Антинагюэль, радуясь реакции своих соотечественников, воспользовался ею, чтобы утвердить свою колеблющуюся власть после испытанного им поражения. Он переменил план своего пути и во главе только ста человек приблизился к Биобио, между тем как по его приказанию другие воины рассыпались по всей области, чтобы призвать народ к оружию.
Токи не имел уже притязания как прежде распространить ароканское владычество; теперь его единственным желанием было добиться с оружием в руках мира, который не был бы слишком невыгоден для его соотечественников. Словом, он хотел загладить насколько возможно несчастия, причиненные его безумным честолюбием.
По причине, известной одному Антинагюэлю, дон Тадео и донна Розарио совсем не знали, что находятся так близко друг к другу; Красавица оставалась невидимой, и дон Тадео думал, что большое расстояние еще разделяет его от дочери.
Антинагюэль раскинул лагерь на вершине горы, где несколько дней перед этим он находился со всей индейской армией в той сильной позиции, которая возвышалась над бродом Биобио. Только вид чилийской границы переменился. Батарея из восьми пушек возвышалась на склоне для защиты прохода; ясно виднелись патрули копьеносцев, объезжавших берег и внимательно наблюдавших за движениями индейцев.
Было около двух часов пополудни. Кроме нескольких ароканских часовых, неподвижно опиравшихся на свои длинные копья, ароканский лагерь, казалось, был пуст; глубокое безмолвие царствовало повсюду. Воины, изнуряемые зноем, удалились отдыхать под тень деревьев и кустов.
Вдруг барабанный бой раздался на противоположном берегу реки. Ульмен, начальствовавший на аванпостах, велел отвечать таким же барабанным боем и вышел узнать причину этой тревоги. Три чилийских всадника в богатых мундирах стояли на берегу; возле них развевался парламентерский флаг. Ульмен выкинул такой же флаг и въехал в воду навстречу всадникам, которые со своей стороны тоже отправились вброд. Доехав до половины реки, четыре всадника остановились как бы по взаимному согласию и вежливо поклонились друг другу.
– Чего хотят вожди бледнолицых? – спросил надменно ульмен.
Один из всадников тотчас отвечал:
– Скажи тому, кого ты называешь великим токи окасов, что один из высших офицеров чилийской армии имеет сообщить ему важное известие.
Глаза индейца сверкнули при этом оскорблении; но тотчас возвратив бесстрастный вид, он сказал презрительно:
– Я осведомлюсь, расположен ли великий токи принять вас; я очень сомневаюсь, чтобы он удостоил выслушать презренных инков.
– Негодяй! – продолжал чилиец с гневом. – Спеши повиноваться, а не то...
– Будьте терпеливы, дон Грегорио, ради Бога! – вмешался другой офицер.
Ульмен удалился. Через несколько минут он сделал с берега знак чилийцам, что они могут подъехать. Антинагюэль, сидя в тени великолепного дерева, ждал парламентеров, окруженный пятью или шестью самыми преданными ульменами. Три офицера остановились перед ним неподвижно, не сходя с лошадей.
– Чего вы хотите? – сказал токи грубым голосом.
– Выслушайте мои слова и запомните их хорошенько, – возразил дон Грегорио.
– Говорите и будьте кратки, – сказал Антинагюэль. Дон Грегорио презрительно пожал плечами.
– Дон Тадео де Леон в ваших руках, – сказал он.
– Да, человек, которого вы так называете, мой пленник.
– Очень хорошо; если завтра в третьем часу дня он не будет возвращен нам здрав и невредим, аманаты, взятые нами, и более восьмидесяти пленных, находящихся в нашей власти, будут расстреляны в виду обоих лагерей, на самом берегу реки.
– Делайте что хотите; этот человек умрет, – холодно отвечал вождь. – У Антинагюэля только одно слово: он поклялся убить своего врага и убьет его.
– А! Так-то! Ну, я, дон Грегорио Перальта, клянусь вам, что со своей стороны держу строго обещание, которое сделал вам.
И резко повернув лошадь, он удалился с двумя своими товарищами. В угрозе Антинагюэля заключалось более хвастовства, нежели чего другого; если бы гордость не удержала его, он возобновил бы разговор, зная, что дон Грегорио не поколеблется исполнить то, чем ему угрожал.
Токи задумчиво воротился в лагерь и вошел в свою палатку. Красавица, сидя в углу, размышляла; донна Розарио спала. При виде молодой девушки, Антинагюэль испытал страшное волнение, кровь сильно прилила к его сердцу и, бросившись к ней, он запечатлел горячий поцелуй на ее полуоткрытых губах. Донна Розарио проснулась, бросилась на другой конец палатки с криком испуга, обвела вокруг смутным взором, как бы умоляя о помощи, на которую, к несчастью, не могла надеяться.
– Что это значит? – вскричал вождь с гневом. – Откуда происходит этот ужас, который я внушаю тебе, молодая девушка?
И он сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к ней.
– Не подходите! Не подходите, ради Бога! – вскричала донна Розарио.
– К чему эти гримасы? Ты моя, говорю я тебе... волей или неволей, ты должна уступить моим желаниям!
– Никогда! – возразила молодая девушка с тоскою.
– Полно, – сказал токи, – я не бледнолицый: слезы женщины для меня ничего не значат; я хочу, чтобы ты была моею!
И он решительно подошел к ней. Красавица, все погруженная в свои размышления, как будто не примечала что происходит вокруг нее.
– Сеньора! Сеньора! – вскричала молодая девушка, укрываясь около нее. – Умоляю вас именем всего святого на земле, защитите меня!
Красавица подняла голову, холодно взглянула на донну Розарио и вдруг захохотала сухим, прерывистым хохотом, который поверг в ужас бедную девушку.
– Разве я тебя не предупредила, что ждало тебя здесь? – сказала донна Мария, грубо отталкивая несчастную. – Пусть свершится твоя участь!
Донна Розарио сделала несколько шагов назад, шатаясь; взор ее был дик и все тело судорожно подергивалось.
– О! – вскричала она раздирающим голосом. – Будь же ты проклята, бездушная женщина!
– Замолчи, – возразил Антинагюэль с бешенством, – пора кончить!
И он снова бросился к молодой девушке. Несчастная опять ускользнула от него.
Страшное зрелище представляла сцена, происходившая в палатке: молодая девушка бросалась во все стороны, едва переводя дух и обезумев от ужаса, свирепый индеец преследовал ее, и донна Мария спокойно сидела перед дверью, преграждая выход и ободряя усилия злодея.
– Собака! – вскричал вдруг Антинагюэль, обращаясь к Красавице. – По крайней мере помоги мне схватить ее.
– Нет! – смеясь, отвечала куртизанка. – Эта охота коршуна за горлицей так меня забавляет, что я не хочу вмешиваться в нее.
При этом ироническом ответе бешенство вождя перешло за все границы, ударом ноги отбросил он Красавицу за десять шагов и прыгнул как ягуар на свою жертву, которую схватил за платье.
Донна Розарио, казалось, погибла; но вдруг она выпрямилась: молния сверкнула в ее глазах, и пристально взглянув на своего смущенного палача, она вскричала, выдернув из-за пояса кинжал:
– Назад! Назад, или я убью себя!
Злодей невольно остановился, как бы пригвожденный к полу. Он понял, что молодая девушка делает ему не напрасную угрозу. В эту минуту чья-то рука ударила его по плечу. Он обернулся. Отвратительное и кривляющееся лицо донны Марии склонилось к его уху:
– Притворись, будто уступаешь, – прошептала она, – я обещаю выдать тебе ее беззащитной в эту ночь.
Антинагюэль взглянул на нее подозрительно. Куртизанка улыбалась.
– Ты мне обещаешь? – сказал он хриплым голосом.
– Клянусь моим вечным спасением! – отвечала она.
Между тем донна Розарио, подняв высоко кинжал и наклонившись вперед, ждала развязки этой ужасной сцены. С легкостью, которой обладают одни индейцы, Антинагюэль совершенно изменил выражение своей физиономии. Он выпустил край одежды, которую держал до сих пор, и сделал несколько шагов назад.
– Пусть сестра моя простит мне, – сказал он кротким голосом, – я безумствовал; от женщин ничего не должно требовать силой. Рассудок воротился ко мне; пусть сестра моя успокоится, она теперь в безопасности; я удаляюсь и явлюсь к ней не иначе, как по ее приказанию.
Поклонившись молодой девушке, которая не знала чем объяснить свое спасение, токи вышел из палатки. Оставшись одна, донна Розарио в изнеможении опустилась на землю и залилась слезами.
Между тем Антинагюэль решился сняться с лагеря и удалиться, в уверенности, что если чилийцы потеряют его след, то не осмелятся убить аманатов и пленников из опасения за жизнь дона Тадео. План этот был хорош; вождь тотчас его выполнил и так искусно, что чилийцы не подозревали отъезда ароканов.
Красавица и донна Розарио ехали впереди под присмотром нескольких воинов. Молодая девушка, разбитая ужасным волнением, с трудом держалась на лошади; сильная лихорадка овладела ею, зубы ее стучали, и она бросала вокруг себя взоры, исполненные безумия.
– Мне хочется пить! – прошептала она почти невнятным голосом.
По знаку Красавицы приблизился один из воинов и, сняв тыквенную бутылку, которая висела у него на плече, сказал:
– Пусть сестра моя пьет.
Девушка схватила бутылку, поднесла ее к губам и выпила. Красавица глядела на нее со странным выражением.
– Хорошо, – сказала она глухо.
– Благодарю, – прошептала донна Розарио, возвращая бутылку почти пустой.
Мало-помалу глаза ее отяжелели, оцепенение овладело ею, и она опрокинулась назад, прошептав угасающим голосом:
– Боже мой, что происходит со мной? Мне кажется, я умираю.
Один воин подхватил ее и положил на седло. Вдруг молодая девушка вскочила, как бы пораженная электрическим потрясением, раскрыла глаза и закричала раздирающим голосом:
– Помогите! Помогите! – и упала.
При этом крике молодой девушки, сердце Красавицы невольно сжалось; с ней сделалось головокружение; но она оправилась почти тотчас же.
– Я сошла с ума! – сказала она с улыбкой и, сделав знак воину, который держал донну Розарио, чтобы тот приблизился, внимательно осмотрела ее.
– Спит, – прошептала она с выражением удовлетворенной ненависти, – а когда проснется, я буду отомщена.
В эту минуту положение Антинагюэля было довольно критическое: слишком слабый, чтобы предпринять что-нибудь против чилийцев, которых хотел принудить заключить с ним мир, выгодный для его страны, он старался выиграть время и старался объехать границу таким образом, чтобы враги не знали, где найти его и не могли предложить ему условий, которых он не хотел принять. Хотя окасы отвечали на призыв посланных токи и посильно собирались в его ряды, но надо было дать племенам по большей части очень отдаленным время сосредоточиться в пункте, который он указал им.
Со своей стороны испанцы, внутреннее спокойствие которых было отныне упрочено по милости смерти Бустаменте, не очень желали продолжать войну, которая не имела уже для них никакого интереса. Им нужен был мир, чтобы исправить бедствия, нанесенные междоусобной войной; поэтому они ограничивались тем, что охраняли свои границы и старались всеми средствами заставить главных ароканских вождей решиться на серьезные переговоры.
Дону Грегорио Перальта сделали выговор за его угрозу Антинагюэлю, и он сам сознался в безумстве своего поведения, узнав об отъезде токи с его пленником. Тогда чилийцы приняли другую систему: они оставили аманатами только десять главных вождей, а других одарили подарками и возвратили им свободу.
Все заставляло думать, что эти вожди, воротившись в свои селения, употребят все свое влияние, чтобы заключить мир и раскрыть перед советом действия Антинагюэля, которые поставили народ на край погибели. Ароканы страстно любят свободу, поэтому легко было предвидеть, что окасы, несмотря на глубокое уважение к своему токи, не поколеблются лишить его власти, когда их вожди с одной стороны и дружественные чилийцы с другой растолкуют им, что эта свобода находится в опасности и что они подвергаются лишиться ее навсегда и попасть под иго испанцев, если будут продолжать свою прежнюю политику.
ГЛАВА LXXX
Фурия
Пройдя миль пять или шесть, Антинагюэль велел остановиться. Воины, сопровождавшие его, почти все принадлежали к его племени и потому были преданы ему до фанатизма. Как только зажгли огни, Красавица подошла к вождю и сказала:
– Я сдержала мое обещание... Глаза токи сверкнули.
– Итак, молодая девушка?.. – спросил он глухим голосом.
– Спит, – отвечала куртизанка с отвратительной улыбкой, – теперь можешь делать с ней все, что хочешь.
– Хорошо, – прошептал злодей с радостью.
Он сделал несколько шагов к палатке, которая была построена наскоро и в которую его жертва была перенесена, но вдруг, остановившись, сказал:
– Нет... после. На сколько времени сестра моя усыпила молодую девушку? – прибавил он, обращаясь к своей сообщнице.
– Она проснется только на рассвете, – отвечала донна Мария.
Улыбка удовольствия осветила черты вождя.
– Хорошо, сестра моя искусна; я теперь вижу, что она умеет сдержать свои обещания. Я принужден удалиться на несколько часов с половиной моих воинов; воротившись, я посещу мою пленницу.
Эти последние слова были произнесены тоном, который не оставлял никакого сомнения насчет смысла, заключавшегося в них.
– Я хочу доказать моей сестре, – продолжал токи, – что я не неблагодарный и также умею верно держать свое слово.
Красавица задрожала, устремив на него вопросительный взгляд.
– О каком слове говорит брат мой? – спросила она. Антинагюэль улыбнулся.
– Сестра моя имеет врага, которого преследует давно и не может настигнуть.
– Дона Тадео!
– Да, враг ее также и мой враг...
– Ну?
– Он в моей власти!
– Дон Тадео пленник моего брата?
– Он здесь!
Глаза Красавицы сверкнули молнией, зрачки ее расширились как у гиены.
– Наконец-то! – закричала она с радостью. – Теперь я заплачу этому человеку за все мучения, которые он нанес мне!
– Да, я выдам его моей сестре; она свободна делать с ним все, что хочет.
– О! – вскричала куртизанка голосом, который оледенил ужасом самого Антинагюэля. – Я наложу на него только одну муку, но она будет ужасна.
– Берегись, женщина, – отвечал Антинагюэль, крепко сжимая ее руку своей железной рукой и глядя ей в лицо, – берегись, чтобы ненависть не сбила тебя с толку: жизнь этого человека принадлежит мне, я хочу сам вырвать ее у него.
– О! – отвечала донна Мария с насмешкой. – Не бойся ничего, токи ароканов, я возвращу тебе твою жертву здравой и невредимой; я намерена наложить на нее только нравственные мучения; я не мужчина... мое единственное оружие – язык!
– Да, но это оружие имеет два острия; часто оно убивает.
– Я тебе отдам его, говорю я. Где он?
– Там, – отвечал вождь, указывая на хижину, сплетенную из ветвей. – Но не забудь моих поручений.
– Не забуду, – ответила куртизанка с диким хохотом.
И она бросилась к хижине.
– Только женщины умеют ненавидеть, – прошептал Антинагюэль, следуя за ней глазами.
Человек двадцать воинов ожидали вождя у входа в лагерь. Он вскочил в седло и удалился с ними, бросив последний взгляд на Красавицу, которая в ту минуту исчезла в хижине. Хотя из гордости Антинагюэль не подавал вида, но угрозы дона Грегорио произвели на него сильное впечатление. Он действительно боялся, чтобы главнокомандующий чилийцев не предал смерти пленников, Последствия этого поступка конечно были бы страшны для токи и заставили бы его безвозвратно потерять влияние, которым он еще пользовался у своих соотечественников. Принужденный в первый раз в жизни уступить, он решился воротиться назад и вступить в переговоры с доном Грегорио, которого он знал слишком хорошо и потому был уверен, что суровый чилиец, не колеблясь, исполнит свою угрозу.
Одаренный большой хитростью, Антинагюэль тешил себя надеждой, что добьется от дона Грегорио отсрочки, которая позволит ему принести в жертву его пленника и безнаказанно. Но время уходило и нельзя было терять ни минуты; как только лагерь был раскинут, Антинагюэль поручил охранять его одному преданному ульмену и пустился во весь опор со своими воинами по направлению к броду Биобио, чтобы доехать до чилийских аванпостов ранее часа, назначенного доном Грегорио для своего страшного возмездия.
Было восемь часов вечера. Антинагюэлю надо было сделать только шесть миль; он надеялся приехать прежде назначенного времени и даже возвратиться ночью к своим. Он уехал, с радостью думая о том, что его ожидает в лагере после его экспедиции.
Мы сказали, что Красавица вошла в хижину, служившую убежищем дону Тадео. Король Мрака сидел на груде сухих листьев в углу этой хижины, прислонившись спиной к дереву, скрестив руки на груди и потупив голову. Погруженный в горькие мысли, он не приметил присутствия Красавицы, которая, остановившись неподвижно в двух шагах от него, рассматривала его с выражением ярости и удовлетворенной ненависти.
Несколько дней он уже был пленником Антинагюэля; но токи, озабоченный трудностями своего критического положения, и не помышлял об удовлетворении своей ненависти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59