Это была бледная копия сопроводительного документа на груз, отправляемый по железной дороге рейха через транспортную команду вермахта, приписанную к заводу Г. К. Хенеля, точнее, к заводу около города Зуль в Северной Германии, — документа, предписывающего переправить партию из двенадцати «Sturmgewehr-44» (прежнее название "Maschinen-pistole-44") через всю страну в какое-то место, называемое, если Литс правильно понял терминологию накладной, Anlage Elf, или пункт №11. Сорок четвертые были новым наступательным оружием, прошедшим испытания в России; в последнее время они начали появляться на Западном фронте в руках отрядов СС, у парашютистов-десантников, у пехотинцев в специальных бронетанковых подразделениях. Славные мальчики, крепкие орешки, профессионалы. Литс тоже может кое-что вспомнить по этому поводу. Он лежит в высокой траве на гребне холма над горящим танковым конвоем, а в это время ребята из войск СС, из бронетанковой дивизии «Рейх», плотным огнем из STG-44 накрывают всю территорию. Он до сих пор слышит треск, который издавали пули, минуя у него над головой звуковой барьер. Пули у этого автомата меньше, чем у стандартного оружия, но обладают большей скоростью, они легче и прочнее. Весь диск можно выпустить одной автоматной очередью. Литса передернуло от этих воспоминаний: он лежит, из ноги у него ручьем льется кровь, заливая все вокруг, лежащий рядом с ним человек умер или умирает, в носу тяжелая смесь запахов горящего бензина и полевых цветов. И густая цепь поднимающихся по склону холма и стреляющих на ходу фигур в камуфляжных костюмах. В горле у него пересохло.
Литс прикурил сигарету. У него уже горела одна, но какая к черту разница? Это была еще одна привычка, вышедшая у него из-под контроля.
Ну ладно, на чем он остановился?
Любопытно, да, очень любопытно. STG-44 постоянно сходили с конвейеров Хенеля, и в больших количествах. Они выпускались со сборочной линии сотнями, тысячами, но распределение всегда проходило по обычным каналам, прямо в руки местных спецвойск. Зачем переправлять партию винтовок грузом через всю Германию, если железная дорога является одной большой целью для штурмовых самолетов союзников? Более того, Литс заметил, что в документе есть пометки DE (высший железнодорожный приоритет) и Geheime Stadatten (совершенно секретно) и отпечатан красный орел, означающий государственную тайну.
Разве это не странно?
Они лепят эти штуки тысячами. Одно из достоинств 44-го в отличие от МР-40 или Gew-41 состоит в том, что его можно быстро собрать из полуштампованных деталей без всякой требующей времени подгонки. Простота изготовления была одним из тех качеств, которые делали 44-й таким привлекательным. Так почему же гриф «Совершенно секретно», черт бы их побрал?
Литс оторвался от желтоватого листка и слегка потянулся, пытаясь направить мысли по верному руслу. Это оказалось большой ошибкой: кусок немецкого металла, застрявший глубоко в его ноге, сдвинулся не в ту сторону и задел нерв.
Боль пронзила все тело.
Литс вскочил со стула и вскрикнул. Он находился один в помещении и поэтому позволил себе, не сопротивляясь, покориться боли. В присутствии других людей он обычно сжимал кулаки, стискивал зубы и бледнел, молча глядя на свою ногу. Как это бывало всегда, боль постепенно улеглась. Литс захромал обратно к своему стулу и с большой осторожностью уселся на него. Но он уже слишком отвлекся от темы. В последние дни это становилось все более серьезной проблемой, и он знал, что если прямо сейчас чего-нибудь не предпримет, то весь этот чертов сценарий одного-единственного сражения будет постоянно прокручиваться у него перед глазами. Это ему совершенно не нравилось.
Поэтому он постарался отыскать у себя в памяти что-нибудь такое, чем можно было бы отгородиться от того дня, когда Джедбургская конвойная команда попала в западню. Попробовал ухватиться за футбол, в который играл за Северо-западный университет в 1938, 39 и 40-м годах. Литс был крайним защитником, а у крайних работы немного, разве что сбивать с ног людей. Эта задача облегчалась для него еще и тем, что он играл бок о бок с перехватывающим игроком из Национальной лиги Роем Ридом, а Рид в сезон 1940 года, после весеннего «блицкрига», получил кличку «Наци», так как всегда прорывался вперед, расталкивая игроков. Но однажды Литс получил решающую передачу — возможно, самый счастливый момент в его жизни, — и сейчас он воспользовался блеском этого момента, чтобы закрыться им, как щитом, от вызывающего панику воспоминания.
Он припомнил, как объект вынырнул из полуденной пыли стадиона; это было неправдоподобно — громоздкий неуклюжий предмет, который, казалось, исчезнет, даже если и сумеет пройти через лежащий на его пути барьер мельтешащих рук. Единственной причиной, почему мяч полетел в руки к Литсу, было то, что правый полузащитник, который должен был сопровождать Рида в зону противника для победного удара, каким-то образом потерял с ним связь и защитник, здоровый глупый парень по имени Линдмейер, принял единственное очевидное решение: передать мяч первому попавшемуся ему на глаза парню в алом. Литс видел, как мяч приближается к земле, каким-то чудом минуя полдюжины тянущихся к нему рук. Он совсем не помнит того момента, когда поймал мяч, он помнит только ощущение, как прижимает его к груди, а люди прыгают на него сзади. Позже он пришел к выводу, что, должно быть, схватил мяч в прыжке, бросив вызов гравитации, и что его обычно нерасторопные пальцы, неуклюжие, грубые создания, приобрели в этот ответственный момент такую физическую ловкость, какой он не мог себе и представить. Но в тот волнующий момент он ничего этого еще не осознавал: он чувствовал только переполняющую его радость и ощущал спиной толчки других игроков.
Литс взял еще одну сигарету «Лаки». Поправил свою настольную лампу (должно быть, сдвинул ее, когда вскакивал со стула) и принялся искать пепельницу среди разбросанных карандашей, свернутых в трубку немецких оружейных инструкций, старательных резинок, частей разобранных затворов, чашек холодного чая и капель от кашля — Роджер, его сержант, несколько недель назад подхватил простуду. «Что же я ищу? Пепельницу, пепельницу». Литс вытащил ее из всего этого хлама как раз в тот момент, когда пепельный столбик на кончике его сигареты рассыпался в серую пыль, покрывшую стол.
Его кабинет располагался на верхнем этаже ничем не примечательного здания в Форд-плейс, недалеко от Блумсбери-сквер. Снабженная холодной водой квартира, которую в двадцатых годах переделали для коммерческого использования и с этой целью сломали все лишние стенки и установили подъемник — нет, лифт, лифт, лифт! он все время забывает это слово! — который все равно никогда не работал. Крыша протекала. Центрального отопления не было, а Роджер постоянно забывал заправить углем обогреватель, так что здесь всегда было холодно, и каждый раз, когда Фау-2 или самолет-снаряд падал где-нибудь в районе десяти квадратных миль, что в эти дни случалось довольно часто, пыль поднималась столбом и, оседая, покрывала все вокруг.
Литс склонился над немецким документом и сощурился, словно нанизывал на нитку бисер. Безжизненная поверхность документа не являла собой ничего нового. Или же являла? Наклонив листок под углом к свету, он разглядел на бумаге два слабых значка. Кто-то с большим усердием поставил штамп на оригинал. Здесь, на самой нижней копии, остались только слабые следы этого энтузиазма, слабее, чем водяной знак. Чтобы вытащить на поверхность это изображение, англичанам непременно пришлось бы воспользоваться какими-нибудь фокусами из репертуара Скотланд-Ярда. Однако Литс, вспомнив одну из бойскаутских хитростей, положил листок на стол и начал мягким свинцовым карандашом заштриховывать неровность, оставленную штампом, действуя так нежно, как будто гладил внутреннюю поверхность женских бедер. Если точнее, бедер Сьюзен, хотя мысли о ней сейчас были бесполезны: это была еще одна из его нерешенных проблем.
На серой блестящей поверхности, оставленной грифелем, проявились два изображения: одно знакомое, другое — нет. Старый друг выглядел очень просто: WaPruf 2, отдел вооружения пехоты Heereswaffenamt Prufwesson (Армейского испытательного подразделения). Там работали парни, которые за последнее время преподнесли несколько маленьких сюрпризов, сделав работу Литса особенно интересной. Изобретенные этими шалунами пистолеты-автоматы, Volksturmgewehr, производство которых обходилось всего в несколько пфеннигов, составлявших стоимость паршивого куска металла, выпускали 300 девятимиллиметровых пуль в минуту. Эти же ребята сделали подобие «стена», предназначенного для операций в тылу врага или послевоенного использования; а их последняя головокружительная выходка — так называемая модификация Krummlauf, устройство отклонения, надеваемое на ствол STG-44 и позволяющее стрелять из-за угла. Считается, что немецкие инженеры отличаются педантизмом и тщательностью, но Литс был с этим не согласен. В их работах наблюдался поток гениального безумства. Они значительно опередили всех в большинстве областей техники: в ракетах, реактивных самолетах, оружии. Это вызывало у Литса беспокойство. Если уж они могли дойти до подобного (ружье, стреляющее из-за угла!), то кто знает, на что еще они способны?
Литс был по профессии офицер разведки и специализировался на немецком огнестрельном оружии. Он руководил отделом, естественно секретным, упоминания о котором не найти ни в одной из толстых восьмисот страничных книг по истории, — отделом под названием Группа оценки малогабаритного оружия (ГОМО), который входил в более крупное подразделение, Объединенный англо-американский комитет технической разведки (ОААКТР), финансируемый с американской стороны литсовским ОСС, а с английской — ОСО майора Аутвейта. Таким образом, ГОМО работало на ОААКТР, а Литс — на Аутвейта. Теперь Литс вел свою войну здесь, в конторе, заполненной пыльными синьками. Это было не-ГОМО, как любил повторять Роджер. (На самом деле эта шутка принадлежала Литсу; Роджер постоянно заимствовал чужие идеи.)
Однако здесь WaPruf 2 был замешан в отправке двенадцати автоматов через всю Германию. Что же такого особенного заключалось именно в этих двенадцати автоматах? Это встревожило Литса, так как было совсем не по-немецки. Твелвленд, как называли Германию британские разведчики, напоминал Напутанный лабиринт: комитеты, отделы (Amts), канцелярии и бюро — в этом отношении почти никаких отличий от Лондона, — но эта страна по-своему всегда содержалась в полном порядке и с большой аккуратностью. Даже когда с неба дождем сыпались бомбы, большинство городов стояло в руинах, миллионы людей умирали, не хватало продовольствия и топлива, русские армии надвигались с востока, а американские и британские подпирали с запада, — даже тогда бумажная работа двигалась как часовой механизм. За исключением того, что совершенно неожиданно это маленькое секретное агентство, о котором, кроме самого Литса, в Лондоне слышали, быть может, еще один-два человека, оказалось вовлечено в какую-то бессмысленную деятельность.
Это тревожило Литса. Но что беспокоило еще больше, так это второй штамп, который он сумел прочитать: WVHA.
Ну и какого черта означает это WVHA?
Очевидно, еще одно бюро, о котором он никогда ничего не слышал; еще одна маленькая аккуратная контора, спрятанная под улицами Берлина.
В голове у Литса начала зарождаться опасная идея. Он закурил очередную сигарету. Он знал, что где-то в его бумагах есть верная подсказка к STG-44. Это было оригинальное оружие, Sturmgewehr, штурмовой автомат, взявший все лучшее от пулемета (огневую мощь и скорострельность) и от карабина (точность и дальность боя). Литс решил, что должен сам раскусить эту чертову задачу; он вспомнил, как однажды, заполучив один из таких автоматов в свои руки, они разобрали его до винтика, а потом собрали обратно, отвезли на полигон и поразили батальон мишеней, получив при этом абсолютно блестящий технический профиль, после чего автомат был отправлен в ОААКТР, где его по обыкновению проигнорировали.
Литс подошел к сложенным папкам и начал рыться в них. Но как раз в тот момент, когда он нашел нужный отчет, ему в голову пришла новая мысль.
Серийные номера.
Проклятье, серийные номера.
Он снова метнулся к копии документа. Да где же она, черт подери?
Литс впал в панику, но затем увидел желтый уголок, торчащий из-под растрепанного экземпляра книги Билла Филдинга «Турнирный теннис и закручивание мяча» — настольной библии Роджера. Он отбросил в сторону книгу и схватил документ.
Серийные номера.
Серийные номера.
Литс стоял у окна, выключив свет, хотя затемнение официально уже было отменено и Лондон находился в фазе частичной светомаскировки. Он смотрел на горизонт, который совсем недавно был разорван ударом Фау-2. Иногда эти ракеты загораются, иногда — нет. Эта ушла на север примерно на полмили, улетела, как надеялся Литс, куда-то за Детскую больницу на Грейт-Ормонд-стрит, а может быть, даже к Корамским полям. Но на этих холмистых лугах гореть нечему, а он видел на горизонте пятно, подобное оранжевому отпечатку пальца, так что на месте падения, несомненно, был пожар. Ракета взорвалась, наверно, еще дальше, между Грейс-Инн-роуд и Королевской больницей для бедных. Ему надо будет как-нибудь сходить туда и посмотреть.
Для Литса ракеты были любопытным феноменом. На самом деле они были просто большими пулями; даже немцы признавали это. Фау-2 (техническое обозначение А-4) была проектом вермахта, проводимым под контролем СС, и рассматривалась как артиллерия. Другими словами, пуля. Самолет-снаряд, Фау-1, относился к люфтваффе и был летательным аппаратом.
Только подумать: пуля величиной с дом выпускается из ружья где-то в Голландии или в самом Твелвленде и нацеливается на Лондон. Господи! Литс почувствовал, как по его юлу пробежала дрожь. Это совсем другое дело, чем когда тебя бомбят или вслепую обстреливают снарядами. Какой-то чертов фриц-снайпер целится в тебя сквозь темноту и расстояние, и это чувство, что за тобой следят, очень необычно. Но спине у Литса пробежал озноб, холодок, но, когда спустя какое-то мгновение открылась дверь, он понял, что это был всего лишь сквозняк.
— Извини, мне, наверное, следовало постучаться, — сказал Тони.
— Я хотел посмотреть, куда они сегодня забросили свой груз, Похоже, это где-то рядом с больницей для детей.
— На самом деле намного дальше, в Айлингтоне. Не возражаешь, дружище? — спросил Тони, жестом предлагая закрыть шторы и включить свет.
— Ты слишком рано, — сказал Литс. Было всего полвосьмого.
— Да, немного с опережением графика.
— Ну ладно, — согласился Литс, усаживаясь на свое место, после чего достал желтый листок и отодвинул остальные предметы. — Все очень забавно.
— Давай посмеемся вместе.
— Они отправили специальную партию автоматов через всю Германию. По нашим довольно точным данным, с того момента, как Гитлер дал в сорок третьем году зеленый свет на производство этого оружия, было выпушено около восьмидесяти тысяч таких автоматов. Большая часть из этих восьмидесяти тысяч сошла с конвейеров Хенеля в Зуле, хотя Маузер в Оберндорфе тоже выпустил около десяти тысяч до того, как мы разбомбили их линию. У тех маркировка другая и рукоятка сделана из более дешевого пластика, он легче раскалывается.
Аутвейт, с поднятым воротником своего плаща от Берберри, с волосами, гладко зачесанными назад, со спокойным лицом и холодными неподвижными глазами, изучал его в той манере, которую англичане его класса совершенствовали на протяжении вот уже семи столетий.
Литс невозмутимо выдержал этот взгляд и продолжил:
— Серийный номер состоит из восьми цифр плюс определитель производителя. Улавливаешь?
— Прекрасно улавливаю, дорогой друг.
— Теперь они каждый раз используют два ничего не значащих числа. То есть сначала идут две ничего не значащие цифры, затем пять цифр, которые обозначают партию и порядковый номер в партии, затем еще одна ничего не значащая цифра и после этого определитель производителя. Ничего не значащие цифры ставятся для того, чтобы мы подумали, что они выпускают это оружие миллионами. Они делают это на всех мелких изделиях, что вообще-то довольно глупо. Ты поспеваешь за мной? Я не слишком быстро объясняю?
— Изо всех сил стараюсь не отставать.
— Что касается этого сопроводительного документа, — Литс взял в руки копию, — тут вообще нет никаких цифр. На месте, где проставляются серийные номера, стоит прочерк.
— Если ты хочешь убедить меня, что это величайшая находка в деле разведки, то, боюсь, я чего-то не понимаю.
— Немцы все записывают. Всегда. Я могу тебе показать сопроводительные документы, которые восходят еще к франко-прусской войне. Все маркировки забиты в производственный процесс уже на конвейере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37