Несомненно, и теми кто-нибудь кормился. Но крупные животные на глаза людям старались не показываться – лишь пугали жуткими воплями, лаем, ревом и хохотом. Вились тучи летающих насекомых, и, если бы не плотные комбинезоны и накомарники, экспедиция давно завершилась бы по причине летального обескровливания.
Совсем без малоприятных приключений обойтись не удалось. Еще в самом начале пути откуда-то сверху на загривок замыкавшему колонну Кораггу обрушилась буровато-желтая, худая как смерть зверюга весом никак не меньше полусотни фунтов. Нападение было произведено стремительно и абсолютно неожиданно. Высоко в кроне деревьев вдруг зашелестело массивное тело, и вот уже спину командира перехватчиков оседлало нечто лохматое, с бешеной яростью пытающееся добраться пастью до его шеи. Цепкие, неимоверно длинные когтистые конечности обвили торс человека, будто стальные кольца – винную бочку. И стать бы Кораггу еще одной жертвой Химерии, да, к счастью, он нес на плече метатель. Ствол оружия торчал вверх, в него-то и впился всеми своими шестью десятками зубов-игл обезумевший химероид. Проявив фантастическую реакцию и звериное проворство, Корагг спиной рухнул на выступающее древесное корневище. Оглушенный химероид на мгновение ослабил хватку. Омеговец извернулся, сбросил его с себя вместе с метателем, прижал коленом к земле и двумя ударами боевого ножа отсек ему голову.
Больше всего поверженная бестия напоминала паукообразную обезьяну-переростка с мерзкой мордой летучей мыши. Между задними конечностями имелась кожистая перепонка, такие же перепонки тянулись от локтей чудовищно длинных рук к ребрам. В спутанной шерсти копошились паразиты.
– Красавец! – Иван прищелкнул языком.
– Обезьяна-нетопырь, – сообщил эв Агриппа, бросив короткий взгляд на обезглавленное существо. – Нам лучше поскорей убраться отсюда, пока не прибыли ее сородичи. Корагг, ты цел?
– Что мне сделается, – отозвался перехватчик, хмуро изучая царапины, оставленные на стволе метателя зубами химероида.
– Тогда вперед! – провозгласил Модест.
Шли так: впереди пара «хорьков» в своем истинном обличье, за ними неутомимо работающий саблей Лекс, на некотором расстоянии от него Модест, прикрываемый спереди и с боков тремя бойцами. Позади – Иван с Кораггом.
Говоря по справедливости, колонной шествие «Омеги» можно было назвать только с большой натяжкой. По вине проводников оговоренный заранее строй нарушался ежеминутно. «Хорьки» были категорически не способны соблюдать даже минимальное подобие дисциплины. Они постоянно дрались, разбегались в стороны, карабкались на деревья. Гонялись за зверьками и бабочками, сопровождая любое действие оглушительным писком – словом, вели себя как испорченные дети. Первое время Модест пытался строгими окриками ограничить вольные перемещения химероидов, но потом махнул рукой. В конце концов, от их беготни была и некоторая польза. Шныряя окрест, они с большей вероятностью могли заметить засаду или ловушку, к сооружению которых так неравнодушны самки «чертей».
Впрочем, если предположение эва Агриппы было верно и дедушка Дуро ждал их в гости, засад опасаться не следовало. Иван даже подумывал, что идти вообще никуда было не нужно. Сидели бы на бережку, пекли в костре ракушки, крабов или яйца олуш. Вдыхали бы свежий морской воздух, чрезвычайно полезный для легких. Да и крылатые кровососы остались бы в стороне. Вздремнуть можно было бы. А загадочный дрессировщик торгов и химероидов сам явился бы рано или поздно.
Иван настолько замечтался, что отданная Лексом команда «Стой!» застала его врасплох. Тело среагировало тем не менее мгновенно. Левая рука нырнула в когтистую перчатку, висевшую на поясе, словно тренированный терьер в лисью нору. Правая легла на кармашки с метательными дисками. Имяхранитель напружинился и быстро осмотрелся. Ничего опасного в обозримых окрестностях. Правда, наземная растительность стала как будто значительно гуще и почти повсеместно соединилась с той, что наверху. Однако и в ней не ощущалось ни малейшего шевеления, которое можно было бы считать подозрительным.
– В чем дело? – вполголоса спросил Модест.
– «Хорьки» пропали, – сказал Лекс озабоченно.
– Впервые, что ли? Вернутся.
– Должны были минуту назад. Если не две.
– Предали, звери. Так я и знал. Занять круговую оборону! – рявкнул Корагг, поводя стволом метателя по сторонам. – Гвоздодер, за шефа головой отвечаешь. Живо!
Широкий, сутулый перехватчик, заслуживший свое прозвище за огромную нижнюю челюсть и раздвоенный подбородок, без единого слова дернул Модеста к себе. Заставил опуститься на корточки и прикрыл собственным телом, как ребенка. Почти сразу в одной руке у Гвоздодера появился трехствольный пистолет с граненым штыком, в другой – гибкий щит наподобие стальной чешуйчатой пелеринки. Остальные бойцы проворно, но без суеты разместились так, что эв Агриппа и Гвоздодер очутились в центре оборонительного кольца. Для имяхранителя места не нашлось, и он остался там, где его застала команда «Стой!».
– Вижу противника, – доложил Лекс, опускаясь на одно колено. – Определить вид и количество не могу.
В глубине зарослей обозначилось движение. Со всех сторон сразу.
– Да их уйма! – злобно сказал кто-то.
Иван угрожающе осклабился и попер навстречу неизвестным пока врагам.
– Иван, никуда не суйся, – свирепо процедил Корагг. – Страхуешь Гвоздодера.
– Ну уж нет.
– Выполнять, рядовой!
Иван обжег командира перехватчиков сердитым взглядом, но подчинился.
Через несколько секунд вид и количество противника смогли определить все.
Самки «чертей», два десятка. У трети во ртах зажаты длинные тонкие трубочки, наверняка снаряженные какой-нибудь мерзостью вроде отравленных шипов. Видимой агрессии «черти» пока что не проявляли, но не проявляли и дружелюбия. Остановились на некотором отдалении, напряженные, сгорбленные. Пять или шесть носителей трубок вскарабкались на деревья.
– Беречь руки и лица, – деловито и без тени волнения распорядился Корагг. – Комбинезоны этими фукалками не прострелить. В случае контакта первыми убирать тех, что с трубками. Доложиться о готовности. Три на деревьях с запада – мои.
– Две цели взял.
– Одна точно, две по ситуации.
– Две на деревьях взял.
– Три.
– Одна наверняка, одна по ситуации, – пискнул из-под Гвоздодера Модест, вооруженный таким же тяжеленным пистолетом, как и его телохранитель.
– Если мне позволят не отсиживаться за спинами, а атаковать прямо сейчас… – заговорил Иван.
– Отставить болтовню, обломок! Доложиться.
– Четыре в пределах двух секунд, – скрипнув зубами, сказал Иван. – И еще три по ситуации.
– Хорошо, – сказал Корагг. – Мы их растопчем, богатыри.
В голосе его звучала спокойная уверенность. Он сделал паузу, и было ясно, что у него имеется что-то на уме. Наконец спросил:
– Или попробуете сначала поговорить с ними, полковник?
– Обязательно, – отозвался Модест и тотчас же завыл. Хрипло, отрывисто, тоскливо, перемежая вой щелчками и лаем.
«Черти» беспокойно зашевелились, но не отозвались. Модест отдышался и завыл снова, тоскливей прежнего. И тогда Иван поднял руки кверху и пошел прямо на ближайшего «черта».
– Обломок! – сдавленно и страшно выдохнул Корагг. – Назад, гадина! Через горнило твою в ребра, в печень, в зоб!..
Имяхранитель не отреагировал. Он ступал осторожно, периферийным зрением отмечая расположение ближайших противников и просчитывая собственные действия, если стычка начнется немедленно. Им надежно руководил опыт войны в джунглях, до сих пор ни разу не дававший о себе вестей. Видимо, полноименному – предшественнику обломка приходилось заниматься и этим. Иван без сомнений доверился проснувшимся знаниям и рефлексам. Собственное тело еще никогда его не подводило.
За его спиной началось какое-то движение. Однако ничего угрожающего в нем не ощущалось. Имяхранитель решил пока не принимать суету во внимание. Должно быть, перехватчики попросту перегруппировывались.
Приблизившись к «черту», он встал, широко расставив ноги, вонзил взгляд в покатый кабаний лоб и проговорил, отчетливо выговаривая каждый звук:
– Зови своего вожака. Зови Влада Дуро. Понимаешь меня?
Тварь медленно кивнула и начала пятиться. Иван шагнул следом и добавил:
– Скажи, пришел обломок. Человек, которого он ждал. Скажи…
Сзади раздались ленивые аплодисменты, и насмешливый голос Модеста произнес:
– Можете больше не трудиться, имяхранитель. Ей некого звать. Все действующие лица уже здесь.
Иван обернулся. Перехватчики стояли в расслабленных позах, многие улыбались. Оружие оказалось спрятано. К эву Агриппе, счастливо повизгивая, ластились оба пятнистых «хорька». Корагг, похохатывая, трепал палевую гриву на холке коренастой, почти по-человечески большегрудой самки «черта», а та бесстыдно лезла ему лапой в пах. Гвоздодер манил кого-то пальцем и орал: «Соскучилась без меня, чертовка ты такая!» Лекс, ласково обняв за шею химероида, более светло окрашенного и намного более изящного, чем прочие (да вдобавок имеющего рожки), пританцовывал вокруг него, непристойно двигая бедрами.
Трубки из ртов «чертей» куда-то пропали.
Никакого дрессировщика поблизости не было и в помине.
Вывод напрашивался сам собой: омеговцы ни с кем не собирались сражаться, а его зачем-то разыграли. Попросту разыграли.
Иван закрыл глаза, опустил руки, изо всех сил сжал кулаки и с выражением сказал…
Стойбище химероидов. Вчера. После заката
Керосиновая лампа стояла прямо на полу. Возле нее, опершись локтем на свернутую лохматую шкуру, полулежал Модест и курил крошечную трубочку с длинным чубуком. В плетеных стенах хижины зияли дыры, в которые пролез бы кулак. Но странное дело! – ни одна мошка, ни один комар внутрь не совались. Может быть, их отпугивал еле заметный мускусный запах спящих в хижине пятнистых «хорьков»? Или виною всему табачные воскурения Модеста?
Зато снаружи насекомые гудели прямо-таки громоподобно. Ивану страшно было представить, что произойдет, если ему приспичит сходить до ветра и придется выйти за дверь. Снова натягивать просоленный до жестяной твердости комбинезон, прятать голову в накомарник, мазать руки дегтем. А если от изысков химерийской кухни – паштета из муравьиных яиц, батата, обжаренного на углях и нафаршированного непонятно чем, пива из молодых побегов папоротника – прихватит кишечник? Брр…
– Так, значит, никакого дедушки Дуро и в помине не было? – спросил обломок из гамака. Гамак был удобный. Широкий, длинный и хорошо натянутый. Поверх плетеного полотнища лежала такая же шкура, как под боком у Модеста. От шкуры крепко пахло нестираной овчиной.
– Ну почему же, был, – ответил эв Агриппа хрипловато и, кажется, чуточку насмешливо. – Был такой дрессировщик. Он действительно выходил и приручил лунного пса. Его обласкал император и императорский двор. Номер имел огромный успех у любителей цирка, особенно женщин, детей и колонов… И ласковый домашний горг действительно однажды в полнолуние зарезал его собственного ноктиса. Прямо на крыльце особняка в Пантеонии, подаренного Владу какой-то состоятельной поклонницей. Став обломком, бывший эв Дуро натворил больших глупостей. Потерял руку, глаз и, разумеется, угодил на остров Призрения.
– Я не о том, – терпеливо выслушав Модеста, сказал Иван.
– Да я понимаю, понимаю. Табачок здесь, знаете ли, своеобразный. Заставляет острословить и шутить. Шутить и остросло… Да-с! Так вот, в Гелиополисе вы разговаривали с моим коллегой по Коллегии, хе-хе. С эвом Рентгом, физиком «Омеги», о котором я вам, сдается, рассказывал.
– Да, я помню. Тот, что ищет проходы извне. Тогда, тогда… – Иван с силой хлопнул ладонью по гамаку, точно прижал к овчине внезапно пришедшую догадку, и тут же наставил на Модеста указательный палец. – Но тогда альфонсом в полумаске были вы, полковник!
– Разумеется, разумеется, имяхранитель. То был я. Ах, какой у меня был шикарный костюм! А шляпа! Подлинный контрабандный боливар! Семь декартов золотом!
Модест приподнял руки, развел и описал вокруг головы плавный полукруг, показывая, какой ширины были поля у великолепного контрабандного боливара.
– Послушайте, эв Агриппа. Не жалко вам было своих… – Иван потер лоб, подбирая слово. – Рабов? Слуг? «Чертей», которых натравили на меня. Ведь наверняка им был дан приказ беречь драгоценного обломка, но не себя. Вы же их на верную смерть направляли. А особенно ту самку, которой велели выкрикнуть имя Аримана.
– Не рабов и не слуг, но друзей! – сказал Модест грустно и пыхнул дымом. – Друзей, Иван. Воспитанников. Жалко, конечно. Но тут нужно учесть одну тонкость. Во-первых, они вызвались добровольно. А во-вторых, им уже пора было уйти.
– В каком смысле уйти?
– В летальном. Умереть.
– От старости?
– Нет, Иван, нет. Не от старости. Ох, долгий это разговор. И все-таки придется его начать. Ради него, собственно, я вас сюда и завез. Да еще ради того, чтобы показать, какие они на самом деле, наши химероиды. Не дикие и жуткие, а преданные, ласковые. Послушные, умные. Жертвенные…
– Похотливые, – прибавил Иван, вспомнив, как самки «чертей» уводили омеговцев в свои логовища с недвусмысленными целями. Кстати, не только самки.
– О да! И это тоже. Но заметьте, похотливы они не больше подчиненных нашего дорогого Корагга.
Иван брезгливо сморщился. Он никогда не был ханжой в вопросах плотской любви, но развращенность перехватчиков, с видимым восторгом принимавших ухаживания химероидов, его неприятно поразила. Слишком это было за гранью.
– К тому же вряд ли страстность химероидов можно назвать грехом, – продолжал философствовать Модест. – Это скорей пытливость исследователей окружающего мира. Наивная и беспорочная любознательность детей природы, а никак не извращенная чувственность пресыщенных людей.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился Иван.
Многословие Агриппы начало ему надоедать. «Отобрать у него это «своеобразное» курево, что ли? – подумал он, но скорей теоретически, нежели с намерением осуществить мысль на деле. – Или уж лучше самому попробовать закурить…»
– Конечно, все будет по-моему, – убежденно промурлыкал Модест и нарисовал трубкой в воздухе восклицательный знак. – Да-с, по-моему! – Он вдруг вскочил на ноги, бросил трубку в угол и абсолютно трезво проговорил, уперев руки в бока: – Учтите, имяхранитель, вам придется принять мои дальнейшие слова на веру. Во всяком случае, до утра. Утром я смогу представить вам кое-какие доказательства, если таковые потребуются. Решитесь поверить мне еще раз?
Иван хмыкнул:
– Попробую.
– Я рад. Так вот, дорогой мой имяхранитель, среди десятков разновидностей химероидов имеется полная дюжина существ, чье внешнее различие – чистая фикция. На самом деле они являются различными стадиями развития одного-единственного организма.
– Так же как, например, личинка, гусеница и куколка являются фазами развития мотылька? – уточнил Иван.
– Именно так! – воодушевленно согласился Модест. – Совершенно справедливо и очень наглядно. С вами приятно беседовать, имяхранитель. В данном случае первой ступенью развития, наиболее грубой и хищной, выступают… – он сделал театральную паузу и уставился на Ивана с хитрецой.
– Продолжайте, полковник. Я чрезвычайно заинтригован и полностью созрел для того, чтобы быть огорошенным. Кто это? Уж не те ли твари, одна из которых напала на Корагга?
– Нет конечно же не те, – сказал Модест, заметно огорченный бестолковостью собеседника. – Это горги, Иван!
– Горги?! Я не ослышался? Или это вы оговорились, эв Агриппа? Повторите-ка по складам.
– Гор-ги. Лунные псы. Ваши недобрые друзья и соперники. Именно с них начинается цепочка перерождений. Именно они заменяют «личинку», из которой разовьется «мотылек». Именно они стоят первыми в долгой череде дальнейших трансформаций. Создания, следующие за ними, представляют для нашего разговора ничтожно малый интерес. С вашего позволения, я их пропущу… До одиннадцатого, предпоследнего в этой цепочке звена. То есть собственно «чертей». Замыкают ее homo mustela, вот эти сладко спящие под вашим гамаком пятнистые «хорьки». Но и они еще не высшая ступень развития, потому что высшая…
– Ноктисы, – уверенно сказал Иван. – Имена творцов.
– Браво! – Модест изобразил шутливый поклон. – Конечно же ноктисы.
– Проклятье, мне следовало об этом догадаться давно!
– Бросьте расстраиваться, имяхранитель. Для обломка вы просто фантастически сообразительны.
– Благодарю, – суховато отозвался Иван. Затем помолчал и проговорил в задумчивости: – Бабочка происходит все-таки непосредственно из яичка, хоть и после длительных метаморфоз. А я что-то не припомню случая, чтоб из дохлого горга выползал химероид.
– Трансформации незрелых Имен более сложны и притом не являются материальными ни на одной из ступеней, – без заминки, словно по писаному, отбарабанил Модест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Совсем без малоприятных приключений обойтись не удалось. Еще в самом начале пути откуда-то сверху на загривок замыкавшему колонну Кораггу обрушилась буровато-желтая, худая как смерть зверюга весом никак не меньше полусотни фунтов. Нападение было произведено стремительно и абсолютно неожиданно. Высоко в кроне деревьев вдруг зашелестело массивное тело, и вот уже спину командира перехватчиков оседлало нечто лохматое, с бешеной яростью пытающееся добраться пастью до его шеи. Цепкие, неимоверно длинные когтистые конечности обвили торс человека, будто стальные кольца – винную бочку. И стать бы Кораггу еще одной жертвой Химерии, да, к счастью, он нес на плече метатель. Ствол оружия торчал вверх, в него-то и впился всеми своими шестью десятками зубов-игл обезумевший химероид. Проявив фантастическую реакцию и звериное проворство, Корагг спиной рухнул на выступающее древесное корневище. Оглушенный химероид на мгновение ослабил хватку. Омеговец извернулся, сбросил его с себя вместе с метателем, прижал коленом к земле и двумя ударами боевого ножа отсек ему голову.
Больше всего поверженная бестия напоминала паукообразную обезьяну-переростка с мерзкой мордой летучей мыши. Между задними конечностями имелась кожистая перепонка, такие же перепонки тянулись от локтей чудовищно длинных рук к ребрам. В спутанной шерсти копошились паразиты.
– Красавец! – Иван прищелкнул языком.
– Обезьяна-нетопырь, – сообщил эв Агриппа, бросив короткий взгляд на обезглавленное существо. – Нам лучше поскорей убраться отсюда, пока не прибыли ее сородичи. Корагг, ты цел?
– Что мне сделается, – отозвался перехватчик, хмуро изучая царапины, оставленные на стволе метателя зубами химероида.
– Тогда вперед! – провозгласил Модест.
Шли так: впереди пара «хорьков» в своем истинном обличье, за ними неутомимо работающий саблей Лекс, на некотором расстоянии от него Модест, прикрываемый спереди и с боков тремя бойцами. Позади – Иван с Кораггом.
Говоря по справедливости, колонной шествие «Омеги» можно было назвать только с большой натяжкой. По вине проводников оговоренный заранее строй нарушался ежеминутно. «Хорьки» были категорически не способны соблюдать даже минимальное подобие дисциплины. Они постоянно дрались, разбегались в стороны, карабкались на деревья. Гонялись за зверьками и бабочками, сопровождая любое действие оглушительным писком – словом, вели себя как испорченные дети. Первое время Модест пытался строгими окриками ограничить вольные перемещения химероидов, но потом махнул рукой. В конце концов, от их беготни была и некоторая польза. Шныряя окрест, они с большей вероятностью могли заметить засаду или ловушку, к сооружению которых так неравнодушны самки «чертей».
Впрочем, если предположение эва Агриппы было верно и дедушка Дуро ждал их в гости, засад опасаться не следовало. Иван даже подумывал, что идти вообще никуда было не нужно. Сидели бы на бережку, пекли в костре ракушки, крабов или яйца олуш. Вдыхали бы свежий морской воздух, чрезвычайно полезный для легких. Да и крылатые кровососы остались бы в стороне. Вздремнуть можно было бы. А загадочный дрессировщик торгов и химероидов сам явился бы рано или поздно.
Иван настолько замечтался, что отданная Лексом команда «Стой!» застала его врасплох. Тело среагировало тем не менее мгновенно. Левая рука нырнула в когтистую перчатку, висевшую на поясе, словно тренированный терьер в лисью нору. Правая легла на кармашки с метательными дисками. Имяхранитель напружинился и быстро осмотрелся. Ничего опасного в обозримых окрестностях. Правда, наземная растительность стала как будто значительно гуще и почти повсеместно соединилась с той, что наверху. Однако и в ней не ощущалось ни малейшего шевеления, которое можно было бы считать подозрительным.
– В чем дело? – вполголоса спросил Модест.
– «Хорьки» пропали, – сказал Лекс озабоченно.
– Впервые, что ли? Вернутся.
– Должны были минуту назад. Если не две.
– Предали, звери. Так я и знал. Занять круговую оборону! – рявкнул Корагг, поводя стволом метателя по сторонам. – Гвоздодер, за шефа головой отвечаешь. Живо!
Широкий, сутулый перехватчик, заслуживший свое прозвище за огромную нижнюю челюсть и раздвоенный подбородок, без единого слова дернул Модеста к себе. Заставил опуститься на корточки и прикрыл собственным телом, как ребенка. Почти сразу в одной руке у Гвоздодера появился трехствольный пистолет с граненым штыком, в другой – гибкий щит наподобие стальной чешуйчатой пелеринки. Остальные бойцы проворно, но без суеты разместились так, что эв Агриппа и Гвоздодер очутились в центре оборонительного кольца. Для имяхранителя места не нашлось, и он остался там, где его застала команда «Стой!».
– Вижу противника, – доложил Лекс, опускаясь на одно колено. – Определить вид и количество не могу.
В глубине зарослей обозначилось движение. Со всех сторон сразу.
– Да их уйма! – злобно сказал кто-то.
Иван угрожающе осклабился и попер навстречу неизвестным пока врагам.
– Иван, никуда не суйся, – свирепо процедил Корагг. – Страхуешь Гвоздодера.
– Ну уж нет.
– Выполнять, рядовой!
Иван обжег командира перехватчиков сердитым взглядом, но подчинился.
Через несколько секунд вид и количество противника смогли определить все.
Самки «чертей», два десятка. У трети во ртах зажаты длинные тонкие трубочки, наверняка снаряженные какой-нибудь мерзостью вроде отравленных шипов. Видимой агрессии «черти» пока что не проявляли, но не проявляли и дружелюбия. Остановились на некотором отдалении, напряженные, сгорбленные. Пять или шесть носителей трубок вскарабкались на деревья.
– Беречь руки и лица, – деловито и без тени волнения распорядился Корагг. – Комбинезоны этими фукалками не прострелить. В случае контакта первыми убирать тех, что с трубками. Доложиться о готовности. Три на деревьях с запада – мои.
– Две цели взял.
– Одна точно, две по ситуации.
– Две на деревьях взял.
– Три.
– Одна наверняка, одна по ситуации, – пискнул из-под Гвоздодера Модест, вооруженный таким же тяжеленным пистолетом, как и его телохранитель.
– Если мне позволят не отсиживаться за спинами, а атаковать прямо сейчас… – заговорил Иван.
– Отставить болтовню, обломок! Доложиться.
– Четыре в пределах двух секунд, – скрипнув зубами, сказал Иван. – И еще три по ситуации.
– Хорошо, – сказал Корагг. – Мы их растопчем, богатыри.
В голосе его звучала спокойная уверенность. Он сделал паузу, и было ясно, что у него имеется что-то на уме. Наконец спросил:
– Или попробуете сначала поговорить с ними, полковник?
– Обязательно, – отозвался Модест и тотчас же завыл. Хрипло, отрывисто, тоскливо, перемежая вой щелчками и лаем.
«Черти» беспокойно зашевелились, но не отозвались. Модест отдышался и завыл снова, тоскливей прежнего. И тогда Иван поднял руки кверху и пошел прямо на ближайшего «черта».
– Обломок! – сдавленно и страшно выдохнул Корагг. – Назад, гадина! Через горнило твою в ребра, в печень, в зоб!..
Имяхранитель не отреагировал. Он ступал осторожно, периферийным зрением отмечая расположение ближайших противников и просчитывая собственные действия, если стычка начнется немедленно. Им надежно руководил опыт войны в джунглях, до сих пор ни разу не дававший о себе вестей. Видимо, полноименному – предшественнику обломка приходилось заниматься и этим. Иван без сомнений доверился проснувшимся знаниям и рефлексам. Собственное тело еще никогда его не подводило.
За его спиной началось какое-то движение. Однако ничего угрожающего в нем не ощущалось. Имяхранитель решил пока не принимать суету во внимание. Должно быть, перехватчики попросту перегруппировывались.
Приблизившись к «черту», он встал, широко расставив ноги, вонзил взгляд в покатый кабаний лоб и проговорил, отчетливо выговаривая каждый звук:
– Зови своего вожака. Зови Влада Дуро. Понимаешь меня?
Тварь медленно кивнула и начала пятиться. Иван шагнул следом и добавил:
– Скажи, пришел обломок. Человек, которого он ждал. Скажи…
Сзади раздались ленивые аплодисменты, и насмешливый голос Модеста произнес:
– Можете больше не трудиться, имяхранитель. Ей некого звать. Все действующие лица уже здесь.
Иван обернулся. Перехватчики стояли в расслабленных позах, многие улыбались. Оружие оказалось спрятано. К эву Агриппе, счастливо повизгивая, ластились оба пятнистых «хорька». Корагг, похохатывая, трепал палевую гриву на холке коренастой, почти по-человечески большегрудой самки «черта», а та бесстыдно лезла ему лапой в пах. Гвоздодер манил кого-то пальцем и орал: «Соскучилась без меня, чертовка ты такая!» Лекс, ласково обняв за шею химероида, более светло окрашенного и намного более изящного, чем прочие (да вдобавок имеющего рожки), пританцовывал вокруг него, непристойно двигая бедрами.
Трубки из ртов «чертей» куда-то пропали.
Никакого дрессировщика поблизости не было и в помине.
Вывод напрашивался сам собой: омеговцы ни с кем не собирались сражаться, а его зачем-то разыграли. Попросту разыграли.
Иван закрыл глаза, опустил руки, изо всех сил сжал кулаки и с выражением сказал…
Стойбище химероидов. Вчера. После заката
Керосиновая лампа стояла прямо на полу. Возле нее, опершись локтем на свернутую лохматую шкуру, полулежал Модест и курил крошечную трубочку с длинным чубуком. В плетеных стенах хижины зияли дыры, в которые пролез бы кулак. Но странное дело! – ни одна мошка, ни один комар внутрь не совались. Может быть, их отпугивал еле заметный мускусный запах спящих в хижине пятнистых «хорьков»? Или виною всему табачные воскурения Модеста?
Зато снаружи насекомые гудели прямо-таки громоподобно. Ивану страшно было представить, что произойдет, если ему приспичит сходить до ветра и придется выйти за дверь. Снова натягивать просоленный до жестяной твердости комбинезон, прятать голову в накомарник, мазать руки дегтем. А если от изысков химерийской кухни – паштета из муравьиных яиц, батата, обжаренного на углях и нафаршированного непонятно чем, пива из молодых побегов папоротника – прихватит кишечник? Брр…
– Так, значит, никакого дедушки Дуро и в помине не было? – спросил обломок из гамака. Гамак был удобный. Широкий, длинный и хорошо натянутый. Поверх плетеного полотнища лежала такая же шкура, как под боком у Модеста. От шкуры крепко пахло нестираной овчиной.
– Ну почему же, был, – ответил эв Агриппа хрипловато и, кажется, чуточку насмешливо. – Был такой дрессировщик. Он действительно выходил и приручил лунного пса. Его обласкал император и императорский двор. Номер имел огромный успех у любителей цирка, особенно женщин, детей и колонов… И ласковый домашний горг действительно однажды в полнолуние зарезал его собственного ноктиса. Прямо на крыльце особняка в Пантеонии, подаренного Владу какой-то состоятельной поклонницей. Став обломком, бывший эв Дуро натворил больших глупостей. Потерял руку, глаз и, разумеется, угодил на остров Призрения.
– Я не о том, – терпеливо выслушав Модеста, сказал Иван.
– Да я понимаю, понимаю. Табачок здесь, знаете ли, своеобразный. Заставляет острословить и шутить. Шутить и остросло… Да-с! Так вот, в Гелиополисе вы разговаривали с моим коллегой по Коллегии, хе-хе. С эвом Рентгом, физиком «Омеги», о котором я вам, сдается, рассказывал.
– Да, я помню. Тот, что ищет проходы извне. Тогда, тогда… – Иван с силой хлопнул ладонью по гамаку, точно прижал к овчине внезапно пришедшую догадку, и тут же наставил на Модеста указательный палец. – Но тогда альфонсом в полумаске были вы, полковник!
– Разумеется, разумеется, имяхранитель. То был я. Ах, какой у меня был шикарный костюм! А шляпа! Подлинный контрабандный боливар! Семь декартов золотом!
Модест приподнял руки, развел и описал вокруг головы плавный полукруг, показывая, какой ширины были поля у великолепного контрабандного боливара.
– Послушайте, эв Агриппа. Не жалко вам было своих… – Иван потер лоб, подбирая слово. – Рабов? Слуг? «Чертей», которых натравили на меня. Ведь наверняка им был дан приказ беречь драгоценного обломка, но не себя. Вы же их на верную смерть направляли. А особенно ту самку, которой велели выкрикнуть имя Аримана.
– Не рабов и не слуг, но друзей! – сказал Модест грустно и пыхнул дымом. – Друзей, Иван. Воспитанников. Жалко, конечно. Но тут нужно учесть одну тонкость. Во-первых, они вызвались добровольно. А во-вторых, им уже пора было уйти.
– В каком смысле уйти?
– В летальном. Умереть.
– От старости?
– Нет, Иван, нет. Не от старости. Ох, долгий это разговор. И все-таки придется его начать. Ради него, собственно, я вас сюда и завез. Да еще ради того, чтобы показать, какие они на самом деле, наши химероиды. Не дикие и жуткие, а преданные, ласковые. Послушные, умные. Жертвенные…
– Похотливые, – прибавил Иван, вспомнив, как самки «чертей» уводили омеговцев в свои логовища с недвусмысленными целями. Кстати, не только самки.
– О да! И это тоже. Но заметьте, похотливы они не больше подчиненных нашего дорогого Корагга.
Иван брезгливо сморщился. Он никогда не был ханжой в вопросах плотской любви, но развращенность перехватчиков, с видимым восторгом принимавших ухаживания химероидов, его неприятно поразила. Слишком это было за гранью.
– К тому же вряд ли страстность химероидов можно назвать грехом, – продолжал философствовать Модест. – Это скорей пытливость исследователей окружающего мира. Наивная и беспорочная любознательность детей природы, а никак не извращенная чувственность пресыщенных людей.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился Иван.
Многословие Агриппы начало ему надоедать. «Отобрать у него это «своеобразное» курево, что ли? – подумал он, но скорей теоретически, нежели с намерением осуществить мысль на деле. – Или уж лучше самому попробовать закурить…»
– Конечно, все будет по-моему, – убежденно промурлыкал Модест и нарисовал трубкой в воздухе восклицательный знак. – Да-с, по-моему! – Он вдруг вскочил на ноги, бросил трубку в угол и абсолютно трезво проговорил, уперев руки в бока: – Учтите, имяхранитель, вам придется принять мои дальнейшие слова на веру. Во всяком случае, до утра. Утром я смогу представить вам кое-какие доказательства, если таковые потребуются. Решитесь поверить мне еще раз?
Иван хмыкнул:
– Попробую.
– Я рад. Так вот, дорогой мой имяхранитель, среди десятков разновидностей химероидов имеется полная дюжина существ, чье внешнее различие – чистая фикция. На самом деле они являются различными стадиями развития одного-единственного организма.
– Так же как, например, личинка, гусеница и куколка являются фазами развития мотылька? – уточнил Иван.
– Именно так! – воодушевленно согласился Модест. – Совершенно справедливо и очень наглядно. С вами приятно беседовать, имяхранитель. В данном случае первой ступенью развития, наиболее грубой и хищной, выступают… – он сделал театральную паузу и уставился на Ивана с хитрецой.
– Продолжайте, полковник. Я чрезвычайно заинтригован и полностью созрел для того, чтобы быть огорошенным. Кто это? Уж не те ли твари, одна из которых напала на Корагга?
– Нет конечно же не те, – сказал Модест, заметно огорченный бестолковостью собеседника. – Это горги, Иван!
– Горги?! Я не ослышался? Или это вы оговорились, эв Агриппа? Повторите-ка по складам.
– Гор-ги. Лунные псы. Ваши недобрые друзья и соперники. Именно с них начинается цепочка перерождений. Именно они заменяют «личинку», из которой разовьется «мотылек». Именно они стоят первыми в долгой череде дальнейших трансформаций. Создания, следующие за ними, представляют для нашего разговора ничтожно малый интерес. С вашего позволения, я их пропущу… До одиннадцатого, предпоследнего в этой цепочке звена. То есть собственно «чертей». Замыкают ее homo mustela, вот эти сладко спящие под вашим гамаком пятнистые «хорьки». Но и они еще не высшая ступень развития, потому что высшая…
– Ноктисы, – уверенно сказал Иван. – Имена творцов.
– Браво! – Модест изобразил шутливый поклон. – Конечно же ноктисы.
– Проклятье, мне следовало об этом догадаться давно!
– Бросьте расстраиваться, имяхранитель. Для обломка вы просто фантастически сообразительны.
– Благодарю, – суховато отозвался Иван. Затем помолчал и проговорил в задумчивости: – Бабочка происходит все-таки непосредственно из яичка, хоть и после длительных метаморфоз. А я что-то не припомню случая, чтоб из дохлого горга выползал химероид.
– Трансформации незрелых Имен более сложны и притом не являются материальными ни на одной из ступеней, – без заминки, словно по писаному, отбарабанил Модест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52