Скандалили в глубине дома, в спальнях.
Корлит не слишком хорошо знал переходы и коридоры дома старейшины, и потому не сразу ему удалось найти дорогу к нужным комнатам. А пока он блуждал в полутемных запутанных поворотах, крики становились все громче, и вдруг, заглушая все, раздался дикий рев. Корлит не сразу понял, что это ревел Торид. Но вслед за тем сразу наступила тяжелая, давящая тишина.
Наконец шаман очутился перед распахнутой дверью спальни Иланни. И замер, охваченный ужасом.
В середине комнаты стоял, пошатываясь и безумно выпучив глаза, жирный старейшина ларитов. Из его горла, как раз над широким жемчужным воротником, торчала рукоятка острого как бритва бронзового кинжала, привезенного торговцами с последним караваном… и как же гордился и хвастал Торид этим новым кинжалом!.. А потом Корлит увидел Иланни, лежавшую на залитом кровью полу, чуть в стороне. Женщина согнулась пополам, держась руками за живот. Корлит, сразу поняв, что старейшине уже ничем не поможешь, шагнул к Иланни и склонился над ней. Иланни посмотрела на него затуманенными болью глазами и с трудом прошептала:
– Дети… детей возьми…
– Возьму, не беспокойся, – тихо сказал Корлит, пытаясь понять, откуда хлещет кровь, заливавшая все вокруг.
Но тут руки Иланни дрогнули и упали, ослабев, и Корлит увидел, что живот женщины рассечен… он зажмурился, не в силах видеть чудовищную рану.
Стерев ладонью со лба внезапно выступивший холодный пот, Корлит выпрямился и лишь теперь заметил, что по углам огромной полутемной спальни жмутся к стенам перепуганные служанки. Одна из них держала в дрожащих руках спеленутого младенца – младшего внука Кордита, родившегося совсем недавно… Ему даже не успели еще подыскать имени.
– Где Орс? – хрипло спросил Корлит, оглядывая женщин.
– На конюшне заперт… – с трудом шевеля губами, ответила нянька. – Хозяин его избил с утра…
Корлит схватил трясущуюся женщину за плечи и вытащил из спальни. Здесь делать было уже нечего. Сейчас следовало позаботиться о малышах, пока старшие сыновья Торида не прослышали обо всем и не добрались до них.
Отыскав в одном из дальних стойл мальчика, крепко привязанного вожжами к перегородке, Корлит быстро разрезал путы и подхватил внука на руки. Орс был без сознания. Нянька с младенцем не отставала от Кордита ни на шаг. Она слишком хорошо понимала, что и ей придется несладко, когда в дом старейшины явятся его взрослые сыновья от первых двух жен и узнают, что младшие наследники – незаконные. Никто не поверит няньке, если она скажет, что ни о чем не знала и не догадывалась. К тому же ей и вправду все было отлично известно, а хозяину она ничего не говорила потому, что любила его молодую жену…
Когда Корлит уже выезжал со двора, устроив перед собой все еще не очнувшегося Орса, а позади – няньку, судорожно цеплявшуюся за его пояс, к дому Торида подскакал на взмыленной лошади бледный, взбешенный Анор.
– Где она? – на ходу крикнул он, уставясь на отца налитыми кровью глазами.
– Не ходи туда, – резко произнес Корлит. – Ей ты уже не поможешь, она мертва. А он свое получил.
Однако Анор мгновенно соскочил на землю и вбежал в дом. Корлит тяжело вздохнул и тронул коня с места. Что тут поделаешь… придется его сыну пережить все это. Ну, может быть, со временем он утешится тем, что у него осталось двое детишек от Иланни.
Джела стояла в дверях, ожидая мужа. Она быстро спустилась с крыльца и забрала младенца из дрожащих рук кормилицы. Прижав к груди тугой сверток, Джела подняла голову и посмотрела на Корлита, еще сидевшего в седле.
– Иланни…
– Она умерла. И убила мужа. Анор сейчас там. Джела долго молчала. Корлит спешился, взял на руки безжизненное тельце Орса и поднялся на крыльцо. Джела наконец подняла голову.
– Может быть, эти будут жить умнее, чем мы? – тихо сказала она. – В них не наша кровь, а в степях люди совсем другие…
– Может быть, – так же тихо откликнулся старый шаман. – Если так – им повезет. Надо поскорее мальчиком заняться, – добавил он. – На нем живого места нет, весь в синяках. И по-моему, несколько ребер сломано.
Глава 7
Необъятный степной закат переливался невозможными цветами, и мягкая тишина спустилась на травы вместе с наступающим вечером. Деревня, раскинувшаяся на берегу неширокой речки, на плавно сбегающем к воде склоне, была очень большой для степей деревней – в ней жило почти четыреста человек. Здесь даже имелась своя школа, с настоящим учителем, приехавшим из города.
Йинор наконец добрался до своей лачуги, стоявшей совсем рядом с молельней, в верхней части восточной окраины деревни. Отсюда были видны почти все дома деревни – но и почти из каждого дома можно было увидеть непритязательное жилище Йинора. И нелепый, по мнению деревенских, садик вокруг него, где между фруктовыми деревьями зачем-то росли цветы и торчали деревянные колоды, на которых Йинор вырезал лица и орнаменты. Впрочем, это не мешало людям любить Йинора за веселый нрав и постоянную готовность помочь любому и всякому, кому только понадобится помощь. В особенности ценил Йинора деревенский знахарь, – потому что молодой и с виду неловкий парень становился вдруг чрезвычайно проворен, помогая в сборе целебных трав и в лечении ран. А вообще Йинор жил как все – работал на огороде, продавая овощи городским скупщикам, ловил рыбу в реке… но он никогда не охотился в степи, не желая убивать зверей и птиц. Впрочем, если ему дарили птичью тушку в благодарность за какую-нибудь работу, он не отказывался и птицу с удовольствием съедал.
Но, хотя Йинору было уже почти двадцать лет и он отнюдь не казался уродом, ни одна из девушек деревни не посматривала на него. И совсем не потому, что Йинор был круглым сиротой и по степным понятиям абсолютно нищим – даже коня не имел, даже десятка овец. Нет, просто было в нем что-то такое, что исключало мысль о правильной семейной жизни…
– А Йинор, в свою очередь, совсем не интересовался юными деревенскими красавицами. Но это совсем не значило, что ничьи глаза не зацепили его сердца. Просто той единственной, которая была ему нужна, не существовало наяву. Зато он так часто видел ее в странных и непонятных снах… и она была еще совсем ребенком. Однако Йинор знал, что она растет для него, и только для него. Йинора слегка пугало то, что девочка намного его моложе, но… но это было совсем не важно, он чувствовал это.
Вот только он не знал, где она живет. Где-то далеко, у моря, – он часто видел за ее спиной бесконечный простор воды. И еще он несколько раз замечал рядом с ней смутно обрисованные силуэты непонятных существ – то ли многоногих, то ли многоруких… и малышка играла с ними, и смеялась, и солнечный свет лежал в ее медовых волосах…
Йинор несколько раз говорил о своих снах с пастырем. Но старый служитель богов не мог объяснить Йинору, как ему найти эту девочку. Он вообще не верил, что такая девочка существует. И когда Йинор спрашивал, не поехать ли ему на побережье, не поискать ли солнечную суженую, – резко отвечал, что пытаться осуществить сны в подлинной жизни –'занятие глупое и недостойное. Однако Йинор думал иначе.
И однажды, не в силах больше бороться с желанием удержать вечно ускользающий образ, Йинор заказал скупщикам, приехавшим за овощами, бумагу для рисования и карандаши. И через несколько дней, когда ему привезли четыре пачки плотной, необыкновенно красивой бумаги и две коробки мягких карандашей, Йинор, забыв о делах на огороде, тщательно вымыл руки и, поудобнее усевшись за стол напротив окна, разложил перед собой листы.
Но когда он взял тонкий шестигранный карандаш, его вдруг охватила робость. Ну да, конечно, в детстве, учась в школе, он рисовал, как рисуют все дети. Вот только с тех пор прошло так много лет… Однако Йинор ощущал иногда странную потребность рисовать. Но не прикасался к карандашам. Вместо рисования, он.сажал вокруг своего дома цветы и вырезал из старых чурбанов примитивные лица, за что ему и доставалось нередко от соседей, жалевших пропадавшее зря добро, – ведь дерево, даже старое и полусгнившее, вполне можно было как-то использовать – ну, хотя бы сжечь зимой в печи. В степях не так-то часто встречались рощи или хотя бы заросли кустарника. Печи топили сушеным навозом, и каждая деревяшка, пригодная в дело, была на счету. А тут – несколько громадных колод стоят не у дел.
Наконец Йинор, глубоко вздохнув, решительно провел первую линию…
…Старая керосиновая лампа зачадила, испуская дух. Йинор выронил карандаш из онемевших пальцев и невидящим взглядом уставился на разбросанные по столу и полу листы. С них смотрело на него одно и то же детское лицо, окруженное пушистыми медовыми волосами. Большие серые глаза с длинными темными ресницами были глубоки и серьезны. И в этих глазах таилась тоска, вечная тоска по чему-то далекому и неведомому…
Йинор осторожно встал, собрал листы и сложил их аккуратной стопкой.
Он вдруг вспомнил, что ничего не ел с самого полудня, но тут же понял – он не в силах проглотить ни крошки. Йинор выпил ковш воды и лег в постель.
Но уснуть в эту ночь ему не удалось ни на минуту. Поначалу в его утомленном мозгу бурлили обрывки неопределенных мыслей и образов, но потом буря понемногу улеглась, и Йинор, окончательно поняв, что ему делать, принялся обдумывать свое будущее – уверенно и спокойно…
А утром, поднявшись чуть свет, Йинор принялся собираться.
Часть нужных ему вещей он уложил в потрепанный заплечный мешок, остальное – на маленькую ручную тележку.
Он в последний раз оглядел свое небогатое жилище. Вышел на крыльцо, постоял немного, глядя вокруг. И наконец, решительно встряхнув головой, запер дверь, спрятал ключ под крыльцо и зашагал к дому пастыря, волоча за собой тележку.
Пастырь поливал капустную грядку, когда Йинор остановился у низенького плетня, окружавшего владения старого знатока воли богов. Поздоровавшись, Йинор хмуро сообщил:
– Я ухожу. Пойду к морю.
Старик осторожно выпрямился, отставил в сторону пустую лейку и внимательно посмотрел на Йинора.
– Решил поискать свои сны? – спросил он.
– Да, – кивнул Йинор. – Потому что это не сны. Она зовет меня. Очень скоро я буду ей нужен. Я должен быть там.
– Но ты никогда не бывал нигде, кроме нашей деревни, – напомнил ему пастырь. – Как ты будешь жить?
– Ничего, как-нибудь, – отмахнулся Йинор. – Ты мне только скажи, где море? В какую сторону мне идти, чтобы добраться поскорее?
– Море далеко, – усмехнулся старик. – Если ты собираешься идти пешком, то, пожалуй, и за десять дней не дойдешь. Лучше бы тебе сейчас пойти по дороге к городу, глядишь, кто-нибудь тебя и подвезет, а уж из города с обозом и до моря доберешься. Так выйдет быстрее.
– Так мне придется у чужих людей одалживаться, – возразил Йинор. – А я этого не хочу. Говоришь, десять дней? Нормально. Пойду пешком. Куда идти-то?
– На восход, – коротко ответил пастырь и взялся за лейку.
Йинор молча кивнул и пошел к окраине деревни. Тележка тихо поскрипывала, подпрыгивая на неровностях дороги, белая степная пыль выскакивала из-под ног Йинора мягкими клубочками… но юноша, не замечая ничего, шагал ровно и размеренно, настраиваясь на долгий и трудный путь.
Глава 8
Анораль, крепко держа за руку семилетнего Орса, уверенно шла к кромке воды. Орс семенил за теткой, которую и он, и все вокруг привыкли считать его сестрой, с любопытством поглядывая на торчащие из волн головы и щупальца дарейтов. Мальчик, хотя и слышал морских чудищ с самого раннего детства, редко встречался с ними. Он плохо рос, он был слабым, замкнутым и боязливым; шаман подозревал, что от страшных побоев Торида что-то повредилось в его теле и голове. И он не доверял никому, кроме Анораль. Корлит и Джела так и не сумели стать ему по-настоящему родными, а своего отца, Анора, мальчик вообще не желал видеть. Если же Анор пытался поговорить с сыном, пытался добиться от него ответа на самый простой вопрос – Орс тут же начинал биться в истерике. Похоже, в его детской памяти навсегда застряло: именно этот человек виноват в том, что он остался без мамы…
– Знаешь, – тем временем весело болтала Анораль, – я все равно буду строить лодки. Пусть отец и мама ругаются, мне все равно. Только не такие лодки, как у рыбаков… ну, ты их и сам уже видел, а я хочу делать большие-пребольшие!
– Большие? – тоненьким голосом переспросил Орс, поднимая слишком крупную голову и глядя на девочку. – Какие это – большие?
– Совсем большие, как дом, даже больше! – пояснила Анораль. – Мне торговцы говорили на юге есть большой залив, как наш Желтый, и ] там есть город, и там строят такие… корабли, вот как они называются. И на них уплывают за море! Далеко-далеко! Я буду сама такие строить.
Орс неожиданно хихикнул:
– Да ведь ты девчонка! Кто тебя пустит лодки строить? Ты замуж выйдешь, детей нарожаешь!
– Ерунда, – отмахнулась Анораль. – Переоденусь мальчиком и сбегу, вот и все. Хочешь со мной или нет?
– Хочу… только мне не нравятся лодки.
– А что тебе нравится?
– Ну-у…
– Ну что – ну? Я тебя уже сто раз спрашивала! Ты что, до сих пор не знаешь, что тебе нравится, а что – нет? Ты уже не такой уж маленький!
– Я уже совсем большой, – обиделся Орс. – И я очень даже знаю, что мне нравится. Колечки Джелы!
– Колечки? – непонимающе повернулась к нему Анораль.
– Да, колечки! – с вызовом в голосе произнес мальчик. – Мне нравятся цветные камни, мне нравится красивый металл!
– А, вот оно что, – сообразила Анораль. – Хочешь ювелирному делу выучиться? Ну, тогда тебе уж точно нужно со мной удирать. Здесь ты ничему не научишься. Здесь никто ничего делать не умеет. Им тут просто ничего не нужно, они хотят только есть да пьянствовать. Так что давай-ка мы с тобой наберем побольше жемчуга да и уплывем с рыбаками! Они ведь скоро должны к нам прийти, с рыбой. Дней через десять, по-моему. А? Мы им заплатим, чтобы помалкивали.
Орс вдруг решительно кивнул:
– Давай!
И они, подбежав к кромке воды, радостно замахали руками приближающимся дарейтам. Дети были уверены – дарейты их поймут. Ведь уже не раз в тех образах, что многоногие морские чудища рождали в их головах, звучала мысль: надо чему-то учиться… надо заниматься каким-то делом… нельзя жить так, как живут лариты… где-то далеко-далеко есть люди, которые ждут их, друзья, готовые помочь…
…Как раз в тот день, когда отплывали рыбаки, привезшие много бочек соленой и свежей рыбы для племени богатых бездельников, вернулся торговый караван, почти три месяца назад ушедший к далеким горам, и лариты на радостях закатили пир всем поселением. На улицы вынесли столы, и горы чужестранной снеди радовали взоры бывших кочевников. Да и от хмельных напитков никто не отказывался, даже ребятишки то и дело хватали кувшины и наполняли, свои чаши. Загремели дорогие миски и тарелки, зазвенели серебряные и бронзовые кубки… и к вечеру поселок был пьян.
Лариты бродили по улицам, то и дело затевая драки, во все горло распевали старые песни кочевий… а некоторые решили, что сейчас самое время отправиться к морю и поблагодарить дарей-тов за счастливую жизнь. Но к счастью, они оказались не в состоянии взобраться на спины лошадей. Кордит, наказав Джеле не высовываться за порог и не выпускать из дому младших, пошел к дому теперешнего старейшины. В общем-то он понимал, что, скорее всего, идет напрасно, но надеялся – вдруг Солун не напился вместе с остальными? Он казался довольно серьезным человеком, и Кордит всячески добивался его избрания полгода назад, когда спьяну свалился с лошади и разбился насмерть старейшина, избранный племенем после страшной смерти Торида. А сейчас шаман хотел в очередной раз поговорить с главой племени, именно сейчас – когда было слишком очевидно, к чему ведет ларитов их странная жизнь, непохожая на жизнь других людей.
И в самом деле, в усадьбе Солуна было тихо. Не видно было ни пьяных гостей, ни шатающихся слуг. Однако Корлит напрасно колотил в двери затейливым железным молотком, подвешенным к косяку на толстой цепочке. Никто не вышел ему навстречу.
Тогда Корлит толкнул дверь и вошел без приглашения.
В доме было тихо, нигде не горели огни, зато вокруг витал странный сладкий запах – тяжелый, маслянистый, одуряющий… Корлит чихнул и покрутил головой. Куда они все попрятались? Он пошел по темному коридору, придерживаясь рукой стены. Нащупал дверь, распахнул – обеденная комната. Пусто. Он пошел дальше, пытаясь отыскать хоть одну живую душу.
Наконец, распахнув очередную дверь, Корлит чуть не задохнулся от хлынувших ему навстречу клубов приторного дыма. Где-то в глубине комнаты, в густом тумане, чуть теплился маленький красный огонек. Корлит, осторожно нащупывая дорогу, пошел к нему.
…Солун, развалясь на мягких подушках, держал в зубах странную изогнутую трубку – черную, с золотыми разводами – и лениво вдыхал сладкий дым. Глаза Солуна были полуприкрыты, и старейшина явно не замечал стоявшего перед ним шамана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31