– Иван, покачиваясь, по стенке прошел к входной двери. Колоколец истерично захлебывался бронзовым лаем. – В эту пору я сонлив, голоден и зол!
На пороге в сопровождении швейцара, добросовестного усатого толстяка, стоял давешний полицейский дознаватель. По его высокому челу ходили тучи.
– Все в порядке, Фокл, это ко мне.
Швейцар поклонился и засеменил к лестнице.
– Входите, комиссар, только ничему не удивляйтесь. Сейчас не самое подходящее время для приборки.
Диогенус, поджав губы, миновал порог.
– Ступайте на кухню. Там безопасно.
Дознаватель удивленно вскинул брови и, проходя длинным коридором на кухню, бросил цепкий взгляд в комнаты и ванную.
– Если за беспорядок еще не забирают в полицию, уберусь я, пожалуй завтра, – буркнул Иван.
– Вы чем-то раздражены? – усмехнулся Диогенус. – Не мой ли визит тому причиной?
– Ваш, – кивнул Иван, морщась. – Но не обращайте внимания. Со сна я раздражителен и брюзглив. Искренне считаю всех гостей непрошеными, и мне не хватает такта это скрыть. После работы я всегда такой.
– Работали?
– Минуло полнолуние, горячая пора. Сказать по чести, уже и забыл, когда спокойно любовался полной луной.
– Вы на пике популярности. Не простаиваете. Я навел справки. Очередь на вас длиною до императорского дворца.
– Вот оно, бремя славы. – Иван показал на опухшие со сна глаза. – Кофе?
– Пожалуй. Однако напрасно корите себя за вспыльчивость. У вас на кухне рассиживается полицейский дознаватель, а вы не отпускаете любопытство на волю. Так и не спросите, что мне нужно?
– Сами скажете, – пробурчал Иван, колдуя с джезвой на огне. – Вкусите отменного кофе, подобреете душой и скажете.
Диогенус усмехнулся и умолк. Пока обломок варил кофе, комиссар пытливо осмотрел кухню. На мгновение его взгляд задержался на руках Ивана, и даже потолок с двумя гекконами не остался без внимания.
– Не стану разочаровывать, – усмехнулся Иван, наполнив чашку комиссара. – Спрошу. Так что же привело ко мне полицию? Вскрылись новые подробности?
– Отменно! – Комиссар закатил глаза. – Кофе отменно хорош! Чудный рецепт, не поделитесь? Я на глазах добрею и готов начать серьезный разговор.
– Рецепт, говорите… – Иван подвигал челюстью и помрачнел. – Пожалуй, не скажу. Носителей этого рецепта ждет страшный конец. Сначала Мария, когда-нибудь горги прикончат меня… Вы суеверны?
– Отчасти. А что?
– Ваш кофе стынет. Так что за дело?
– Заинтриговали, чего и говорить, однако рецепта кофе больше не попрошу. Я еще нужен обществу и моему императору. А дело, собственно, вот в чем. Не далее как этим утром случился неприятный инцидент, повлекший за собой тяжелые увечья для одного гражданина.
– И вы хотите знать, где этим утром был я?
– Не стану скрывать, и это тоже. Но такую чудную припухлость лица иначе как многочасовым сном не наработаешь. На ваш счет я спокоен. Но для пущей уверенности позвольте прояснить детали?
– Рад помочь, – бросил Иван.
– Разрешите закурить? Табак мне возят с Ипифиса. Душевный табачок, не находите?
– В табаке я полный профан. Не отличу запах дегтярного масла от аромата вашего душевного табака. Но курите, прошу вас. После кофе некоторые находят удовольствие в курении, знаю. Для гостей у меня имеется пепельница.
Диогенус с видимым удовольствием набил трубку, приминая табак крепкими пальцами. Запалил ее и с наслаждением затянулся. Даже глаза от удовольствия зажмурил.
– Так вот, хотел прояснить, откуда у вас на руках свежие царапины, в ванной лежит ком окровавленной одежды, а в прихожей на циновке несколько пятен свежей крови.
– Старых уже не видать? – усмехнулся Иван. – Затерлись, наверное.
– Вот как? – воодушевился дознаватель, выпуская к потолку клуб сизого дыма. – Поподробнее, пожалуйста, о следах крови в квартире. И о старых пятнах, в частности!
– Горги, – пояснил Иван. – Кусаются, твари. Редко когда целым ухожу, Вот вам и пятна на циновке, вот вам окровавленная одежда и раны на руках. Этой ночью порвали меня малость. Вопрос разрешите?
– Пожалуйста.
– Это ведь не простой инцидент? Вы что-то подозреваете?
Диогенус поджал губы, свел брови к переносице. В темных, очень глубоко посаженных глазах что-то мрачно сверкнуло.
– Сегодня утром в госпиталь, которому покровительствует храм Цапель, с тяжелыми травмами попал некий гражданин. Я, может быть, и не обратил на этот случай особого внимания, если бы…
Иван вопросительно поднял брови.
– …если бы этим гражданином не оказался опять имяхранитель. Некто Октит Гай Урсус. Вы знали его?
Иван поджал губы. Это перестает быть смешным. Исподлобья взглянул на комиссара и неожиданно для себя самого спросил:
– А кто сломал вам нос, дражайший Диогенус?
– Первый раз или второй?
– Оба раза.
– Мой нос лишил девственности пьяный делец на базаре. Как и положено в таких случаях, я пустил кровь, просто ручей крови. Отправился тогда брать подлеца за контрабанду. И взял. Второй раз отличился кто-то из заговорщиков семь лет назад. Вы, должно быть, помните ту заварушку с великим принцем Платоном Ромасом? Так вот, сам не ожидал, что окажусь в гуще событий. У Ромаса обнаружилась целая шайка сообщников. Кто-то из них в суматохе угостил меня сапогом в лицо. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне.
– Удовлетворите и вы мое. Октит Гай Урсус. Вам знаком этот человек?
– Да. Не самый последний профессионал. Звезд с неба не хватает, семи пядей во лбу никогда не был и не будет. Но там, где иной берет умом, этот брал интуицией и силой. Жуткий человечище. Просто жуткий.
– Согласен, – усмехнулся Диогенус. – На медведя он похож гораздо больше, чем на человека. Несчастные Цапли втроем делают ему перевязки. Две подпирают с боков, чтобы не завалился обратно на кровать, третья, собственно, перевязывает. Но вам, Иван, он вполне по силам.
– Если напрягусь, может быть, – пожал плечами обломок. – Но я никаким боком…
– Знаю. Говорю просто, из соревновательного интереса. Вы любите спортивные единоборства?
– Мне их в жизни хватает, – ухмыльнулся Иван и воздел руки со свежими ранами на запястьях и предплечьях.
– А я люблю бокс и борьбу. И слежу по мере сил и возможности.
Диогенус выколотил трубку о пепельницу, услужливо подставленную Иваном, взглянул на часы и засобирался:
– Мне пора. Дела, знаете ли. Еще раз повторюсь: не путайтесь под ногами. А кофе был великолепен. И отчего-то мне кажется, что я еще попробую ваш чудесный напиток. Счастливо оставаться. Берегитесь несчастных случаев.
Иван кивнул и лишь одними губами прошептал: «Тот не путается под ногами, кто впереди идет».
– Вы что-то сказали?
– Просто пообещал не путаться под ногами.
И всех победю…
Сонюшка принесена в жертву правящей фамилии и во славу светлого будущего Пераса. Феодора почила, упокой Фанес ее душу, кто остался? Худо-бедно Иван был знаком с десятком Цапель «здрасте-здрасте», еще больше знал в лицо, но к кому подступиться со столь деликатной просьбой? Эх, была не была, на кого Фанес пошлет!
– Не верю глазам своим, ты ли это, милый друг? Все такая же красивая! Узнаю эту осанку! А нос! Клянусь такого ровного носика не найдешь во всем Перасе!
Первая же встреченная Иваном Цапля слегка замедлила шаг на пороге госпиталя. Непонимающе вздернула тонкие брови и нахмурилась. Не более мгновения царили сумерки на лице девушки, затем снова воссияло солнце.
– Ты вновь увлекся прямыми линиями? Надо же, а весь храм пребывает в уверенности, что знаменитый имяхранитель предпочитает вздернутые носики.
– А-а-а… э-э-э…
– Ты похудел, Иван.
– Как же! Еще не так похудеешь!
Обломок мучительно вспоминал имя прелестницы или по крайней мере обстоятельства, при которых мог с нею встречаться. Кажется, это было в храме Цапли. Незабвенная эпопея с выбором невесты императору Василию. Но как же ее зовут? Кто она такая? Лицо смутно знакомо.
– Цапли теперь состоят при госпитале? – спросил он.
– Госпиталь при нас, – поправила девушка. – Смиренный подвиг во славу Фанеса всеблагого и праматери Цапли. Помогаем страждущим.
– Посменно?
– Да. Госпиталь небольшой, поэтому дежурим сутки через четверо.
Ивану повезло. В дальнем конце коридора появилась еще одна сестра милосердия в долгополом одеянии и чепце, напоминающем голову цапли с клювом, и крикнула:
– Аглая, вот ты где! А я ищу по всему госпиталю! Тебя просит к себе эв Симеон!
– Это меня. Главный врач, – коротко бросила девушка. – У тебя ко мне дело?
– Собственно, да.
– Подожди в сквере, скоро выйду.
Госпиталь преблагих деяний под патронатом храма Цапли располагался в южной части города, уже фактически в пригороде. Дорога вела из города дальше на юг. Рощи, лужайки. Зелено, птицы поют. Иван присел на кованую скамью в сквере перед строгим прямоугольным зданием госпиталя и цепко оглядел дорогу в обе стороны. Ничего подозрительного не обнаружил. Приготовился ждать.
Время пролетело незаметно. Часы на фронтоне госпитального здания отсутствовали, чтобы лишний раз не напоминать болезным о бренности сущего. По ощущениям Ивана, прошло не более получаса. Когда Аглая появилась на пороге госпиталя, обломок почти убедил себя в том, что знал ее по храму. Просто забыл.
– Ты заблудился? Какими судьбами? – Аглая присела рядом с Иваном.
– Да вот… шел мимо, дай, думаю, зайду…
– Не будь я уверена, что ты ничего не делаешь просто так, ей-богу, поверила бы! Но зная тебя… С чем пожаловал?
Вопрос задел за живое. Заработался! Красивая женщина даже мысли не допускала, что его может интересовать она сама. Пусть и гетера. Иван тряхнул головой:
– А на тебя поглядеть!
– Складно врешь, аж за душу берет, – усмехнулась девушка. – Никак и Соньку позабыл?
– Э-э-э… Соньку?
– Полно дурачком прикидываться. Весь храм знает, что ты хитрее, чем выглядишь. Ипполите до сих пор икается, стоит кому-нибудь вспомнить ту историю. Говори, за чем явился, иначе уйду. Дел невпроворот.
– Ну раз такое дело… – Иван прикусил губу и ухмыльнулся. – Мне бы друга повидать. У вас он сейчас. Ты должна знать.
– Друг?
– Ну да! Октит Гай Урсус.
– Тот, что на медведя похож?
– Точно, он! Лучший друг!
– …И который бредит в забытьи: Иван, паскуда, все едино стану первым! Заломаю!
– Э-э-э… он очень импульсивный. Но хороший.
Аглая смерила Ивана лукавым взглядом и бросила:
– Нет, не потянет. Не станет он первым. Сам сломается.
– Мне бы повидать дуралея. Обрадуется, быстрей на поправку пойдет.
– А если драться полезет? Ломать?
– Да нет, не должен. Как-никак друг.
– И рада бы помочь, но полиция не пустит.
– Полиция?
– Два человека не отходят от дверей палаты с самого утра.
Иван нахмурился, вздохнул и отвернулся, но через мгновение снова ожил:
– Где его палата?
– Первый этаж, прямо по коридору, потом налево, номер семь.
– Куда выходят окна?
– Во внутренний двор… Постой, ты же не собираешься…
– Да нет, собираюсь. Именно собираюсь.
Аглая поджала губы, и Иван понял, что выигрывает. Оставалось дожать. Самую малость.
– Ты мне поможешь? Только открой окно, остальное я сам! Аглаюшка, миленькая, это очень важно!
– Сама виновата, – пробормотала девушка, направила на Ивана пальчик и заявила: – В следующий раз применю умение, и больше сладкими речами ты меня не обманешь. До самых печенок выверну! Жди во внутреннем дворе. Открою.
Ну вот, рассердилась. С чего бы это?
Иван и Аглая встали со скамьи и разошлись. Обломок – к высокой квадратной арке в восточной стене, Цапля – ко входу в госпиталь. Всего через несколько минут одно из окон первого этажа распахнулось, и Аглая сделала приглашающий кивок.
Словно большой островной кот, имяхранитель внес себя внутрь, мягко опустился на ноги и огляделся. Небольшая, но чистая и светлая палата служила временным пристанищем для единственного пациента, зато какого! Обычной госпитальной койке не хватало длины и ширины. Пациент покоился на ней колоссально большой, замотанный бинтами с ног до головы, словно мумия. Аглая приложила к губам палец и многозначительно покосилась на дверь. Иван понимающе кивнул.
Девушка тихонько удалилась, а обломок подошел ближе к «мумии». Урсус лежал неподвижно, закрыв глаза, и лишь мерное дыхание говорило о том, что он жив. Бочкообразная грудь вздымалась и опадала. Который раз за день Иван нахмурился. Кто мог ополчиться на имяхранителей и почему? В том, что второй несчастный случай кряду вовсе не случайность, обломок был почему-то уверен.
– Жив, старина? – прошептал Иван, нависнув над больным. – Ну давай очнись. – Имяхранитель поводил ладонью перед глазами Октита. – Разговор есть. Так и будешь разлеживаться, точно девка на брачном ложе?
Веки Урсуса дрогнули.
– Не-эт, ты никогда не будешь первым, – отчеканил обломок ему на ухо. – Ни-ког-да. Всегда будешь смотреть Ивану в спину да пыль за ним глотать! Слабак!
Октит шумно вздохнул и медленно приоткрыл глаза. Не сразу узнал Ивана, но когда узнал – полез ломать, как и обещал Аглае. И не будь Урсус в нынешнем беспомощном состоянии – драке непременно быть. Теперь же он смог лишь искривить гневно рот да заскрести пальцами по одеялу.
– А ты никак разговорился! – прошептал обломок, глядя на побелевшие губы Урсуса, что еле видно шевелились. – Понять бы только, что поешь…
Иван наклонился к самому лицу Октита и поймал несколько последних слов:
– …Заломаю ублюдка! Сволочь!
– Веселого мало, – сказал оторопевший Иван. Не о том должен думать человек в шаге от вечной жизни, не о том. – Почему именно меня?
– …Подлец, подлец! Из-за спины… – исступленно бормотал Урсус и собирал одеяло в складки.
– Не горячись, дружище, не нужно. – Обломок вынул одеяло из пальцев Октита и аккуратно расправил. – Ей-богу, не будь я уверен в самом себе – подумал бы, что и впрямь напал на тебя!
– Ты! – Глаза Урсуса налило запредельным бешенством. – Ты, подлец! Я видел.
– Все меньше понимаю этот мир. – Иван выпрямился и в задумчивости покачал головой: – Нет, совершенно его не понимаю. Я спал этим утром, понимаешь, спал! Минувшая ночь для нас обоих была горячей, но я не нападал на тебя! Какой мне прок?
– Боишься меня, – прошептал Октит, и подобие улыбки оживило иссохшие и бледные губы. – Скоро я стану имяхранителем номер один. Я!
– Мне нужно совсем выжить из ума, чтобы начать бояться тебя. – Иван покачал головой. – Вот когда оставлю этот суетный мир или мне надоест охранять чужие Имена, тогда, может быть, ты и станешь лучшим. Да и то не уверен.
Обломок поймал себя на том, что едва не сорвался на крик, и тотчас прикрыл рот ладонью. Прислушался. За дверью было тихо, полицейские ничего не заподозрили. Краем глаза Иван заметил, что Урсус тянется к тревожному колокольчику у изголовья. Будь Октит поживее, а Иван побеспечнее, сюда немедленно сбежался бы весь госпиталь, но сейчас руки плохо слушались раненого имяхранителя. Обломок аккуратно убрал шнур за изголовье, прошептал на прощанье: «Идиотом был, идиотом и помрешь, Урсус. Уж я не оставил бы тебя в живых!» – и был таков. Только листья полынного страстоцветника на окне закачались.
Враг хитер и коварен
Первый этаж здания на улице Горшечников занимала организация, к рождению которой Иван невольно приложил даже не одну руку, но обе. Впрочем, детище осталось отцом не признано. Обломок и слушать не хотел о гильдии имяхранителей, каковая появилась на свет исключительно благодаря его стараниям. В имперский реестр профессия имяхранителя так и попала с пометкой: «Родоначальник – Иван (фамилия не указана)». Остальные защитники ноктисов очень быстро нашли друг друга, сплотились в гильдию и обзавелись собственным уставом. И с этого момента стать имяхранителем сделалось ой как непросто. Канули времена неорганизованной вольницы, теперь каждый желающий стяжать славу на трудном поприще обязан был пройти форменное чистилище – экзамен на пригодность. Единоборство, выносливость, чутье. И все бы ничего, ловких бойцов внутри Пределов хватало, но с чутьем обстояло плохо. Никто, кроме Ивана, похвастаться оным не мог. Пытались, да не выходило. Однако люди не переставали надеяться.
– Барма, дружище, здравствуй! Как жив-здоров?
– Не может быть! Кого я вижу! Иван, ты, часом, не заблудился? А я как раз о тебе вспоминал! Готовим торжественный прием в честь юбилея гильдии, пять лет как-никак! Куда без тебя! Придешь?
Барма, исполнительный секретарь гильдии, еще недавно сам имяхранитель, встал из-за стола и распростер объятия.
– Юбилей? – хмыкнул Иван. – Давай вначале доживем до него. А ты все розовеешь! Вон какой круглый стал, а болтали-то… Не выживет, загнется! – Обломок сгреб секретаря в охапку и сжал в объятиях так, что тот застонал.
– Поверишь ли, в госпитале меня не было видно на постели! Сливался цветом с простыней! Слава Фанесу, сейчас идет на лад!
– Мудрено, что жив остался. Повезло.
– И не говори. Не ожидал еще одной пары торгов, и ведь как подгадали, сволочи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
На пороге в сопровождении швейцара, добросовестного усатого толстяка, стоял давешний полицейский дознаватель. По его высокому челу ходили тучи.
– Все в порядке, Фокл, это ко мне.
Швейцар поклонился и засеменил к лестнице.
– Входите, комиссар, только ничему не удивляйтесь. Сейчас не самое подходящее время для приборки.
Диогенус, поджав губы, миновал порог.
– Ступайте на кухню. Там безопасно.
Дознаватель удивленно вскинул брови и, проходя длинным коридором на кухню, бросил цепкий взгляд в комнаты и ванную.
– Если за беспорядок еще не забирают в полицию, уберусь я, пожалуй завтра, – буркнул Иван.
– Вы чем-то раздражены? – усмехнулся Диогенус. – Не мой ли визит тому причиной?
– Ваш, – кивнул Иван, морщась. – Но не обращайте внимания. Со сна я раздражителен и брюзглив. Искренне считаю всех гостей непрошеными, и мне не хватает такта это скрыть. После работы я всегда такой.
– Работали?
– Минуло полнолуние, горячая пора. Сказать по чести, уже и забыл, когда спокойно любовался полной луной.
– Вы на пике популярности. Не простаиваете. Я навел справки. Очередь на вас длиною до императорского дворца.
– Вот оно, бремя славы. – Иван показал на опухшие со сна глаза. – Кофе?
– Пожалуй. Однако напрасно корите себя за вспыльчивость. У вас на кухне рассиживается полицейский дознаватель, а вы не отпускаете любопытство на волю. Так и не спросите, что мне нужно?
– Сами скажете, – пробурчал Иван, колдуя с джезвой на огне. – Вкусите отменного кофе, подобреете душой и скажете.
Диогенус усмехнулся и умолк. Пока обломок варил кофе, комиссар пытливо осмотрел кухню. На мгновение его взгляд задержался на руках Ивана, и даже потолок с двумя гекконами не остался без внимания.
– Не стану разочаровывать, – усмехнулся Иван, наполнив чашку комиссара. – Спрошу. Так что же привело ко мне полицию? Вскрылись новые подробности?
– Отменно! – Комиссар закатил глаза. – Кофе отменно хорош! Чудный рецепт, не поделитесь? Я на глазах добрею и готов начать серьезный разговор.
– Рецепт, говорите… – Иван подвигал челюстью и помрачнел. – Пожалуй, не скажу. Носителей этого рецепта ждет страшный конец. Сначала Мария, когда-нибудь горги прикончат меня… Вы суеверны?
– Отчасти. А что?
– Ваш кофе стынет. Так что за дело?
– Заинтриговали, чего и говорить, однако рецепта кофе больше не попрошу. Я еще нужен обществу и моему императору. А дело, собственно, вот в чем. Не далее как этим утром случился неприятный инцидент, повлекший за собой тяжелые увечья для одного гражданина.
– И вы хотите знать, где этим утром был я?
– Не стану скрывать, и это тоже. Но такую чудную припухлость лица иначе как многочасовым сном не наработаешь. На ваш счет я спокоен. Но для пущей уверенности позвольте прояснить детали?
– Рад помочь, – бросил Иван.
– Разрешите закурить? Табак мне возят с Ипифиса. Душевный табачок, не находите?
– В табаке я полный профан. Не отличу запах дегтярного масла от аромата вашего душевного табака. Но курите, прошу вас. После кофе некоторые находят удовольствие в курении, знаю. Для гостей у меня имеется пепельница.
Диогенус с видимым удовольствием набил трубку, приминая табак крепкими пальцами. Запалил ее и с наслаждением затянулся. Даже глаза от удовольствия зажмурил.
– Так вот, хотел прояснить, откуда у вас на руках свежие царапины, в ванной лежит ком окровавленной одежды, а в прихожей на циновке несколько пятен свежей крови.
– Старых уже не видать? – усмехнулся Иван. – Затерлись, наверное.
– Вот как? – воодушевился дознаватель, выпуская к потолку клуб сизого дыма. – Поподробнее, пожалуйста, о следах крови в квартире. И о старых пятнах, в частности!
– Горги, – пояснил Иван. – Кусаются, твари. Редко когда целым ухожу, Вот вам и пятна на циновке, вот вам окровавленная одежда и раны на руках. Этой ночью порвали меня малость. Вопрос разрешите?
– Пожалуйста.
– Это ведь не простой инцидент? Вы что-то подозреваете?
Диогенус поджал губы, свел брови к переносице. В темных, очень глубоко посаженных глазах что-то мрачно сверкнуло.
– Сегодня утром в госпиталь, которому покровительствует храм Цапель, с тяжелыми травмами попал некий гражданин. Я, может быть, и не обратил на этот случай особого внимания, если бы…
Иван вопросительно поднял брови.
– …если бы этим гражданином не оказался опять имяхранитель. Некто Октит Гай Урсус. Вы знали его?
Иван поджал губы. Это перестает быть смешным. Исподлобья взглянул на комиссара и неожиданно для себя самого спросил:
– А кто сломал вам нос, дражайший Диогенус?
– Первый раз или второй?
– Оба раза.
– Мой нос лишил девственности пьяный делец на базаре. Как и положено в таких случаях, я пустил кровь, просто ручей крови. Отправился тогда брать подлеца за контрабанду. И взял. Второй раз отличился кто-то из заговорщиков семь лет назад. Вы, должно быть, помните ту заварушку с великим принцем Платоном Ромасом? Так вот, сам не ожидал, что окажусь в гуще событий. У Ромаса обнаружилась целая шайка сообщников. Кто-то из них в суматохе угостил меня сапогом в лицо. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне.
– Удовлетворите и вы мое. Октит Гай Урсус. Вам знаком этот человек?
– Да. Не самый последний профессионал. Звезд с неба не хватает, семи пядей во лбу никогда не был и не будет. Но там, где иной берет умом, этот брал интуицией и силой. Жуткий человечище. Просто жуткий.
– Согласен, – усмехнулся Диогенус. – На медведя он похож гораздо больше, чем на человека. Несчастные Цапли втроем делают ему перевязки. Две подпирают с боков, чтобы не завалился обратно на кровать, третья, собственно, перевязывает. Но вам, Иван, он вполне по силам.
– Если напрягусь, может быть, – пожал плечами обломок. – Но я никаким боком…
– Знаю. Говорю просто, из соревновательного интереса. Вы любите спортивные единоборства?
– Мне их в жизни хватает, – ухмыльнулся Иван и воздел руки со свежими ранами на запястьях и предплечьях.
– А я люблю бокс и борьбу. И слежу по мере сил и возможности.
Диогенус выколотил трубку о пепельницу, услужливо подставленную Иваном, взглянул на часы и засобирался:
– Мне пора. Дела, знаете ли. Еще раз повторюсь: не путайтесь под ногами. А кофе был великолепен. И отчего-то мне кажется, что я еще попробую ваш чудесный напиток. Счастливо оставаться. Берегитесь несчастных случаев.
Иван кивнул и лишь одними губами прошептал: «Тот не путается под ногами, кто впереди идет».
– Вы что-то сказали?
– Просто пообещал не путаться под ногами.
И всех победю…
Сонюшка принесена в жертву правящей фамилии и во славу светлого будущего Пераса. Феодора почила, упокой Фанес ее душу, кто остался? Худо-бедно Иван был знаком с десятком Цапель «здрасте-здрасте», еще больше знал в лицо, но к кому подступиться со столь деликатной просьбой? Эх, была не была, на кого Фанес пошлет!
– Не верю глазам своим, ты ли это, милый друг? Все такая же красивая! Узнаю эту осанку! А нос! Клянусь такого ровного носика не найдешь во всем Перасе!
Первая же встреченная Иваном Цапля слегка замедлила шаг на пороге госпиталя. Непонимающе вздернула тонкие брови и нахмурилась. Не более мгновения царили сумерки на лице девушки, затем снова воссияло солнце.
– Ты вновь увлекся прямыми линиями? Надо же, а весь храм пребывает в уверенности, что знаменитый имяхранитель предпочитает вздернутые носики.
– А-а-а… э-э-э…
– Ты похудел, Иван.
– Как же! Еще не так похудеешь!
Обломок мучительно вспоминал имя прелестницы или по крайней мере обстоятельства, при которых мог с нею встречаться. Кажется, это было в храме Цапли. Незабвенная эпопея с выбором невесты императору Василию. Но как же ее зовут? Кто она такая? Лицо смутно знакомо.
– Цапли теперь состоят при госпитале? – спросил он.
– Госпиталь при нас, – поправила девушка. – Смиренный подвиг во славу Фанеса всеблагого и праматери Цапли. Помогаем страждущим.
– Посменно?
– Да. Госпиталь небольшой, поэтому дежурим сутки через четверо.
Ивану повезло. В дальнем конце коридора появилась еще одна сестра милосердия в долгополом одеянии и чепце, напоминающем голову цапли с клювом, и крикнула:
– Аглая, вот ты где! А я ищу по всему госпиталю! Тебя просит к себе эв Симеон!
– Это меня. Главный врач, – коротко бросила девушка. – У тебя ко мне дело?
– Собственно, да.
– Подожди в сквере, скоро выйду.
Госпиталь преблагих деяний под патронатом храма Цапли располагался в южной части города, уже фактически в пригороде. Дорога вела из города дальше на юг. Рощи, лужайки. Зелено, птицы поют. Иван присел на кованую скамью в сквере перед строгим прямоугольным зданием госпиталя и цепко оглядел дорогу в обе стороны. Ничего подозрительного не обнаружил. Приготовился ждать.
Время пролетело незаметно. Часы на фронтоне госпитального здания отсутствовали, чтобы лишний раз не напоминать болезным о бренности сущего. По ощущениям Ивана, прошло не более получаса. Когда Аглая появилась на пороге госпиталя, обломок почти убедил себя в том, что знал ее по храму. Просто забыл.
– Ты заблудился? Какими судьбами? – Аглая присела рядом с Иваном.
– Да вот… шел мимо, дай, думаю, зайду…
– Не будь я уверена, что ты ничего не делаешь просто так, ей-богу, поверила бы! Но зная тебя… С чем пожаловал?
Вопрос задел за живое. Заработался! Красивая женщина даже мысли не допускала, что его может интересовать она сама. Пусть и гетера. Иван тряхнул головой:
– А на тебя поглядеть!
– Складно врешь, аж за душу берет, – усмехнулась девушка. – Никак и Соньку позабыл?
– Э-э-э… Соньку?
– Полно дурачком прикидываться. Весь храм знает, что ты хитрее, чем выглядишь. Ипполите до сих пор икается, стоит кому-нибудь вспомнить ту историю. Говори, за чем явился, иначе уйду. Дел невпроворот.
– Ну раз такое дело… – Иван прикусил губу и ухмыльнулся. – Мне бы друга повидать. У вас он сейчас. Ты должна знать.
– Друг?
– Ну да! Октит Гай Урсус.
– Тот, что на медведя похож?
– Точно, он! Лучший друг!
– …И который бредит в забытьи: Иван, паскуда, все едино стану первым! Заломаю!
– Э-э-э… он очень импульсивный. Но хороший.
Аглая смерила Ивана лукавым взглядом и бросила:
– Нет, не потянет. Не станет он первым. Сам сломается.
– Мне бы повидать дуралея. Обрадуется, быстрей на поправку пойдет.
– А если драться полезет? Ломать?
– Да нет, не должен. Как-никак друг.
– И рада бы помочь, но полиция не пустит.
– Полиция?
– Два человека не отходят от дверей палаты с самого утра.
Иван нахмурился, вздохнул и отвернулся, но через мгновение снова ожил:
– Где его палата?
– Первый этаж, прямо по коридору, потом налево, номер семь.
– Куда выходят окна?
– Во внутренний двор… Постой, ты же не собираешься…
– Да нет, собираюсь. Именно собираюсь.
Аглая поджала губы, и Иван понял, что выигрывает. Оставалось дожать. Самую малость.
– Ты мне поможешь? Только открой окно, остальное я сам! Аглаюшка, миленькая, это очень важно!
– Сама виновата, – пробормотала девушка, направила на Ивана пальчик и заявила: – В следующий раз применю умение, и больше сладкими речами ты меня не обманешь. До самых печенок выверну! Жди во внутреннем дворе. Открою.
Ну вот, рассердилась. С чего бы это?
Иван и Аглая встали со скамьи и разошлись. Обломок – к высокой квадратной арке в восточной стене, Цапля – ко входу в госпиталь. Всего через несколько минут одно из окон первого этажа распахнулось, и Аглая сделала приглашающий кивок.
Словно большой островной кот, имяхранитель внес себя внутрь, мягко опустился на ноги и огляделся. Небольшая, но чистая и светлая палата служила временным пристанищем для единственного пациента, зато какого! Обычной госпитальной койке не хватало длины и ширины. Пациент покоился на ней колоссально большой, замотанный бинтами с ног до головы, словно мумия. Аглая приложила к губам палец и многозначительно покосилась на дверь. Иван понимающе кивнул.
Девушка тихонько удалилась, а обломок подошел ближе к «мумии». Урсус лежал неподвижно, закрыв глаза, и лишь мерное дыхание говорило о том, что он жив. Бочкообразная грудь вздымалась и опадала. Который раз за день Иван нахмурился. Кто мог ополчиться на имяхранителей и почему? В том, что второй несчастный случай кряду вовсе не случайность, обломок был почему-то уверен.
– Жив, старина? – прошептал Иван, нависнув над больным. – Ну давай очнись. – Имяхранитель поводил ладонью перед глазами Октита. – Разговор есть. Так и будешь разлеживаться, точно девка на брачном ложе?
Веки Урсуса дрогнули.
– Не-эт, ты никогда не будешь первым, – отчеканил обломок ему на ухо. – Ни-ког-да. Всегда будешь смотреть Ивану в спину да пыль за ним глотать! Слабак!
Октит шумно вздохнул и медленно приоткрыл глаза. Не сразу узнал Ивана, но когда узнал – полез ломать, как и обещал Аглае. И не будь Урсус в нынешнем беспомощном состоянии – драке непременно быть. Теперь же он смог лишь искривить гневно рот да заскрести пальцами по одеялу.
– А ты никак разговорился! – прошептал обломок, глядя на побелевшие губы Урсуса, что еле видно шевелились. – Понять бы только, что поешь…
Иван наклонился к самому лицу Октита и поймал несколько последних слов:
– …Заломаю ублюдка! Сволочь!
– Веселого мало, – сказал оторопевший Иван. Не о том должен думать человек в шаге от вечной жизни, не о том. – Почему именно меня?
– …Подлец, подлец! Из-за спины… – исступленно бормотал Урсус и собирал одеяло в складки.
– Не горячись, дружище, не нужно. – Обломок вынул одеяло из пальцев Октита и аккуратно расправил. – Ей-богу, не будь я уверен в самом себе – подумал бы, что и впрямь напал на тебя!
– Ты! – Глаза Урсуса налило запредельным бешенством. – Ты, подлец! Я видел.
– Все меньше понимаю этот мир. – Иван выпрямился и в задумчивости покачал головой: – Нет, совершенно его не понимаю. Я спал этим утром, понимаешь, спал! Минувшая ночь для нас обоих была горячей, но я не нападал на тебя! Какой мне прок?
– Боишься меня, – прошептал Октит, и подобие улыбки оживило иссохшие и бледные губы. – Скоро я стану имяхранителем номер один. Я!
– Мне нужно совсем выжить из ума, чтобы начать бояться тебя. – Иван покачал головой. – Вот когда оставлю этот суетный мир или мне надоест охранять чужие Имена, тогда, может быть, ты и станешь лучшим. Да и то не уверен.
Обломок поймал себя на том, что едва не сорвался на крик, и тотчас прикрыл рот ладонью. Прислушался. За дверью было тихо, полицейские ничего не заподозрили. Краем глаза Иван заметил, что Урсус тянется к тревожному колокольчику у изголовья. Будь Октит поживее, а Иван побеспечнее, сюда немедленно сбежался бы весь госпиталь, но сейчас руки плохо слушались раненого имяхранителя. Обломок аккуратно убрал шнур за изголовье, прошептал на прощанье: «Идиотом был, идиотом и помрешь, Урсус. Уж я не оставил бы тебя в живых!» – и был таков. Только листья полынного страстоцветника на окне закачались.
Враг хитер и коварен
Первый этаж здания на улице Горшечников занимала организация, к рождению которой Иван невольно приложил даже не одну руку, но обе. Впрочем, детище осталось отцом не признано. Обломок и слушать не хотел о гильдии имяхранителей, каковая появилась на свет исключительно благодаря его стараниям. В имперский реестр профессия имяхранителя так и попала с пометкой: «Родоначальник – Иван (фамилия не указана)». Остальные защитники ноктисов очень быстро нашли друг друга, сплотились в гильдию и обзавелись собственным уставом. И с этого момента стать имяхранителем сделалось ой как непросто. Канули времена неорганизованной вольницы, теперь каждый желающий стяжать славу на трудном поприще обязан был пройти форменное чистилище – экзамен на пригодность. Единоборство, выносливость, чутье. И все бы ничего, ловких бойцов внутри Пределов хватало, но с чутьем обстояло плохо. Никто, кроме Ивана, похвастаться оным не мог. Пытались, да не выходило. Однако люди не переставали надеяться.
– Барма, дружище, здравствуй! Как жив-здоров?
– Не может быть! Кого я вижу! Иван, ты, часом, не заблудился? А я как раз о тебе вспоминал! Готовим торжественный прием в честь юбилея гильдии, пять лет как-никак! Куда без тебя! Придешь?
Барма, исполнительный секретарь гильдии, еще недавно сам имяхранитель, встал из-за стола и распростер объятия.
– Юбилей? – хмыкнул Иван. – Давай вначале доживем до него. А ты все розовеешь! Вон какой круглый стал, а болтали-то… Не выживет, загнется! – Обломок сгреб секретаря в охапку и сжал в объятиях так, что тот застонал.
– Поверишь ли, в госпитале меня не было видно на постели! Сливался цветом с простыней! Слава Фанесу, сейчас идет на лад!
– Мудрено, что жив остался. Повезло.
– И не говори. Не ожидал еще одной пары торгов, и ведь как подгадали, сволочи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52