– Говоришь, ты все заранее знал? Но можешь ли ты нам объяснить, почему старик убил ее твоим ятаганом? Почему именно твой клинок оказался в руках у безумца?

Темнота, полная, без малейшей искорки. Нет ощущения тела, нет ничего, только осознание себя и холод свободы.
«Что со мной? – думала Ольга. – Где я?.. Хоть бы капельку света. Удивительно, что я все помню. Все, до мельчайших деталей: как бежала от Родриго, как встретила босоногого старца с ятаганом... Кто он? Откуда взялся?.. Ведь я ждала, надеялась, что кто-то убьет меня, освободит от этого кошмара, а получилось все равно неожиданно... И где теперь Сатана? Его убили вместе со мной?»
«Сатану, как ты его называешь, невозможно убить. Так же, как нельзя, например, убить северный ветер».
«Кто ты?»
«Босоногий старик с ятаганом. – Он, кажется, улыбнулся. – Так меня еще никто не называл».
«Зачем ты меня... Что все это значит?»
«Это долгий рассказ... Начнем с того, что меня попросил об этом Ахмет».
«Попросил убить меня?..»
«Не убить, а спасти. И не только тебя... Помнишь, он рассказывал тебе о дервише, который может помочь? Он говорил обо мне. Вчера, в полдень, я узнал от него... Это просто удивительно, что ему удалось ко мне достучаться. Ведь он даже не знал, где я нахожусь. А я был очень далеко отсюда. В Египте, в Гизе, среди древних гробниц... В подобных местах особенно четко осознаешь, что весь наш мир всего лишь хрупкая чаша из горного хрусталя, забытая Творцом на холодном ветру... Впрочем, это не относится к делу. Я давно знаком с Ахметом. Он, в сущности, хороший человек. Просто занялся со скуки дурным ремеслом... Но это тоже не относится к делу.
Тот, кого ты называешь Сатаной, тот, кто недавно через тебя пришел в этот мир... Я о нем знал и раньше. И я знал о коварстве стылого ветра. О его силе и о том, как он слаб. Почти ничего не может он сделать сам. Всегда действует лишь через тех, кто призывает его. Им, призывающим, дает он силу. Вот только душа человека начинает гнить изнутри, когда человек получает несоразмерно тому, чего он достоин. Сила стылого ветра так велика, что ее не достоин ни один из живущих. Любой из получивших ее губит свою душу. Но не многие знают об этом.
Иногда, нечасто, может быть, раз в сотню, в тысячу лет стылый ветер обращает свое внимание на один из миров. Потому что звезды становятся так, что он в этом мире может действовать сам. Не выполнять волю тех, кто из-за своего несовершенства или из ненависти к миру обратись к нему, нет – диктовать свою. На этот год и, возможно, на следующие годы он обрел такую возможность у нас. Это было предсказано. Давно. Многими из наших пророков. Цебеш был одним из тех, кто расшифровал эти пророчества. Другой, Джеронимо Ари, тоже кое-что почувствовал. Оба теперь мертвы. Потому что сила стылого ветра так велика, что он, в конце концов, убивает тех, к кому прикоснется. Так велика, что он может убить или же до неузнаваемости изменить, покоробить даже нашу вечную душу. Сила его – это сила разрушения, поэтому принести ее в наш мир может лишь смерть».
«Так, значит, Сатана не обманывал мена? В этом, 1618 году он действительно всемогущ?» – содрогнулась Ольга.
«Конечно же нет, – улыбнулся дервиш. – Он и сейчас, когда звезды расположены благоприятнейшим образом, не в силах сам управлять ничем, кроме бесплотных призраков или там мелких существ вроде летучей мыши».
«Но он заставил взбеситься мою лошадь! Дважды. Там, в горах, и на рынке в Беллармино!»
«На это вполне способен овод, вовремя укусивший животное туда, где особенно нежная кожа. Живое существо покрупнее он не способен уже заставить действовать вопреки своим инстинктам. Волк бросится на тебя, направленный Сатаной, лишь если испытывает голод. Но он не станет рисковать собой. Любая живая тварь стремится продлить свою жизнь. Тут и Сатана бессилен. А людьми он может управлять, лишь подбрасывая им грязные мыслишки, предлагая свои услуги. Да и то не явно... Любой человек в конечном итоге сам решает, как ему поступить.
Этому миру ни к чему Сатана. Он страшен и смертоносен сам по себе. Четыре года назад с беззащитной девочкой, Марией, мир обошелся бесчеловечно. Жестоко. Лишил ее всего. Свел с ума. Почти убил ее неокрепшую душу. Албанец, наемник турецкого султана, Ахмет спас тогда честь этой девочки. И пощадил ее, не стал убивать, хотя обязан был это сделать. Может быть, это была первая песчинка из тех, что, ложась на чашу весов, дают миру шанс стать чуточку лучше.
Месяц назад Цебеш, призвав стылый ветер на помощь, сумел вселить твою душу в тело безумной Марии. Так же как душа стылого ветра должна была прийти в тело этого мира. Ты была предназначена, чтобы пустить стылый ветер себе в душу. А потом, из своей души, пустить его в этот мир. Не знаю, был ли у тебя шанс устоять. Теперь рассуждать об этом нет смысла. Но ты впустила его не ради власти и мести – любовь спасла твою душу от вселенского холода и тлена. Ты впустила его, но ты ему не сдалась.
Впрочем, стылый ветер бесстрастен. Ему все равно, что происходит с душами тех, кого он коснулся. В сущности, стылый ветер – это Князь Мира Сего, как назвал его один из христианских богословов. Он – сила вещей. Он – плотская, материальная основа нашего мира. Он – материя без души. Безграничная власть над всем сущим, изменчивая и все изменяющая, убивающая и умирающая, без смысла и цели. Стылый ветер – это и есть сама смерть. И потому он бессмертен».
«Все это не объясняет того, почему ты убил меня, дервиш».
«О, прости. Я отвлекся. Забыл, что я не на собрании богословов... Так вот. Того, в кого вселится Сатана, убивать бесполезно. Даже опасно. Если убить его, стылый ветер вселится в тело убийцы. Ведь для Сатаны победитель всегда прав. Совершив грех убийства, он откроет для зла свою душу. И Сатана с радостью воспримет нового носителя, как более сильного, а значит, более достойного для него. Именно поэтому, убив носителя зла, убить само зло невозможно. Оглянись вокруг, вспомни, и ты поймешь, что всякий, кто победил грубой силой, убийством, войной, всегда перенимал худшие свойства побежденного. Этот закон справедлив всегда, даже среди обычных людей... Ахмет не знал об этом законе. Просто удивительно, что он не решился... И этим спас всех нас. А в первую очередь – себя. Ведь убей он тебя, и душа Сатаны вселилась бы в него. Стылый ветер дал бы ему свою силу и обрел бы над ним власть. Слава Аллаху, Ахмет не смог убить тебя. Любовь спасла его душу и, может быть, спасла весь этот мир».
«Теперь понятно, почему Сатана не берег мою жизнь. А я-то все удивлялась, неужели он так опрометчив, что позволит убить меня до того, как я совершу обряд?»
«Ему никакой обряд не нужен. Обряды нужны нам, людям, как костыли для нашего несовершенного разума. Для сил, подобных стылому ветру, любой наш шаг, любой сознательный выбор имеет силу обряда. Именно поэтому, услышав Ахмета, его мольбу о помощи, я не мог не помочь».
«Почему именно ты? Ахмет не мог убить меня, а ты, получается, мог?»
«Скажем так: из тех, кто мог бы вынести этот груз, я оказался ближе всех».
«Груз...»
«Да, – зазвучал до боли знакомый голос. – Меня этот старый болван называет грузом... Ахмет все же сумел перехитрить меня. Можете поздравить этого упрямого солдафона. Он подстроил так, что я вселился в самое бесполезное и бестолковое, во что только мог. То, что я вселяюсь в любого, кто убьет моего прежнего носителя, ты, дервиш, сумел использовать против меня. Но не думай, что все кончено. Я еще вытрясу песок из твоей дряхлой души и из разваливающегося тела... Кстати, вот и Ахмет. Он видел, как ты убивал Марию, дервиш. Так что он вряд ли оставит тебя в живых. Он – следующий».
«Нет. Не-ет! – Она была готова вцепиться в глотку этому бесплотному голосу, но во тьме не видно ни глотки, ни глумливой усмешки. – Ты не сможешь! Ничего ты не сможешь! Ахмет не такой. Он...»
«Да сама посмотри, что сейчас будет».
Стало медленно светлеть. Ветер уносил к морю последние клочья белого, как молоко, тумана. Дервиш шел по тропинке, вьющейся над бухтой, меж белых скал. Вверху старика ждал Ахмет.

Эпилог

Дуло заряженного пистоля уперлось в тощую грудь старика.
– Ответь мне, дервиш... Неужели иначе было нельзя? – спросил Ахмет сквозь зубы.
– Ты сам позвал меня, воин. И ты наверняка знал, чем это кончится, – грустно улыбнулся старик.
– Я и сам мог убить ее. Зачем тогда все? Я надеялся, что ты... Зачем?!
– Я спасал ее душу. И твою. Всех вас... Сатана вселяется в того, кто убьет его прежнего носителя. Убийство – это и есть обряд вселения Сатаны. Она была первой. Я должен стать последним. Тот, что сидел в ней, теперь во мне. Я единственный из вас сумею с ним справиться. Переварю эту тварь терпением, аскезой, молитвой. Аллах не оставит меня. Я услышал тебя, когда был в Египте. Знаешь ли ты силу, которая была бы способна вовремя перенести меня сюда, вам на помощь?.. Я молился о чуде. Аллах велик – ураган перенес меня из Египта сюда, бросив прямо в море, перед кораблем, который слуги ЗЛА послали за ней. И те, что были посланы, невольные слуги Сатаны, вспомнив о милосердии, не дали мне утонуть в холодной воде. Из всех, кто был у костра, я первый увидел ее. И убив, сумел уйти от погони, хотя и прятаться-то толком никогда не умел. Все, что случилось, произошло по воле Всевышнего. Каких еще тебе доказательств?
– Это был единственный способ освободить ее?
– Да.
Ахмет опустил пистоль и прислонился к скале.
– Самое страшное, дервиш, что ты прав. Кругом прав, дьявол тебя забери, – прошептал он, глядя перед собой в пустоту. – Я и сам знал, что убийство – это единственный способ освободить ее. Но не мог я сам, потому что слишком... – Слезы навернулись у него на глаза.
– Это хорошо, Ахмет. – Дервиш сел на корточки рядом. – Порой любовь спасает там, где бессильна даже самая изощренная мудрость. Мария свободна теперь. Это я знаю наверняка.
– Ольга. Ее звали Ольга.
«Тебе пора домой, Ольга», – мысленно проговорил дервиш.
«Скажи ты мне раньше, что хочешь остаться здесь, с ним, я бы мог это устроить, – прошептал голос Сатаны. – Теперь поздно. Ты выбрала то, что хотела. Я обещал вернуть тебя домой и помогу дервишу сделать это. Так же, как помог Цебешу месяц назад перетащить тебя сюда... А уж с дервишем потом...»
– Сатана теперь надежно запрятан. Уж я-то ничего ему не позволю. Лишь бы теперь добраться живым до какого-нибудь безлюдного места, выждать там, протянуть несколько лет, пока сила его в этом мире не иссякнет... Вы молодцы. Он не сломил вас. Сумели...
– Прощай, Ольга! – Ахмет сглотнул. – Прощай. Мы победили. – Он улыбнулся. Смахнул слезу. – Победили. Отчего же так горько?..

«Ухожу... я уже ухожу, Ахмет, – прощалась с ним Ольга. – Все, что было со мной здесь, отступает, смазывается... Еще немного времени пройдет, и я забуду многое... но не тебя. Ахмет, если это все-таки наш общий мир и если правы те, кто верит в переселение душ, может быть, мы еще встретимся? Я буду искать тебя, я же так и не сказала, что люблю... Прости, что бросила тебя здесь, прости, что мы так мало...»
«Иди. Иди и не оглядывайся, а то не успеешь», – прошептал дервиш.
Под ногами у Ольги лежала дорога. Серебряная тропа во тьме, похожая на лунную дорожку на воде. И свет, очень похожий на лунный, – свет электрического фонаря во дворе, возле дома. Там ее ждал привычный мир двадцатого века: занятия в университете, домашние дела, вечеринки... Вскоре она действительно забудет о многом и выйдет замуж. За того, чья улыбка напомнит ей Ахмета. Так будет.
Будет?..

«Вы думаете, это все?» Насмешливый, чуть хрипловатый голос Сатаны заставил ее замедлить шаги и оглянуться. Теперь она видела этот, уже почти покинутый, мир как на ладони. Саллах и Ходжа сочувственно глядели на Ахмета. Тот смотрел вдаль, на тающий в бескрайней синеве Адриатики черный парус шебеки. А дервиш сидел, прислонившись спиной к камню отвесной белой скалы, и беспокойно поглядывал вокруг, ожидая подвоха.
«Что еще ты задумал, нечистый?»
«Хочешь скрыться теперь от всего мира? Замуровать меня хочешь в своей смиренной душе, старик?»
«А хоть бы и так. Что сможешь ты сделать, если я так поступлю?»
«Ничего не смогу. Только созерцать и изнутри разъедать твою душу. О, она крепка... Крепче слоновой кости, сильней, чем у многих. Но ты человек. Жалкий человечишко, такой же, как они все. Ты не сможешь устоять перед искушением Силы и Власти. Иметь возможность, Силу, чтобы наградить достойного, наказать негодяя, спасти невинно осужденного, излечить страдающего... и не пользоваться этой Силой... Ты не сумеешь. А раз воспользовавшись ею, ты уже не сможешь остановиться. Потому что есть граница между спокойствием и движением. Но между добром и злом границы нет. Начав для других, продолжишь ты уже для себя. Даже если сейчас для себя ты придумал эту грань – не заметишь ее, не сможешь на ней удержаться...»
«Нет! Я удалюсь в горы, в пустыню. Туда, где совсем нет людей. Некому будет мне помогать, некого наказывать... »
«А что ты будешь делать, если на тебя нападут? Не станешь сопротивляться? Позволишь себя убить, как барана?»
«Нет! Ведь ты же вселишься в него, в того, кто убьет меня!»
«Стало быть, станешь сопротивляться ему? Убьешь его сам? Я помогу тебе в этом, старик».
«Нет! Это грех – убивать. Ни разу я не шагну навстречу тебе...»
«Тогда что?»
«Если это воры, грабители – отдам им все, что есть у меня. Постараюсь их убедить не убивать... У меня получится, я знаю. В каждом человеке, даже самом низком, есть искра света, которую можно раздуть».
«Стылым ветром раздуть. Иначе, без моей помощи, не выйдет».
«А я попытаюсь. И сам не первый год живу. Языком и умом Аллах не обидел».
«Хочешь попробовать?.. – Сатана засмеялся. – Как раз сейчас тебе представится такая возможность».
Из-за поворота тропинки снизу вышли трое: Матиш, Милош и Ульбрехт. Милош – с саблей в руке.
– Вот тут где-то я видел осину. Как раз подойдет на кол для этой ведь...
Ахмет, Ходжа и Саллах одновременно оглянулись. Их руки сами собой легли на рукояти пистолей.
«Вот ты, старик, и оказался меж двух огней. Этим людям есть, что сказать друг другу. Первая же пуля зацепит тебя. Ну, что ты теперь будешь делать?»
Инквизиторы узнали албанцев и тоже потянулись к оружию.
«Они же сейчас поубивают друг друга! Господи, неужели ты не остановишь их? Неужели все было зря?!» Ольга замерла на месте. У нее не было сил вернуться назад. Но и вперед идти она уже не могла. И крикнуть... Даже ее крик теперь им не слышен. Она могла читать на лицах, чувствовать, слышать мысли всех семерых.
– А вот и господа албанцы. – Матиш плотоядно улыбнулся и положил руку на заряженный пистоль, заткнутый за кушак.
«Но это же те самые итальянцы! – сообразил Ульбрехт. – Я, помнится, под Линцем упился с ними в хлам!.. Выставили меня полным идиотом!.. Если бы их не было так много... Или хотя бы напасть на них из засады! Какая глупость – встретить их так, лицом к лицу... Впрочем, если Матиш рискнет напасть на них, то придется его поддержать. Господь нас не оставит... Только бы рука не дрогнула и пистоль не дал бы осечку!»
«Ударить первыми – вот единственный способ спастись сейчас, – думал Ходжа. – Ведь они не остановятся. Бешеные псы инквизиции – они так и будут гоняться за нами, пока мы их не пристрелим. О Алла! Зачем Ахмет влез во всю эту историю? Неужели во всем мире Всевышний не нашел никого другого, чтобы распутать этот сумасшедший клубок?.. Что же Ахмет медлит? Они же перестреляют нас не задумываясь, лишь бы угодить своим господам – католическим святошам!»
«Кто раньше успеет выдернуть пистоль?.. – пронеслось в голове у Милоша. – Ох, лучше пистоль. Тут у меня есть еще шансы. А на саблях этот тощий и их офицер – звери лютые. Как резали в пух и прах они на перевале мятежных крестьян!.. Может, это и Цебеша они?.. И лошадей точно они увели... Да что ж Матиш тянет! Скорей бы все кончить...»
– Давно вас не видел, пан Матиш, – ощерился Саллах. – Жаль, не хватило у меня духу добить вас тогда, кинжалом. Вот Шайтан и свел снова наши тропки... – а про себя подумал: «Уж воистину, Шайтан. Два раза убить мог: тогда и в Маутендорфе, во время заварушки... Неужели все снова? Ведь ЕЕ тело уже бездыханным лежит на песке. Тогда пожалел их... За что же теперь буду стрелять? Ладно... Если у этих собак одна только месть на уме, придется стрелять. Не погибать же теперь тут из-за своей доброты... Брызнут их мозги по камням, так же как у Коротышки Дюпена. Пусть только начнут... Пусть только посмеют...»
«Убили Хорвата. Цебеша тоже. Девчонку эту... – размышлял тем временем Матиш. – Наконец-то я добрался до них!.. Стефан Карадич напал бы не задумываясь. А мы мнемся, сомневаемся, давая им фору первыми вынуть пистоли и пальнуть в нас. Ад стоял за спиной у Хорвата. Адский огонь жег нам пятки. А сейчас? Какое, к чертям, благородство? Этот тощий албанец не убил меня тогда, так пристрелит теперь... Спас мне жизнь... И я не смог стрельнуть ему в спину... Ну нет, пусть только посмеют, пусть только дернутся – никакое сопливое благородство не помешает мне спасать себя и своих товарищей, если они первыми на нас нападут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38