С десяток женщин, молодых и постарше, но рядящихся в молодые, сидели на коленях у пьяных гостей, хихикая каждый раз, когда жадная мужская рука пробиралась слишком глубоко под платье. Одни из красоток уже обнажились едва ли не наполовину, другие скрывали свои прелести за тугими корсетами и пышными многослойными юбками.
Шара стояла у порога, с любопытством наблюдая за торгующими собой женщинами. Для нее их профессия оставалась загадкой. Она не была шлюхой. Эти женщины не предлагали ничего, кроме минутного удовольствия. Будь ее воля, Шара переписала бы мужские души.
Она уже собиралась уходить, когда ее остановил негромкий голос:
– Не терпится? Большинство здесь сбрасывают юбки наверху.
Шара похолодела. Он знал. Он видел.
Голос принадлежал сидевшему в ближнем углу худощавому мужчине с черными узкими бровями и темными пронзительными глазами.
Взгляд его медленно скользнул по ее телу. Подбитый мехом плащ наводил на мысль, что перед ней моряк из Керифа, хотя суровые черты могли принадлежать кому угодно. У мужчины был большой, с горбинкой нос и темно-русые, подернутые сединой волосы. Судя по выражению лица, незнакомец давно забыл, что такое улыбка.
Шара охнула и метнулась к двери. Сидевшие за соседним столом подвыпившие юнцы уставились на нее с разинутыми ртами.
– Шара! – Человек в плаще бросился за ней.
Она прибавила шагу, но он быстро догнал ее. Незнакомец не отличался могучим телосложением и внушительным ростом, но, схватив за руку, остановил Шару легко, как ребенка. Она едва не упала, и он придержал ее другой рукой.
– Отпусти!
Он разжал пальцы. Шара отступила на пару шагов. Кто-то восхищенно свистнул. Кто-то захлопал в ладоши.
– Если от тебя, приятель, такие убегают, это плохой знак! – крикнул какой-то подвыпивший молодчик.
Незнакомец посмотрел на него, и юнец побледнел и прикусил язык.
Он сбросил плащ и протянул Шаре. Голос у него был густой, спокойный и темный, как и взгляд.
– Идти далеко, а ты не одета. Возьми.
Она нерешительно приняла подарок, накинула на плечи и запахнулась поплотнее. Юнцы в трактире поглядывали в ее сторону и негромко посмеивались.
– Откуда ты знаешь мое имя? – смущенно спросила Шара.
– Знание вообще полезно.
Она поежилась.
– Кто ты?
– Пес на пиру. Паук во дворце. Можешь называть меня Косарем, если в том возникнет нужда.
Шара вскинула подбородок.
– Сомневаюсь, что мне когда-либо понадобятся услуги пса или паука.
– Хочешь сказать, такое больше не повторится?
Она скрипнула зубами и едва не сорвала плащ, чтобы швырнуть ему в лицо. Однако удержалась.
– Предпочитаешь покрасивее? – негромко добавил Косарь. – Горный лев несомненно приятнее пса. У него такой черный мягкий мех. Он такой сильный. Куда как хорош. Но, с другой стороны, они ведь пожирают своих детенышей…
– Если ты поймал меня голой, это еще не значит, что тебе дозволено обращаться со мной как с ребенком, – бросила она.
Косарь сделал шаг назад и отвесил учтивый поклон.
– Простите, ошибся.
– Спасибо за плащ. Я позабочусь, чтобы ты получил его обратно.
– Оставь себе, – ответил Косарь. – Может быть, он хоть как-то защитит тебя от тех хищников, которых ты притащишь в свою постель.
Запахнувшись поплотнее, Шара отвернулась и поспешила скрыться в темноте, жалея лишь о том, что услышала последние слова и даже поняла их смысл.
ГЛАВА 2
– Ну, этим уж я тебе точно яйца разобью! – пообещал Трент, выгибаясь, чтобы удержать равновесие.
Брофи рассмеялся.
– Ты для начала не свались!
Трент напрягся, стиснув зубы, отчего губы сжались в тонкую ленточку, и швырнул камень.
Брофи не шелохнулся. Камень пролетел так близко, что он ощутил ветерок. Пролетел, ударился о каменистую осыпь и скатился вниз по склону. Получалось у Трента неплохо. Что-то от отца в нем все же было.
Каждый стоял на валуне, на расстоянии примерно шестидесяти футов друг от друга. Таких валунов было здесь, к югу от Огндариена, в избытке, и они торчали из песка, будто спрятанные небрежно лезвия. Мальчики часто играли на этом узком кряже, разделявшем мир на две половины. Пописай вправо, и струйка попадет в Летние моря. Повернись влево, и желтый ручеек достигнет Великого океана и, может быть, даже Опалового дворца.
Вообще-то, кидать друг в друга камни затея глупая, и родилась она от чистой скуки. Тем не менее, время от времени Брофи соглашался – отговорить приятеля от дурацкой забавы было куда труднее, чем уступить. К несчастью, игра стала для Трента любимой, и теперь без нее не обходилась ни одна вылазка.
Он слегка согнул колени, прицелился и швырнул свой камень. Снаряд разминулся с целью на добрый фут, а Брофи замахал руками, удерживая равновесие.
– Жалкое зрелище, – крикнул Трент, изготавливаясь к следующему броску.
Прядь черных волос упала на глаза, и он отбросил ее резким кивком.
Брофи перекинул камень из левой руки в правую, перенес опору на левую ногу и усилием воли приковал себя к валуну. Главное – не дрогнуть. Из двух последних игр ему удалось выйти победителем, поразив противника сначала в руку, а потом в ногу.
– Приготовься! – крикнул Трент. – И не дергаться! Струсишь – я тебя поколочу! – Он поцеловал камень, прицелился и выбросил руку вперед.
«Чтоб тебя!» – успел подумать Брофи.
Он моргнул, но отворачиваться не стал. Даже не зажмурился. Камень врезался в лицо, прямо в губы, и из глаз полетели искры. Нога соскользнула, и Брофи понял, что сейчас свалится. Падая, он задел острый выступ валуна, вскрикнул, ударился о щебень и, прокатившись пару футов, остановился у круглого булыжника.
Трент торжествующе рассмеялся.
Брофи кое-как поднялся на колени. К глазам подступили слезы. Хотелось плакать, но такой слабости он позволить себе не мог. Только не это. Только не перед Трентом. Брофи открыл рот и попытался сделать вдох, однако легкие не слушались.
«Как рыба на берегу», – мелькнула мысль.
Смех прекратился. Послышались шаги. Только бы не лишиться чувств.
– Брофи!
Он отчаянно хватал ртом воздух. Трент перебрался через валун и опустился на колени рядом с другом.
– Эй, ты как?
Воздух наконец-то прошел в легкие. Какое счастье!
– Хватит, Броф. Кончай дурака валять!
– Подожди… я сейчас… – пробормотал он, едаа шевеля онемевшими, разбитыми губами.
Сильно болело ребро. Как будто кто-то огрел его дубинкой.
Трент подтащил его к валуну. Брофи осторожно потрогал губы – на пальцах осталась кровь. Пошевелил языком – зубы были на месте, но передний шатался.
– Хороший бросок, – прошамкал он, качая головой. Лицо приятеля моментально прояснилось, тревога улетучилась. Трент рассмеялся и толкнул Брофи в плечо.
– Ты бы посмотрел на себя со стороны! Ну и рожа! Надо было увернуться.
Брофи бросил на него сердитый взгляд.
– Ты же сам сказал – не дергаться.
– Мало что я там сказал… – ухмыльнулся Трент. – Есть храбрость, а есть глупость.
Он протянул руку, помогая другу подняться. Руки у него были большие и сильные, как и у отца. Ростом и шириной плеч Трент уже почти догнал родителя и обещал вырасти в настоящего великана. Чтобы поднять Брофи, ему даже не пришлось напрягаться.
Они медленно двинулись вниз по склону, туда, где оставили охотничьих соколов. Птицы в надетых на голову капюшонах сидели на нижних ветках старого корявого дуба.
– Ты, кажется, сломал мне зуб, – пожаловался Брофи. Трент пожал плечами.
– Надо было отвернуться, – снова сказал он, отвязывая свою птицу.
– Больше я в эти дурацкие игры не играю.
– Не злись. – Трент ловко завязал петлю и накинул ее на запястье. – У тебя неплохо получается. Я даже не ожидал. Счет два – один в твою пользу.
Брофи слизнул кровь с треснувшей губы и выдавил из себя неубедительную улыбку. Благородство у Трента проявлялось в минуты победы, но никак не поражения, а портить приятелю настроение не стоило.
Морщась от боли, он отвязал сокола. Почувствовав запах крови, птица занервничала, и Брофи догладил ее по спинке.
Эйфория победителя улетучилась, как только друзья, продравшись через колючий кустарник, вышли на ведущую к городу пастушью тропу.
– Знаешь, – задумчиво произнес он, – нам надо что-то придумать… как-то оправдаться…
Разумеется. Они ведь отправились как бы поохотиться.
– Отцу наши игры вряд ли понравятся.
– Согласен.
«Потому что они дурацкие», – подумал Брофи.
Отец Трента был братом Осени и храбрейшим из всех знакомых ему мужчин. Первый чужестранец, прошедший в Огндариене испытание Каменным Сердцем, Креллис не боялся ничего на свете, и в его мнении относительно швыряния булыжниками сомневаться не приходилось.
– Давай скажем, что ты споткнулся, когда поднимался по склону.
– Лучше сказать правду. Пусть…
Глаза Трента полыхнули, и Брофи замолчал. Настроение друга менялось, как погода весной.
– Нет.
– Он поймет, вот увидишь. Мы же мальчишки.
– Ты – может быть. Но не я. Нет. Лучше скажем, что за нами гнались физендрийские разведчики. Мы убегали… ты упал…
Брофи вздохнул. Ну как убедить друга не врать отцу? Как удержать его ото лжи? Быть сыном такого человека, как Креллис, должно быть, нелегко. И все же Трент не ссорился бы с родителем так часто, если бы рассказывал ему правду.
Взгляд Трента остановился на охотничьем соколе Брофи.
– А что, если сломать ему крыло? Тогда у нас будет доказательство, и никто ничего не заподозрит.
Брофи закатил глаза.
– Ну уж нет. Моей птичке ломать крыло мы не станем.
– Почему не станем? – Трент холодно прищурился. – И с каких это пор ты указываешь, что мне делать, а что нет?
Брофи заставил себя сдержаться. Не стоит лезть в драку, если тебя уже побили. К тому же Трент на два года старше, ему почти семнадцать, тогда как Брофи едва исполнилось пятнадцать.
– Нет, лучше скажем, что подняли куропатку. Я засмотрелся, оступился и упал с обрыва. Ломать соколу крыло – это лишнее. – Конечно, покрывать одну ложь другой – дело недостойное, но еще хуже портить из-за этого хорошую птицу. Иногда Трент предлагал что-то, совершенно не думая о последствиях, но не любил, когда ему на это указывали.
– Ладно, пусть будет по-твоему.
Они молча спустились по крутой тропинке к подножию Арриданских гор и шли теперь по песчаному руслу высохшей реки.
Вдалеке уже виднелась громадина Водной стены. Лежавший в ее основании голубовато-белый мрамор хранил следы бесчисленных атак. Всего за время своего существования этот шедевр инженерного искусства отразил семь неприятельских вторжений.
Над мраморным основанием, высота которого составляла сто футов, располагались пять ярусов каменных арок, возносившихся в небо еще на триста футов. Там, в вышине, на казавшемся тонкой паутинкой переплетении опор, проходил высочайший в мире акведук, по которому вода из Великого океана постоянно поступала к громадным шлюзам с восточной стороны города.
В основание стены уходил напоминающий пещеру туннель, в центре которого стояли неприступные Физендрийские ворота. Пятидесятифутовый металлический портал был настолько громаден, что открывался только с помощью гидравлического подъемника, соединенного с акведуком специальным водоотводом.
Ступив в тень и оказавшись вне поля видимости возможных наблюдателей, Трент облегченно вздохнул и даже заулыбался.
– Хороший был денек, – пробормотал он, поглядывая искоса на приятеля. – Ну, если не считать, что ты малость расшибся.
– Спасибо, – отозвался Брофи.
Губы начали распухать, каждый шаг отдавался болью в боку, и он уже начал подумывать, не сломал ли при падении ребро. Вспомнился случай в порту, когда порыв ветра отбросил от пристани торговое судно и стоявший на причале мальчишка свалился в воду. Следующая волна вернула корабль, и несчастного едва не раздавило. Что ж, время от времени случается всякое. Брофи старался не обращать внимания на боль.
– А какой у тебя был лучший день? – спросил Трент.
Брофи настороженно взглянул на друга, ожидая подвоха.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, самый хороший день в жизни. Такой, что запомнился.
– Определенно не сегодня.
Трент помолчал. По губам его скользнула хитроватая улыбка.
– Я тебе расскажу про мой. Зашел я как-то к мастеру Гарму…
Что будет дальше, Брофи уже знал и слушать не хотел. Гарм, новый мастер-оружейник Креллиса, считался лучшим кузнецом на всех Летних морях, но было у него кое-что такое, что Брофи ценил выше хорошей балансировки и гибкости клинка: его дочь.
Фемера… Темноглазая красавица с роскошными черными волосами, спадавшими шелковистой волной едва ли не до талии. Изящная и грациозная, девушка двигалась с легкостью ветерка, распространяя свежий запах морского бриза. Говорила она мало, но каждый раз, когда Брофи оказывался поблизости, глаза ее неизменно находили его.
Приехав в Огндариен вместе с отцом шесть месяцев назад, Фемера сразу привлекла внимание двух друзей и стала едва ли не любимой темой обсуждения. Не раз и не два они под самыми разными предлогами отправлялись на Каменную сторону, где прохаживались перед ружейной мастерской, тратя порой по целому дню, чтобы только улучить момент, когда красавица выйдет из дому. Трент как-то пошутил, что мастер Гарм выковал много отличных мечей, но сподобился только на одни ножны. Брофи понадобилась неделя, чтобы понять скрытый в шутке смысл, а поняв, юноша покраснел до корней волос.
– Надеюсь, ты еще не забыл его дочку, Фемеру? – продолжал Трент.
– Память ты мне не отшиб.
Трент развел руками и вздохнул.
– Так вот, где-то месяц назад… – Он шутливо ткнул приятеля в бок. – Да, лучший день в моей жизни… Вернее, ночь. Ночь ведь тоже считается, а?
Брофи становилось все хуже. Боль обосновалась теперь уже в животе и не желала уходить.
– Ты о чем?
– Мы с отцом зашли в мастерскую старика Гарма. Проверить, как продвигается заказ. Фемера тоже была там. Вроде как прибиралась. Я остановился, и мы разговорились. Она, как тебе, возможно, известно, не из болтливых, но… – Трент пожал плечами и, понизив голос, словно их могли подслушивать, продолжал: – Но и не такая уж застенчивая, если задрать юбки повыше.
Брофи на мгновение представил эту парочку и тряхнул головой, отгоняя неприятную картину.
– Она красивая. – Он замолчал. Трент как будто ничего и не заметил.
– И на все согласная. Такая бойкая… К женщинам надо просто знать подход. Если умеешь их зацепить…
Брофи кивнул. Сам он подхода к женщинам не знал и иногда сомневался, что когда-нибудь освоит эту премудрость. У Трента с ними получалось куда лучше, он всегда умел отпустить нечто этакое. Судя по его рассказам, Трент переспал по крайней мере с дюжиной красоток и подробностями своих похождений легко делился с приятелем. У Брофи все было не так. Он до сих пор оставался девственником, и такое состояние грозило затянуться, потому что в присутствии Фемеры челюсти у него склеивались, а слова застывали в горле.
– Так какой у тебя был лучший день? – не отставал Трент, хотя они уже подходили к голубовато-белой стене.
Ничем столь замечательным, ничем таким, что шло бы в сравнение с подвигами приятеля, Брофи похвастать не мог. Почувствовать под собой прохладу обнаженных бедер Фемеры, вдохнуть аромат ее волос – об этом он мог только мечтать.
Но когда Трент задал вопрос, в голове у него как будто что-то щелкнуло. Момент был не самый подходящий, но Брофи все ж решился ответить.
– Это случилось года два назад, осенью. – Он прокашлялся, поморщившись от боли. – Мне тогда только-только исполнилось тринадцать. Я стоял в Зале Окон, смотрел на бухту. Со мной была тетя Бель. Садилось солнце. Знаешь, там такой особенный свет, когда лучи проходят через узорчатое стекло. Этот свет заливал весь Зал – красным, золотистым… словно повсюду рассыпали осенние листья. Не помню, зачем мы туда пришли, но в какой-то момент я почувствовал, что так и должно быть. Я почувствовал… судьбу. Да, она как будто присутствовала там и касалась меня.
Брофи мечтательно улыбнулся.
– Никогда больше, ни раньше, ни после, я не испытывал ничего подобного. Я ощущал свое единство с городом. Я был настоящим сыном Перемен Года. Я принадлежал городу, и город принадлежал мне.
Он взглянул на Трента. Как передать чувства? Да и захочет ли Трент понять его?
– Бель стояла далеко от меня, но и она, наверно, что-то ощутила, потому что поймала мой взгляд и улыбнулась. Ее любовь… я почувствовал ее, как лучи на лице. И я тоже любил ее. И все вокруг. Целый мир вдруг ожил, вздохнул, и я понял, что мне суждено совершить нечто важное.
Брофи замолчал. Память вернула его туда, в Зал Окон, и все пережитое тогда нахлынуло с прежней силой, захватило и увлекло. То был последний миг истинного покоя и единения с миром.
– Нечто важное? Типа чего? – Голос Трента прозвучал как-то странно.
Брофи потупился, не зная, стоит ли говорить. Трент открыл было рот, но высказаться ему не позволил рев обрушившейся сверху воды. Гидравлический механизм начал поднимать громадину Физендрийских ворот, и излишки воды хлынули вниз из круглого окошка стока и обрушились на покрытые соленой коркой камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Шара стояла у порога, с любопытством наблюдая за торгующими собой женщинами. Для нее их профессия оставалась загадкой. Она не была шлюхой. Эти женщины не предлагали ничего, кроме минутного удовольствия. Будь ее воля, Шара переписала бы мужские души.
Она уже собиралась уходить, когда ее остановил негромкий голос:
– Не терпится? Большинство здесь сбрасывают юбки наверху.
Шара похолодела. Он знал. Он видел.
Голос принадлежал сидевшему в ближнем углу худощавому мужчине с черными узкими бровями и темными пронзительными глазами.
Взгляд его медленно скользнул по ее телу. Подбитый мехом плащ наводил на мысль, что перед ней моряк из Керифа, хотя суровые черты могли принадлежать кому угодно. У мужчины был большой, с горбинкой нос и темно-русые, подернутые сединой волосы. Судя по выражению лица, незнакомец давно забыл, что такое улыбка.
Шара охнула и метнулась к двери. Сидевшие за соседним столом подвыпившие юнцы уставились на нее с разинутыми ртами.
– Шара! – Человек в плаще бросился за ней.
Она прибавила шагу, но он быстро догнал ее. Незнакомец не отличался могучим телосложением и внушительным ростом, но, схватив за руку, остановил Шару легко, как ребенка. Она едва не упала, и он придержал ее другой рукой.
– Отпусти!
Он разжал пальцы. Шара отступила на пару шагов. Кто-то восхищенно свистнул. Кто-то захлопал в ладоши.
– Если от тебя, приятель, такие убегают, это плохой знак! – крикнул какой-то подвыпивший молодчик.
Незнакомец посмотрел на него, и юнец побледнел и прикусил язык.
Он сбросил плащ и протянул Шаре. Голос у него был густой, спокойный и темный, как и взгляд.
– Идти далеко, а ты не одета. Возьми.
Она нерешительно приняла подарок, накинула на плечи и запахнулась поплотнее. Юнцы в трактире поглядывали в ее сторону и негромко посмеивались.
– Откуда ты знаешь мое имя? – смущенно спросила Шара.
– Знание вообще полезно.
Она поежилась.
– Кто ты?
– Пес на пиру. Паук во дворце. Можешь называть меня Косарем, если в том возникнет нужда.
Шара вскинула подбородок.
– Сомневаюсь, что мне когда-либо понадобятся услуги пса или паука.
– Хочешь сказать, такое больше не повторится?
Она скрипнула зубами и едва не сорвала плащ, чтобы швырнуть ему в лицо. Однако удержалась.
– Предпочитаешь покрасивее? – негромко добавил Косарь. – Горный лев несомненно приятнее пса. У него такой черный мягкий мех. Он такой сильный. Куда как хорош. Но, с другой стороны, они ведь пожирают своих детенышей…
– Если ты поймал меня голой, это еще не значит, что тебе дозволено обращаться со мной как с ребенком, – бросила она.
Косарь сделал шаг назад и отвесил учтивый поклон.
– Простите, ошибся.
– Спасибо за плащ. Я позабочусь, чтобы ты получил его обратно.
– Оставь себе, – ответил Косарь. – Может быть, он хоть как-то защитит тебя от тех хищников, которых ты притащишь в свою постель.
Запахнувшись поплотнее, Шара отвернулась и поспешила скрыться в темноте, жалея лишь о том, что услышала последние слова и даже поняла их смысл.
ГЛАВА 2
– Ну, этим уж я тебе точно яйца разобью! – пообещал Трент, выгибаясь, чтобы удержать равновесие.
Брофи рассмеялся.
– Ты для начала не свались!
Трент напрягся, стиснув зубы, отчего губы сжались в тонкую ленточку, и швырнул камень.
Брофи не шелохнулся. Камень пролетел так близко, что он ощутил ветерок. Пролетел, ударился о каменистую осыпь и скатился вниз по склону. Получалось у Трента неплохо. Что-то от отца в нем все же было.
Каждый стоял на валуне, на расстоянии примерно шестидесяти футов друг от друга. Таких валунов было здесь, к югу от Огндариена, в избытке, и они торчали из песка, будто спрятанные небрежно лезвия. Мальчики часто играли на этом узком кряже, разделявшем мир на две половины. Пописай вправо, и струйка попадет в Летние моря. Повернись влево, и желтый ручеек достигнет Великого океана и, может быть, даже Опалового дворца.
Вообще-то, кидать друг в друга камни затея глупая, и родилась она от чистой скуки. Тем не менее, время от времени Брофи соглашался – отговорить приятеля от дурацкой забавы было куда труднее, чем уступить. К несчастью, игра стала для Трента любимой, и теперь без нее не обходилась ни одна вылазка.
Он слегка согнул колени, прицелился и швырнул свой камень. Снаряд разминулся с целью на добрый фут, а Брофи замахал руками, удерживая равновесие.
– Жалкое зрелище, – крикнул Трент, изготавливаясь к следующему броску.
Прядь черных волос упала на глаза, и он отбросил ее резким кивком.
Брофи перекинул камень из левой руки в правую, перенес опору на левую ногу и усилием воли приковал себя к валуну. Главное – не дрогнуть. Из двух последних игр ему удалось выйти победителем, поразив противника сначала в руку, а потом в ногу.
– Приготовься! – крикнул Трент. – И не дергаться! Струсишь – я тебя поколочу! – Он поцеловал камень, прицелился и выбросил руку вперед.
«Чтоб тебя!» – успел подумать Брофи.
Он моргнул, но отворачиваться не стал. Даже не зажмурился. Камень врезался в лицо, прямо в губы, и из глаз полетели искры. Нога соскользнула, и Брофи понял, что сейчас свалится. Падая, он задел острый выступ валуна, вскрикнул, ударился о щебень и, прокатившись пару футов, остановился у круглого булыжника.
Трент торжествующе рассмеялся.
Брофи кое-как поднялся на колени. К глазам подступили слезы. Хотелось плакать, но такой слабости он позволить себе не мог. Только не это. Только не перед Трентом. Брофи открыл рот и попытался сделать вдох, однако легкие не слушались.
«Как рыба на берегу», – мелькнула мысль.
Смех прекратился. Послышались шаги. Только бы не лишиться чувств.
– Брофи!
Он отчаянно хватал ртом воздух. Трент перебрался через валун и опустился на колени рядом с другом.
– Эй, ты как?
Воздух наконец-то прошел в легкие. Какое счастье!
– Хватит, Броф. Кончай дурака валять!
– Подожди… я сейчас… – пробормотал он, едаа шевеля онемевшими, разбитыми губами.
Сильно болело ребро. Как будто кто-то огрел его дубинкой.
Трент подтащил его к валуну. Брофи осторожно потрогал губы – на пальцах осталась кровь. Пошевелил языком – зубы были на месте, но передний шатался.
– Хороший бросок, – прошамкал он, качая головой. Лицо приятеля моментально прояснилось, тревога улетучилась. Трент рассмеялся и толкнул Брофи в плечо.
– Ты бы посмотрел на себя со стороны! Ну и рожа! Надо было увернуться.
Брофи бросил на него сердитый взгляд.
– Ты же сам сказал – не дергаться.
– Мало что я там сказал… – ухмыльнулся Трент. – Есть храбрость, а есть глупость.
Он протянул руку, помогая другу подняться. Руки у него были большие и сильные, как и у отца. Ростом и шириной плеч Трент уже почти догнал родителя и обещал вырасти в настоящего великана. Чтобы поднять Брофи, ему даже не пришлось напрягаться.
Они медленно двинулись вниз по склону, туда, где оставили охотничьих соколов. Птицы в надетых на голову капюшонах сидели на нижних ветках старого корявого дуба.
– Ты, кажется, сломал мне зуб, – пожаловался Брофи. Трент пожал плечами.
– Надо было отвернуться, – снова сказал он, отвязывая свою птицу.
– Больше я в эти дурацкие игры не играю.
– Не злись. – Трент ловко завязал петлю и накинул ее на запястье. – У тебя неплохо получается. Я даже не ожидал. Счет два – один в твою пользу.
Брофи слизнул кровь с треснувшей губы и выдавил из себя неубедительную улыбку. Благородство у Трента проявлялось в минуты победы, но никак не поражения, а портить приятелю настроение не стоило.
Морщась от боли, он отвязал сокола. Почувствовав запах крови, птица занервничала, и Брофи догладил ее по спинке.
Эйфория победителя улетучилась, как только друзья, продравшись через колючий кустарник, вышли на ведущую к городу пастушью тропу.
– Знаешь, – задумчиво произнес он, – нам надо что-то придумать… как-то оправдаться…
Разумеется. Они ведь отправились как бы поохотиться.
– Отцу наши игры вряд ли понравятся.
– Согласен.
«Потому что они дурацкие», – подумал Брофи.
Отец Трента был братом Осени и храбрейшим из всех знакомых ему мужчин. Первый чужестранец, прошедший в Огндариене испытание Каменным Сердцем, Креллис не боялся ничего на свете, и в его мнении относительно швыряния булыжниками сомневаться не приходилось.
– Давай скажем, что ты споткнулся, когда поднимался по склону.
– Лучше сказать правду. Пусть…
Глаза Трента полыхнули, и Брофи замолчал. Настроение друга менялось, как погода весной.
– Нет.
– Он поймет, вот увидишь. Мы же мальчишки.
– Ты – может быть. Но не я. Нет. Лучше скажем, что за нами гнались физендрийские разведчики. Мы убегали… ты упал…
Брофи вздохнул. Ну как убедить друга не врать отцу? Как удержать его ото лжи? Быть сыном такого человека, как Креллис, должно быть, нелегко. И все же Трент не ссорился бы с родителем так часто, если бы рассказывал ему правду.
Взгляд Трента остановился на охотничьем соколе Брофи.
– А что, если сломать ему крыло? Тогда у нас будет доказательство, и никто ничего не заподозрит.
Брофи закатил глаза.
– Ну уж нет. Моей птичке ломать крыло мы не станем.
– Почему не станем? – Трент холодно прищурился. – И с каких это пор ты указываешь, что мне делать, а что нет?
Брофи заставил себя сдержаться. Не стоит лезть в драку, если тебя уже побили. К тому же Трент на два года старше, ему почти семнадцать, тогда как Брофи едва исполнилось пятнадцать.
– Нет, лучше скажем, что подняли куропатку. Я засмотрелся, оступился и упал с обрыва. Ломать соколу крыло – это лишнее. – Конечно, покрывать одну ложь другой – дело недостойное, но еще хуже портить из-за этого хорошую птицу. Иногда Трент предлагал что-то, совершенно не думая о последствиях, но не любил, когда ему на это указывали.
– Ладно, пусть будет по-твоему.
Они молча спустились по крутой тропинке к подножию Арриданских гор и шли теперь по песчаному руслу высохшей реки.
Вдалеке уже виднелась громадина Водной стены. Лежавший в ее основании голубовато-белый мрамор хранил следы бесчисленных атак. Всего за время своего существования этот шедевр инженерного искусства отразил семь неприятельских вторжений.
Над мраморным основанием, высота которого составляла сто футов, располагались пять ярусов каменных арок, возносившихся в небо еще на триста футов. Там, в вышине, на казавшемся тонкой паутинкой переплетении опор, проходил высочайший в мире акведук, по которому вода из Великого океана постоянно поступала к громадным шлюзам с восточной стороны города.
В основание стены уходил напоминающий пещеру туннель, в центре которого стояли неприступные Физендрийские ворота. Пятидесятифутовый металлический портал был настолько громаден, что открывался только с помощью гидравлического подъемника, соединенного с акведуком специальным водоотводом.
Ступив в тень и оказавшись вне поля видимости возможных наблюдателей, Трент облегченно вздохнул и даже заулыбался.
– Хороший был денек, – пробормотал он, поглядывая искоса на приятеля. – Ну, если не считать, что ты малость расшибся.
– Спасибо, – отозвался Брофи.
Губы начали распухать, каждый шаг отдавался болью в боку, и он уже начал подумывать, не сломал ли при падении ребро. Вспомнился случай в порту, когда порыв ветра отбросил от пристани торговое судно и стоявший на причале мальчишка свалился в воду. Следующая волна вернула корабль, и несчастного едва не раздавило. Что ж, время от времени случается всякое. Брофи старался не обращать внимания на боль.
– А какой у тебя был лучший день? – спросил Трент.
Брофи настороженно взглянул на друга, ожидая подвоха.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, самый хороший день в жизни. Такой, что запомнился.
– Определенно не сегодня.
Трент помолчал. По губам его скользнула хитроватая улыбка.
– Я тебе расскажу про мой. Зашел я как-то к мастеру Гарму…
Что будет дальше, Брофи уже знал и слушать не хотел. Гарм, новый мастер-оружейник Креллиса, считался лучшим кузнецом на всех Летних морях, но было у него кое-что такое, что Брофи ценил выше хорошей балансировки и гибкости клинка: его дочь.
Фемера… Темноглазая красавица с роскошными черными волосами, спадавшими шелковистой волной едва ли не до талии. Изящная и грациозная, девушка двигалась с легкостью ветерка, распространяя свежий запах морского бриза. Говорила она мало, но каждый раз, когда Брофи оказывался поблизости, глаза ее неизменно находили его.
Приехав в Огндариен вместе с отцом шесть месяцев назад, Фемера сразу привлекла внимание двух друзей и стала едва ли не любимой темой обсуждения. Не раз и не два они под самыми разными предлогами отправлялись на Каменную сторону, где прохаживались перед ружейной мастерской, тратя порой по целому дню, чтобы только улучить момент, когда красавица выйдет из дому. Трент как-то пошутил, что мастер Гарм выковал много отличных мечей, но сподобился только на одни ножны. Брофи понадобилась неделя, чтобы понять скрытый в шутке смысл, а поняв, юноша покраснел до корней волос.
– Надеюсь, ты еще не забыл его дочку, Фемеру? – продолжал Трент.
– Память ты мне не отшиб.
Трент развел руками и вздохнул.
– Так вот, где-то месяц назад… – Он шутливо ткнул приятеля в бок. – Да, лучший день в моей жизни… Вернее, ночь. Ночь ведь тоже считается, а?
Брофи становилось все хуже. Боль обосновалась теперь уже в животе и не желала уходить.
– Ты о чем?
– Мы с отцом зашли в мастерскую старика Гарма. Проверить, как продвигается заказ. Фемера тоже была там. Вроде как прибиралась. Я остановился, и мы разговорились. Она, как тебе, возможно, известно, не из болтливых, но… – Трент пожал плечами и, понизив голос, словно их могли подслушивать, продолжал: – Но и не такая уж застенчивая, если задрать юбки повыше.
Брофи на мгновение представил эту парочку и тряхнул головой, отгоняя неприятную картину.
– Она красивая. – Он замолчал. Трент как будто ничего и не заметил.
– И на все согласная. Такая бойкая… К женщинам надо просто знать подход. Если умеешь их зацепить…
Брофи кивнул. Сам он подхода к женщинам не знал и иногда сомневался, что когда-нибудь освоит эту премудрость. У Трента с ними получалось куда лучше, он всегда умел отпустить нечто этакое. Судя по его рассказам, Трент переспал по крайней мере с дюжиной красоток и подробностями своих похождений легко делился с приятелем. У Брофи все было не так. Он до сих пор оставался девственником, и такое состояние грозило затянуться, потому что в присутствии Фемеры челюсти у него склеивались, а слова застывали в горле.
– Так какой у тебя был лучший день? – не отставал Трент, хотя они уже подходили к голубовато-белой стене.
Ничем столь замечательным, ничем таким, что шло бы в сравнение с подвигами приятеля, Брофи похвастать не мог. Почувствовать под собой прохладу обнаженных бедер Фемеры, вдохнуть аромат ее волос – об этом он мог только мечтать.
Но когда Трент задал вопрос, в голове у него как будто что-то щелкнуло. Момент был не самый подходящий, но Брофи все ж решился ответить.
– Это случилось года два назад, осенью. – Он прокашлялся, поморщившись от боли. – Мне тогда только-только исполнилось тринадцать. Я стоял в Зале Окон, смотрел на бухту. Со мной была тетя Бель. Садилось солнце. Знаешь, там такой особенный свет, когда лучи проходят через узорчатое стекло. Этот свет заливал весь Зал – красным, золотистым… словно повсюду рассыпали осенние листья. Не помню, зачем мы туда пришли, но в какой-то момент я почувствовал, что так и должно быть. Я почувствовал… судьбу. Да, она как будто присутствовала там и касалась меня.
Брофи мечтательно улыбнулся.
– Никогда больше, ни раньше, ни после, я не испытывал ничего подобного. Я ощущал свое единство с городом. Я был настоящим сыном Перемен Года. Я принадлежал городу, и город принадлежал мне.
Он взглянул на Трента. Как передать чувства? Да и захочет ли Трент понять его?
– Бель стояла далеко от меня, но и она, наверно, что-то ощутила, потому что поймала мой взгляд и улыбнулась. Ее любовь… я почувствовал ее, как лучи на лице. И я тоже любил ее. И все вокруг. Целый мир вдруг ожил, вздохнул, и я понял, что мне суждено совершить нечто важное.
Брофи замолчал. Память вернула его туда, в Зал Окон, и все пережитое тогда нахлынуло с прежней силой, захватило и увлекло. То был последний миг истинного покоя и единения с миром.
– Нечто важное? Типа чего? – Голос Трента прозвучал как-то странно.
Брофи потупился, не зная, стоит ли говорить. Трент открыл было рот, но высказаться ему не позволил рев обрушившейся сверху воды. Гидравлический механизм начал поднимать громадину Физендрийских ворот, и излишки воды хлынули вниз из круглого окошка стока и обрушились на покрытые соленой коркой камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57