Г.
– 1 –
Скрепкин, Коновалов, Ирина и Мешалкин вернулись в церковь. Мешалкин, когда падал, вывихнул ногу и шел, облокотясь на Скрепкина и Коновалова.
Ирина остановилась и замерла. Они совершенно позабыли про Семена Абатурова. Абатуров так и лежал под иконой Ильи. Скрепкин подошел к деду и пощупал у него пульс.
– Пульс есть, но слабый, – сказала он, расстегнул у деда на груди рубаху и послушал сердце. – Сердце бьется, но не отчетливо. Мишка, сбегай за водой.
Коновалов принес тазик святой воды, набрал в рот и попрыскал на Абатурова. Это не помогло деду.
– Этак мы ничего не добьемся, – сказал Скрепкин. – Лей, Мишка, на него весь тазик тогда.
– Эх! – Мишка окатил Абатурова, как в бане.
Дед Семен резко вскочил на ноги, подпрыгнул и крикнул:
– Святый Боже! Святый крепкий! Помилуй мя!
Он с разбега стукнулся Коновалову в грудь, и Мишка отлетел к стене.
Дед Семен остановился, огляделся вокруг и, кажется, только теперь начал понимать, где он находится.
– Что ж вы наделали, аспиды?! – он всплеснул руками. – Я ж из-за вас видение до конца не доглядел! Мне ж Илья только начал рассказывать, что с пальцем этим проклятым делать надо, а вы меня того! Эх! Торопыги хреновы!
И дед Семен рассказал, что ему вновь было видение Ильи из зоопарка. На этот раз Илья Пророк действовал без намеков. Он завел деда Семена в клетку с волком и сказал: Волк – Божья тварь, пока он волк. А когда он становится бешеным – это уже не волк, а слуга сатаны. И самое милосердное – пристрелить его! Волка легко убить. А для оборотней подходят только серебряные пули, – Пророк тыкнул пальцем Абатурову в грудь, на которой висела икона в серебряном окладе. – Времени у вас не осталось. Сегодня последняя ночь, которая всё должна решить. И Всевышний очень на вас рассчитывает. Снимите оклады с икон и сделайте из них пули для автоматов. А для самого главного врага у вас есть палеи, и его…
– И на этом месте, – с досадой закончил Абатуров, – вы меня разбудили! Теперь больше не будет возможности пообщаться со святым. Он сказал, что у нас мало времени.
– 2 –
Скрепкин достал из носилок автоматы и вытряс из магазинов патроны. Патроны оказались в приличном состоянии.
– Странно, – Леня поднял один патрон. – Странно… Почему они в нас-то не стреляли? Ведь этот же… мент на крыше стрелял… А они нет… Почему?..
– Они думали, что и так с нами справятся, – ответил Абатуров, – без стрельбы… Гордыня дьявольская…
– Переоценили свои возможности, – поддакнул Мешалкин, он сидел в углу и тер ногу.
– ИСТРБЕСОВ голыми руками не возьмешь! – сказал Коновалов и покосился на Ирину. А потом перевел взгляд на гроб с Петькой и поник головой.
Скрепкин вытащил пулю из патрона и высыпал на ладонь порох.
– Порох сухой, – он пересыпал его с ладони на пол и поджег зажигалкой. Порох вспыхнул.
– Эй! Эй! – закричал на него Абатуров. – Ты в церкви-то?!.
– Бог простит, – ответил Скрепкин.
– Ладно, – Абатуров снял с шеи икону, – надо делом заниматься… патроны делать. Кто умеет? Я не умею.
– Я умею, – сказал Леня.
Скрепкин научился делать патроны еще в юности, до первого срока, когда готовился отомстить Магалаеву. Потом, уже после отсидки, когда ему было трудно куда-нибудь устроиться, он делал патроны для знакомых по тюрьме, еще до перестройки, тогда не так просто было купить оружие и патроны к ним. Это теперь каждый, кто хочет – пошел да купил. Купил и убил кого надо.
А оборудование для этого нашлось в подвале, где дед Семен Абатуров не только сколачивал гробы, но и отливал крестики. Всё тут, как он говорил, приходится самому делать. Церковь-то одна на три деревни, вот и кручусь. Сколько раз просил кого из деревенских помочь, дак ведь кому это, на хрен, надо? Им лишь бы нажраться и всё! А до Храма Божьего дела нету.
Мало того, односельчане за глаза называли деда Семена сраным предпринимателем и куркулем, потому что никто не верил, что бабки, которые он получает за гробы, крестики и свечки, он тратит на церковь. Многие считали, что он их где-то прячет в сундуке или просто пропивает в одну харю.
– Значит так, – командовал Скрепкин. – Я буду лить. Мишка пусть возьмет ножницы по металлу и нарежет оклад кусочками. Ты, дед, за тиглем следи. А Юрка с Ириной пусть пока автоматы чистят. Выдай им, дед, масла лампадного и ветоши.
Трое спустились в подвал. Юра и Ира остались одни.
– Как нога? – спросила Ира.
– Опухла. Но ничего! Терпимо.
– Снимай брюки, посмотрим…
Юра хихикнул. Но Ирина взглянула на него строго, и он без разговоров снял штаны.
– Похоже, вывих, – она ощупала больную ногу.
– Ой! – Юра дернулся.
– Потерпи, – Ирина схватила ногу обеими руками и резко дернула.
– Уй! – вскрикнул Мешалкин.
Но уж через минуту боль в ноге стала утихать, Мешалкин взял в руки автомат и повертел. Автомат был старой конструкции, с какой стороны за него браться Юра не знал. Он вспомнил, как разбирал автомат Калашникова в школе на НВП. Но это было так давно, и автомат был совсем другой.
– Дай-ка я попробую, – Ирина взяла оружие, повернула дулом от себя и ловко разобрала.
– Ого! – удивился Юра. – Где это ты научилась?
– Да это… В кружок ходила… музея боевой славы… Еще в школе…
Чтобы оправдаться, Юра сказал:
– А я вообще против войны. Я художник. А все настоящие художники – пацифисты, потому что искусство создано для созидания, а там, где разрушение – искусству места нет. Мейк лав, нот уор! – он поднял два пальца.
От такого английского у Ирины рот расплылся в ослепительной улыбке, обнажив белые крепкие зубы. Она громко засмеялась. Юра покраснел.
– Я смешон в твоих глазах? – произнес он.
– Ты извини, – Ирина продолжала давиться смехом, – просто как-то смешно получилось…
– Что смешно? Я тебе смешно?!. – Он отошел в угол. – Наверное, я действительно ни на что не гожусь, если даже в такой ситуации вызываю у женщин смех, – и надулся. – Может быть, прав был мой тесть Хомяков, который говорил мне, что я ни на что не гожусь.
Ирина подошла к Юре и погладила его по щеке:
– Не обижайся. Я вовсе не над тобой смеялась… Просто смешинка в рот попала… Это, наверное, от нервов… Двое суток в напряжении дают себя знать.
Юра взял Ирину руку в свою и сжал.
– А… Это да… Я тоже испытываю стресс. Но нам надо продержаться… Осталось немного, – он притянул ее к себе и поцеловал.
Ирина обхватила его за шею. А Юрина рука легла девушке на грудь. Они чувствовали, что от близости им становится легче и понятнее. Они чувствовали, как из двух источников вибраций они превращаются в один источник мощной положительной вибрации.
У Мешалкина поднялся. Ему захотелось забыть про все свои права и обязанности, снять штаны и заняться сексом с любимой. Его рука скользнула вниз по ее талии и остановилась на пуговице джинсов. Он расстегнул пуговицу и потянул вниз молнию. Ирина несильно оттолкнула Мешалкина от себя:
– Юра… Ну что ты?.. Сейчас не время и не место… – Но в ее глазах Юра прочитал «да». Он вспомнил строчки из песни группы «Зоопарк»: Она сказала – нет, никогда, но я услышал – да, навсегда… Он потянул джинсы вниз. Ирина повиливала бедрами, вроде бы мешая процессу, а на самом деле – помогая. Между футболкой и джинсами появилась белая полоска трусиков. Юра опустился на колени и поцеловал девушку в живот. Ирина вцепилась руками ему в прическу. От возбуждения у нее всё поплыло перед глазами. Юрина рука проскользнула между ее ног. По телу Ирины снизу вверх пробежала судорога. Она обмякла. Теперь с ней можно было делать всё, что хочешь. Ирина открыла глаза и тут заметила Коновалова, который стоял посреди церкви и смотрел прямо на них. Перед собой Коновалов держал миску с пулями, из-за которых он был похож на французскую картину «Шоколадница», где девушка несет на подносе кондитерские изделия.
Ирина охнула и больно дернула Юру за волосы.
– Ой! – вскрикнул Юра, – Ты что?
– Вставай, – Ирина оттолкнула Мешалкина и быстро натянула джинсы.
Юра сел.
– Да ты что, Ир? – он всё еще не видел Коновалова. Коновалов поставил миску с пулями на пол.
Бзынъ – звякнула миска об пол. Мишка взял одну пулю и начал катать ее между пальцами. Мешалкин повернулся на звук.
– Чего это вы тут? – спросил Мишка.
– Как чего? – ответил, поднимаясь, Юра. – Автоматы чистим.
– Ты чего, думаешь, что я дурак? – Мишка посмотрел на Иру. – Он что, к тебе пристает?
– Ты не понял, – ответила Ирина, чтобы дать себе время что-нибудь придумать.
– Чё это я не понял? Я что, блин, того? – Мишка постучал себя пулей по голове. – Не понял, для чего мужик с бабы штаны снимает?
Мешалкин сжал кулаки.
– Ты дурак! – сказала Ирина. – Меня пчела укусила в живот, а он мне жало высасывал, – и подумала: Господи! Чего я говорю?! И вообще, какого черта я тут оправдываюсь?! Я свободная женщина свободной страны и вправе поступать так, как мне хочется!
Коновалов остановился и положил пулю в карман. Было видно, что он готов поверить в эту белиберду. Но тут встрял Мешалкин.
– Чего ты вообще лезешь?! Тебе какое дело?! Это что, твоя жена?!. Вот и не выступай! Чего это мы с Иринкой, – он посмотрел на Ирину, – должны перед тобой оправдываться?!
– Ни хрена себе! Ты мне такое говоришь! – Мишка развел руками. – Да она – невеста моя! А ты, блин, с моей невесты трусы снимаешь, пока я на минутку отвлекся! Ни хрена себе! Вот гад! За это вас, москвичей, все и не любят! За вашу наглость! Приехал, говно такое, в мою деревню и, блин, мою же невесту за жопу хватает! – Он засучил один рукав.
– С чего это ты взял, что она твоя невеста?! Ты, валенок тамбовский?! На фиг ты ей сдался со своей вонючей деревней?! Она – моя невеста! Понял?!
– Это кто это валенок?! – Мишка засучил второй рукав. – Он, сука, мою невесту за жопу… и я же еще и валенок! Чмо московское! Сейчас я буду тебе, Юрий Долгорукий, руки выдергивать, чтобы ты ими не лез куда не надо! – Мишка двинулся на Юру.
Мешалкин отступил на шаг:
– Давай, попробуй, – он поднял с пола автомат, как дубинку, и махнул перед собой. – Иди сюда! Я тебе по твоей тупой голове настучу, чтобы она побыстрее соображала!
– Ч-и-во?!
– Ни-чи-во!
– А ну прекратите сейчас же! – Ирина встала между ними. – Я ничья не невеста! Я никому никаких обещаний не давала! А если вы начнете драку, то я ни с одним из вас вообще разговаривать не буду!
Из подвала поднялись Скрепкин с Абатуровым.
– Чего это у вас тут? – спросил дед.
– Всё в порядке, – ответила Ирина. Скрепкин держал в руках вторую миску с пулями.
– Ну а раз так, – сказал он, – то давайте заряжать будем. Мишка опустил руки и незаметно для остальных показал
Мешалкину кулак.
А Юра показал Коновалову средний палец. На что Коновалов чиркнул ребром ладони ниже пояса. Юра отвернулся.
Глава восьмая
ФАРУВЕЙ
Комон бейби лайт май файер!
Doors
– 1 –
Полковник Герман Васильевич Иншаков стоял перед коротким строем военных летчиков. После двух суток без сна вид у него был осунувшийся. За последние двое суток Иншаков спал часов пять, а то и меньше. Иншаков получил полный разнос от начальства и вынес тяжелое общение с Юлей Киселевой. Да и чисто по-человечески Герман Васильевич сильно переживал. Пропавший Иван Киселев был для него почти, можно сказать, как сын. В его глазах Иншаков узнавал себя в молодости. Вот таким же он был собранным, смелым и романтичным. Всю жизнь авиация для Иншакова являлась не просто работой, а как в кино – без неба и штурвала Иншаков себя не мыслил. Он не очень представлял, как будет жить на пенсии. Эх, пенсия… И надо же было, ко всему прочему, случиться такому ЧП за год до нее. Оставляет Герман Васильевич плохую память о себе на последнем году службы.
– Итак, ребята, – Иншаков посмотрел на носки своих ботинок, – как вы знаете, все наши вертолеты в течение двух суток искали Киселева… И не нашли… Ничего не нашли… Никаких следов… Я получил приказ… Короче, сутки нам еще дают на поиски… Если за сутки не найдем… приказано поиски прекратить… И всё… А я знаю, что если вертолетчики за двое суток не нашли, значит… Третьи сутки они просто так горючее жечь будут… А нам надо его найти! – Иншаков стукнул себя кулаком по ноге. – Надо понять, что случилось! Не мог Ваня просто так пропасть! Не такой это человек! Вы его знаете!.. Я вот подумал, что если вместо вертолетчиков полетите вы, у нас есть надежда. Потому что вы служили с ним вместе… знаете его… думаете, как он… Может, вас чего-то натолкнет… Интуиция мне говорит, что случилось с ним что-то экстраординарное. А у летчика-истребителя интуиция – вторая мать. Кому, как не вам, знать это? Поэтому вы, ребята, наша последняя надежда. Я хочу, чтобы вы поднялись в воздух и повторили его маршрут до самого того места, когда он исчез с радара. – Иншаков снял фуражку и провел ладонью по короткому седому ежику. – Сынки, – добавил он неофициальным тоном, – постарайтесь. – Он подошел к строю и каждому из пяти летчиков пожал руку.
Герман Васильевич чувствовал кое-что еще, кое-что еще ему подсказывала его интуиция, но он изо всех сил не хотел в это верить. Интуиция ему подсказывала, что Иван Киселев мертв.
– 2 –
Скрепкин зарядил автоматы.
– Опробовать бы не мешало, а то… кто их знает…
– Вот в деле и опробуем, – Абатуров вздохнул. – Ну… товарищи, идем на колокольню. Чует мое сердце, настал момент коренного перелома, как говорил товарищ Левитан… Либо мы их, либо они нас… А мы поддаться не имеем права, потому что за Бога воюем… И в ад нам попадать рановато…
Все двинулись к лестнице.
– Погодите, – остановился Абатуров. – Я шкатулку с собой возьму, чтоб ее никто не того…
Он вытащил из тайника шкатулку и положил в карман. ИСТРБЕСЫ поднялись на колокольню. Погода портилась. Небо было чистое, но дул крепкий пронзительный осенний ветер. Мешалкин поднял воротник.
– Вон они, – он показал пальцем вниз. К церкви со всех сторон подходили вампиры. – У, гады! – Юра плюнул вниз.
– А вот плевать на нашу землю не надо! – сделал ему замечание Коновалов.
– Я не на землю, а на вампиров!
– Один фиг – не попал! Целил в вампиров, а попал на нашу землю… Косой! Ты, наверное, и стрелять так же будешь! Я бы тебе оружие не доверил.
– А тебя никто не спрашивает! – Мешалкин понимал, что за Коновалова говорит ревность.
– Вы чего распетушились? – одернул их Абатуров. – Вы не враги друг другу! Вон враги, – он кивнул вниз. – Этого забывать нельзя.
– Ну как, попробуем? – Скрепкин передернул затвор.
– Погоди, – остановил дед Семен, – поближе подпустим. – Патроны экономь, они серебряные. И мало их у нас, надо бить наверняка. Стреляй одиночными… Эх… Я на войне ого-го каким стрелком был! Вернуть бы мне те годы… А теперь и глаз не тот, и рука дрожит…
Монстры подошли ближе.
Скрепкин прицелился в одного и уже собирался нажать на курок, когда какая-то тень промчалась мимо колокольни, закрыв собой лунный диск.
– Вон он! – закричал Абатуров. – Троцкий-сатанист! Стреляй в него, Леня!
К колокольне приближалась черная фигура в плаще. Фигура подлетела и зависла в воздухе в десяти метрах от ИСТРБЕСОВ.
Леня и Мишка одновременно выстрелили.
Пули ударили Кохаузена в грудь, расплющились и повисли на ней, как серебряные медали. Кохаузен снял одну, попробовал на зуб и засмеялся:
– Эти штуковины не для меня! – сказал он.
– А если в глаз! – крикнул Мишка и выстрелил снова. Кохаузен снял с глаза расплющенную пулю и перевесил на грудь.
– Один черт, – он подлетел поближе. Теперь всем стало отчетливо видно его лицо. Это было страшное лицо с маленькой черной бородкой, раздвоенной на конце, сросшимися на переносице дугообразными бровями и пронзительным взглядом. Кожа на лице была словно древний пергамент, она не была похожа на кожу человека. Было ясно, что Кохаузен разменял не одну сотню, а может быть, даже тысячу, лет. Невозможно было смотреть ему в глаза. Эти глаза подавляли волю. Они всасывали в себя жизненную силу, как черные дыры Вселенной. Кохаузен выставил вперед руку с растопыренными пальцами. – Предлагаю сделку… Вы, как я теперь вижу, оказались достойными противниками. Я честно говоря, не ожидал… Достойный противник заслуживает достойной награды… Итак… Предлагаю сделку… Вы возвращаете мне мое… то, что лежит сейчас в кармане у Абатурова. – Дед
Семен схватился за карман. – За это я уйду из деревни и уведу всех своих. А вам – исполнение всех желаний.
– Так уж и всех?! – крикнул Коновалов. – Это ты нам не… того! Кровососам своим заливай!
Кохаузен усмехнулся и обвел всех своим особенным взглядом. И каждый в мгновение увидел свою мечту.
Ирина увидела себя в Америке. Белоснежная вилла. Изумрудная зелень. Экзотические цветы. Она сидит в шезлонге с бокалом сухого мартини. А под ее ногами, в бассейне, плавает загорелый, мускулистый Мешалкин.
Скрепкин увидел Магалаева. Магалаев гнался за какой-то девушкой, очень похожей на Ирину, по вагонам электрички. Он уже практически настиг ее в тамбуре последнего вагона, но тут перед ним, как из-под земли, вырос Скрепкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– 1 –
Скрепкин, Коновалов, Ирина и Мешалкин вернулись в церковь. Мешалкин, когда падал, вывихнул ногу и шел, облокотясь на Скрепкина и Коновалова.
Ирина остановилась и замерла. Они совершенно позабыли про Семена Абатурова. Абатуров так и лежал под иконой Ильи. Скрепкин подошел к деду и пощупал у него пульс.
– Пульс есть, но слабый, – сказала он, расстегнул у деда на груди рубаху и послушал сердце. – Сердце бьется, но не отчетливо. Мишка, сбегай за водой.
Коновалов принес тазик святой воды, набрал в рот и попрыскал на Абатурова. Это не помогло деду.
– Этак мы ничего не добьемся, – сказал Скрепкин. – Лей, Мишка, на него весь тазик тогда.
– Эх! – Мишка окатил Абатурова, как в бане.
Дед Семен резко вскочил на ноги, подпрыгнул и крикнул:
– Святый Боже! Святый крепкий! Помилуй мя!
Он с разбега стукнулся Коновалову в грудь, и Мишка отлетел к стене.
Дед Семен остановился, огляделся вокруг и, кажется, только теперь начал понимать, где он находится.
– Что ж вы наделали, аспиды?! – он всплеснул руками. – Я ж из-за вас видение до конца не доглядел! Мне ж Илья только начал рассказывать, что с пальцем этим проклятым делать надо, а вы меня того! Эх! Торопыги хреновы!
И дед Семен рассказал, что ему вновь было видение Ильи из зоопарка. На этот раз Илья Пророк действовал без намеков. Он завел деда Семена в клетку с волком и сказал: Волк – Божья тварь, пока он волк. А когда он становится бешеным – это уже не волк, а слуга сатаны. И самое милосердное – пристрелить его! Волка легко убить. А для оборотней подходят только серебряные пули, – Пророк тыкнул пальцем Абатурову в грудь, на которой висела икона в серебряном окладе. – Времени у вас не осталось. Сегодня последняя ночь, которая всё должна решить. И Всевышний очень на вас рассчитывает. Снимите оклады с икон и сделайте из них пули для автоматов. А для самого главного врага у вас есть палеи, и его…
– И на этом месте, – с досадой закончил Абатуров, – вы меня разбудили! Теперь больше не будет возможности пообщаться со святым. Он сказал, что у нас мало времени.
– 2 –
Скрепкин достал из носилок автоматы и вытряс из магазинов патроны. Патроны оказались в приличном состоянии.
– Странно, – Леня поднял один патрон. – Странно… Почему они в нас-то не стреляли? Ведь этот же… мент на крыше стрелял… А они нет… Почему?..
– Они думали, что и так с нами справятся, – ответил Абатуров, – без стрельбы… Гордыня дьявольская…
– Переоценили свои возможности, – поддакнул Мешалкин, он сидел в углу и тер ногу.
– ИСТРБЕСОВ голыми руками не возьмешь! – сказал Коновалов и покосился на Ирину. А потом перевел взгляд на гроб с Петькой и поник головой.
Скрепкин вытащил пулю из патрона и высыпал на ладонь порох.
– Порох сухой, – он пересыпал его с ладони на пол и поджег зажигалкой. Порох вспыхнул.
– Эй! Эй! – закричал на него Абатуров. – Ты в церкви-то?!.
– Бог простит, – ответил Скрепкин.
– Ладно, – Абатуров снял с шеи икону, – надо делом заниматься… патроны делать. Кто умеет? Я не умею.
– Я умею, – сказал Леня.
Скрепкин научился делать патроны еще в юности, до первого срока, когда готовился отомстить Магалаеву. Потом, уже после отсидки, когда ему было трудно куда-нибудь устроиться, он делал патроны для знакомых по тюрьме, еще до перестройки, тогда не так просто было купить оружие и патроны к ним. Это теперь каждый, кто хочет – пошел да купил. Купил и убил кого надо.
А оборудование для этого нашлось в подвале, где дед Семен Абатуров не только сколачивал гробы, но и отливал крестики. Всё тут, как он говорил, приходится самому делать. Церковь-то одна на три деревни, вот и кручусь. Сколько раз просил кого из деревенских помочь, дак ведь кому это, на хрен, надо? Им лишь бы нажраться и всё! А до Храма Божьего дела нету.
Мало того, односельчане за глаза называли деда Семена сраным предпринимателем и куркулем, потому что никто не верил, что бабки, которые он получает за гробы, крестики и свечки, он тратит на церковь. Многие считали, что он их где-то прячет в сундуке или просто пропивает в одну харю.
– Значит так, – командовал Скрепкин. – Я буду лить. Мишка пусть возьмет ножницы по металлу и нарежет оклад кусочками. Ты, дед, за тиглем следи. А Юрка с Ириной пусть пока автоматы чистят. Выдай им, дед, масла лампадного и ветоши.
Трое спустились в подвал. Юра и Ира остались одни.
– Как нога? – спросила Ира.
– Опухла. Но ничего! Терпимо.
– Снимай брюки, посмотрим…
Юра хихикнул. Но Ирина взглянула на него строго, и он без разговоров снял штаны.
– Похоже, вывих, – она ощупала больную ногу.
– Ой! – Юра дернулся.
– Потерпи, – Ирина схватила ногу обеими руками и резко дернула.
– Уй! – вскрикнул Мешалкин.
Но уж через минуту боль в ноге стала утихать, Мешалкин взял в руки автомат и повертел. Автомат был старой конструкции, с какой стороны за него браться Юра не знал. Он вспомнил, как разбирал автомат Калашникова в школе на НВП. Но это было так давно, и автомат был совсем другой.
– Дай-ка я попробую, – Ирина взяла оружие, повернула дулом от себя и ловко разобрала.
– Ого! – удивился Юра. – Где это ты научилась?
– Да это… В кружок ходила… музея боевой славы… Еще в школе…
Чтобы оправдаться, Юра сказал:
– А я вообще против войны. Я художник. А все настоящие художники – пацифисты, потому что искусство создано для созидания, а там, где разрушение – искусству места нет. Мейк лав, нот уор! – он поднял два пальца.
От такого английского у Ирины рот расплылся в ослепительной улыбке, обнажив белые крепкие зубы. Она громко засмеялась. Юра покраснел.
– Я смешон в твоих глазах? – произнес он.
– Ты извини, – Ирина продолжала давиться смехом, – просто как-то смешно получилось…
– Что смешно? Я тебе смешно?!. – Он отошел в угол. – Наверное, я действительно ни на что не гожусь, если даже в такой ситуации вызываю у женщин смех, – и надулся. – Может быть, прав был мой тесть Хомяков, который говорил мне, что я ни на что не гожусь.
Ирина подошла к Юре и погладила его по щеке:
– Не обижайся. Я вовсе не над тобой смеялась… Просто смешинка в рот попала… Это, наверное, от нервов… Двое суток в напряжении дают себя знать.
Юра взял Ирину руку в свою и сжал.
– А… Это да… Я тоже испытываю стресс. Но нам надо продержаться… Осталось немного, – он притянул ее к себе и поцеловал.
Ирина обхватила его за шею. А Юрина рука легла девушке на грудь. Они чувствовали, что от близости им становится легче и понятнее. Они чувствовали, как из двух источников вибраций они превращаются в один источник мощной положительной вибрации.
У Мешалкина поднялся. Ему захотелось забыть про все свои права и обязанности, снять штаны и заняться сексом с любимой. Его рука скользнула вниз по ее талии и остановилась на пуговице джинсов. Он расстегнул пуговицу и потянул вниз молнию. Ирина несильно оттолкнула Мешалкина от себя:
– Юра… Ну что ты?.. Сейчас не время и не место… – Но в ее глазах Юра прочитал «да». Он вспомнил строчки из песни группы «Зоопарк»: Она сказала – нет, никогда, но я услышал – да, навсегда… Он потянул джинсы вниз. Ирина повиливала бедрами, вроде бы мешая процессу, а на самом деле – помогая. Между футболкой и джинсами появилась белая полоска трусиков. Юра опустился на колени и поцеловал девушку в живот. Ирина вцепилась руками ему в прическу. От возбуждения у нее всё поплыло перед глазами. Юрина рука проскользнула между ее ног. По телу Ирины снизу вверх пробежала судорога. Она обмякла. Теперь с ней можно было делать всё, что хочешь. Ирина открыла глаза и тут заметила Коновалова, который стоял посреди церкви и смотрел прямо на них. Перед собой Коновалов держал миску с пулями, из-за которых он был похож на французскую картину «Шоколадница», где девушка несет на подносе кондитерские изделия.
Ирина охнула и больно дернула Юру за волосы.
– Ой! – вскрикнул Юра, – Ты что?
– Вставай, – Ирина оттолкнула Мешалкина и быстро натянула джинсы.
Юра сел.
– Да ты что, Ир? – он всё еще не видел Коновалова. Коновалов поставил миску с пулями на пол.
Бзынъ – звякнула миска об пол. Мишка взял одну пулю и начал катать ее между пальцами. Мешалкин повернулся на звук.
– Чего это вы тут? – спросил Мишка.
– Как чего? – ответил, поднимаясь, Юра. – Автоматы чистим.
– Ты чего, думаешь, что я дурак? – Мишка посмотрел на Иру. – Он что, к тебе пристает?
– Ты не понял, – ответила Ирина, чтобы дать себе время что-нибудь придумать.
– Чё это я не понял? Я что, блин, того? – Мишка постучал себя пулей по голове. – Не понял, для чего мужик с бабы штаны снимает?
Мешалкин сжал кулаки.
– Ты дурак! – сказала Ирина. – Меня пчела укусила в живот, а он мне жало высасывал, – и подумала: Господи! Чего я говорю?! И вообще, какого черта я тут оправдываюсь?! Я свободная женщина свободной страны и вправе поступать так, как мне хочется!
Коновалов остановился и положил пулю в карман. Было видно, что он готов поверить в эту белиберду. Но тут встрял Мешалкин.
– Чего ты вообще лезешь?! Тебе какое дело?! Это что, твоя жена?!. Вот и не выступай! Чего это мы с Иринкой, – он посмотрел на Ирину, – должны перед тобой оправдываться?!
– Ни хрена себе! Ты мне такое говоришь! – Мишка развел руками. – Да она – невеста моя! А ты, блин, с моей невесты трусы снимаешь, пока я на минутку отвлекся! Ни хрена себе! Вот гад! За это вас, москвичей, все и не любят! За вашу наглость! Приехал, говно такое, в мою деревню и, блин, мою же невесту за жопу хватает! – Он засучил один рукав.
– С чего это ты взял, что она твоя невеста?! Ты, валенок тамбовский?! На фиг ты ей сдался со своей вонючей деревней?! Она – моя невеста! Понял?!
– Это кто это валенок?! – Мишка засучил второй рукав. – Он, сука, мою невесту за жопу… и я же еще и валенок! Чмо московское! Сейчас я буду тебе, Юрий Долгорукий, руки выдергивать, чтобы ты ими не лез куда не надо! – Мишка двинулся на Юру.
Мешалкин отступил на шаг:
– Давай, попробуй, – он поднял с пола автомат, как дубинку, и махнул перед собой. – Иди сюда! Я тебе по твоей тупой голове настучу, чтобы она побыстрее соображала!
– Ч-и-во?!
– Ни-чи-во!
– А ну прекратите сейчас же! – Ирина встала между ними. – Я ничья не невеста! Я никому никаких обещаний не давала! А если вы начнете драку, то я ни с одним из вас вообще разговаривать не буду!
Из подвала поднялись Скрепкин с Абатуровым.
– Чего это у вас тут? – спросил дед.
– Всё в порядке, – ответила Ирина. Скрепкин держал в руках вторую миску с пулями.
– Ну а раз так, – сказал он, – то давайте заряжать будем. Мишка опустил руки и незаметно для остальных показал
Мешалкину кулак.
А Юра показал Коновалову средний палец. На что Коновалов чиркнул ребром ладони ниже пояса. Юра отвернулся.
Глава восьмая
ФАРУВЕЙ
Комон бейби лайт май файер!
Doors
– 1 –
Полковник Герман Васильевич Иншаков стоял перед коротким строем военных летчиков. После двух суток без сна вид у него был осунувшийся. За последние двое суток Иншаков спал часов пять, а то и меньше. Иншаков получил полный разнос от начальства и вынес тяжелое общение с Юлей Киселевой. Да и чисто по-человечески Герман Васильевич сильно переживал. Пропавший Иван Киселев был для него почти, можно сказать, как сын. В его глазах Иншаков узнавал себя в молодости. Вот таким же он был собранным, смелым и романтичным. Всю жизнь авиация для Иншакова являлась не просто работой, а как в кино – без неба и штурвала Иншаков себя не мыслил. Он не очень представлял, как будет жить на пенсии. Эх, пенсия… И надо же было, ко всему прочему, случиться такому ЧП за год до нее. Оставляет Герман Васильевич плохую память о себе на последнем году службы.
– Итак, ребята, – Иншаков посмотрел на носки своих ботинок, – как вы знаете, все наши вертолеты в течение двух суток искали Киселева… И не нашли… Ничего не нашли… Никаких следов… Я получил приказ… Короче, сутки нам еще дают на поиски… Если за сутки не найдем… приказано поиски прекратить… И всё… А я знаю, что если вертолетчики за двое суток не нашли, значит… Третьи сутки они просто так горючее жечь будут… А нам надо его найти! – Иншаков стукнул себя кулаком по ноге. – Надо понять, что случилось! Не мог Ваня просто так пропасть! Не такой это человек! Вы его знаете!.. Я вот подумал, что если вместо вертолетчиков полетите вы, у нас есть надежда. Потому что вы служили с ним вместе… знаете его… думаете, как он… Может, вас чего-то натолкнет… Интуиция мне говорит, что случилось с ним что-то экстраординарное. А у летчика-истребителя интуиция – вторая мать. Кому, как не вам, знать это? Поэтому вы, ребята, наша последняя надежда. Я хочу, чтобы вы поднялись в воздух и повторили его маршрут до самого того места, когда он исчез с радара. – Иншаков снял фуражку и провел ладонью по короткому седому ежику. – Сынки, – добавил он неофициальным тоном, – постарайтесь. – Он подошел к строю и каждому из пяти летчиков пожал руку.
Герман Васильевич чувствовал кое-что еще, кое-что еще ему подсказывала его интуиция, но он изо всех сил не хотел в это верить. Интуиция ему подсказывала, что Иван Киселев мертв.
– 2 –
Скрепкин зарядил автоматы.
– Опробовать бы не мешало, а то… кто их знает…
– Вот в деле и опробуем, – Абатуров вздохнул. – Ну… товарищи, идем на колокольню. Чует мое сердце, настал момент коренного перелома, как говорил товарищ Левитан… Либо мы их, либо они нас… А мы поддаться не имеем права, потому что за Бога воюем… И в ад нам попадать рановато…
Все двинулись к лестнице.
– Погодите, – остановился Абатуров. – Я шкатулку с собой возьму, чтоб ее никто не того…
Он вытащил из тайника шкатулку и положил в карман. ИСТРБЕСЫ поднялись на колокольню. Погода портилась. Небо было чистое, но дул крепкий пронзительный осенний ветер. Мешалкин поднял воротник.
– Вон они, – он показал пальцем вниз. К церкви со всех сторон подходили вампиры. – У, гады! – Юра плюнул вниз.
– А вот плевать на нашу землю не надо! – сделал ему замечание Коновалов.
– Я не на землю, а на вампиров!
– Один фиг – не попал! Целил в вампиров, а попал на нашу землю… Косой! Ты, наверное, и стрелять так же будешь! Я бы тебе оружие не доверил.
– А тебя никто не спрашивает! – Мешалкин понимал, что за Коновалова говорит ревность.
– Вы чего распетушились? – одернул их Абатуров. – Вы не враги друг другу! Вон враги, – он кивнул вниз. – Этого забывать нельзя.
– Ну как, попробуем? – Скрепкин передернул затвор.
– Погоди, – остановил дед Семен, – поближе подпустим. – Патроны экономь, они серебряные. И мало их у нас, надо бить наверняка. Стреляй одиночными… Эх… Я на войне ого-го каким стрелком был! Вернуть бы мне те годы… А теперь и глаз не тот, и рука дрожит…
Монстры подошли ближе.
Скрепкин прицелился в одного и уже собирался нажать на курок, когда какая-то тень промчалась мимо колокольни, закрыв собой лунный диск.
– Вон он! – закричал Абатуров. – Троцкий-сатанист! Стреляй в него, Леня!
К колокольне приближалась черная фигура в плаще. Фигура подлетела и зависла в воздухе в десяти метрах от ИСТРБЕСОВ.
Леня и Мишка одновременно выстрелили.
Пули ударили Кохаузена в грудь, расплющились и повисли на ней, как серебряные медали. Кохаузен снял одну, попробовал на зуб и засмеялся:
– Эти штуковины не для меня! – сказал он.
– А если в глаз! – крикнул Мишка и выстрелил снова. Кохаузен снял с глаза расплющенную пулю и перевесил на грудь.
– Один черт, – он подлетел поближе. Теперь всем стало отчетливо видно его лицо. Это было страшное лицо с маленькой черной бородкой, раздвоенной на конце, сросшимися на переносице дугообразными бровями и пронзительным взглядом. Кожа на лице была словно древний пергамент, она не была похожа на кожу человека. Было ясно, что Кохаузен разменял не одну сотню, а может быть, даже тысячу, лет. Невозможно было смотреть ему в глаза. Эти глаза подавляли волю. Они всасывали в себя жизненную силу, как черные дыры Вселенной. Кохаузен выставил вперед руку с растопыренными пальцами. – Предлагаю сделку… Вы, как я теперь вижу, оказались достойными противниками. Я честно говоря, не ожидал… Достойный противник заслуживает достойной награды… Итак… Предлагаю сделку… Вы возвращаете мне мое… то, что лежит сейчас в кармане у Абатурова. – Дед
Семен схватился за карман. – За это я уйду из деревни и уведу всех своих. А вам – исполнение всех желаний.
– Так уж и всех?! – крикнул Коновалов. – Это ты нам не… того! Кровососам своим заливай!
Кохаузен усмехнулся и обвел всех своим особенным взглядом. И каждый в мгновение увидел свою мечту.
Ирина увидела себя в Америке. Белоснежная вилла. Изумрудная зелень. Экзотические цветы. Она сидит в шезлонге с бокалом сухого мартини. А под ее ногами, в бассейне, плавает загорелый, мускулистый Мешалкин.
Скрепкин увидел Магалаева. Магалаев гнался за какой-то девушкой, очень похожей на Ирину, по вагонам электрички. Он уже практически настиг ее в тамбуре последнего вагона, но тут перед ним, как из-под земли, вырос Скрепкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70