В детстве он усиленно разыскивал волшебную птичью косточку, которая делает невидимым того, кто возьмет ее в рот. Можно пойти в магазин, схватить деньги в кассе и уйти. Юношей он придумывал способы быстро разбогатеть, приобрести хороший дом, автомобиль не скучным трудом, а как-нибудь иначе.
Благодаря удачному содружеству с Садыком Исмаиловым у Хамидова скопились большие деньги, но что в них толку? Развернуться нельзя. И пора сделать перерыв, если не кончить совсем, – ведь нельзя же бесконечно рисковать!
Хамидов был уверен, что он родился или слишком рано, или слишком поздно. Он и сам не мог бы сказать, когда его мечты о личном обогащении переплелись с ненавистью к советской власти. Во время войны он искал в газетах и слухах одного: известий о победах гитлеровских армий. В сорок первом году, ликуя, он подсчитывал ресурсы гитлеровского государства, изучал на картах захваченные территории и негодовал на немцев, не сумевших с такими силами сразу взять Москву и победить одним ударом. Вместе с Измайловым Хамидов вспоминал старые стремления германских империалистов на Восток, ныне возрожденные Гитлером. Желая близкого крушения советской власти, приятели уверяли себя в том, что Аллакенд приобретет особое торговое значение на сухом пути в Индию.
Лето тысяча девятьсот сорок второго года Исмаилов и Хамидов провели в нетерпеливом трепете, в ожидании «решающих» побед Гитлера. Более горячий Хамидов сам распускал слухи о выходе гитлеровских войск на каспийское побережье. И он тогда считал себя не лжецом, а пророком!
IV
За проходом в городской стене легла прямая, широкая, хорошо асфальтированная дорога. Из-за горизонта вылезала громадная красная луна. Она желтела, все ярче освещая окрестности. Длинная угольно-черная тень упала от ног Хамидова и, неразлучная, потянулась по пустынной дороге, указывая на Бохассу. Голая соленая земля блестела под лунными лучами. Тени отдельных деревьев лежали мрачными пятнами. Извилистые выступы берегов магистральных каналов, глиняные стенки на полях и холмы превратились в серые шатры. Звуки шагов Хамидова преувеличенно гулко отдавались в его ушах. Возбужденный, он часто оглядывался, но дорога оставалась пустынной, он был один.
Он шел неровно, то ускоряя, то замедляя шаг. Днем ему приходилось проезжать по этой дороге. Ему, как банковскому работнику, нередко случалось участвовать в разных комиссиях, назначаемых областными организациями для ревизии районных. Недавно Хамидов побывал в колхозе «Свет Востока», где между делом украл на всякий случай несколько бланков правления.
Но пешком ему здесь давно не приходилось ходить, и он с любопытством оглядывался по сторонам.
У Хамидова была любимая книга, где описывалось, как герой нашел в тайных пещерах средиземноморского острова колоссальные богатства. Хамидов соображал, сколько же сокровищ должна хранить земля кругом старого города, в котором тысячу лет копились деньги! Банков и бумажных денег не существовало, все прятали ценности, как умели, в землю. А сколько владельцев погибло в бесконечных смутах, унося с собой тайны кладов! эх, сделать бы изобретение, какой-нибудь особый прибор…
Справа от дороги появилась смутная масса с черным верхом и выбеленной луной линией стены. Хамидов увлекся и проскочил дальше, чем нужно: арык, питающий Бохассу, подходил к ней с юга, со стороны города.
Хамидов вернулся назад, выбрал удобное место, перелез через кювет и пустился к востоку от дороги. Он помнил, что вводной арык исчезал под южной стеной Бохассы.
Ноги Хамидова уходили по щиколотку в сыпучую и пухлую солончаковую почву. Выпоты солей блестели белоснежным инеем. Наконец широкий канал преградил дорогу. Не тот ли это, что нужен?
Насыпь, образованная выброшенным на берега илом при чистке дна, привела Хамидова обратно к шоссе. Канал уходил под мост. Отсюда Хамидов попытался высмотреть отвод в Бохассу. Только сейчас он понял, что не так-то просто разобраться в разветвлениях водопроводящей сети между городом и Бохассой. Следовало бы заранее изучить место…
Был безошибочный способ – обойти вплотную стены Бохассы. Но Хамидову было трудно решиться на такой шаг, ночь для этого была слишком светлой.
Он сделал еще попытку, начав от другого места шоссе, но опять уперся в широкий и, видимо, глубокий арык. Дальше вода разливалась, образуя болото…
Хамидов пошел вправо и остановился перед новым арыком. Куда в нем течет вода? Он смял кусок бумаги и бросил. Белое пятно осталось на месте, точно течения не было совсем. С берега звучно плюхнула в воду затаившаяся лягушка. От неожиданности Хамидов вздрогнул и выбранился. По воде пошли круги, бумажный комок шелохнулся и поплыл в сторону от Бохассы.
Что же делать? Простое дело в действительности оказалось неожиданно сложным и трудным.
Хамидов решился было пробиться поближе к Бохассе напрямую через арыки. Но берега их круты – туда попадешь и не выберешься. Кроме лягушек, там могли оказаться и змеи, а Хамидов, сильный и ловкий мужчина, не умел плавать…
От злости он собрался выпустить содержимое пробирки в последний, помешавший ему арык. Хамидов надел перчатки, взял шило, чтобы вытащить из пробирки пробку, но опомнился. Так можно отравиться и самому, если пустить яд по всему городу.
Хамидов решил дойти по дороге до въезда в Бохассу, обогнуть кругом стены и найти ввод. Но, дойдя до поворота с шоссе на Бохассу, он как-то неожиданно для себя самого запнулся и пошел обратно, к городу!
Но что же сказать Сафару? Хамидов опять запнулся и после некоторых колебаний понял, что сегодня он больше не может. Идя к городу, он строил план своей защиты перед Сафаром. Он скажет, если не придумает ничего лучшего, что попросту не сумел ночью разобраться в путанице загородных арыков. Да, сюда следует прийти днем на разведку, чтобы потом действовать наверняка с наступлением темноты и до восхода луны.
Хамидов сложил пальцы колечком и плюнул. Хотя рука сильно дрожала, гадание удалось. Итак, до завтра, вернее, до вечера, так как уже начиналось утро… Он почувствовал такую усталость, что едва волочил ноги.
V
Сегодня товарищи находили, что Суфи Османов был сильно не в духе. Он работал молча, что отнюдь не входило в его привычки. Вынимая шкурки каракуля из чана, перенося их на стеллаж и аккуратно расправляя, Суфи мысленно беседовал с собой. Один раз он так забылся, что замер, глядя на что-то остановившимся взором.
– Смотрите-ка! Османов прицелился! – крикнул один из рабочих. – Эй, Суфи! Что с тобой? Ты увидел скорпиона? Хватай его! Лови!
Скорпионы водились в городе кое-где на пустырях под камнями. Недавно Суфи поймал сразу трех неподалеку от мавзолея Исмаила Самани и принес на завод, чтобы позабавить товарищей. В обеденный час скорпионов на общую потеху стравили с богомолами.
В дальних кишлаках еще и сегодня встречаются любители перепелиных боев, но эта старинная забава приходилась Суфи не по душе. Ему было противно ожесточение, с которым славные мирные птички наносят одна другой серьезные раны. Зачем заставлять их драться, скажите, пожалуйста? Тьфу, глупость! И даже совсем нехорошо, перепелки ведь никому не мешают! Иное дело – скорпионы и богомолы. Тут уж ничего не скажешь, пусть одна гадина ест другую! На здоровье! В тот раз самый крупный богомол был похож на Трумэна. Все согласились с Суфи. Было очень весело. Нашлись подходящие имена и для скорпионов.
Сейчас Суфи ничего не ответил товарищу и продолжал работать. По правде говоря, ему очень хотелось поболтать о своем замысле, удивить всех. Но он сдерживался: еще начнут отговаривать. Ведь люди постоянно так – до чего сами не додумаются, то для них кажется плохим.
Пусть решение Суфи было твердым, но ведь в каждом решении есть своя трещинка. Товарищи могут найти эту трещинку, помешают, смутят. Суфи хотел донести свое решение в целости.
В обеденный перерыв он отправился в отдел кадров.
– Салам, – сказал он заведующему. – Дай мне хорошей бумаги, я буду писать важное заявление.
Суфи присел на свободный стол, расставил локти, обмакнул перо, поднял его перед глазами, чтобы убедиться, что кончик чист, и начал писать.
У директора пришлось подождать – не у одного же Османова находится дело к начальнику. Очень серьезная минута, можно еще раздумать, уйти, и все останется, как было. Суфи сидел и смотрел в пол, собирая и расставляя нужные слова…
– Что же, товарищ Османов, – сказал директор, прочитав заявление Суфи. – Дело хорошее. Партия зовет специалистов на усиление сельского хозяйства. Слыхал я о вашем садике. Ваши таланты найдут применение. Придется вас отпустить. Желаю удачи. Поезжайте!
Османов ничего не ответил директору. Следовало поблагодарить – разве Суфи не умеет обращаться с людьми и не знает правил вежливости? Но он сердито молчал. Он ждал, что директор будет возражать, начнет уговаривать остаться на работе. Завод нуждался в людях, недаром на воротах висело большое объявление.
Директор писал резолюцию, а Суфи сидел и все больше и больше злился. Оказывается, его здесь совсем не ценили; его отпускают так просто, точно негодного работника или мальчишку!
На прощание Суфи все же тонко поблагодарил директора. Пусть не думает этот начальник, не умеющий ценить работников, что товарищ Османов какой-нибудь грубый невежа!
Передавая бумагу мастеру, Суфи задорно заявил:
– Сегодня я больше не работаю. И завтра тоже. Читай! Вообще больше не работаю. Сейчас иду оформляться в совхоз. Меня срочно ждут в вербовочной конторе.
О том, что его ждут, Суфи, если сказать правду, выдумал из желания хоть чем-нибудь отомстить директору за его безразличие. Но в вербовочной конторе он и в самом деле сумел себя показать. Суфи со всеми подробностями рассказал, как нужно сажать, прививать, подрезать плодовые деревья, как удобрять почву и поливать. Суфи дал себе волю и выложил все, что было приготовлено для директора.
Редкий человек, искренне увлекающийся своим делом, не сумеет интересно о нем рассказать. Без всякого умысла Суфи сразу расположил к себе уполномоченного по вербовке, более того, покорил его сердце.
Суфи получил бланк договора с тем, чтобы не спеша познакомиться с условиями и подумать о них. Уполномоченный предложил Суфи явиться с трудовой книжкой и справкой с последнего места работы и крепко пожал ему руку.
– Придете завтра утром, мы сразу все оформим, вы получите аванс и… счастливого пути, товарищ Османов!
..Аванс хороший, почти полностью – остаток долга Садыку Исмаилову.
VI
Суфи гордо вышел из конторы и пошел по освещенной стороне улицы, сверх обыкновения не обращая никакого внимания на палящие солнечные лучи. Угрожающая трещинка в его решении бесследно закрылась. Теперь никто и ничто не сможет его разубедить, даже жалость покинуть свой изумительный садик. Смешно! Он будет теперь в большом, богатом хозяйстве разводить громадные сады, сделается, как некоторые другие, знатным человеком, настоящим мичуринцем, и уж там-то не напишут сразу на его заявлении обидное «освободить», если он вздумает поехать куда-нибудь в другое место. Не-ет, там его будут уговаривать: товарищ Османов, уважаемый, вы нам нужны, останьтесь, пожалуйста!..
После пережитых волнений Суфи мучила жажда, и он завернул в чайхану. Удобно устроившись на помосте, он наслаждался зеленым чаем и рассказывал случайному соседу, что уезжает на работу в лучший совхоз республики. Чтобы все знали и могли ему позавидовать, Суфи рассуждал громким голосом. Он заметил пожилого человека в белой чалме, который сидел поодаль и явно не обращал на него внимания. Тогда Суфи заговорил еще громче.
Он подробно рассказывал, как можно на корне одного дерева вырастить сразу два разных плода, грушу и яблоко например! Да, и совершенно без помощи бога… Можно вырастить и три! Наука! А вы слышали о Мичурине? Это вам не старая, никому не нужная, глупая мечеть! И не пророк Магомет, например… А вы слышали, что такое хлорофилл? В коране, например, об этом вы не прочтете!
Соседи улыбались, а ближний подталкивал Суфи локтем, поощряя его продолжать дразнить муллу, который сидел с неподвижным лицом, как глухой. Но Суфи вспомнил, что ему еще нужно попасть на завод, оформить документы и поговорить с товарищами.
Путь Суфи шел мимо конторы, где сидел Садык Исмаилов. Суфи вздумал было забежать и сказать, что завтра он вернет почти весь остаток долга. Садык все же помогал ему, и Суфи готов был простить Садыку досадный случай с персиками.
Но времени уже не оставалось.
На заводе Суфи всем рассказал о великом событии в своей жизни, звал товарищей с собой и говорил, что вербовщик – его друг, что было не совсем хвастовством.
Дома Суфи никак не мог остановиться говорить, он даже первый раз в жизни подавился пловом. А жена? Ох, уж эти женщины! Она, представьте себе, так и сказала: «Я знала, мой Суфи, что ты кончишь этим. Разве такой сад достаточен для тебя?»
Разговоры продолжались до поздней ночи. Все было предусмотрено – и когда приедет жена с детьми и на кого оставить на время дом и сад… Потом Суфи признался, как взял деньги у Садыка и как скрывал это от жены. Было еще много слов, и жена сказала: «Мой глупый Суфи!» Это совсем не было обидно…
Перед сном жена нашла время сказать:
– Ты не слыхал? умер Мохаммед-Рахим.
Настроение Суфи сразу померкло.
– Ай, ай, ай, – загоревал он, – такой человек умер, такой человек! Совсем не старый, совсем молодой, какой умный, добрый, ученый. Никто о нем плохо не говорил. Эх, злая судьба!..
– Люди говорят, – продолжала жена, – что он умер из-за того, что поел персиков.
– Базар врет, базар всегда продавал с одной маленькой правдой три большие лжи, – возразил Суфи. – Разве базар не отдавал во время войны Гитлеру и Москву и Баку?.. От вишен может заболеть живот; нельзя сразу есть много абрикосов, а яблоки, груши и персики – можно. Плохо бывает от зеленых, но разве Мохаммед-Рахим стал бы есть зеленые? Но и от зеленых никто не умирал, даже паршивые мальчишки, которые ломают ветки, чтобы украсть твердые как камень фрукты.
– Не в том дело, мой добрый Суфи, – возразила жена. – Говорят, что персики были отравлены…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
С птичьего полета
I
Каких только имен не носят людские поселения! Хорезм, или точнее Шах-Резм, – значит Воинственный. Воинственными были город и государство Хорезм. Они исчезли, побежденные и разрушенные сильнейшими именно в те годы, когда Шах-Резм достиг, казалось, своей наибольшей силы… [Под ударом Чингис-хана в начале XIII века] Такие примеры не единичны. Недавно на глазах людей XX века произошли не меньшие крушения. Воинственность – плохая основа государства и зыбкий фундамент для городских стен. Ведь это про судьбу завоевателей сложено мудрое народное изречение: «Торжество насилия и падение идут рука об руку».
Мирно живет под мирным именем город Китаб – Книга. Вблизи него расположился Шахрисябз, или Шехри-сэбз, – Цветущий. Китаб не похож своими улицами и домами на книгу, но Шахрисябз действительно цветет прекраснейшей растительностью и еще более прекрасными памятниками древней архитектуры. Однако много садов и цветов в городе Гузаре, и жители его ничуть не грустнее других, хотя некоторые переводят древнее, непонятное слово Хузар как Гуть-Зар, что значит – Сама Печаль.
Небольшое селение, расположенное в устье широкой горной долины, носило имя Чешма-и-Хафизии, а чуть выше него приютилось второе – Дуаб. Чешма-и-Хафизии – значит Источник Певцов, второе же имя следует разбить на два слова – Ду, Аб – Два ручья, или Двуречье.
Если трудно, даже в большинстве случаев невозможно, восстановить обстоятельства, послужившие основанием для возникновения имен больших городов, то кто же сможет разобраться в отдаленном смысле названий двух маленьких, прижавшихся к горам поселений? Быть может, и вышли когда-то из нижнего поселения певцы, прославившие родину своим искусством, но память о них угасла. А в верхнем – течет один ручей, а не два; он-то и питает поля и сады обоих поселений.
Однако в имени Дуаб лежит несомненное воспоминание. Вода приходит и уходит. Был когда-то, наверно, и второй ручей… Будь и теперь два ручья, объединенный колхоз мог бы принять имя Чешма-Шехри-сэбз, то есть Источник Цветения.
Во времена эмирата население обоих кишлаков никогда не отличалось достатками, и хотя бедность непривлекательна, все же порой каршинские беки обращали внимание на нищих дехкан.
Когда сегодняшние старики еще были детьми, один из каршинских беков – это не сказка, а действительное событие, – взглянув на двух белобородых старшин, которые доставили, ссылаясь на неурожай, менее половины причитающегося по корану налога, с грустью сказал:
– Увы, что делать с этими бедными людьми? – А потом, закрыв лицо рукой, вздохнул: – Уведите, я не могу смотреть на них…
По традиции арабских халифов, благочестивые мусульманские владыки не произносят жестокого слова смертного приговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Благодаря удачному содружеству с Садыком Исмаиловым у Хамидова скопились большие деньги, но что в них толку? Развернуться нельзя. И пора сделать перерыв, если не кончить совсем, – ведь нельзя же бесконечно рисковать!
Хамидов был уверен, что он родился или слишком рано, или слишком поздно. Он и сам не мог бы сказать, когда его мечты о личном обогащении переплелись с ненавистью к советской власти. Во время войны он искал в газетах и слухах одного: известий о победах гитлеровских армий. В сорок первом году, ликуя, он подсчитывал ресурсы гитлеровского государства, изучал на картах захваченные территории и негодовал на немцев, не сумевших с такими силами сразу взять Москву и победить одним ударом. Вместе с Измайловым Хамидов вспоминал старые стремления германских империалистов на Восток, ныне возрожденные Гитлером. Желая близкого крушения советской власти, приятели уверяли себя в том, что Аллакенд приобретет особое торговое значение на сухом пути в Индию.
Лето тысяча девятьсот сорок второго года Исмаилов и Хамидов провели в нетерпеливом трепете, в ожидании «решающих» побед Гитлера. Более горячий Хамидов сам распускал слухи о выходе гитлеровских войск на каспийское побережье. И он тогда считал себя не лжецом, а пророком!
IV
За проходом в городской стене легла прямая, широкая, хорошо асфальтированная дорога. Из-за горизонта вылезала громадная красная луна. Она желтела, все ярче освещая окрестности. Длинная угольно-черная тень упала от ног Хамидова и, неразлучная, потянулась по пустынной дороге, указывая на Бохассу. Голая соленая земля блестела под лунными лучами. Тени отдельных деревьев лежали мрачными пятнами. Извилистые выступы берегов магистральных каналов, глиняные стенки на полях и холмы превратились в серые шатры. Звуки шагов Хамидова преувеличенно гулко отдавались в его ушах. Возбужденный, он часто оглядывался, но дорога оставалась пустынной, он был один.
Он шел неровно, то ускоряя, то замедляя шаг. Днем ему приходилось проезжать по этой дороге. Ему, как банковскому работнику, нередко случалось участвовать в разных комиссиях, назначаемых областными организациями для ревизии районных. Недавно Хамидов побывал в колхозе «Свет Востока», где между делом украл на всякий случай несколько бланков правления.
Но пешком ему здесь давно не приходилось ходить, и он с любопытством оглядывался по сторонам.
У Хамидова была любимая книга, где описывалось, как герой нашел в тайных пещерах средиземноморского острова колоссальные богатства. Хамидов соображал, сколько же сокровищ должна хранить земля кругом старого города, в котором тысячу лет копились деньги! Банков и бумажных денег не существовало, все прятали ценности, как умели, в землю. А сколько владельцев погибло в бесконечных смутах, унося с собой тайны кладов! эх, сделать бы изобретение, какой-нибудь особый прибор…
Справа от дороги появилась смутная масса с черным верхом и выбеленной луной линией стены. Хамидов увлекся и проскочил дальше, чем нужно: арык, питающий Бохассу, подходил к ней с юга, со стороны города.
Хамидов вернулся назад, выбрал удобное место, перелез через кювет и пустился к востоку от дороги. Он помнил, что вводной арык исчезал под южной стеной Бохассы.
Ноги Хамидова уходили по щиколотку в сыпучую и пухлую солончаковую почву. Выпоты солей блестели белоснежным инеем. Наконец широкий канал преградил дорогу. Не тот ли это, что нужен?
Насыпь, образованная выброшенным на берега илом при чистке дна, привела Хамидова обратно к шоссе. Канал уходил под мост. Отсюда Хамидов попытался высмотреть отвод в Бохассу. Только сейчас он понял, что не так-то просто разобраться в разветвлениях водопроводящей сети между городом и Бохассой. Следовало бы заранее изучить место…
Был безошибочный способ – обойти вплотную стены Бохассы. Но Хамидову было трудно решиться на такой шаг, ночь для этого была слишком светлой.
Он сделал еще попытку, начав от другого места шоссе, но опять уперся в широкий и, видимо, глубокий арык. Дальше вода разливалась, образуя болото…
Хамидов пошел вправо и остановился перед новым арыком. Куда в нем течет вода? Он смял кусок бумаги и бросил. Белое пятно осталось на месте, точно течения не было совсем. С берега звучно плюхнула в воду затаившаяся лягушка. От неожиданности Хамидов вздрогнул и выбранился. По воде пошли круги, бумажный комок шелохнулся и поплыл в сторону от Бохассы.
Что же делать? Простое дело в действительности оказалось неожиданно сложным и трудным.
Хамидов решился было пробиться поближе к Бохассе напрямую через арыки. Но берега их круты – туда попадешь и не выберешься. Кроме лягушек, там могли оказаться и змеи, а Хамидов, сильный и ловкий мужчина, не умел плавать…
От злости он собрался выпустить содержимое пробирки в последний, помешавший ему арык. Хамидов надел перчатки, взял шило, чтобы вытащить из пробирки пробку, но опомнился. Так можно отравиться и самому, если пустить яд по всему городу.
Хамидов решил дойти по дороге до въезда в Бохассу, обогнуть кругом стены и найти ввод. Но, дойдя до поворота с шоссе на Бохассу, он как-то неожиданно для себя самого запнулся и пошел обратно, к городу!
Но что же сказать Сафару? Хамидов опять запнулся и после некоторых колебаний понял, что сегодня он больше не может. Идя к городу, он строил план своей защиты перед Сафаром. Он скажет, если не придумает ничего лучшего, что попросту не сумел ночью разобраться в путанице загородных арыков. Да, сюда следует прийти днем на разведку, чтобы потом действовать наверняка с наступлением темноты и до восхода луны.
Хамидов сложил пальцы колечком и плюнул. Хотя рука сильно дрожала, гадание удалось. Итак, до завтра, вернее, до вечера, так как уже начиналось утро… Он почувствовал такую усталость, что едва волочил ноги.
V
Сегодня товарищи находили, что Суфи Османов был сильно не в духе. Он работал молча, что отнюдь не входило в его привычки. Вынимая шкурки каракуля из чана, перенося их на стеллаж и аккуратно расправляя, Суфи мысленно беседовал с собой. Один раз он так забылся, что замер, глядя на что-то остановившимся взором.
– Смотрите-ка! Османов прицелился! – крикнул один из рабочих. – Эй, Суфи! Что с тобой? Ты увидел скорпиона? Хватай его! Лови!
Скорпионы водились в городе кое-где на пустырях под камнями. Недавно Суфи поймал сразу трех неподалеку от мавзолея Исмаила Самани и принес на завод, чтобы позабавить товарищей. В обеденный час скорпионов на общую потеху стравили с богомолами.
В дальних кишлаках еще и сегодня встречаются любители перепелиных боев, но эта старинная забава приходилась Суфи не по душе. Ему было противно ожесточение, с которым славные мирные птички наносят одна другой серьезные раны. Зачем заставлять их драться, скажите, пожалуйста? Тьфу, глупость! И даже совсем нехорошо, перепелки ведь никому не мешают! Иное дело – скорпионы и богомолы. Тут уж ничего не скажешь, пусть одна гадина ест другую! На здоровье! В тот раз самый крупный богомол был похож на Трумэна. Все согласились с Суфи. Было очень весело. Нашлись подходящие имена и для скорпионов.
Сейчас Суфи ничего не ответил товарищу и продолжал работать. По правде говоря, ему очень хотелось поболтать о своем замысле, удивить всех. Но он сдерживался: еще начнут отговаривать. Ведь люди постоянно так – до чего сами не додумаются, то для них кажется плохим.
Пусть решение Суфи было твердым, но ведь в каждом решении есть своя трещинка. Товарищи могут найти эту трещинку, помешают, смутят. Суфи хотел донести свое решение в целости.
В обеденный перерыв он отправился в отдел кадров.
– Салам, – сказал он заведующему. – Дай мне хорошей бумаги, я буду писать важное заявление.
Суфи присел на свободный стол, расставил локти, обмакнул перо, поднял его перед глазами, чтобы убедиться, что кончик чист, и начал писать.
У директора пришлось подождать – не у одного же Османова находится дело к начальнику. Очень серьезная минута, можно еще раздумать, уйти, и все останется, как было. Суфи сидел и смотрел в пол, собирая и расставляя нужные слова…
– Что же, товарищ Османов, – сказал директор, прочитав заявление Суфи. – Дело хорошее. Партия зовет специалистов на усиление сельского хозяйства. Слыхал я о вашем садике. Ваши таланты найдут применение. Придется вас отпустить. Желаю удачи. Поезжайте!
Османов ничего не ответил директору. Следовало поблагодарить – разве Суфи не умеет обращаться с людьми и не знает правил вежливости? Но он сердито молчал. Он ждал, что директор будет возражать, начнет уговаривать остаться на работе. Завод нуждался в людях, недаром на воротах висело большое объявление.
Директор писал резолюцию, а Суфи сидел и все больше и больше злился. Оказывается, его здесь совсем не ценили; его отпускают так просто, точно негодного работника или мальчишку!
На прощание Суфи все же тонко поблагодарил директора. Пусть не думает этот начальник, не умеющий ценить работников, что товарищ Османов какой-нибудь грубый невежа!
Передавая бумагу мастеру, Суфи задорно заявил:
– Сегодня я больше не работаю. И завтра тоже. Читай! Вообще больше не работаю. Сейчас иду оформляться в совхоз. Меня срочно ждут в вербовочной конторе.
О том, что его ждут, Суфи, если сказать правду, выдумал из желания хоть чем-нибудь отомстить директору за его безразличие. Но в вербовочной конторе он и в самом деле сумел себя показать. Суфи со всеми подробностями рассказал, как нужно сажать, прививать, подрезать плодовые деревья, как удобрять почву и поливать. Суфи дал себе волю и выложил все, что было приготовлено для директора.
Редкий человек, искренне увлекающийся своим делом, не сумеет интересно о нем рассказать. Без всякого умысла Суфи сразу расположил к себе уполномоченного по вербовке, более того, покорил его сердце.
Суфи получил бланк договора с тем, чтобы не спеша познакомиться с условиями и подумать о них. Уполномоченный предложил Суфи явиться с трудовой книжкой и справкой с последнего места работы и крепко пожал ему руку.
– Придете завтра утром, мы сразу все оформим, вы получите аванс и… счастливого пути, товарищ Османов!
..Аванс хороший, почти полностью – остаток долга Садыку Исмаилову.
VI
Суфи гордо вышел из конторы и пошел по освещенной стороне улицы, сверх обыкновения не обращая никакого внимания на палящие солнечные лучи. Угрожающая трещинка в его решении бесследно закрылась. Теперь никто и ничто не сможет его разубедить, даже жалость покинуть свой изумительный садик. Смешно! Он будет теперь в большом, богатом хозяйстве разводить громадные сады, сделается, как некоторые другие, знатным человеком, настоящим мичуринцем, и уж там-то не напишут сразу на его заявлении обидное «освободить», если он вздумает поехать куда-нибудь в другое место. Не-ет, там его будут уговаривать: товарищ Османов, уважаемый, вы нам нужны, останьтесь, пожалуйста!..
После пережитых волнений Суфи мучила жажда, и он завернул в чайхану. Удобно устроившись на помосте, он наслаждался зеленым чаем и рассказывал случайному соседу, что уезжает на работу в лучший совхоз республики. Чтобы все знали и могли ему позавидовать, Суфи рассуждал громким голосом. Он заметил пожилого человека в белой чалме, который сидел поодаль и явно не обращал на него внимания. Тогда Суфи заговорил еще громче.
Он подробно рассказывал, как можно на корне одного дерева вырастить сразу два разных плода, грушу и яблоко например! Да, и совершенно без помощи бога… Можно вырастить и три! Наука! А вы слышали о Мичурине? Это вам не старая, никому не нужная, глупая мечеть! И не пророк Магомет, например… А вы слышали, что такое хлорофилл? В коране, например, об этом вы не прочтете!
Соседи улыбались, а ближний подталкивал Суфи локтем, поощряя его продолжать дразнить муллу, который сидел с неподвижным лицом, как глухой. Но Суфи вспомнил, что ему еще нужно попасть на завод, оформить документы и поговорить с товарищами.
Путь Суфи шел мимо конторы, где сидел Садык Исмаилов. Суфи вздумал было забежать и сказать, что завтра он вернет почти весь остаток долга. Садык все же помогал ему, и Суфи готов был простить Садыку досадный случай с персиками.
Но времени уже не оставалось.
На заводе Суфи всем рассказал о великом событии в своей жизни, звал товарищей с собой и говорил, что вербовщик – его друг, что было не совсем хвастовством.
Дома Суфи никак не мог остановиться говорить, он даже первый раз в жизни подавился пловом. А жена? Ох, уж эти женщины! Она, представьте себе, так и сказала: «Я знала, мой Суфи, что ты кончишь этим. Разве такой сад достаточен для тебя?»
Разговоры продолжались до поздней ночи. Все было предусмотрено – и когда приедет жена с детьми и на кого оставить на время дом и сад… Потом Суфи признался, как взял деньги у Садыка и как скрывал это от жены. Было еще много слов, и жена сказала: «Мой глупый Суфи!» Это совсем не было обидно…
Перед сном жена нашла время сказать:
– Ты не слыхал? умер Мохаммед-Рахим.
Настроение Суфи сразу померкло.
– Ай, ай, ай, – загоревал он, – такой человек умер, такой человек! Совсем не старый, совсем молодой, какой умный, добрый, ученый. Никто о нем плохо не говорил. Эх, злая судьба!..
– Люди говорят, – продолжала жена, – что он умер из-за того, что поел персиков.
– Базар врет, базар всегда продавал с одной маленькой правдой три большие лжи, – возразил Суфи. – Разве базар не отдавал во время войны Гитлеру и Москву и Баку?.. От вишен может заболеть живот; нельзя сразу есть много абрикосов, а яблоки, груши и персики – можно. Плохо бывает от зеленых, но разве Мохаммед-Рахим стал бы есть зеленые? Но и от зеленых никто не умирал, даже паршивые мальчишки, которые ломают ветки, чтобы украсть твердые как камень фрукты.
– Не в том дело, мой добрый Суфи, – возразила жена. – Говорят, что персики были отравлены…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
С птичьего полета
I
Каких только имен не носят людские поселения! Хорезм, или точнее Шах-Резм, – значит Воинственный. Воинственными были город и государство Хорезм. Они исчезли, побежденные и разрушенные сильнейшими именно в те годы, когда Шах-Резм достиг, казалось, своей наибольшей силы… [Под ударом Чингис-хана в начале XIII века] Такие примеры не единичны. Недавно на глазах людей XX века произошли не меньшие крушения. Воинственность – плохая основа государства и зыбкий фундамент для городских стен. Ведь это про судьбу завоевателей сложено мудрое народное изречение: «Торжество насилия и падение идут рука об руку».
Мирно живет под мирным именем город Китаб – Книга. Вблизи него расположился Шахрисябз, или Шехри-сэбз, – Цветущий. Китаб не похож своими улицами и домами на книгу, но Шахрисябз действительно цветет прекраснейшей растительностью и еще более прекрасными памятниками древней архитектуры. Однако много садов и цветов в городе Гузаре, и жители его ничуть не грустнее других, хотя некоторые переводят древнее, непонятное слово Хузар как Гуть-Зар, что значит – Сама Печаль.
Небольшое селение, расположенное в устье широкой горной долины, носило имя Чешма-и-Хафизии, а чуть выше него приютилось второе – Дуаб. Чешма-и-Хафизии – значит Источник Певцов, второе же имя следует разбить на два слова – Ду, Аб – Два ручья, или Двуречье.
Если трудно, даже в большинстве случаев невозможно, восстановить обстоятельства, послужившие основанием для возникновения имен больших городов, то кто же сможет разобраться в отдаленном смысле названий двух маленьких, прижавшихся к горам поселений? Быть может, и вышли когда-то из нижнего поселения певцы, прославившие родину своим искусством, но память о них угасла. А в верхнем – течет один ручей, а не два; он-то и питает поля и сады обоих поселений.
Однако в имени Дуаб лежит несомненное воспоминание. Вода приходит и уходит. Был когда-то, наверно, и второй ручей… Будь и теперь два ручья, объединенный колхоз мог бы принять имя Чешма-Шехри-сэбз, то есть Источник Цветения.
Во времена эмирата население обоих кишлаков никогда не отличалось достатками, и хотя бедность непривлекательна, все же порой каршинские беки обращали внимание на нищих дехкан.
Когда сегодняшние старики еще были детьми, один из каршинских беков – это не сказка, а действительное событие, – взглянув на двух белобородых старшин, которые доставили, ссылаясь на неурожай, менее половины причитающегося по корану налога, с грустью сказал:
– Увы, что делать с этими бедными людьми? – А потом, закрыв лицо рукой, вздохнул: – Уведите, я не могу смотреть на них…
По традиции арабских халифов, благочестивые мусульманские владыки не произносят жестокого слова смертного приговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32