Ласкьяри проводила его задумчивым взглядом, и Елисеев отметил для себя, что Даниил Петрович и Ласкьяри явно о чем-то сговорились… и испугался. Внезапно девушка сказала:
– Меня здесь нет.
И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
– Кто бы это мог прийти? – пробормотал Ро-синский.
В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
– Доброе утро, господа, – холодно поздоровался Гилакс.
– Здравствуйте, – сказал консул. – Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
– Да.
– В таком случае позвольте задать вопрос.
– Слушаю вас.
– Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?, – Это недосмотр прежнего кабинета, – ответил Гилакс, натянуто улыбаясь. – А я прибыл как раз для того, чтобы принести вам извинения нового правительства по этому поводу.
– Благодарю вас, – сказал консул. – Теперь все ясно. В таком случае у нас нет никаких претензий.
– Кроме того, я уполномочен передать вам предложение нового Правителя.
– Мы с удовольствием выслушаем вас. За спиной Гилакса в проеме двери бесшумно возник Ольшес. Почему-то он надел куртку, и Елисеев машинально отметил это обстоятельство. А за спиной Ольшеса в полутьме коридора появилась тонкая фигурка Ласкьяри. Гилакс продолжал:
– От имени нового Правителя Тофета я хочу предложить вам сотрудничество не только в области культуры. Мы… э-э…
Гилакс замялся под пристальными взглядами землян, и даже его великолепная наглость не помогла ему преодолеть смущение. На него смотрели так, что он почувствовал себя последней букашкой.
Елисеев закончил мысль Гилакса:
– Вы хотите, чтобы мы привезли вам оружие.
– Да, – встряхнулся Гилакс. – И вы его привезете.
– Вы в этом уверены?
– Безусловно…
– Позвольте поинтересоваться, на чем основана ваша уверенность?
Гилакс ухмыльнулся, обвел взглядом присутствующих, и вдруг словно что-то толкнуло его – он обернулся. И увидел позади Ольшеса. Ласкьяри он заметить не успел – девушка отступила в глубь коридора, растворилась в темноте… но какой-то намек на движение отпечатался в сознании Гилакса, и он спросил:
– У вас здесь кто-то посторонний?
– Почему вы так решили? Гилакс не ответил. Он подошел к двери и всмотрелся в неосвещенное пространство. Но, похоже, ничего подозрительного он там не усмотрел, потому что вернулся в центр комнаты и сказал резким, неприятным тоном:
– Наша уверенность основана на том, что вы – здесь, в наших руках, и уйти вам не удастся… – Вот как? – поднял брови Елисеев. – Вы это. точно знаете?
Гилакс фыркнул, как рассерженный кот, прищурился и заявил:
– Разумеется, я это знаю точно. И должен предупредить, что времени на размышления у вас осталось не так уж много. Ровно в полдень кочевники зажгут на площадях костры из травы pop, и…: – И сразу ощутят, что мы замыслили зло против вашей планеты? – перебил его Ольшес. –
А вам не кажется, что такому цивилизованному государству просто не к лицу средневековые методы избавления от неугодных людей?
– Это не ваше дело, – огрызнулся Гилакс. – Но вот как вы об этом узнали – я должен выяснить.
– Я им все рассказала, – раздался голос Лас-кьяри, и Гилакс чуть не подпрыгнул от неожиданности.
Ласкьяри вошла в столовую, спокойно обогнула Гилакса и, остановившись возле Елисеева, тихо сказала:
– Господин консул, теперь вы убедились, что я говорила правду?
– Ласкьяри, – сказал Елисеев, мгновенно побледнев, – вам нужно идти домой. Я вас очень прошу.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я не уйду. Пока я здесь – они не посмеют вас тронуть.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал консул. – Ваше присутствие не остановит тех, кто хочет воевать. Пожалуйста, уйдите.
– Нет.
Она повернулась к Гилаксу, задумчиво осмотрела его с головы до ног – Гилакс поежился под ее взглядом – и заговорила неторопливо:
– Ну что, братец, не ожидал? Знаю, знаю, не думал сегодня встретить меня здесь. Но я пришла.
И не уйду, пока эти люди не окажутся в безопасности. А если ты захочешь помешать этому – я убью тебя. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Подумай, дорогой родственничек.
– Ну, хорошо, – пробормотал Гилакс, невольно делая шаг назад. – Я сейчас уйду. Но я вернусь через два-три часа, и вы должны будете мне ответить, хотите вы того или нет, – обратился он к Елисееву.
Елисеев сдержанно кивнул, ничего не говоря, и Гилакс вышел. Даниил Петрович отправился проводить его, и, пока он не вернулся, никто не произнес ни слова.
Войдя, Ольшес сказал:
– Ну что, господин консул, может быть, все-таки отправимся восвояси? А то как бы хуже не вышло.
– Право, не знаю, – ответил Елисеев в том же тоне. – Просто удирать не попрощавшись как-то некрасиво, а по-хорошему, похоже, теперь уже не уйти. Неужели придется с ними драться?
– Для начала, я думаю, нужно все-таки позвонить новому Правителю, – предложил Росин-ский.
– Он не станет с вами говорить, – тихо произнесла Ласкьяри.
– Почему?
– Не станет – и все. Впрочем,, попробуйте.
Ольшес подошел к телефону, набрал номер и тут же включил экран. Елисеев изумленно посмотрел на второго помощника, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Росинский хотел выключить фо-нопт, но Ольшес отвел его руку, сказал:
– Ничего, ничего. Девочка им не расскажет. Ласкьяри не отрывала взгляда от экрана, и на ее лице было такое странное выражение, что Елисеев, тяжело вздохнув, сказал:
– Видите ли, Ласкьяри… Мы, конечно, напрасно не поставили вас в известность о возможностях нашей техники, но…
– Молчите, – оборвала его девушка. – Незачем вам оправдываться. Во всяком случае, передо мной.
Во дворце наконец сняли трубку, и на экране сразу возникло перекошенное злобой лицо Гилакса.
– Дворец Правителя.
– Господин консул Земной Федерации хотел бы поговорить по служебному вопросу с Правителем Тофета.
– Господин Правитель занят.
– Могу ли я узнать, когда он освободится?
– После полудня. – И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
– Вот видите, – прошептала Ласкьяри. – После полудня…
– Ну что, ж, – сказал Елисеев, – начнем сборы?
– Ничего более разумного я не слышал в последние дни, – съязвил Корсильяс. – Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
– В таком случае, – не остался в долгу Елисеев, – вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
– Вот те здравствуйте, – возмутился Корсильяс. – Это вы мне предлагаете молотком поработать?
– Именно.
– Начальству не перечат, – пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
– Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? – спросила Ласкьяри.
– Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
– Я понимаю, – прошептала девушка. – Но как жаль…
– Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.
– Я не об этом.
– А о чем же?
– Не знаю, как это сказать… Жаль ваших трудов. Жаль, что такая техника должна быть просто сломана. – Бывает и хуже. На этот раз Ласкьяри промолчала.
Через полтора часа сотрудники консульства Земной Федерации были готовы к тому, чтобы навсегда покинуть государство Тофет и планету Ауяну. Но за эти же полтора часа обстановка вокруг здания консульства изменилась. Толпа кочевников теперь бурлила на площади, и сад консульства тоже был полон людей – и выйти незаметно оказалось уже невозможно… Ольшес несколько раз спускался к дверям, выводящим в сад, – нет, кочевники не собирались уходить. Наоборот, похоже было на то, что они расположились в саду всерьез и надолго. От выхода до автомобиля было всего полтора десятка шагов, но как пройти их не вызвав конфликта? К тому же и у задней двери откуда-то появился солдат с автоматом на изготовку…
Напряжение нарастало. Скоро уже должен был вернуться Гилакс, а уж его земляне хотели бы видеть в последнюю очередь. В конце концов Ольшее предложил втащить солдата в дом и закрыть в кладовке.
Кочевники нас не остановят, – сказал Даниил Петрович. – А этот воин пусть посидит с полчасика взаперти, пока Гилакс не явится, ничего с ним не случится.
Елисеев вопросительно взглянул на Ласкьяри.
– Да, – сказала девушка, – это можно. Солдата не накажут за ваш побег. Тем более я могу сказать, что это была моя идея. Надеюсь, – она насмешливо обернулась к Ольшесу, – господин второй помощник не станет возражать против присвоения его мысли-?
– Не стану, – заверил ее Ольшес. – Лишь бы удрать поскорее.
Но осуществить предложение Ольшеса сотрудники консульства не успели. Гилакс пришел раньше, чем собирался.
Он был взвинчен до предела и сразу начал говорить с консулом резко и требовательно, не заботясь о соблюдении дипломатического протокола:
– Ну, я думаю, точнее, я уверен, вы уже все решили, и решили именно так, как вам было предложено.
– Вы ошибаетесь, – вежливо возразил Елисеев. – Ваше предложение для нас абсолютно неприемлемо.
– Вот как? – сквозь зубы проскрипел Гилакс. – И что вы намерены в таком случае делать?
– Мы намерены в ближайшие часы отбыть с вашей планеты. Искренне сожалея о том, что на данном этапе наладить культурный обмен не удалось.
– Посмотрим, как вам это удастся. И Гилакс выхватил из внутреннего кармана пиджака пистолет.
– Эй, ты, – негромко окликнула его Ласкьяри. – Спрячь эту дрянь!
– Не лезь, сестричка, куда не просят, – огрызнулся Гилакс. – Лучше скажи своему возлюбленному, чтобы не брыкался. – А то ему же плохо будет.
– Убери пистолет!
– Ой, как я тебя боюсь, сестричка! Какая ты страшная! Ты меня застрелить хочешь? Какое счастье, что у тебя нет пушки!
Ласкьяри резко шагнула вперед и с размаху ударила Гилакса по ухмыляющейся физиономии. Гилакс грязно выругался 'и с силой отшвырнул девушку. Она, вскрикнув, упала возле стола.
– Не сметь! – закричал Елисеев. – Мерзавец!
– Я – мерзавец? – удивился Гилакс. – Ах ты…
Раздался выстрел.
И Елисеев охнул, неловко схватился рукой за бок и медленно, неуклюже опустился на пол…
Ласкьяри не закричала, не заплакала – только ее глаза вдруг стали огромными и неживыми. Какое-то время она смотрела на Елисеева – не замечая поднявшейся вокруг суеты, не видя, как Ольшес разоружил Гилакса, а Хедден, убедившись, что консул мертв, отошел в угол и встал лицом к стене – и плечи его дергались, и он уперся лбом в деревянную панель и, казалось, хочет продавить стену…
Росинский наклонился к девушке, обхватил ее за плечи. Ласкьяри подняла голову, всмотрелась в лицо Росинского и шепотом спросила:
– Неужели вы ничего не можете сделать? Вы, всесильные…
– Мы сломали все аппараты… – также шепотом ответил Росинский и закашлялся. – У нас ничего не осталось здесь…
Ласкьяри нервным движением вывернулась из рук Валентина Лукьяновича и подошла к Ольше-су. Она молча протянула руку ладонью вверх, и взгляд ее был таким, что Даниил Петрович расстегнул куртку и достал из кобуры бластер. Несколько мгновений он медлил, не решаясь отдать оружие, и Ласкьяри, потеряв терпение, коротко сказала:
– Дай! – И Даниил Петрович, не отводя взгляда от остановившихся глаз Ласкьяри, отдал ей бластер.
– Ты с ума… – начал было Корсильяс, но Лас– – кьяри обернулась к нему, и Корсильяс замолчал, не закончив фразу.
– Пойдемте, – бросила Ласкьяри, и, больше «. уже ни на кого не глядя, направилась к двери.
Сотрудники консульства пошли за ней.
Солдат, увидя Ласкьяри, молча отошел в сторонку, опустив автомат, и даже не попытался задержать землян, но кочевники загомонили,,' повскакивали и, сбившись в плотную толпу, преградили путь к машине. Ласкьяри, внимательно оглядев грязновато-живописную группу, выбрала одного – особенно густо увешанного ожерельями из каких-то зерен и зубов, с перьями во всклокоченной прическе – и бросила несколько слов на непонятном землянам наречии. Разодетый дикарь ошалело уставился на девушку, потом что-то приказал соплеменникам – и толпа расступилась.
За руль сел Ольшес, и автомобиль осторожно двинулся по узким улицам, заполненным шумными толпами степных людей. Мнимые кочевники расступались перед машиной, грозя кулаками и дротиками сидевшим в ней людям, а иногда и швыряя вслед комья грязи. Но Даниил Петрович не обращал внимания на эти мелкие демарши, пробираясь к выезду из Столицы. Время близилось к полудню, и на площадях уже лежали кучи сухой травы, приготовленные для возжигания праздничных священных костров. Возле этих стожков бродили охраняющие их воины с копьями и дубинами. В переулках и во дворах топтались низкорослые кривоногие лошадки, и вся Столица словно превратилась в огромную конюшню, в которой буйные грязные конюхи затеяли непонятную игру…
…У выезда на загородное шоссе толпились солдаты. Два молодых офицера в идеально пригнанных формах, сияя новенькими погонами и портупеями, при виде консульского автомобиля закричали, замахали руками – и поперек шоссе встали плотные ряды желтовато-коричневых мундиров. Ольшес остановил машину, оглянулся – Ласкьяри сидела позади. Девушка спросила:
– Откроешь окна? Ольшес кивнул.
– Пригнитесь, – приказала девушка и добавила, обращаясь к Ольшесу: – А тебе придется рискнуть.
– Нормально, – буркнул Ольшес.
Росинский, Хедден и Корсильяс пригнулись, Ольшес открыл все окна, и машина двинулась вперед, прямо на стену мундиров. Один из офицеров взмахнул рукой, солдаты вскинули винтовки, но едва лишь раздались первые выстрелы, как Ласкьяри, выбросив руку наружу, нажала спуск – и струя белого огня разметала коричневый барьер.
– Что вы делаете?! – в ужасе закричал Росин-ский выпрямляясь. – Ласкьяри, что вы делаете?!
– Молчите!
Позади всплеснулся вопль, сияющий день наполнился сухим щелканьем стрельбы, но Ольшес выжал из автомобиля все, на что тот был способен, и земляне стремительно унеслись по шоссе.
– Впереди еще заслон, – заговорила Ласкьяри. – Кроме того, через минуту-другую отец отдаст приказ поднять самолеты. Но вы уйдете. Вы мне говорили, что имеете право погибнуть ради спокойствия других. Так вот, у меня тоже есть такое право. Елисеев умер… а вы уйдете. И запомните, что я вам скажу. Не возвращайтесь к нам. Никогда. Ни через сто лет, ни через двести, слышите? Мы живем во тьме вашего прошлого, вы – во тьме нашего будущего… и мы никогда не станем настолько добры, чтобы общаться с вами. И вы нам не нужны. И мы вам тоже.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал Ро-синский. – Люди всегда нужны друг другу. А ваше зло – преходяще. Поверьте, мы это знаем достаточно хорошо, мы тоже прошли через это. Вы научитесь быть добрыми. Но может быть, это произойдет не слишком скоро…
– Этого никогда не будет, – отрезала Ласкьяри. – Потому что всегда в океане будут жить дарейты, и всегда будут люди, умеющие говорить с ними… а дарейты несут зло.
– Ты не права, девочка, – сказал Олыпесь. – В дарейтах нет зла. Но они не спешат, они ждут, когда вы сами это поймете. Они не хотят навязывать вам свое. Со временем вы разберетесь. Я говорил с ними.
– Ты говорил с дарейтами?!
– Да.
Впереди на дороге показался новый отряд – на этот раз усиленный танковым взводом. Росинский потребовал остановить машину, и Ольшес нажал на тормоз.
– Зачем вы остановились? – спросила Ласкьяри.
– Я, видите ли, очень боюсь, что ваш тандем снова решит прорываться со стрельбой, – пояснил Росинский.
– Не поняла.
– Вы, Ласкьяри, и наш дорогой Даниил Петрович что-то слишком слаженно действуете. Мне это не нравится.
– Вы можете предложить другой вариант?
– Нет. Но и стрельба, знаете ли, не выход.
– Это единственный выход, существующий в данный момент, – заверила Росинского девушка. – Иначе вы не доберетесь до корабля.
– Только ценой жизни солдат, которые тут ни при чем?
Танки тем временем выехали Ни шоссе и двинулись навстречу автомобилю, вспарывая асфальт. Ровное мощное гудение приближалось, и, словно эхо, позади возник гул иных моторов. Ласкьяри Хобернулась, взглянула на небо.
– Ну вот, – сказала она. – И самолеты тут как тут. Давай вперед! – толкнула она Ольшеса кулачком. – Не слушай ты их!
Ольшес глубоко вздохнул и, крикнув: «А ну, пригнись!» – рывком бросил машину вперед. Никто не успел ничего сказать, как Ласкьяри уже выстрелила. Ближайший танк огненным клубком скатился с шоссе и взорвался, второй тоже через секунду охватило пламенем, а третий затормозил и свернул, ткнувшись в кювет, чтобы пропустить несущийся на него автомобиль. Пехота разбежалась и залегла, и машина промчалась мимо растаявшего заслона, оставив за собой легкий шлейф пыли.
Ласкьяри все время оборачивалась и смотрела в небо, следя за черными силуэтами военных самолетов, они приближались, несмотря на сумасшедшую скорость машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Меня здесь нет.
И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
– Кто бы это мог прийти? – пробормотал Ро-синский.
В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
– Доброе утро, господа, – холодно поздоровался Гилакс.
– Здравствуйте, – сказал консул. – Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
– Да.
– В таком случае позвольте задать вопрос.
– Слушаю вас.
– Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?, – Это недосмотр прежнего кабинета, – ответил Гилакс, натянуто улыбаясь. – А я прибыл как раз для того, чтобы принести вам извинения нового правительства по этому поводу.
– Благодарю вас, – сказал консул. – Теперь все ясно. В таком случае у нас нет никаких претензий.
– Кроме того, я уполномочен передать вам предложение нового Правителя.
– Мы с удовольствием выслушаем вас. За спиной Гилакса в проеме двери бесшумно возник Ольшес. Почему-то он надел куртку, и Елисеев машинально отметил это обстоятельство. А за спиной Ольшеса в полутьме коридора появилась тонкая фигурка Ласкьяри. Гилакс продолжал:
– От имени нового Правителя Тофета я хочу предложить вам сотрудничество не только в области культуры. Мы… э-э…
Гилакс замялся под пристальными взглядами землян, и даже его великолепная наглость не помогла ему преодолеть смущение. На него смотрели так, что он почувствовал себя последней букашкой.
Елисеев закончил мысль Гилакса:
– Вы хотите, чтобы мы привезли вам оружие.
– Да, – встряхнулся Гилакс. – И вы его привезете.
– Вы в этом уверены?
– Безусловно…
– Позвольте поинтересоваться, на чем основана ваша уверенность?
Гилакс ухмыльнулся, обвел взглядом присутствующих, и вдруг словно что-то толкнуло его – он обернулся. И увидел позади Ольшеса. Ласкьяри он заметить не успел – девушка отступила в глубь коридора, растворилась в темноте… но какой-то намек на движение отпечатался в сознании Гилакса, и он спросил:
– У вас здесь кто-то посторонний?
– Почему вы так решили? Гилакс не ответил. Он подошел к двери и всмотрелся в неосвещенное пространство. Но, похоже, ничего подозрительного он там не усмотрел, потому что вернулся в центр комнаты и сказал резким, неприятным тоном:
– Наша уверенность основана на том, что вы – здесь, в наших руках, и уйти вам не удастся… – Вот как? – поднял брови Елисеев. – Вы это. точно знаете?
Гилакс фыркнул, как рассерженный кот, прищурился и заявил:
– Разумеется, я это знаю точно. И должен предупредить, что времени на размышления у вас осталось не так уж много. Ровно в полдень кочевники зажгут на площадях костры из травы pop, и…: – И сразу ощутят, что мы замыслили зло против вашей планеты? – перебил его Ольшес. –
А вам не кажется, что такому цивилизованному государству просто не к лицу средневековые методы избавления от неугодных людей?
– Это не ваше дело, – огрызнулся Гилакс. – Но вот как вы об этом узнали – я должен выяснить.
– Я им все рассказала, – раздался голос Лас-кьяри, и Гилакс чуть не подпрыгнул от неожиданности.
Ласкьяри вошла в столовую, спокойно обогнула Гилакса и, остановившись возле Елисеева, тихо сказала:
– Господин консул, теперь вы убедились, что я говорила правду?
– Ласкьяри, – сказал Елисеев, мгновенно побледнев, – вам нужно идти домой. Я вас очень прошу.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я не уйду. Пока я здесь – они не посмеют вас тронуть.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал консул. – Ваше присутствие не остановит тех, кто хочет воевать. Пожалуйста, уйдите.
– Нет.
Она повернулась к Гилаксу, задумчиво осмотрела его с головы до ног – Гилакс поежился под ее взглядом – и заговорила неторопливо:
– Ну что, братец, не ожидал? Знаю, знаю, не думал сегодня встретить меня здесь. Но я пришла.
И не уйду, пока эти люди не окажутся в безопасности. А если ты захочешь помешать этому – я убью тебя. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Подумай, дорогой родственничек.
– Ну, хорошо, – пробормотал Гилакс, невольно делая шаг назад. – Я сейчас уйду. Но я вернусь через два-три часа, и вы должны будете мне ответить, хотите вы того или нет, – обратился он к Елисееву.
Елисеев сдержанно кивнул, ничего не говоря, и Гилакс вышел. Даниил Петрович отправился проводить его, и, пока он не вернулся, никто не произнес ни слова.
Войдя, Ольшес сказал:
– Ну что, господин консул, может быть, все-таки отправимся восвояси? А то как бы хуже не вышло.
– Право, не знаю, – ответил Елисеев в том же тоне. – Просто удирать не попрощавшись как-то некрасиво, а по-хорошему, похоже, теперь уже не уйти. Неужели придется с ними драться?
– Для начала, я думаю, нужно все-таки позвонить новому Правителю, – предложил Росин-ский.
– Он не станет с вами говорить, – тихо произнесла Ласкьяри.
– Почему?
– Не станет – и все. Впрочем,, попробуйте.
Ольшес подошел к телефону, набрал номер и тут же включил экран. Елисеев изумленно посмотрел на второго помощника, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Росинский хотел выключить фо-нопт, но Ольшес отвел его руку, сказал:
– Ничего, ничего. Девочка им не расскажет. Ласкьяри не отрывала взгляда от экрана, и на ее лице было такое странное выражение, что Елисеев, тяжело вздохнув, сказал:
– Видите ли, Ласкьяри… Мы, конечно, напрасно не поставили вас в известность о возможностях нашей техники, но…
– Молчите, – оборвала его девушка. – Незачем вам оправдываться. Во всяком случае, передо мной.
Во дворце наконец сняли трубку, и на экране сразу возникло перекошенное злобой лицо Гилакса.
– Дворец Правителя.
– Господин консул Земной Федерации хотел бы поговорить по служебному вопросу с Правителем Тофета.
– Господин Правитель занят.
– Могу ли я узнать, когда он освободится?
– После полудня. – И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
– Вот видите, – прошептала Ласкьяри. – После полудня…
– Ну что, ж, – сказал Елисеев, – начнем сборы?
– Ничего более разумного я не слышал в последние дни, – съязвил Корсильяс. – Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
– В таком случае, – не остался в долгу Елисеев, – вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
– Вот те здравствуйте, – возмутился Корсильяс. – Это вы мне предлагаете молотком поработать?
– Именно.
– Начальству не перечат, – пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
– Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? – спросила Ласкьяри.
– Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
– Я понимаю, – прошептала девушка. – Но как жаль…
– Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.
– Я не об этом.
– А о чем же?
– Не знаю, как это сказать… Жаль ваших трудов. Жаль, что такая техника должна быть просто сломана. – Бывает и хуже. На этот раз Ласкьяри промолчала.
Через полтора часа сотрудники консульства Земной Федерации были готовы к тому, чтобы навсегда покинуть государство Тофет и планету Ауяну. Но за эти же полтора часа обстановка вокруг здания консульства изменилась. Толпа кочевников теперь бурлила на площади, и сад консульства тоже был полон людей – и выйти незаметно оказалось уже невозможно… Ольшес несколько раз спускался к дверям, выводящим в сад, – нет, кочевники не собирались уходить. Наоборот, похоже было на то, что они расположились в саду всерьез и надолго. От выхода до автомобиля было всего полтора десятка шагов, но как пройти их не вызвав конфликта? К тому же и у задней двери откуда-то появился солдат с автоматом на изготовку…
Напряжение нарастало. Скоро уже должен был вернуться Гилакс, а уж его земляне хотели бы видеть в последнюю очередь. В конце концов Ольшее предложил втащить солдата в дом и закрыть в кладовке.
Кочевники нас не остановят, – сказал Даниил Петрович. – А этот воин пусть посидит с полчасика взаперти, пока Гилакс не явится, ничего с ним не случится.
Елисеев вопросительно взглянул на Ласкьяри.
– Да, – сказала девушка, – это можно. Солдата не накажут за ваш побег. Тем более я могу сказать, что это была моя идея. Надеюсь, – она насмешливо обернулась к Ольшесу, – господин второй помощник не станет возражать против присвоения его мысли-?
– Не стану, – заверил ее Ольшес. – Лишь бы удрать поскорее.
Но осуществить предложение Ольшеса сотрудники консульства не успели. Гилакс пришел раньше, чем собирался.
Он был взвинчен до предела и сразу начал говорить с консулом резко и требовательно, не заботясь о соблюдении дипломатического протокола:
– Ну, я думаю, точнее, я уверен, вы уже все решили, и решили именно так, как вам было предложено.
– Вы ошибаетесь, – вежливо возразил Елисеев. – Ваше предложение для нас абсолютно неприемлемо.
– Вот как? – сквозь зубы проскрипел Гилакс. – И что вы намерены в таком случае делать?
– Мы намерены в ближайшие часы отбыть с вашей планеты. Искренне сожалея о том, что на данном этапе наладить культурный обмен не удалось.
– Посмотрим, как вам это удастся. И Гилакс выхватил из внутреннего кармана пиджака пистолет.
– Эй, ты, – негромко окликнула его Ласкьяри. – Спрячь эту дрянь!
– Не лезь, сестричка, куда не просят, – огрызнулся Гилакс. – Лучше скажи своему возлюбленному, чтобы не брыкался. – А то ему же плохо будет.
– Убери пистолет!
– Ой, как я тебя боюсь, сестричка! Какая ты страшная! Ты меня застрелить хочешь? Какое счастье, что у тебя нет пушки!
Ласкьяри резко шагнула вперед и с размаху ударила Гилакса по ухмыляющейся физиономии. Гилакс грязно выругался 'и с силой отшвырнул девушку. Она, вскрикнув, упала возле стола.
– Не сметь! – закричал Елисеев. – Мерзавец!
– Я – мерзавец? – удивился Гилакс. – Ах ты…
Раздался выстрел.
И Елисеев охнул, неловко схватился рукой за бок и медленно, неуклюже опустился на пол…
Ласкьяри не закричала, не заплакала – только ее глаза вдруг стали огромными и неживыми. Какое-то время она смотрела на Елисеева – не замечая поднявшейся вокруг суеты, не видя, как Ольшес разоружил Гилакса, а Хедден, убедившись, что консул мертв, отошел в угол и встал лицом к стене – и плечи его дергались, и он уперся лбом в деревянную панель и, казалось, хочет продавить стену…
Росинский наклонился к девушке, обхватил ее за плечи. Ласкьяри подняла голову, всмотрелась в лицо Росинского и шепотом спросила:
– Неужели вы ничего не можете сделать? Вы, всесильные…
– Мы сломали все аппараты… – также шепотом ответил Росинский и закашлялся. – У нас ничего не осталось здесь…
Ласкьяри нервным движением вывернулась из рук Валентина Лукьяновича и подошла к Ольше-су. Она молча протянула руку ладонью вверх, и взгляд ее был таким, что Даниил Петрович расстегнул куртку и достал из кобуры бластер. Несколько мгновений он медлил, не решаясь отдать оружие, и Ласкьяри, потеряв терпение, коротко сказала:
– Дай! – И Даниил Петрович, не отводя взгляда от остановившихся глаз Ласкьяри, отдал ей бластер.
– Ты с ума… – начал было Корсильяс, но Лас– – кьяри обернулась к нему, и Корсильяс замолчал, не закончив фразу.
– Пойдемте, – бросила Ласкьяри, и, больше «. уже ни на кого не глядя, направилась к двери.
Сотрудники консульства пошли за ней.
Солдат, увидя Ласкьяри, молча отошел в сторонку, опустив автомат, и даже не попытался задержать землян, но кочевники загомонили,,' повскакивали и, сбившись в плотную толпу, преградили путь к машине. Ласкьяри, внимательно оглядев грязновато-живописную группу, выбрала одного – особенно густо увешанного ожерельями из каких-то зерен и зубов, с перьями во всклокоченной прическе – и бросила несколько слов на непонятном землянам наречии. Разодетый дикарь ошалело уставился на девушку, потом что-то приказал соплеменникам – и толпа расступилась.
За руль сел Ольшес, и автомобиль осторожно двинулся по узким улицам, заполненным шумными толпами степных людей. Мнимые кочевники расступались перед машиной, грозя кулаками и дротиками сидевшим в ней людям, а иногда и швыряя вслед комья грязи. Но Даниил Петрович не обращал внимания на эти мелкие демарши, пробираясь к выезду из Столицы. Время близилось к полудню, и на площадях уже лежали кучи сухой травы, приготовленные для возжигания праздничных священных костров. Возле этих стожков бродили охраняющие их воины с копьями и дубинами. В переулках и во дворах топтались низкорослые кривоногие лошадки, и вся Столица словно превратилась в огромную конюшню, в которой буйные грязные конюхи затеяли непонятную игру…
…У выезда на загородное шоссе толпились солдаты. Два молодых офицера в идеально пригнанных формах, сияя новенькими погонами и портупеями, при виде консульского автомобиля закричали, замахали руками – и поперек шоссе встали плотные ряды желтовато-коричневых мундиров. Ольшес остановил машину, оглянулся – Ласкьяри сидела позади. Девушка спросила:
– Откроешь окна? Ольшес кивнул.
– Пригнитесь, – приказала девушка и добавила, обращаясь к Ольшесу: – А тебе придется рискнуть.
– Нормально, – буркнул Ольшес.
Росинский, Хедден и Корсильяс пригнулись, Ольшес открыл все окна, и машина двинулась вперед, прямо на стену мундиров. Один из офицеров взмахнул рукой, солдаты вскинули винтовки, но едва лишь раздались первые выстрелы, как Ласкьяри, выбросив руку наружу, нажала спуск – и струя белого огня разметала коричневый барьер.
– Что вы делаете?! – в ужасе закричал Росин-ский выпрямляясь. – Ласкьяри, что вы делаете?!
– Молчите!
Позади всплеснулся вопль, сияющий день наполнился сухим щелканьем стрельбы, но Ольшес выжал из автомобиля все, на что тот был способен, и земляне стремительно унеслись по шоссе.
– Впереди еще заслон, – заговорила Ласкьяри. – Кроме того, через минуту-другую отец отдаст приказ поднять самолеты. Но вы уйдете. Вы мне говорили, что имеете право погибнуть ради спокойствия других. Так вот, у меня тоже есть такое право. Елисеев умер… а вы уйдете. И запомните, что я вам скажу. Не возвращайтесь к нам. Никогда. Ни через сто лет, ни через двести, слышите? Мы живем во тьме вашего прошлого, вы – во тьме нашего будущего… и мы никогда не станем настолько добры, чтобы общаться с вами. И вы нам не нужны. И мы вам тоже.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал Ро-синский. – Люди всегда нужны друг другу. А ваше зло – преходяще. Поверьте, мы это знаем достаточно хорошо, мы тоже прошли через это. Вы научитесь быть добрыми. Но может быть, это произойдет не слишком скоро…
– Этого никогда не будет, – отрезала Ласкьяри. – Потому что всегда в океане будут жить дарейты, и всегда будут люди, умеющие говорить с ними… а дарейты несут зло.
– Ты не права, девочка, – сказал Олыпесь. – В дарейтах нет зла. Но они не спешат, они ждут, когда вы сами это поймете. Они не хотят навязывать вам свое. Со временем вы разберетесь. Я говорил с ними.
– Ты говорил с дарейтами?!
– Да.
Впереди на дороге показался новый отряд – на этот раз усиленный танковым взводом. Росинский потребовал остановить машину, и Ольшес нажал на тормоз.
– Зачем вы остановились? – спросила Ласкьяри.
– Я, видите ли, очень боюсь, что ваш тандем снова решит прорываться со стрельбой, – пояснил Росинский.
– Не поняла.
– Вы, Ласкьяри, и наш дорогой Даниил Петрович что-то слишком слаженно действуете. Мне это не нравится.
– Вы можете предложить другой вариант?
– Нет. Но и стрельба, знаете ли, не выход.
– Это единственный выход, существующий в данный момент, – заверила Росинского девушка. – Иначе вы не доберетесь до корабля.
– Только ценой жизни солдат, которые тут ни при чем?
Танки тем временем выехали Ни шоссе и двинулись навстречу автомобилю, вспарывая асфальт. Ровное мощное гудение приближалось, и, словно эхо, позади возник гул иных моторов. Ласкьяри Хобернулась, взглянула на небо.
– Ну вот, – сказала она. – И самолеты тут как тут. Давай вперед! – толкнула она Ольшеса кулачком. – Не слушай ты их!
Ольшес глубоко вздохнул и, крикнув: «А ну, пригнись!» – рывком бросил машину вперед. Никто не успел ничего сказать, как Ласкьяри уже выстрелила. Ближайший танк огненным клубком скатился с шоссе и взорвался, второй тоже через секунду охватило пламенем, а третий затормозил и свернул, ткнувшись в кювет, чтобы пропустить несущийся на него автомобиль. Пехота разбежалась и залегла, и машина промчалась мимо растаявшего заслона, оставив за собой легкий шлейф пыли.
Ласкьяри все время оборачивалась и смотрела в небо, следя за черными силуэтами военных самолетов, они приближались, несмотря на сумасшедшую скорость машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31