Приют расползался во все стороны похожими на ульи каменными домиками всевозможных размеров. Они лепились друг к другу цепью, тянущейся по склону вверх. Домики были из той же серой породы, что и местные скалы, и глаз не мог различить, где они кончаются: так столб дыма сливается с землей. Никаких других искусственных объектов поблизости не было. Все от края до края, казалось, существует здесь тысячи лет.— Как вам удается скрывать Приют от Комбина? — спросила Ребел.— Мы называем этот великий разум — «Земля», — мягко поправила ее Оммед. — Земля хорошо нас знает. Мы находимся здесь благодаря ее снисходительности. Она наблюдает за нами. Мы не понимаем, для чего. Возможно, Земля считает нас подопытными животными. А может, она сохраняет Буррен как заповедник. Это неважно.— Она наблюдает за вами?Ребел огляделась по сторонам и не заметила камер. Конечно, у Земли могут быть более искусные приборы: совсем крошечные или действующие с большого расстояния.— Каждые семь лет Земля забирает десятую часть наших людей и присоединяет их к великому разуму.— И вас это не беспокоит?Они обходили Приют по склону. В коптильнях послушники раскладывали на решетках рыбу и приготовленные в ферментационных аппаратах кусочки моноклонального белка.— Мы пребываем здесь, чтобы научиться смирению. Покорность воле Господней принимает множество форм. Мы постигаем их все. — Оммед подняла голову, и Ребел отвела глаза, не выдержав ее пристального взгляда, ее понимающей улыбки. — Вот этот дом. Ваши друзья тут.— Хорошо. Большое спасибо, что вы показали дорогу.— Вы еще не понимаете, как приятно подчиняться чужой воле. — Ледяным пальцем Оммед дотронулась до затылка Ребел; та вздрогнула и невольно напряглась. — Если вы хотите учиться, обратитесь к любому из послушников. Мы все ваши рабы.— Господи! — Ребел нырнула в дом.В доме было темно, сначала она подумала, что здесь никого нет. Потом кто-то зашевелился, послышался чей-то кашель, и она с трудом различила, что вдоль стен сидят семь человек в костюмах из мимикрирующей ткани, и все они смотрят на нее. Лица неясно вырисовывались в сумраке помещения, глаза настороженные и жестокие. Они были запрограммированы как «росомахи».— Вот ваш библиотекарь, — сказал кто-то. — Берегите ее. Она хранит программы, необходимые для нашего выживания. Если она умрет, одного из вас придется перепрограммировать, чтобы поставить на ее место.Послышались низкие лающие звуки — наверное, это был смех.— Вы получили задание, — продолжал голос. — Идите!«Росомахи» молча проскользнули мимо Ребел и вышли. Их вожак встал, на концах его косичек нежно позвякивали серебряные шарики. Ребел показалось, что это Борс, но по грубо разрисованному психокраской лицу мужчины ничего нельзя было сказать наверняка.— Библиотекарь, останьтесь.Ребел села. Вожак наклонился к ней ближе, по лицу его блуждала бешеная, безрадостная улыбка. Ребел почувствовала сладковатый запах его дыхания. Он сказал:— Получите необходимые навыки.Ребел открыла библиотеку и провела пальцем по рядам разноцветных плат. Она быстро подключилась к программеру и поставила красные платы. Всего три: основные навыки исследовательской работы, умение передвигаться по скалам и искусство выживания на земной поверхности в сочетании с топографией Буррена. Пока прибор вычерчивал схему ее кратковременной памяти, голова у Ребел гудела и кружилась. Потом воздух вокруг затрепетал: это программы развернулись и стали складываться в бесплотные цепочки и блоки знаний. Логические построения проникали сквозь стены и уходили в бесконечность, и Ребел потерялась в незримом лабиринте фактов. Три платы — это предел, больше нельзя усвоить, не потеряв при этом половины данных. Теперь она ощущала свое положение в Буррене. Оказывается, она находилась на самой середине западного склона огромного известнякового массива. Итак, Ребел ознакомилась с топографией. Теперь она знала Буррен, его горы, его холмы и даже раскинувшуюся под его поверхностью сеть пещер. Знала она, и какие умения можно заложить в программу берсерка, а какие нет. («Библиотекарь!») Ребел знала, как нужно перенести свой вес, если камень, на который ты ступил, покачнулся. Знала, какие растения и насекомые Буррена съедобны. Знала, где найти воду. («Библиотекарь!») Знала, какими тремя качествами нужно обладать, чтобы совершить экологическую диверсию. Сведения проходили сквозь Ребел и вились вокруг, оставляя ее оглушенной, холодной и отстраненной.Кто-то ударил ее по щеке. Больно. Она испуганно подняла на вожака взгляд и увидела его спокойную, довольную физиономию, а под маской — лицо Борса.— Библиотекарь! — повторил он. — Ваша программа уже работает?— Э-э.., да, — неуверенно ответила Ребел.Теперь она умела бегать. Ногам не терпелось унестись далеко отсюда. Она услышала птичий крик. Грач.— Библиотекарь, вы не входите в наш отряд, но мы зависим от вашего программирования. Поэтому вас надо проверить. Я хочу, чтобы вы добежали до дольмена, называемого «Ворота». Если вы доберетесь туда до заката, мне станет ясно, что вы овладели необходимыми навыками.Ребел знала, что такое закат. Она знала, что такое дольмен «Ворота».— Но это же двенадцать миль!— Из чего следует, что вам не стоит долго здесь прохлаждаться.
* * *
Она бежала. Удивительно, какую можно развить скорость, если бежать со знанием дела. Она бежала по старой дороге, которая почти уже слилась со скалой. Но даже по разбитой дороге бежать было легче, чем по девственной породе, которая с треском раскалывалась под ногами, и лишь необычайно быстрая реакция помогала Ребел не вывихнуть голеностоп. Кроме того, вне дороги склон исчерчивали низкие каменные стены; они извивались на голых скалах, местами даже взбирались на особо крупные валуны. Как ни странно, в прошлом здесь жили люди, они как-то использовали эту землю, ценили ее, не жалели труда огораживать свои участки стенами.Дорога петляла и становилась круче. Ребел приходилось регулировать ритм сердца. Казалось, скала под ней вертится, а сама она стоит, не сдвигаясь с места. Перед тем как отправиться в путь, Ребел надела накидку мимикрирующей материей внутрь и теперь, должно быть, походила издалека на громадную летучую мышь, волочащую по земле свои искалеченные крылья. Место в облаках, на которое больно было смотреть, сползло вниз. Это значило, что близится вечер. Время от времени она переходила на шаг и пару раз отдыхала. Но лучше всего было бежать, потому что, когда бежишь, не хочется думать.Неожиданно, будто вспыхнувший метеор, на скале перед Ребел выступил темный кружок. Он остался позади, но возник еще один и еще. Они появлялись все чаще и чаще, затем первая капля воды потекла по ее лицу: пошел дождь.О дожде Ребел знала все (это было на плате «искусство выживания на Земле»), но знание еще не опыт. Капли стучали, как камешки, разбивались о ее голову, ручейками заливали глаза, ослепляли. Потом стало и того хуже: ветер бросал на нее внезапные волны дождя, ей не хватало воздуха. Ребел уже не бежала, а шла большими шагами, плотно завернувшись в накидку и подняв капюшон. Иногда она поднимала голову, но не видела ни моря, ни гор. Все исчезло в сером тумане.Дорога перевалила через гряду, и Ребел побежала быстрее. Недалеко от гребня находилось древнее захоронение, Ребел помнила его по карте. Захоронение пряталось в зарослях утесника, однако Ребел все-таки его отыскала: четыре плоские плиты, образующие своего рода коробку, и пятая, каменная крышка. Ритуальная пирамида из камней и покоившиеся внутри коробки кости давно исчезли. Пробитая в крышке брешь была достаточно велика, чтобы Ребел могла залезть внутрь. Здесь она свернулась калачиком, колени прижав к подбородку, и спряталась от дождя.Шерстяная накидка, даже мокрая, согревала. Хуже всего была вовсе не темнота и не стук по камню дождя (плата не содержала сведений о том, что дождь производит шум), а одиночество, которое заставляло ее думать об Уайете.Как только Ребел открыла глаза и увидела незнакомую женщину в красном, она поняла, что в Приюте Уайета нет. Он бы ее встретил. Ребел знала, что хороших вестей о нем ждать не приходится, а плохие она хотела бы услышать как можно позже. Она отказывалась верить дурному предчувствию.Но теперь она не могла не думать о самом плохом.Прошло немало времени, дождь стал утихать, а затем и совсем перестал, и Ребел выбралась из каменного укрытия. Она выбралась на дорогу и пошла снова. Потом побежала.Прежде чем она достигла дольмена «Ворота», дождь начинался еще три раза.
* * *
К тому времени, когда Ребел поднялась на открытую всем ветрам площадку, пустынную даже по местным понятиям, и остановилась, день подходил к концу. Небо потемнело, только позади, у самого горизонта, тускло светилась узкая желтая полоса. Какое-то время ее глаза беспомощно обшаривали безбрежную равнину в поисках дольмена «Ворота».Две огромные вертикальные плиты поддерживали третью, стоящую под углом, напоминая покосившийся стол великана. Ребел медленно подошла к нему. Поблизости лежали еще две плиты — недостающие части этого гигантского погребального сооружения, также лишенного верхней пирамиды из камней. Сооружение было похоже на ворота, и Ребел робко вступила в них, словно думала, что это вход в иное измерение, в другую, загадочную, страну.Борс тихо засмеялся:— Вы успели, библиотекарь, но едва-едва. Ребел испуганно обернулась. Она не слышала, как он появился. Борс неторопливо сел на упавшую плиту и насмешливо улыбнулся. За ним стояли две «росомахи». Они с интересом наблюдали за Ребел.— Послушайте, — начала она. — Послушайте, я хочу знать, где Уайет.Руки у нее замерзли. Ребел спрятала ладони под мышками и слегка сгорбилась. Ощущение бесполезности поисков, возникшее по дороге, вернулось к ней с новой силой.— Его ведь здесь нет.— Нет.— И он не должен был здесь быть, да?Эвкрейше уже доводилось испытать горькое разочарование, и она знала, что лучший способ с ним справиться — это устроить сцену. Но Ребел не хватало для этого силы воли.— Уайет должен был появиться здесь к нашему приезду. Но он опаздывает.Вид у Борса теперь стал серьезный. Он прищурился на далекие облака, такие же серые, как и скалы. Ребел живо представила себе карту Буррена, на юге и востоке он граничил с Комбином. Но карта не давала подробностей, только общее ощущение огромной массы людей.— Сказать по правде, — негромко проговорил Борс, — он сильно опаздывает.
* * *
В эту ночь Ребел спала вместе с «росомахами» в небольшой пещере. Чтобы согреться, все жались друг к другу — Борс запретил разжигать огонь. На следующее утро он дал Ребел на дорогу немного соленой рыбы и отослал ее обратно в Приют со словами:— Пока не появится Уайет, вы нам не нужны. Мы здесь будем заниматься своими делами, они вас не касаются. Возвращайтесь в Приют. Когда вы нам понадобитесь, мы вас найдем.На обратном пути Ребел шла медленно и вернулась в Приют, когда день приближался к вечеру. Послушники тащили с моря рыбачьи лодки и с болот тележки с торфом. Несколько человек готовили ужин. В столовой Ребел выслушала длинную молитву на непонятном языке и затем что-то съела, совершенно не замечая вкуса. Оммед заговорила с ней, Ребел отвечала невпопад.Потом она доплелась до своего дома, залезла внутрь, поставила на пол библиотеку и села на лежанку.— Ну вот, — вздохнула она, — я и дома.Вскоре кто-то вежливо постучался в дверь. Ребел разрешила войти, и в комнату вошел молодой послушник. Он был такой же безволосый, как и все остальные, но не такой истощенный. Встав перед ней на колени и склонив голову, он прошептал:— Этого послушника зовут Зузу. Сие древнее слово означает «сплетня».— Ох, Господи! — перебила его Ребел. — Да перестаньте вы так унижаться. — Она подвинулась и постучала по камню рядом с собой. — Садитесь, расслабьтесь и скажите то, что хотите сказать.— Я… — начал молодой человек. Он покраснел. — Этот послушник пребывает здесь недавно. Он еще не научился полностью унижать себя. — Затем он вдруг посмотрел на Ребел в упор удивительно ясными, синими глазами и взял ее руки в свои. — Община заметила вашу скорбь и обсудила ее. Если вы можете найти утешение в наслаждении плотью, этот послушник пришел предложить вам свои услуги:— Ох, Господи! — проговорила Ребел. Но он был такой хорошенький, что она не убрала руки. Немного помолчав, Ребел сказала:— Ну, возможно, это лучший выход.Никогда у нее не было такого пылкого любовника, как Зузу. Он делал все очень серьезно и даже торжественно, но выполнял любое ее желание и явно знал о сексе больше нее. Зузу не стремился доставить себе удовольствие, он отдавал все Ребел. Он представлял собой невероятную комбинацию атлета, танцора и гейши в одном лице. Он довел ее почти до оргазма и продлевал ласки, балансируя на грани, пока она не перестала различать, где кончается ее тело и начинается его.Наконец, изогнувшись в судороге, Ребел крепко обняла Зузу за талию, обеими руками прижала к себе его лысую голову, и острое наслаждение сменилось чувством освобождения.— Да-а, — сказала Ребел, когда обрела дар речи. — Ты замечательный любовник, тебе это известно?Лицо послушника было прекрасно, маска небесного спокойствия.— Этот послушник ничтожнейший из ваших рабов.— Нет, правда. — Ребел рассмеялась и шутливо спросила:— Другие послушники так же хороши, как ты?Зузу посмотрел на нее своим поразительно открытым взглядом.— Конечно. Как вы думаете, зачем мы пребываем здесь?— Да, гм. Что там говорила Оммед? Чтобы подчиняться воле Божьей, правильно?— Покорность принимает множество форм. — Зузу встал перед ней на колени, ноги расставлены, руки за спиной, глаза опущены долу. — Подчинение телам чужаков — одно из самых важнейших таинств.— Что?— Вы повелеваете мне объяснить? — Приняв ее молчание за согласие, Зузу сказал:— Вселенная сотворена по образу Божьему. Это самоочевидно, так? — Он поднял глаза и подождал, пока Ребел не очень уверенно кивнула. — Подумайте! Вселенная едина, совершенна, целостна, свята и неделима. Но мы воспринимаем ее лишь через противоположности и крайности. — Он поднял ладони, словно балансируя невидимые весы. — Жар и холод. Удовольствие и боль. Радость и горе. Член и влагалище. Все это частности, иллюзии — звезды заслоняют от нас галактику. Но как может существо, рожденное в мире иллюзий, проникнуть вглубь, сквозь эти противоположности к единству? Не обращая на них внимания? Но они существуют, они не исчезнут. Мы приобретаем опыт, заключенный в противоположностях, мы отдаемся крайностям: восторгу или боли — и объединяем их в себе. Мы раз за разом переживаем таинства похоти и подчинения, в образе мужчины и в образе женщины, и под конец разрушаем свое "я" и все различия и прорываемся к вечному единству.Глаза юноши горели, как у провидца. Он снова стал возбуждаться. Но смотрел не на Ребел, а вверх, в невидимое.— Мы все как будто родились с ядом в желудке и, чтобы очистить тело, должны поглощать все больше и больше яда, пока он не извергнется наружу вместе с рвотой.— Гм, ясно.Перед этим Ребел собиралась попросить его остаться с ней на ночь. Но теперь… Она как-то никогда не думала о себе как о рвотном средстве.— Может, тебе лучше уйти? Кажется, твои друзья уже приступили к вечерним молитвам.Лежа на постели и пытаясь заснуть, Ребел слушала пение верующих. Чудесные, глубокие и идеально чистые звуки. Посреди пения раздавались крики и стоны то ли боли, то ли наслаждения. Это могло быть и то и другое. Крики продолжались и продолжались, и Ребел заснула, не дождавшись, пока они прекратятся.
* * *
Больше Ребел не спала ни с кем из Приюта. Ей было неприятно думать, что все послушники одинаково доступны и любой из них будет делать то, что она захочет. Временами у нее появлялось подозрение, что за ее смущением кроется тайное желание, которому она не смела уступить из страха потерять себя навсегда, увлекшись постижением крайностей.Вместо этого Ребел изучала Буррен. Каждый день она выбегала на скалу, тренируя мышцы и привыкая к Земле. Иногда она искала крошечные фиолетовые цветы горечавки, которые прятались по расселинам, или гигантских лосей — вымерших когда-то животных, возрожденных комбинами. Изредка приходили за новыми навыками две-три «росомахи» (они были так подозрительны, что боялись подключаться к программеру — а значит, раскрывать свой мозг — без охраны), и Ребел с ними разговаривала. Но новости были всегда одни и те же. Уайет опаздывает. Борс еще ждет.Рано или поздно Борсу надоест ждать. В Приюте Ребел взялась выполнять легкую работу — ухаживать за козами и, пользуясь собственными микросхемами послушников, делать несложные хирургические операции. Она подружилась с послушником, который превращался из мужчины в женщину, лицо у него округлилось от дополнительного питания, характер стал спокойным. Тут взяли свое нейропрограммы, и (Ли показал Ребел по ее просьбе) промежность покрылась коркой, под которой половые органы превращались в недифференцированные клетки, а затем постепенно приобретали новые очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
* * *
Она бежала. Удивительно, какую можно развить скорость, если бежать со знанием дела. Она бежала по старой дороге, которая почти уже слилась со скалой. Но даже по разбитой дороге бежать было легче, чем по девственной породе, которая с треском раскалывалась под ногами, и лишь необычайно быстрая реакция помогала Ребел не вывихнуть голеностоп. Кроме того, вне дороги склон исчерчивали низкие каменные стены; они извивались на голых скалах, местами даже взбирались на особо крупные валуны. Как ни странно, в прошлом здесь жили люди, они как-то использовали эту землю, ценили ее, не жалели труда огораживать свои участки стенами.Дорога петляла и становилась круче. Ребел приходилось регулировать ритм сердца. Казалось, скала под ней вертится, а сама она стоит, не сдвигаясь с места. Перед тем как отправиться в путь, Ребел надела накидку мимикрирующей материей внутрь и теперь, должно быть, походила издалека на громадную летучую мышь, волочащую по земле свои искалеченные крылья. Место в облаках, на которое больно было смотреть, сползло вниз. Это значило, что близится вечер. Время от времени она переходила на шаг и пару раз отдыхала. Но лучше всего было бежать, потому что, когда бежишь, не хочется думать.Неожиданно, будто вспыхнувший метеор, на скале перед Ребел выступил темный кружок. Он остался позади, но возник еще один и еще. Они появлялись все чаще и чаще, затем первая капля воды потекла по ее лицу: пошел дождь.О дожде Ребел знала все (это было на плате «искусство выживания на Земле»), но знание еще не опыт. Капли стучали, как камешки, разбивались о ее голову, ручейками заливали глаза, ослепляли. Потом стало и того хуже: ветер бросал на нее внезапные волны дождя, ей не хватало воздуха. Ребел уже не бежала, а шла большими шагами, плотно завернувшись в накидку и подняв капюшон. Иногда она поднимала голову, но не видела ни моря, ни гор. Все исчезло в сером тумане.Дорога перевалила через гряду, и Ребел побежала быстрее. Недалеко от гребня находилось древнее захоронение, Ребел помнила его по карте. Захоронение пряталось в зарослях утесника, однако Ребел все-таки его отыскала: четыре плоские плиты, образующие своего рода коробку, и пятая, каменная крышка. Ритуальная пирамида из камней и покоившиеся внутри коробки кости давно исчезли. Пробитая в крышке брешь была достаточно велика, чтобы Ребел могла залезть внутрь. Здесь она свернулась калачиком, колени прижав к подбородку, и спряталась от дождя.Шерстяная накидка, даже мокрая, согревала. Хуже всего была вовсе не темнота и не стук по камню дождя (плата не содержала сведений о том, что дождь производит шум), а одиночество, которое заставляло ее думать об Уайете.Как только Ребел открыла глаза и увидела незнакомую женщину в красном, она поняла, что в Приюте Уайета нет. Он бы ее встретил. Ребел знала, что хороших вестей о нем ждать не приходится, а плохие она хотела бы услышать как можно позже. Она отказывалась верить дурному предчувствию.Но теперь она не могла не думать о самом плохом.Прошло немало времени, дождь стал утихать, а затем и совсем перестал, и Ребел выбралась из каменного укрытия. Она выбралась на дорогу и пошла снова. Потом побежала.Прежде чем она достигла дольмена «Ворота», дождь начинался еще три раза.
* * *
К тому времени, когда Ребел поднялась на открытую всем ветрам площадку, пустынную даже по местным понятиям, и остановилась, день подходил к концу. Небо потемнело, только позади, у самого горизонта, тускло светилась узкая желтая полоса. Какое-то время ее глаза беспомощно обшаривали безбрежную равнину в поисках дольмена «Ворота».Две огромные вертикальные плиты поддерживали третью, стоящую под углом, напоминая покосившийся стол великана. Ребел медленно подошла к нему. Поблизости лежали еще две плиты — недостающие части этого гигантского погребального сооружения, также лишенного верхней пирамиды из камней. Сооружение было похоже на ворота, и Ребел робко вступила в них, словно думала, что это вход в иное измерение, в другую, загадочную, страну.Борс тихо засмеялся:— Вы успели, библиотекарь, но едва-едва. Ребел испуганно обернулась. Она не слышала, как он появился. Борс неторопливо сел на упавшую плиту и насмешливо улыбнулся. За ним стояли две «росомахи». Они с интересом наблюдали за Ребел.— Послушайте, — начала она. — Послушайте, я хочу знать, где Уайет.Руки у нее замерзли. Ребел спрятала ладони под мышками и слегка сгорбилась. Ощущение бесполезности поисков, возникшее по дороге, вернулось к ней с новой силой.— Его ведь здесь нет.— Нет.— И он не должен был здесь быть, да?Эвкрейше уже доводилось испытать горькое разочарование, и она знала, что лучший способ с ним справиться — это устроить сцену. Но Ребел не хватало для этого силы воли.— Уайет должен был появиться здесь к нашему приезду. Но он опаздывает.Вид у Борса теперь стал серьезный. Он прищурился на далекие облака, такие же серые, как и скалы. Ребел живо представила себе карту Буррена, на юге и востоке он граничил с Комбином. Но карта не давала подробностей, только общее ощущение огромной массы людей.— Сказать по правде, — негромко проговорил Борс, — он сильно опаздывает.
* * *
В эту ночь Ребел спала вместе с «росомахами» в небольшой пещере. Чтобы согреться, все жались друг к другу — Борс запретил разжигать огонь. На следующее утро он дал Ребел на дорогу немного соленой рыбы и отослал ее обратно в Приют со словами:— Пока не появится Уайет, вы нам не нужны. Мы здесь будем заниматься своими делами, они вас не касаются. Возвращайтесь в Приют. Когда вы нам понадобитесь, мы вас найдем.На обратном пути Ребел шла медленно и вернулась в Приют, когда день приближался к вечеру. Послушники тащили с моря рыбачьи лодки и с болот тележки с торфом. Несколько человек готовили ужин. В столовой Ребел выслушала длинную молитву на непонятном языке и затем что-то съела, совершенно не замечая вкуса. Оммед заговорила с ней, Ребел отвечала невпопад.Потом она доплелась до своего дома, залезла внутрь, поставила на пол библиотеку и села на лежанку.— Ну вот, — вздохнула она, — я и дома.Вскоре кто-то вежливо постучался в дверь. Ребел разрешила войти, и в комнату вошел молодой послушник. Он был такой же безволосый, как и все остальные, но не такой истощенный. Встав перед ней на колени и склонив голову, он прошептал:— Этого послушника зовут Зузу. Сие древнее слово означает «сплетня».— Ох, Господи! — перебила его Ребел. — Да перестаньте вы так унижаться. — Она подвинулась и постучала по камню рядом с собой. — Садитесь, расслабьтесь и скажите то, что хотите сказать.— Я… — начал молодой человек. Он покраснел. — Этот послушник пребывает здесь недавно. Он еще не научился полностью унижать себя. — Затем он вдруг посмотрел на Ребел в упор удивительно ясными, синими глазами и взял ее руки в свои. — Община заметила вашу скорбь и обсудила ее. Если вы можете найти утешение в наслаждении плотью, этот послушник пришел предложить вам свои услуги:— Ох, Господи! — проговорила Ребел. Но он был такой хорошенький, что она не убрала руки. Немного помолчав, Ребел сказала:— Ну, возможно, это лучший выход.Никогда у нее не было такого пылкого любовника, как Зузу. Он делал все очень серьезно и даже торжественно, но выполнял любое ее желание и явно знал о сексе больше нее. Зузу не стремился доставить себе удовольствие, он отдавал все Ребел. Он представлял собой невероятную комбинацию атлета, танцора и гейши в одном лице. Он довел ее почти до оргазма и продлевал ласки, балансируя на грани, пока она не перестала различать, где кончается ее тело и начинается его.Наконец, изогнувшись в судороге, Ребел крепко обняла Зузу за талию, обеими руками прижала к себе его лысую голову, и острое наслаждение сменилось чувством освобождения.— Да-а, — сказала Ребел, когда обрела дар речи. — Ты замечательный любовник, тебе это известно?Лицо послушника было прекрасно, маска небесного спокойствия.— Этот послушник ничтожнейший из ваших рабов.— Нет, правда. — Ребел рассмеялась и шутливо спросила:— Другие послушники так же хороши, как ты?Зузу посмотрел на нее своим поразительно открытым взглядом.— Конечно. Как вы думаете, зачем мы пребываем здесь?— Да, гм. Что там говорила Оммед? Чтобы подчиняться воле Божьей, правильно?— Покорность принимает множество форм. — Зузу встал перед ней на колени, ноги расставлены, руки за спиной, глаза опущены долу. — Подчинение телам чужаков — одно из самых важнейших таинств.— Что?— Вы повелеваете мне объяснить? — Приняв ее молчание за согласие, Зузу сказал:— Вселенная сотворена по образу Божьему. Это самоочевидно, так? — Он поднял глаза и подождал, пока Ребел не очень уверенно кивнула. — Подумайте! Вселенная едина, совершенна, целостна, свята и неделима. Но мы воспринимаем ее лишь через противоположности и крайности. — Он поднял ладони, словно балансируя невидимые весы. — Жар и холод. Удовольствие и боль. Радость и горе. Член и влагалище. Все это частности, иллюзии — звезды заслоняют от нас галактику. Но как может существо, рожденное в мире иллюзий, проникнуть вглубь, сквозь эти противоположности к единству? Не обращая на них внимания? Но они существуют, они не исчезнут. Мы приобретаем опыт, заключенный в противоположностях, мы отдаемся крайностям: восторгу или боли — и объединяем их в себе. Мы раз за разом переживаем таинства похоти и подчинения, в образе мужчины и в образе женщины, и под конец разрушаем свое "я" и все различия и прорываемся к вечному единству.Глаза юноши горели, как у провидца. Он снова стал возбуждаться. Но смотрел не на Ребел, а вверх, в невидимое.— Мы все как будто родились с ядом в желудке и, чтобы очистить тело, должны поглощать все больше и больше яда, пока он не извергнется наружу вместе с рвотой.— Гм, ясно.Перед этим Ребел собиралась попросить его остаться с ней на ночь. Но теперь… Она как-то никогда не думала о себе как о рвотном средстве.— Может, тебе лучше уйти? Кажется, твои друзья уже приступили к вечерним молитвам.Лежа на постели и пытаясь заснуть, Ребел слушала пение верующих. Чудесные, глубокие и идеально чистые звуки. Посреди пения раздавались крики и стоны то ли боли, то ли наслаждения. Это могло быть и то и другое. Крики продолжались и продолжались, и Ребел заснула, не дождавшись, пока они прекратятся.
* * *
Больше Ребел не спала ни с кем из Приюта. Ей было неприятно думать, что все послушники одинаково доступны и любой из них будет делать то, что она захочет. Временами у нее появлялось подозрение, что за ее смущением кроется тайное желание, которому она не смела уступить из страха потерять себя навсегда, увлекшись постижением крайностей.Вместо этого Ребел изучала Буррен. Каждый день она выбегала на скалу, тренируя мышцы и привыкая к Земле. Иногда она искала крошечные фиолетовые цветы горечавки, которые прятались по расселинам, или гигантских лосей — вымерших когда-то животных, возрожденных комбинами. Изредка приходили за новыми навыками две-три «росомахи» (они были так подозрительны, что боялись подключаться к программеру — а значит, раскрывать свой мозг — без охраны), и Ребел с ними разговаривала. Но новости были всегда одни и те же. Уайет опаздывает. Борс еще ждет.Рано или поздно Борсу надоест ждать. В Приюте Ребел взялась выполнять легкую работу — ухаживать за козами и, пользуясь собственными микросхемами послушников, делать несложные хирургические операции. Она подружилась с послушником, который превращался из мужчины в женщину, лицо у него округлилось от дополнительного питания, характер стал спокойным. Тут взяли свое нейропрограммы, и (Ли показал Ребел по ее просьбе) промежность покрылась коркой, под которой половые органы превращались в недифференцированные клетки, а затем постепенно приобретали новые очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31