Никколс услышал сигнал автомобиля. Большая черная машина недавно произведенного в генералы Джошуа Сэгельсона катилась к Никколсу. Поравнявшись с ним, шофер предупредительно снизил ход до самого тихого, чтобы не забрызгать главного строителя.
Стекло опустилось, и выглянула голова в маленькой чалме. Мулла Шейх-Аталык-Ходжа любезно улыбнулся Никколсу и приветливо махнул рукой. Больше в автомобиле никого не было.
Наблюдая за движением туч, Никколс без особого интереса подумал о развивающейся «дружбе» между Сэгельсоном и муллой. Шейх-Аталык-Ходжа, навещавший прежде лишь своих питомцев, воспитывающихся в специальной школе при базе, ныне бывает частым гостем начальника базы. Американец выдвинул проект расширения базы. Никколсу это было безразлично, его не интересовали дополнительные работы, пусть их производит другой. Мулла заменит убитого Сеид-Касим-Хана. Быть может, его ждет та же участь, если он будет таким же беспощадным. Никколс считал, что взаимоотношения между «азиатами» сложны и ничем нельзя изменить их.
Ливень обрушился с прежней силой. Под непромокаемым плащом парило, и Никколс чувствовал, как его спина делается неприятно влажной от пота. Как много воды на летном поле! В этой стране периоды дождей – опасное время.
Никколс думал о капризах громадных рек Индийского полуострова. С крутых откосов речных берегов сползает размокший грунт. Известны случаи, когда сотни тысяч кубических футов оползней запирали горные долины, запружали русла. Неожиданная плотина прерывает течение. Внизу река мелеет, убывая на глазах. Чем дольше длится обмеление, тем оно опаснее. Местные жители спешат покинуть низкие места и выносят свое имущество подальше от реки. Случайная плотина прорвется, и запас воды покатится вниз, все уничтожая на своем пути.
Значительно выше базы, на южном берегу излучины горного Инда, есть обнаруженная при изысканиях расселина. При чрезвычайно высоком подъеме реки вода могла бы ворваться по этой расселине в долину базы и наделать больших бед. Никколс ставил себе в особую заслугу предпринятое им дальнее обследование долины и сооружение надежного барража в ее седле. Расселина берега прочно заперта в самой высокой точке, река может подниматься, сколько ей вздумается.
Конверт с адресом, написанным на пишущей машинке, по-прежнему лежал на письменном столе главного строителя базы.
Никколс снял плащ, сбросил резиновые сапоги и надел домашние туфли. Усевшись в кресло, он разорвал конверт.
…Ральфа больше нет, совсем нет. Перед отъездом Ральфа они поссорились из-за этой женщины, жены Ральфа.
У Антони Никколса не было жены, теперь нет и Ральфа, никого нет. Ральф был таким милым мальчиком. Было легче жить, пока Ральф жил на свете. Антони сам виноват, что отпустил его. Не следовало ссориться, нужно было суметь, помимо Ральфа, договориться с этой женщиной, не скупиться, отдать ей деньги. Тогда она сказала бы свое слово женщины, которое сильнее всех слов брата, Ральф послушался бы и не уехал. Пусть бы жил с этой холодной, злой женщиной, если не мог иначе. Но он жил бы, а теперь его нет и никогда не будет…
Нет сил сидеть и думать, когда Ральфа больше нет. Они пишут, что его любимый мальчик скончался в госпитале от ран. От тяжелых ран… Он страдал, пока смерть не освободила его.
Все из-за того, что он, старший, поскупился, заупрямился, не захотел отдать свои деньги. Да разве ему, Антони Никколсу, нужны деньги? Зачем ему деньги, зачем, будь они прокляты!
И вдруг перед глазами Антони Никколса встала страшная картина. Трупы, разбитые в щебень города, выжженные поля и опять трупы, трупы, трупы, трупы…
Откуда это? Это вспомнился тот отвратительный американский фильм о корейской войне. Он не хотел его смотреть и все же пошел, чтобы увидеть места, где находится Ральф. Это была отвратительная бойня. Он порывался уйти и не мог. Чудовищное зрелище отталкивало и притягивало, как край бездны.
Великий боже! Но Ральф писал, что не принимает участия в военных действиях. Он лгал, лгал, он умер от ран, значит… Ведь у корейцев нет авиации и они не бомбят тылы! Конечно, они так и пишут: «Был ранен в воздухе». В воздухе… Он сразу не понял, читая письмо. Ральф перешел из транспортной авиации в боевую. Да, да. Высокие ставки за вылеты на бомбежку… Он соблазнился, стал убийцей за деньги… Ральф, Ральф, зачем?
Слова письма, точные, неоспоримые, не оставляющие ни одного повода для сомнения и надежды, давили сознание Никколса. Что сделать, чтобы перестать думать?
Антони Никколс открыл ящик стола и взял свой автоматический пистолет. Нет, он боялся смерти. Но что сделать, чтобы не думать?
Туземцы пользуются опиумом. Это друг, он помогает не чувствовать и не знать.
III
Когда коробочки мака делаются большими, как грецкий орех, начинается сбор опиума.
Не отрывая головку и не ломая стебля, сборщик делает на боках коробочки надрезы острым лезвием. Надрезы должны быть длинными и неглубокими; если тонкая стенка коробочки прорезана насквозь, все пропало.
Через некоторое время медленно выходящий из обнаженных капилляров сок образует крохотную, с булавочную головку, смолистую бурую капельку. Ее осторожно отделяют.
Нет ничего красивее цветущих маковых полей. Восточные художники часто искали вдохновения в мирной симфонии их красок. Но лепестки опадают, обнажая голые зеленые коробочки. Начинается тяжелый, однообразный труд сборщика сока. Солнце жжет, маковые головки источают густой, дурманящий запах. Темнеет в глазах, сердце замедляет удары, дает перебои. На висках и на шее вздуваются вены, нестерпимая боль рвет череп. Кажется, что в перегретом и иссушенном солнцем теле закипает кровь. Руки дрожат, их движения делаются неверными. Острое лезвие скользит, разрезает головку мака и впивается в кожу ладони. Кровь не течет, она показывается из ранки и тут же свертывается.
Шатаясь и борясь с обмороком, человек продолжает трудиться. Им повелевает злейший и бдительнейший надсмотрщик, призрак голодной смерти, которая подстерегает жителя Индустана с колыбели и неустанно охотится за ним до могилы.
В Индии плантации мака поистине грандиозны. Их развели англичане. В Индустане нашлось все необходимое для культуры опийного мака: почва неограниченного плодородия, солнце, способное извлечь из этой почвы снабженные опьяняющей силой растения.
И… люди, трудолюбивые, терпеливые, способные ко всему, умеющие делать все – и вырезать из кости фигурку слона величиной с горошину и выдолбить в горе храм, вмещающий сразу десять тысяч паломников, пришедших на поклонение статуе Будды или Шивы…
Индийский труженик отдает себя за ничтожную плату, и индийский опиум дешево обходится предприимчивому купцу. Вложенный в «дело» капитал в иной удачливый год удваивается. После торговли черными рабами самой выгодной оказалась торговля опиумом. Недаром около ста лет тому назад Англия объявила войну Китаю и пушками добилась права отравлять китайцев продукцией индийских опийных плантаций.
Курильщики, рабы опиума, называют свое любимое снадобье «черным дымом». Человек, пристрастившийся к курению опиума, не может заставить себя отказаться от страшной привычки, его воля разрушена. И вокруг себя, в своем доме, он отравляет все живое. В дни, когда в доме не чувствуется запаха «черного дыма», напоминающего вареный шоколад, все скучает. Мучимый тоской, хозяин без причин истязает своих домочадцев, кошка бродит, опустив голову, дети вялы, лениво тявкает собака. Наконец зажигается маленькая лампочка, на конце длинной стальной спицы кипит шарик опиума и догорает в чашечке трубки…
Есть разные трубки для курения опиума, их тысячи образцов, начиная от медной или бамбуковой трубки бедняка и кончая драгоценными произведениями ювелирного искусства из золота, слоновой кости, эмали – как трубка последнего китайского императора или владетельного хана…
И есть разные сорта опиума – для бедных, для богатых; но действие «черного дыма» всегда одинаково: он обольщает, навевает сны, уводит от жизни и убивает – правда, не так быстро, как голод. Голод еще придет и нанесет последний удар, когда курильщик, чтобы иметь опиум, лишится последних крох имущества. А сейчас хозяин курит. Его дом постепенно оживляется. Даже летучие мыши на чердаке, которые весь день висят вниз головой пыльными комочками, удовлетворенно вздрагивают, предвкушая удовольствия ночного полета.
В помещении секретной авиационной базы не было летучих мышей, а инженер Антони Никколс не был опытным курильщиком. Он пробовал опиум раз или два, опасная забава его не увлекла. Но кусок опиума у него нашелся в столе, ведь это лучшее средство против желудочных болей.
IV
Никколс набил свою обыкновенную трубку кусками опиума вместе с табаком и глубоко затянулся.
Черный дым опиума проник в кровь и овладел сознанием инженера. Никколсу послышался рев авиационных моторов, разрывы бомб, грохот зенитных орудий, как в ночи налетов германской авиации на беззащитную в первое время войны Англию.
Но это была не Англия…
Никколс испытывал странное раздвоение сознания. Но необычайное его не смущало. Ему казалось: его разум так же бдителен, как всегда. И он знал, что сидит за своим столом, что находится за тысячи миль от полей сражений, но все же он был и там. Никколс видел горы, покрытые зелеными лесами, и слышал орудийный гром. Он не мог быть без людей, они, невидимые, затаились всюду. За каждым деревом, в каждой впадине скрывался человек, и пушка, и пулемет… Никколс всматривался, но не находил ни одного лица, не видел ни одного силуэта.
Звено за звеном шли самолеты, все небо было в самолетах. Никколс узнавал их – так же, как те, для которых он построил эту базу в горах, смотрел, как от плоскостей самолетов отрывались темные сгустки бомб, падали, касались деревьев, исчезали. Красный огонь разливался повсюду, валил дым, такой же черный и такого же запаха, как дым опиума.
Бомбы дробили развалины городов, пыль и щебень поднимались тучами, но нигде не было видно ни одного человека. Никколс понимал: одних убили, а другие спрятались глубоко под землей.
Руки сами собой набивали трубку и поджигали новую порцию смеси опиума и трубочного табака. Он забыл о гибели брата, забыл и о том, что хотел что-то забыть. Но ему стало страшно и противно быть свидетелем чудовищного, бессмысленного истребления. Он сделал незаметное усилие, чтобы достать нить, нашел ее и потянул – она связывала двух Никколсов: того, кто сидел за столом, и того, кто отправился посмотреть на войну в Корее, – слился воедино, сидел, смотрел на свои руки, возившиеся с трубкой.
Трубка была хорошо обкурена, с прямым мундштуком и серебряным кольцом на соединении.
Никколс забавлялся полной самостоятельностью рук. Они умные, умеют сами все делать. Он, оказывается, никогда не знал рук и теперь удивлялся им, как надежному старому знакомому, в котором внезапно открылся неожиданный талант.
Никколс захотел посмотреть на свои руки со стороны. Он встал и, оставив руки на столе, отошел в угол комнаты. Там он оглянулся и увидел другого Никколса; этот второй Никколс сидел и курил трубку. Так тоже было очень интересно взглянуть на самого себя без всякого зеркала.
Никколс твердо помнил, что он курит опиум, и понимал, что все чудеса происходят от опиума. Поэтому он спокойно вернулся к столу и опять легко объединил обоих Никколсов в одном. Он нисколько не боялся – опиум не сумеет его обмануть. Но почему он вздумал курить?..
Думать ему не хотелось, и он заинтересовался чудесными изменениями в окружающей его обстановке. Пол сделался жидким, как вода, и ноги ушли в него до колен. Электрический свет отражался от пола, а ковер изогнулся.
Никколс рассмеялся – вот так опиум! Если здравомыслящий человек от опиума может разделяться на двойников и вновь сливаться, то уж с полом-то может случиться что угодно. Нужно запомнить все и потом рассказать.
Вода холодная и влажная… Никколс опустил руку. Пол был совершенно сухой, хотя и мягкий, потому что рука вошла в него.
Никколсу сделалось очень весело. Он сидел, курил и смеялся.
Он не видел, как сорванная с петель напором воды упала дверь его комнаты и как вместе с волной ворвался генерал Сэгельсон. Генерал закричал:
– Никколс, Никколс! Потоп! Ваш проклятии барраж никуда не годится! Да вы что, пьяны?!
Вместо американца Никколс увилел Ральфа. Мальчик размахивал руками, и с них летели капли крови. Ральф хотел что-то сказать, но его толкнул генерал Сэгельсон. От удара мальчик упал и умер.
Никколс все вспомнил. Он сказал:
– Мой брат убит. Совсем убит, умер от ран…
– Какое мне дело? – завопил Сэгельсон. – Плевать мне на всех ваших братьев! Нашли время сидеть и хныкать. Потоп, говорю я вам! Очнитесь, что делать, чтобы бороться с водой?
Так вот кто убил Ральфа… Руки инженера Никколса сами нашли автоматический пистолет в ящике стола.
По грудь в воде, Никколс топтался по комнате и стрелял в американца. Труп генерала Сэгельсона давно куда-то исчез, кругом плавали непонятные предметы, а Никколс не унимался. Сначала он как следует расправится с убийцей, потом отправится за Ральфом, расскажет, как он хорошо отомстил за него, и больше они никогда не расстанутся. А Эйрин оставит их в покое за деньги…
И Никколс воображал, что стреляет, пока его комната не наполнилась водой до самого потолка.
V
Через трое суток Инд размыл и раздавил оползень. Река вернулась в старое русло. Уцелевшие леса, покрытые сором и грязью, встали из-под воды.
Пройдет несколько месяцев, новой зеленью затянутся сломанные стволы деревьев, буйная растительность скроет следы разрушений и еще сильнее разрастется на оплодотворенной илом каменистой почве. Но долго останутся голыми кручи, обнаженные оползнями.
Теперь не нужно было делать трудный, долгий обход проклятого места, поэтому Эль-Мустафи и его товарищи возвращались ближним путем.
Уходя, наводнение оставило в долине не скоро изгладимые следы: размытые берега, кучи вырванных с корнями обезображенных деревьев, промоины, свежие обвалы… и воронки над норами утопленных грызунов.
На второй день пути под почти беспрерывным дождем люди вышли к устью долины и взобрались на возвышенность, откуда обозревалась база. Было темно из-за дождя, и люди терпеливо дожидались просвета. Потом огляделись.
Летное поле было неузнаваемо. Вода унесла даже бетонные взлетные дорожки и изрыла оврагами ровную прежде поверхность. Так поступает наводнение: сначала оно топит, потом роет.
В обрыве горы виднелась линия правильных широких отверстий. Они чернели, как громадные входы в пещеры. В них могли бы пройти целые стада слонов. Наводнение унесло мягкий грунт и обнажило каменную подошву горы. Сейчас, пожалуй, ни один слон не смог бы подняться в пещеры, а людям понадобились бы лестницы.
Вода Инда вылилась из глубоких помещений базы, но откуда-то изнутри бежал живой поток. Он образовывал водопад, а потом превращался в речку и бежал на юг по проложенному Индом новому пути.
– Наша вода, которую нашли и спрятали американцы и англичане, – вслух подумал Бекир.
Он не ошибался. Колодец, устроенный для поглощения артезианской воды, заполнился пробкой из всякого мусора, нанесенного сюда водой, частей изломанного оборудования, мебели, тел утонувших солдат и офицеров гарнизона базы.
Кое-где внизу валялись наполовину ушедшие в размокший грунт, но все еще громадные изломанные самолеты, выброшенные из скалистых ангаров, перевернутые автомобили, баки.
И ни одного человека. Здесь были только хищники, всегда мучимые жадностью и не боящиеся дождей. Несколько рыжих волков трепали что-то неразличимое. Голошеие грифы нашли поживу в долине к досаде шакалов.
На пороге одной из пещер показался коршун. Он вышел откуда-то изнутри, из темноты. Птица вытягивала шею, стараясь отрыгнуть избыток обременившей ее пищи…
Глядя на разрушенную родной рекой с помощью восьми пар человеческих рук крепость врага, Эль-Мустафи думал о слухе, который пройдет по стране. Его будут передавать и потихоньку и полным голосом. Он проникнет в дома богачей и в глиняные хижины нищих. Правда обрастет удивительными подробностями, исказится и все же останется правдой – манящей, сверкающей, незабываемой. Она будет работать в умах людей подобно камню, который, сорвавшись с горы, непрерывно множит свою силу, пока не зашевелится вся каменная осыпь.
Люди пошли своей дорогой.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Раскрытие
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Встреча

I
Приблизительно в середине расстояния между верхней окраиной кишлака Дуаб и палаткой изыскателей находилась старая крепость. Она была далеко не так величественна, как громадное укрепление, сооруженное ханом Кебеком.
Одно из многих укреплений, рассыпанных по среднеазиатской земле, оно не имело собственного имени, и никто не знал, кто и когда возвел его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32