати ползать, или я прикажу тебя связать! – Что же такое сотворила с братом эта ведьма?
Виктерис заполз на окровавленный матрас.
– Ты ведь всегда думал, что это отец сделал нас такими, какие мы есть? – Он вцепился в край матраса. – Отец – ничтожество. Отец пресмыкался перед ней. Она командовала им. Он тоже ползал.
Креллис повернулся, открыл дверь, вышел в коридор и закрыл дверь за собой.
– Принести веревку, вино покрепче и сонный порошок.
– Слушаюсь, господин, – отозвался с поклоном Горлим.
– И пусть приготовят ванну.
Мастер Цитадели кивнул одному из солдат.
– Слышал? Выполняй.
– И вот что еще, – добавил Креллис, твердо глядя в лицо солдату. – Тот, кто обмолвится об этом хотя бы словом, умрет на следующий день. Понятно?
После секундного замешательства Горлим кивнул.
– Да, господин.
Солдат убежал.
Креллис вернулся в комнату. Виктерис, похоже, даже не заметил его отсутствия. Он уже сполз с кровати и начал очередной круг.
– Отец знал, что я видел. Вот почему он никогда меня не трогал. Вот почему вымещал злобу на тебе и Фандире. Ты ведь, наверно, дивился, почему он никогда не бьет меня? Не отпирайся, я знаю. А все потому, что он меня стыдился. Знал, что с ним сделает мать, если он меня тронет.
Креллис посмотрел на пальцы, сами собой сжавшиеся в кулак. Он не любил вспоминать прошлое, и вот теперь брат потревожил то, что годами покоилось на дне памяти.
– Я знаю, что за человек был мой отец. Он не мог стыдиться, потому что не знал стыда.
– Нет, нет. Он был слаб. Он пресмыкался перед ней.
– Что такое ты говоришь?
– Я сам видел. Видел, когда был еще маленьким. Заснул однажды за шторой, а когда проснулся, увидел их голыми. Мать говорила, чтобы он подождал. Чтобы потерпел. Чтобы не проливал семя. Но он уже не мог совладать с собой, и тогда она его наказала. Заставила ползать. Сказала, что он ей противен, и велела убраться. Я расплакался, и вот тогда отец меня увидел. И с тех пор возненавидел. Я пообещал матери, что никогда не буду слабым, никогда не пролью семя. И сдержал слово. Я никогда не ползал. Другие – да, ползали. Я – нет.
Креллис попытался представить отца в описанной ситуации и не смог. Невозможно, чтобы чудовище из далекого детства было безвольной игрушкой матери, о которой почти не осталось никаких воспоминаний.
Виктерис поднялся-таки на ноги, хотя и сделал это как-то скованно, словно отвык стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
По трибунам прокатилось имя нового героя.
– Атил! Атил! Атил!
Он кое-как перекатился на бок и попытался восстановить дыхание. Рана горела. Подняв голову, Брофи увидел стоящего над ним Атила. Следующим, улыбаясь и качая головой, на землю соскочил Фи.
– Зачем? – крикнул Брофи, обращаясь к тому, на кого рассчитывал и кто предал.
Многоопытный боец посмотрел на него сверху вниз. В пустых глазах не было ни раскаяния, ни радости. Ничего.
– Те двое мне не страшны, я могу победить любого. А вот насчет тебя сомневаюсь.
– Но мы ведь договорились! Я же сказал, что сойду, когда мы уберем Фи!
Атил прищурился и покачал головой.
– Так рисковать я не мог.
Он повернулся и сошел с платформы в тот самый момент, когда Фанки спрыгнул с дерева и подбежал к лежащему товарищу.
ГЛАВА 18
С западного края горизонта, наползая одна на другую, ворочаясь, накатывали черные тучи. Ветер приближающейся бури ерошил волосы, но сверху не упало пока еще ни капли дождя.
О Девяти песках, пустыне к северу от Физена, говорили, что там скитаются, не находя приюта, духи павших участников Девяти ступеней. Погибший на этапе скорпиона принимает облик этого насекомого, расставшийся с жизнью на стадии обезьяны становится четвероруким, и все они, эти призрачные звери, птицы, гады и насекомые, с наступлением темноты охотятся на неосторожных путников. Все, кроме умерших в плетеной башне феникса. Духи же последних грозовыми бурями носятся над дюнами.
Три человека – сгорбленная старуха в плаще с капюшоном, молодая женщина с горестным лицом и сердитый мальчишка – стояли над закутанным в саван телом Атила. Только эти трое, вся его семья, явились на более чем скромную церемонию похорон. Впрочем, и они задержались недолго. Старуха пробурчала что-то невнятное о надвигающейся грозе, и они тронулись в обратный путь через зыбучие пески.
Проводив их взглядом, Брофи посмотрел на бегущие по небу тучи. Если Атил там, пусть услышит его проклятие и пусть ответит ему молнией и дождем.
Глупое, бессмысленное предательство. С таким же успехом Атил мог сам броситься на собственный меч.
– В чем я согласен с физендрийцами, – заметил Косарь, – так это в том, что чем короче похороны, тем лучше.
Юноша промолчал. Фанки выбыл на ступени сокола, Фи споткнулся на льве. Последняя сцена до сих пор стояла у него перед глазами: Атил, медленно, с остановками карабкающийся по горящей башне. На предпоследнем этапе Фи нанес ему тяжелую ножевую рану, так что ветеран почти не пользовался правой рукой. Он все же поднялся на вершину, но к тому времени веревка уже загорелась. Атил надел крылья феникса и полетел.
Полетел. Сорвался. И разбился. Канат не выдержал, и Атил упал на каменные плиты арены. Замершая на мгновение толпа услышала, как треснул позвоночник, и разразилась ревом.
Брофи зажмурился, отгоняя жуткую картину. Зрелище было настолько ужасное и засело в памяти настолько прочно, что его и сейчас едва не вырвало. Почему все вышло именно так? Непонятно. Если бы Атил придерживался плана, то пошел бы на последнее испытание со здоровой рукой. И тогда поднимался бы быстрее. И веревка не успела бы сгореть. И он был бы жив. Он был бы чемпионом Девяти ступеней.
Брофи открыл глаза и уставился на всеми забытое, брошенное тело, завернутое в потрепанную черную простыню. Как можно так жить? Как люди выносят такую жизнь?
– Хватит, – коротко и нетерпеливо бросил Косарь. Завыл ветер.– Возвращаемся к занятиям.
Не говоря ни слова, Брофи повернулся и побежал через дюны. На лицо упали первые тяжелые капли. Ветер, взметнув песок, ударил в грудь. Керифянин, догнав его, зашагал рядом.
– Где встречаемся с остальными? – спросил Брофи.
– Об остальных забудь.
– Что? – Брофи даже остановился. Капли падали все чаще, обещая настоящий ливень.
– Сегодня утром ко мне приходил Фанки. Ни он, ни его кузены с тобой больше не побегут.
– Почему?
Ветер крутил и путал длинные пряди его волос. Дождь заставлял щуриться.
Керифянин пристально посмотрел ему в глаза.
– Ты напугал кое-кого. Это могущественные, влиятельные люди. Король не может допустить, чтобы какой-то чужак из Огндариена победил в Девяти ступенях накануне вторжения в этот самый Огндариен. За твое поражение обещана награда. Желающих ее получить немало.
Брофи усмехнулся, повернулся и снова побежал. Косарь не отставал.
– Я поговорю с Фанки. Он побежит со мной.
Керифянин сделал подсечку, и юноша полетел лицом в песок.
В следующее мгновение Косарь уже сидел у него на спине, ломал руку и давил на шею. Брофи зарычал и попытался встать, но не смог.
– Когда ты наконец проснешься?! – крикнул в ухо Косарь. – Это не Огндариен! Девять ступеней – не беготня по стенам! Ты в Физендрии, где король решает все. Ты можешь мечтать, но только в тех пределах, которые он разрешает.
– Отпусти меня!
– Тебе не пришлось бы просить, если бы ты поглядывал за спину.
Брофи выплюнул набившийся в рот песок и сморщился от боли, которую все еще причиняла нанесенная Атилом рана.
– Я сам знаю, что делаю!
– Ничего ты не знаешь, – тихо сказал Косарь, наклоняясь еще ниже. – Ты видишь мир таким, каким хотел бы его видеть, но не таким, какой он есть. Открой глаза. Мир – страшное, жестокое место, и ты в нем один.
С этими словами он вскочил на ноги.
– Они видели, как ты унизил Горифта. Ты выставил его пьяной обезьяной. Они видели, как ты создал армию из вчерашних жуков. Ты хотел их напугать и напугал. И за это они убьют тебя.
Брофи поднялся. Вытер лицо. Смахнул с одежды песок. Косарь стоял перед ним, словно не замечая хлещущих струй дождя.
– Я не стану поступать по-твоему.
Керифянин сдвинул хмуро брови и покачал головой.
– Тогда сдайся. Уйдем сегодня. Вместе. Я выведу тебя отсюда.
– Нет. Я не пойду без… – Он прикусил язык.
Дождь падал сплошной непроглядной стеной, и пустыня быстро превращалась в болото. Над головой громыхнул гром.
– Без чего? – осклабился Косарь. – Без победы? Или без Оссамир?
– Ты ничего не знаешь.
– Я знаю, что ты не первый мальчишка, которого она уложила в свою постель. Не первый и не последний.
– Замолчи! – рыкнул Брофи.
– Красоте сопротивляться трудно. Я, может быть, единственный из победителей, кто сумел ей отказать. Ее это сводит с ума. Она и посейчас пытается меня завлечь…
– Лжец! – Брофи выбросил кулак, целя в голову. Керифянин блокировал выпад и отвел удар в сторону. Повторная попытка закончилась тем, что он потерял вдруг равновесие, споткнулся и, получив легкий толчок, оказался на земле.
Косарь сердито посмотрел на него из-под густых черных бровей.
– Ты для нее ничего не значишь. Она использует тебя ровно так же, как использует других. Когда ей надоест, она порвет тебя на клочки, как прохудившуюся накидку.
Брофи вскочил.
– Убирайся с глаз моих! Не желаю больше тебя видеть! Ты мне не нужен! – Он нагнулся, схватил пригоршню песка и бросил керифянину в лицо.
Косарь на мгновение зажмурился. Пожал плечами.
– Проваливай! – заорал Брофи.
Его недавний наставник сдержанно поклонился.
– Меньшего ты не заслуживаешь, – произнес он и, повернувшись, исчез за пеленой дождя.
ГЛАВА 19
В школу Зелани Креллис прибыл не в самом лучшем настроении. У кованых ворот его встречал мастер Цитадели. По обе стороны от ворот застыли стражники в сияющих на солнце шлемах.
– В чем дело, Горлим? Я приказал доставить Виктериса, а его все нет, – раздраженно бросил брат Осени. – У меня нет времени на прогулки. Сестры злоумышляют в подземелье, город на грани гражданской войны, физендрийская армия едва ли не у ворот…
Сложенные из розового камня здания были окружены высокой мраморной стеной. В давние времена комплекс принадлежал Жакулину Хитрому, вложившему в свой любимый проект немало денег, фантазии и сил. Поначалу горожане только качали головами или открыто смеялись над тремя экстравагантными, соединенными друг с другом строениями. На общем серовато-голубом фоне Огндариена школа выглядела нелепым, неуместным, раздражающе кричащим розовым пятном, но постепенно, с развитием школы и укреплением связанных с ней надежд, устоявшееся мнение изменилось. Розовые постройки стали ассоциироваться с тайной и волшебством, роскошными юными красавицами и прекрасными юношами, а отнюдь не с дурным вкусом.
Чтобы поспеть за Креллисом, Горлиму пришлось перейти на легкую рысь.
– Знаю, господин, но он не выходит. – Помолчав, мастер Цитадели добавил: – Вот я и подумал, что вам надобно увидеть это собственными глазами. По-моему… – Он снова замолчал.
Креллис нахмурился.
– Что такое, Горлим? Я назначил тебя мастером Цитадели именно из-за твоей смелости. А теперь ты запинаешься на каждом слове, как мальчишка, впервые взявший в руки копье.
– Я подумал, что вы вряд ли захотите, чтобы это увидел кто-то еще, – покраснев, объяснил старый солдат
Креллис замедлил шаг.
– Что случилось?
– Я не вполне уверен, что могу объяснить.
Удивительно! Горлим никогда не отличался робостью и нерешительностью, но сейчас определенно выглядел несколько испуганным, словно повстречался с привидением.
– Ты сказал, все ученики ушли?
– Да, господин, все ушли.
– Куда?
– Не могу знать. Школа, как вы и приказали, охранялась. Никого не впускали и не выпускали иначе как по разрешению, вашему или моему.
– Тогда как же они ушли?
– Странное дело, господин. Стража говорит, что все ушедшие имели соответствующее разрешение.
– С моей печатью?
– Я опросил всех, и у меня сложилось впечатление, что разрешение было оформлено по всем правилам, хотя самой печати никто не помнит. Что-то здесь не так. Солдаты клянутся на мечах, что ни один Зелани мимо них не проходил.
– Но как выглядела моя печать, они не помнят?
– Не помнят.
– Проклятые колдуны! – пробормотал Креллис, минуя вторую пару стражников у двери в главный корпус школы. – Какая польза от этих олухов, если их обманывают даже десятилетние девчонки?
– Отослать в Цитадель?
– Пока не надо. А что остальные? Тоже ушли? Кого еще прозевали твои люди?
Горлим вспыхнул.
– Никак нет, господин. Здесь никого не было. Кроме него.
Обогнув угол, они вышли в просторный зал, посреди которого лежал горбатый старик. Вид его сомнений не оставлял – горбун был мертв.
«Мертвее не бывает», – мрачно подумал Креллис. Руки и ноги старика были необъяснимым образом вывернуты и сходились на животе.
– Как его убили? – спросил Креллис, трогая тело носком сапога.
Следы крови отсутствовали, но рот растянулся в отвратительной гримасе, а кустистые брови словно вылезли на лоб.
– Не знаю. Никаких ран или других отметин на нем нет.
– Кто такой?
– Сибальд. Слуга Виктериса.
– Наверно, умер от старости, – бесстрастно бросил на ходу Креллис.
Поднимаясь этаж за этажом по винтовой лестнице, брат Осени обратил внимание на украшавшие стены гобелены. В последний раз он приходил в башню Виктериса несколько лет назад и тогда ничего подобного не заметил. Гобелены были новые, и большинство их представляли разнообразные сцены совокупления мужчин и женщин. Одни были выполнены в ярких, романтических тонах, на других преобладали более темные и даже мрачные оттенки. Креллис нахмурился и отвернулся – чем выше по лестнице, тем откровеннее становились картины человеческих извращений. И все же, ступив на верхнюю ступеньку, он остановился перед последним гобеленом. На нем был изображен величественный город с уходившими в небо стройными серебряными башнями. Город горел. На переднем плане мастер поместил принесшие смерть и тьму корабли под черными парусами.
Падение Эффтена. Рассматривая картину, Креллис вспомнил, как странно отреагировал брат на его рассказ о мифической музыкальной шкатулке и спящей девочке. Впрочем, разгадывать загадки он не любил, а потому, отогнав посторонние мысли, прошел дальше.
У двери в покои Виктериса, как и сказал Горлим, стояли, негромко переругиваясь, два стражника. Увидев высокого гостя они моментально умолкли и вытянулись по стойке «смирно». Креллис прошел между ними.
Открывая дверь, он уже приготовился всыпать как следует братцу, выбравшему для своих дурацких игр не самое подходящее время. Ударивший в лицо запах дерьма был настолько силен, что пришлось остановиться и прикрыть рукавом нос.
– Какого…
Он не договорил. Едва ли не весь пол покрывали кучки человеческих фекалий. Во впадинках между плитами застыли лужи мочи. Буро-коричневые пятна обезобразили стены. Письменный стол лежал на боку. Бумаги разлетелись по всей комнате. Возле кровати валялись рваные простыни. На съехавшем матрасе четко выделялись две жирные кровавые полосы. Судя по всему, комната пребывала в таком состоянии несколько дней.
Из-за кровати показался Виктерис и, не обращая внимания на присутствие посторонних, пополз через комнату на стертых в кровь коленях и локтях. Наткнувшись на стол, он обошел его сбоку и продолжил движение. Магистр Зелани был совершенно гол и беспрерывно бормотал что-то себе под нос.
Несколько секунд Креллис тупо таращился на брата, потом повернулся и захлопнул дверь.
– Эй, да что это с тобой? – крикнул он.
Виктерис вздрогнул и остановился. Потом привстал, как суслик, поводил головой и расцвел в улыбке.
– Креллис, брат мой. Кровь от крови, плоть от плоти. Как же я рад, что ты здесь. – Он снова опустился на четвереньки и пополз дальше. – Я должен кому-то рассказать. Кому-то, кто знает.
Креллис скрипнул зубами.
– Что случилось с Шарой?
– Моя госпожа… – распевно произнес Виктерис. – Шара-лани. Она это сделала. Она освободила меня.
– Освободила тебя? Это ты, глупец, освободил ее. Ее и остальных Зелани.
– Нет, нет, нет. Она освободила меня. Я свободен, брат.
Креллис размял пальцы.
– Где она? Ты держал ее при себе целый месяц. Я хотел отдать девчонку Льюлему. Он спрашивал о ней.
– Шара-лани. Она освободила меня, – твердил Виктерис. – Она выслушала меня. Я рассказал ей все. То, о чем не рассказывал никому. И теперь я свободен.
Креллис с удовольствием придушил бы брата, но приходилось сдерживаться.
– От чего она тебя освободила?
– От проклятия. От проклятия, наложенного нашей матерью. Она связала меня молчанием. Да, это она заставила меня молчать.
Теперь Виктерис полз вдоль стены. В углу он врезался головой в камень, но после недолгой паузы продолжил движение в другом направлении. С разбитого лба капала на руки кровь.
– Хватит! – не выдержал Креллис. – Прекрати ползать, или я прикажу тебя связать! – Что же такое сотворила с братом эта ведьма?
Виктерис заполз на окровавленный матрас.
– Ты ведь всегда думал, что это отец сделал нас такими, какие мы есть? – Он вцепился в край матраса. – Отец – ничтожество. Отец пресмыкался перед ней. Она командовала им. Он тоже ползал.
Креллис повернулся, открыл дверь, вышел в коридор и закрыл дверь за собой.
– Принести веревку, вино покрепче и сонный порошок.
– Слушаюсь, господин, – отозвался с поклоном Горлим.
– И пусть приготовят ванну.
Мастер Цитадели кивнул одному из солдат.
– Слышал? Выполняй.
– И вот что еще, – добавил Креллис, твердо глядя в лицо солдату. – Тот, кто обмолвится об этом хотя бы словом, умрет на следующий день. Понятно?
После секундного замешательства Горлим кивнул.
– Да, господин.
Солдат убежал.
Креллис вернулся в комнату. Виктерис, похоже, даже не заметил его отсутствия. Он уже сполз с кровати и начал очередной круг.
– Отец знал, что я видел. Вот почему он никогда меня не трогал. Вот почему вымещал злобу на тебе и Фандире. Ты ведь, наверно, дивился, почему он никогда не бьет меня? Не отпирайся, я знаю. А все потому, что он меня стыдился. Знал, что с ним сделает мать, если он меня тронет.
Креллис посмотрел на пальцы, сами собой сжавшиеся в кулак. Он не любил вспоминать прошлое, и вот теперь брат потревожил то, что годами покоилось на дне памяти.
– Я знаю, что за человек был мой отец. Он не мог стыдиться, потому что не знал стыда.
– Нет, нет. Он был слаб. Он пресмыкался перед ней.
– Что такое ты говоришь?
– Я сам видел. Видел, когда был еще маленьким. Заснул однажды за шторой, а когда проснулся, увидел их голыми. Мать говорила, чтобы он подождал. Чтобы потерпел. Чтобы не проливал семя. Но он уже не мог совладать с собой, и тогда она его наказала. Заставила ползать. Сказала, что он ей противен, и велела убраться. Я расплакался, и вот тогда отец меня увидел. И с тех пор возненавидел. Я пообещал матери, что никогда не буду слабым, никогда не пролью семя. И сдержал слово. Я никогда не ползал. Другие – да, ползали. Я – нет.
Креллис попытался представить отца в описанной ситуации и не смог. Невозможно, чтобы чудовище из далекого детства было безвольной игрушкой матери, о которой почти не осталось никаких воспоминаний.
Виктерис поднялся-таки на ноги, хотя и сделал это как-то скованно, словно отвык стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57