Ольга Леонидовна Мяхар
Ангел



Ольга Мяхар
Ангел

Мне было очень холодно, так холодно, что замерзшие ладони уже не согревал пар дыхания, белым облачком вырывающийся изо рта. Иней посеребрил ресницы и сковал суставы, не давая идти. Ног я уже не чувствовала, да и кистей рук тоже. А вокруг на многие сотни километров не было ни единой души. По крайней мере я не чувствовала присутствия жизни в этой бескрайней снежной пустыне. Вьюга с завываниями гнала по ее поверхности льдинки снега, сбивая с ног и путаясь ветрами среди изломов деревьев, лишь чудом все еще стоявших на своих обледенелых корнях. Хотя, наверное, я просто слишком замерзла, чтобы чувствовать жизнь, капля за каплей покидавшую мое несчастное тело.
У самого сердца что-то кольнуло, и я кое-как закутала небольшой теплый бугорок на груди в полы куртки. Мягкий шарик чуть пошевелился и ободряюще ткнулся носом мне в шею. Я надсадно закашлялась и снова, уже в сотый раз, поднялась на ноги, упорно продолжив путь в никуда и уже не чувствуя, как стягивают обветренную кожу лица льдинки слез.
Вьюга взвыла сильнее, швыряя снегом в глаза, забивая рот и пытаясь прокрасться под куртку. Чтобы там, в глубине, найти и заморозить еще одну еле теплящуюся жизнь. Я только крепче сжала зубы. Осталось идти недалеко… минут тридцать. Потом я упаду.

Сильный рывок за шкирку, как котенка, вырывает из такого мягкого и теплого сугроба. Чьи-то руки больно хлещут по щекам, а затем острым лезвием разжимают стиснутые до ломоты зубы, пытаясь влить в рот что-то теплое и противное. Мычу и старательно уворачиваюсь, пытаясь выплюнуть гадость и снова заснуть. Но мне не дают, и до желудка все-таки доходит небольшая часть этой бурды. Внутренности мгновенно взрываются пламенем, и я уже ору от дикой, невыносимой боли, снова начиная чувствовать сначала тело, затем плечи. Потом кисти, ступни… Но они так пылают, так невыносимо жгутся, что лучше я их не чувствовала бы вовсе. Бо-ольно!!

Сажусь на снег, тряся головой и разлепляя скованные льдинками глаза. Щурюсь, пытаясь хотя бы не скулить и начиная понимать, где я и кто я. Правда… пока с трудом. Сон все еще ждет меня в свои вечные объятия, но не вполне унявшаяся боль мгновенно разогретых мышц пульсирующими волнами активно мешает заснуть.

Он склоняется надо мной: черные волосы, такие же по цвету глаза, без наличия белков. И шрам, рваный косой шрам, пересекающий всю правую половину лица, – старая рана, чудом не изувечившая глаз. Щурюсь, моргая от яркого света солнца, искрящегося в тысячах белых снежинок, и медленно растягиваю все еще непослушные губы в улыбке.
Как это ни странно, но мы его нашли.
Из-за воротника высовывается сонная пушистая мордочка белого летучего мыша Оськи. Oн удивленно разглядывает Оську, пытаясь понять, кто это такой.
– Ты лорд Печальных земель?
Взгляд из любопытного мгновенно становится острым и настороженным, буквально впиваясь в глаза, проникая в разум. Я облегченно вздыхаю. Ошибки нет. Как я ни сомневалась, но меня послали в нужное место и время. Что ж, теперь можно и отдохнуть.
И сознание, обрадованное полученным разрешением, немедленно вырубает свет.

Треск поленьев в очаге, приятный запах булькающей похлебки и тепло, прошедшееся отражением пламени по векам… Как хорошо. Медленно открываю глаза и с любопытством оглядываюсь. Небольшая хижина: деревянные стены, потолок и даже пол! Много шкур везде: на полу, вдоль стен, одна даже распята на двери и теперь поблескивает синими искрами. Я же лежу на высокой и очень теплой печи, закутанная с головы до ног в шкуры и тряпки. Под головой довольно большая, набитая пухом подушка, а в ногах остывает обернутый в тряпки кирпич.
Приподняв встрепанную голову и отбросив назад безнадежно запутавшиеся волосы, с интересом высовываю нос наружу и оглядываюсь по сторонам. У огромного, сделанного из дерева стола на не менее внушительной лавке сидит Он, а на самом столе, обнимая обеими лапами краюху хлеба, сидит мыш и сосредоточенно ее поедает. Неподалеку стоит еще одна кровать, разобранная. Видимо, на ней Он и спал, а в углу громоздятся шкафы рядом с еще одной небольшой дверью, занавешенной довольно-таки застиранными, но тем не менее чистыми занавесками.
Он поднял голову и с интересом уставился на меня. Я вздрогнула, но глаз не отвела, дав ему вдосталь насладиться расплавленным золотом своих радужек, пересеченных обычными кругляшками человеческих зрачков. Мне перед отправкой умудрились сделать даже белки, заключив золото глаз в небольшие, по моему мнению, золотые ободочки вокруг зрачков. Ширину их я регулировала сама, и потом Васька полдня истериковал, что у меня глаза раза в полтора больше самых крупных человеческих. И это как минимум! Гм… глаза я уменьшить себе не дала, заявив, что и так пожертвовала нимбом, а потому пущай кто хочет, тот и удивляется! Меня чуть не убили, грозя срывом миссии и неделей без полетов, но я всех уговорила, помирила и все-таки смогла пробиться…
– Кто ты?
Я легко и плавно сползла на пол. Слишком плавно, чуть не воспарила над ним, как привыкла. Та-ак… ходить, оказывается, тоже придется учиться. Тем более что теперь у меня есть вес, с коим я старательно и поковыляла к столу, делая вид тяжелобольного голодного человека.
– Кто ты?
Оська изо всех сил вцепился в хлеб, даже и не собираясь делиться, но я была сильней, так как больше, и в итоге мне досталась аж треть его запасов. Возмущенный писк и след от зубов на пальце я перенесла стоически.
– Ты глухая?
Ам. Мням… гм?!!
С трудом проглотив отвоеванное и запив водой из стоящего неподалеку кувшина, я все же ответила:
– Меня зовут Лирлин, для друзей – просто Ирлин. И я искала тебя.
На этом мой запас красноречия иссяк, и я предприняла еще одну отчаянную попытку воззвать к совести мыша. Мыш упорно жадничал и жутко ругался, наотрез отказываясь делиться. Я попыталась выдрать хлеб силой, но в итоге мне прокусили еще два пальца и, пока я на них дула, булка упрыгала под стол, а оттуда срочно перебазировалась в ближайший угол. Там Оська обосновался около какой-то норки в стене и, устроившись поудобнее, продолжил трапезу. Правда, вскоре на запах хлеба из норы высунулась обалделая мышь и даже попыталась утянуть нежданный подарок к себе в норку, но получила по носу, была покусана за ухо и срочно скрылась с места происшествия, попискивая от боли.
Мы с лордом, все это время наблюдавшие за Оськой, все-таки опомнились, а лорд даже сходил и принес-таки из очага уже готовый наваристый суп, который немедленно был разлит по трем тарелкам. Оська, учуяв суп, тут же сорвался с места и немедленно взлетел на стол, громко требуя свою порцию, а в это время за его спиной из норки высунулась тонкая серая лапка, пошарила вокруг, нащупала огрызок горбушки и… мгновенно утянула его к себе в нору. Я решила Оську не расстраивать, тем более что рот был занят поистине волшебным блюдом (это после трех дней вынужденной голодовки).
Закончив, я с трудом сдержалась, чтобы не вылизать тарелку. Мыш валялся неподалеку, сыто поглаживая себя по животику.
– Итак, теперь, когда ты сыта, может, расскажешь мне, что значит твоя недавняя таинственная фраза? Откуда ты меня знаешь?
Мне почему-то очень хотелось спать, даже глаза слипались. Но, взглянув на лорда, я поняла, что временно сон откладывается. А вот на сколько – зависит только от меня. Что ж, придется объяснять.
– Гм, ну… как бы тебе объяснить?
Лорд невозмутимо ждал.
– Да, кстати, а имя у тебя есть? А то как-то неудобно: я представилась, а ты – нет.
– Можешь звать меня Дик.
– Дурацкое имя, – подал голос Оська и сыто рыгнул.
Я старательно не обращала на него внимания, улыбаясь во весь рот. Дик ждал.
– А, гм, хм… Ну короче…
Я тяжело задумалась, пытаясь сообразить, как бы покорректнее сообщить, кто мы и откуда свалились на его голову.
– Короче, – внезапно сел мыш, – вот она – ангел, а я – Ося. И ее задача – охранять тебя от нижнего мира. А моя – охранять и направлять ее в этом мире.
По лицу лорда я поняла, что он и впрямь все понял и я теперь прочно записана в ряды как минимум сумасшедших, как максимум – идиоток.
– Ты тоже считаешь себя ангелом? – Его правая бровь выразительно выгнулась дугой.
Я старательно чертила пальчиком узоры на столешнице, совершенно не представляя себе, что надо говорить в таких случаях.
– Ну ладно, сейчас все ложимся спать, утро вечера мудренее, а завтра решу, что мне с вами делать.
– Как хочешь, – пожал плечами Оська и взлетел мне на плечо, задумчиво дергая за спутанную прядь золотистых волос. – Только все уже давно решено за тебя: ты от нас теперь так просто не отделаешься, и не надейся.
Но Дик не обратил никакого внимания на последние слова Оськи. А зря.
Забравшись на печку, я с восторгом закуталась в одеяло и еще две шкуры, чувствуя тепло, исходящее от горячих кирпичей. Оська возился с моими волосами, старательно их то ли распутывая, то ли еще больше запутывая. Ну и ладно, какая разница в конце-то концов. Спать, спать, спать. Завтра мне понадобятся силы. А треск поленьев так убаюкивает, особенно на фоне завывающего в трубе холодного, зимнего ветра.

Утро нового дня встретило меня сопением Оськи и светом, падающим из окна. Окно было довольно большим, и краешек солнца теперь упорно согревал мой нос, щекоча ресницы. Я сонно потянулась и, зевнув, села. Оська ворча закрылся одеялом с головой, устраиваясь поудобнее на освободившейся полностью подушке.
Спрыгнув на пол, я почувствовала обжигающий холод половиц, так что пришлось срочно искать тапки или хотя бы носки. Нашла валенки, валявшиеся до этого под кроватью и по виду чересчур большие для моих маленьких ножек. И все же я радостно их надела, а заодно и замоталась в покрывало, стянутое с постели, с любопытством при этом оглядываясь по сторонам и ища Дика. Но тут со скрипом распахнулась входная дверь, впуская в натопленную комнату морозный пар, и на пороге появился Дик собственной персоной с тяжелой охапкой дров в руках.
– А, ты уже встала?
Я радостно ему улыбнулась. На печке из-под одеяла появилась встрепанная голова мыша.
– Хорошо, сейчас поедим и ты мне по-быстрому объяснишь, где живешь. Я провожу тебя до дома, а дальше каждый пойдет своей дорогой.
Я закусила нижнюю губу, не представляя, как ему еще раз все объяснить. Одно ясно: если я опять начну вещать про ангелов и облака, меня, как ненормальную, выслушают, а потом все равно доведут до ближайшей деревеньки, где и сдадут с рук на руки старосте.
Оська взмахнул крыльями и перелетел ко мне на колени, поблескивая черными глазками. Я осторожно погладила его по ушастой голове, с улыбкой глядя, как он щурится от удовольствия.
– Ну вот. Обед готов. – На столе уже расположились круглая и свежая головка сыра, хлеб, пара луковиц и мешочек с солью.
– А откуда здесь свежий сыр? – удивилась я, подсаживаясь к столу.
– Из деревни. Она тут неподалеку, этот дом просто стоит на окраине.
Я нахмурилась. Интересно, и зачем надо было меня выбрасывать на землю так далеко, если деревня совсем рядом с домом?
Оська такими вещами не интересовался, уже вовсю поглощая отломанный кусок сыра и не обращая никакого внимания на лук. Я возмутилась и решительно полезла с ножом, чтобы разрезать ценный продукт. Оська спросонья решил, что я его вознамерилась зарезать, подавился и довольно долго кашлял, вися вверх ногами на люстре и не даваясь в руки. Объяснять, что я просто хотела разрезать сыр, пришлось долго.

Деревня и впрямь расположилась совсем неподалеку. Небольшие приземистые дома были по самую крышу занесены снегом, и от дверей некоторых из них мужики хмуро расчищали дорожки, искоса поглядывая на нас. Я шла чуть позади Дика в найденных недавно валенках, надетых прямо на мои легкие сапожки, и кутаясь в огромный теплый тулуп, явно недавно отпраздновавший столетний юбилей. Оська сидел у меня за пазухой, выставив на мороз только голову с большими мягкими ушками, похожими на лопухи. Он постоянно теребил нос лапкой и старательно его грел, но любопытство не давало нырнуть обратно в тепло и уют.
– Эй, не подскажете, где у вас дом старосты? – Дик обратился к ближайшему работяге, стоящему неподалеку и живописно опирающемуся на лопату.
Нас окинули ленивым и довольно-таки пренебрежительным взглядом, но все-таки ответили:
– А вона, тама, третий дом налево. А чего такое? На хрена вам Федот?
– Да вот, девушку вчера неподалеку откопал, чуть насмерть не замерзла, думал, может, ваша?
Мужик принял значительный вид и решительно бросил явно опостылевший инструмент, важно зашагав в мою сторону. Мы с Оськой подозрительно за ним наблюдали.
Минут пять меня осматривали со всех сторон, а потом из дома выбежала румяная женщина, увидела, чем занимается ее муж, и с криком: «Ах ты, козел, опять заместо работы на баб смотришь!» – отвесила ему увесистую оплеуху мокрой, предположительно половой тряпкой. Мужик возмущенно завопил и, тыча пальцем в Дика, принялся объяснять, что он занят важным делом. Баба продолжала орать, не вникая в суть. А мы с Оськой уже медленно пятились назад, дурея от количества новых впечатлений. Но тут лорд не выдержал и так гаркнул на обоих, что мгновенно наступила полная тишина, а я от испуга чуть не рухнула в снег.
– Повторяю в последний раз, эта девушка из вашей деревни?
На меня неуверенно посмотрели.
– Нет, – после секундной паузы все-таки выдала женщина, – не нашенская она. Да ты и сам посмотри, охотник. Глазищи во! Волосы пылают, да и бледная она чересчур… Нет, ты как хошь, а только не человек энто. Может, эльфа, а может, и еще чье отродье, а только не нашенская она.
На этой убийственной ноте она развернулась, еще раз треснула мужа по башке, в целях профилактики, и уволокла его пить чай, пока горячий. Мы остались стоять снаружи. Дик с удивлением меня разглядывал при свете дня, а я упорно размышляла: все ли люди такие шумные и грубые или это только здесь и только утром.
– Ну и что мне с тобой делать?
Я перевела взгляд на Дика.
– И впрямь глаза чересчур большие. И красивые.
Я смущенно покраснела.
– Если оставлю тебя в деревне, то приют-то тебе дадут, а вот житья не будет. Может, сама скажешь, откуда пришла? Не с неба же ты, в самом деле, упала.
Я растерянно молчала, не зная, что сказать. Зато мыш знал, но я вовремя успела закрыть ему рот (иногда он бывает уж слишком не сдержан, особенно тогда, когда ему категорически отказываются верить).

Через полчаса я сидела на скамейке в доме старосты и прислушивалась к голосам, доносящимся из соседней комнаты. Дик явно решил от меня избавиться, несмотря ни на что, и оставлял хозяину дома довольно значительную сумму на мое дальнейшее содержание хотя бы до весны. Напротив меня сидел на ковре большой черный кот и заинтересованно смотрел на сидевшего у меня на коленях Оську. Оська кота прицельно игнорировал, но глаз с него не сводил, на всякий, так сказать, случай.
Вскоре хлопнула входная дверь, и я поняла, что Дик ушел не попрощавшись, зато в дверях появился толстый лысый тип и, довольно улыбаясь, начал разглядывать меня с ног до головы.
– Ну что, девка, теперь ты живешь у меня! До весны – точно, а посему делать будешь все то, что я тебе говорю. А теперь – марш на кухню да приготовь чего-нибудь, потом вместе и отведаем. – И он довольно неуклюже потрепал меня своей жирной рукой по щеке.
– Вы ошибаетесь, – радостно улыбнулась я ему, – я ухожу с Диком. – И не успел он ничего сказать, как моя фигурка просто растворилась в воздухе, оставив на лавке возмущенно пискнувшего мыша.
Пока староста, открыв рот, смотрел на пустое место, шаря по нему руками и обалдело хлопая глазами, кот с воинственным криком ринулся на Оську. Мыш взвизгнул и рванул вверх, вцепился в рубаху человека и повис на воротнике. Кот в азарте рванул следом, старательно выпуская когти.
Остановившись на улице, сразу за невысокой оградкой, я услышала грохот посуды, вой и ругань старосты, после чего в окно вылетел утюг, а следом сквозь дыру в стекле выпорхнул жутко довольный Оська. Заметив меня, он радостно приземлился на плечо и, пока я пробиралась сквозь сугробы к вытоптанной в снегу дорожке, с гордостью принялся рассказывать о своей героической победе. А вслед нам грустно смотрел сидящий на подоконнике кот, провожая взглядом такую вкусную с виду мышь.
Дика я нагнала не скоро. Ходить по сугробам очень трудно, и я устала, запыхалась и уже хотела плюнуть на маскировку и распахнуть крылья, как вдруг увидела его фигуру, шагающую впереди. Радостно вскрикнув, я тут же телепортировалась рядом с ним. Мыш догнал позже, высказав мне все, что он думает о моем способе перемещений. Дик же просто ошарашенно глядел то на меня, то на цепочку только своих следов позади.
– Ты как здесь очутилась?
– Я же говорила, мы теперь неразлучны, по крайней мере пока ты будешь нуждаться в моей защите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30