По тому, как расслабленно падали эти люди, Репп пришел к заключению, что они не чувствовали боли. Они так тесно толпились, что ему даже не надо было передвигать винтовку, он просто держал ее на том же месте. К этому моменту Репп уже истратил пять обойм, двадцать пять зарядов. Он убил двадцать пять человек. Когда он поражал их, одни казались ошеломленными, другие — злыми, третьи — рассеянными. Репп стрелял в грудь. Он не рисковал. Не придумывал ничего необычного.
Русские, конечно, заметили его. Их пули свистели и ударялись вокруг него, откалывали кусочки кирпича, наполняли воздух снегом и пылью, но он испытывал волшебное ощущение. Он продолжал заставлять их падать. Груда белых тел росла.
У него за спиной раздался звук, и Репп обернулся. Наверху лестницы, согнувшись, стоял парень и держал в руках его сумку.
— Ваша сумка, господин гауптштурмфюрер. Вы оставили ее внизу.
— Ага.
Кто-то все же догадался принести ее. Сумка была набита боеприпасами, еще шесть коробок, в каждой пятьдесят специально заряженных патронов, 180 гран под пулей с никелевым наконечником. Бердановские капсулы, самые лучшие, с двойным отверстием для искры.
— Ты можешь зарядить их для меня? Все то же самое, что и на твоем карабине, кроме обоймы, — мягко сказал Репп, в то время как очередь из «Дегтярева» просвистела у него над головой и ударила в стену. Он кивнул на кучу пустых барабанов, валявшуюся у него под ногами среди стреляных гильз. — Но держись пониже, эти ребята уже по-настоящему рассердились.
Репп стрелял все утро. Атака русских захлебнулась, они снова были отброшены к началу Центрального проспекта. Он убил всех их офицеров и был совершенно уверен, что среди них был даже полковник, которого он уложил всего лишь мгновением раньше. По его подсчетам, он убил почти сотню Девятнадцать пустых магазинов, и в этом последнем осталось всего лишь три заряда; таким образом, за два с лишним часа он убил девяносто восемь человек. Винтовка нагрелась, и раза два Репп останавливался, чтобы капнуть в дуло каплю-другую масла. В один из двухминутных перерывов он, намотав на шомпол тряпку, энергично протер ствол, после чего тряпка оказалась черной от гари. Парнишка сидел скрючившись у его ног, и каждый раз, когда на землю падал пустой барабан, он подбирал его и тщательно набивал новыми патронами.
Поповцы начали наступать с другой стороны; очевидно, они выслали отряды для нападения с флангов. Но атакующие попали под сильный огонь, который велся с нижнего этажа завода, а тех, кто выжил, достал Репп. И все же интенсивность огня, направленного против завода «Красный трактор», возрастала. Репп слышал, что сражение снова приближается к кульминационной точке. У таких событии тоже есть своя мелодия, и Реппу казалось, что он слышит ее.
На вершине лестницы появился покрытый грязью лейтенант, виденный им утром.
— Ты еще жив? — поинтересовался у него Репп.
Но парень был не в том настроении, чтобы отвечать на шутки Реппа.
— Они прорвались. У нас нет достаточной огневой силы, чтобы сдерживать их и дальше. Они уже заняли одно крыло завода. Давай, Репп, уходи. У нас еще есть шанс выбраться отсюда на собственных ногах.
— Спасибо, старик, но я лучше останусь, — весело ответил Репп.
Он чувствовал себя schufifest — пуленепробиваемым, но в силу особенностей немецкого языка эти звуки могли приобрести дополнительное значение — «заговоренный»
— Репп, здесь тебя ничего не ждет, кроме смерти.
— Уходи сам, — ответил Репп. — Мне здесь слишком интересно, чтобы уходить.
Теперь он стрелял на более дальнее расстояние, сквозь дрейфующий столб дыма он различал маленькие фигурки в нескольких кварталах от него. Увеличив изображение при помощи оптического прицела, он увидел двух офицеров, стоящих в дверном проеме и совещающихся над картой. Сцена была видна поразительно отчетливо, Репп разглядел даже волосы у них в ушах. Первому он попал в сердце, а второму — в горло, потому что, когда в его товарища попала пуля, тот отвернулся, словно это могло его спасти.
Потом Репп убил снайпера, находящегося в семи кварталах от него.
На другой улице Репп убрал водителя грузовика, расколов при этом ветровое стекло на миллиард осколков. Грузовик бесцельно уткнулся в груду обломков, а люди из него разбежались в поисках укрытия. Из семи человек он сумел подстрелить троих.
Снизу раздалось несколько взрывов гранат, застрочили автоматы, в тесном закрытом пространстве их звук в несколько раз усиливался и отдавался эхом.
— Думаю, они уже проникли в здание, — заметил Репп.
— Я зарядил все оставшиеся патроны в магазины, — сказал боец. — Получилось девять штук. Еще сорок пять пуль.
— Тогда тебе лучше уходить. И большое спасибо.
Парнишка смущенно покраснел. Ему было лет девятнадцать, может быть, восемнадцать, симпатичное худое лицо.
— Если я снова встречусь с тобой, то напишу благодарность твоему офицеру, — пообещал Репп; до абсурдного мирный момент в разгар великого современного сражения. Пули, щелкая и хлопая, ударялись о башню со всех сторон. Парень побежал вниз по лестнице.
В конце Центрального проспекта еще до наступления сумерек иваны организовали очередную атаку. Репп убил одного, который по глупости выглянул из-за дымящейся бронемашины. Винтовка была горячей, как печка, и ему приходилось быть осторожным, чтобы не коснуться пальцами металлической части ствола. Однажды он уже притронулся к стволу и сразу же ощутил вскочивший на коже волдырь. Но винтовка работала превосходно, австрияки действительно умеют делать такие вещи. Винтовка была сделана в Штайре, неподалеку от Вены. Двойной курок, узор на металле, что-то из жизни старой империи: охотничьи домики у подножья Тирольских холмов, и лесники в зеленых кожаных штанах и гетрах ведут вас к лучшим оленям в лесу.
Капли света взлетали вверх, чтобы уничтожить его. Трассирующие пули разворачивались в ленивом полете, как брошенная веревка. За некоторыми пулями тянулись ниточки дымка. Пули ударялись о кирпич со странным, похожим на щелчки звуком. Репп понимал, что это лишь вопрос времени и что, если он до сих пор жив, когда в городе стреляет каждое русское ружье, то это просто-напросто какое-то статистическое отклонение, которому вскоре придет конец. Но разве это имеет значение? Может быть, такой вот момент настоящей снайперской войны стоит его жизни. Он стрелял, стрелял и стрелял большую часть дня, сделав более трехсот точных, направленных из укрытия выстрелов, используя четыре улицы как каналы для стрельбы, имея массу боеприпасов, парня для того, чтобы заряжать магазины, и множество целей повсюду: они толкались на улицах, скрывались за развалинами, выглядывали из сточных канав, но если он мог увидеть их, то он мог и попасть в них.
Репп убил солдата с огнеметом за плечами.
Сорок четыре пули.
К тридцать шестой пуле стало ясно, что люди внизу или отступили, или убиты. Он слышал внизу отчаянную возню. Русские, должно быть, воспользовались канализацией, чтобы проникнуть туда: по улице они точно не проходили.
Двадцать семь.
Как раз за секунду до этого кто-то находящийся у основания лестницы выпустил вверх очередь из семидесяти одного патрона. Репп оказался защищен от этого, он стоял в нише в кирпичной стене, но, когда пули запрыгали вокруг, дощатый пол башни разлетелся в щепки. Воздух наполнился деревянной пылью. У Реппа была граната. Он выдернул из рукоятки чеку, бросил гранату на лестницу и услышал, как она запрыгала по ступенькам. Когда раздались взрыв и крики, он уже опять прильнул к прицелу.
Восемнадцать.
Танки. Он увидел, как один из них выполз из промежутка между зданиями в нескольких кварталах от него. Почему русские не подумали об этом раньше? Сохранили бы силы и людей. Затем Репп понял, что перед «Сталинами» стояли те же трудности, что и перед немецкими танками, преодолевавшими заваленные обломками улицы. Чтобы танки смогли так далеко пробраться по руинам, русским саперам пришлось изрядно поработать и взрывами проложить для них проход.
Одиннадцать.
Репп услышал внизу голоса. Они старались пробраться бесшумно, но их выдала лестница. Репп отступил назад, вынул свой Р-38 и склонился над лестницей. Он убил их всех.
Пять.
Один магазин. В поле зрения показался первый танк, он вывернул из-за угла на одном из перекрестков Центрального проспекта. Ага, привет. Здоровый ты парень, правда? Несколько солдат пробирались под его прикрытием. Репп, очень спокойный и уверенный, убил одного и промазал в другого. Он увидел человека в окне, выстрелил в него, в самое горло.
Один из тех, кого он уложил, когда тот пробирался за танком, попытался отползти в укрытие. Репп докончил его.
Один.
Башня танка начала разворачиваться. Это был вовсе не «Сталин», а «КВ-1» с 76-миллиметровым орудием. Репп с восхищением уставился на этого монстра, наблюдая, как лениво поворачивается жерло орудия и становится как будто шире, нацеливаясь на него. Русские определенно не жалели времени на то, чтобы тщательно подготовить выстрел. Танк застыл, орудие было уже почти наведено. Реппу очень хотелось, по крайней мере, избавиться от своей последней пули. Он не особенно расстраивался по поводу того, что происходило. В танке раскрылся люк — кто-то из сидевших внутри решил получше оглядеться, крышка приподнялась всего лишь на три-четыре сантиметра. Репп попал ему в самый центр лба последней пулей.
Больше делать было нечего. Он отложил винтовку. Это был разгром. Как по сигналу, русские войска начали заполнять Центральный проспект Репп, стрелявший с 9. 30, взглянул на часы. 16. 50. Восьмичасовой день, и не самый плохой. В последние оставшиеся ему секунды он решил подсчитать очки. Он выпустил триста пятьдесят патронов, и если и промахнулся, то всего лишь несколько раз. Пусть для большей верности будет десять раз. Получается триста сорок человек. Затем еще три человека из пистолета на лестнице. Возможно, еще двое от взрыва гранаты. Триста сорок пять убитых, 345. Триста со...
Снаряд вошел в башню метрах в двенадцати ниже Реппа. Русскими овладела странная идея: они решили снести башню вместе с находящимся в ней Реппом — идеальная справедливость или какой-то мелодраматический прием. Башня начала складываться, и мир опрокинулся. Линия горизонта перекосилась, поднялось облако удушающей пыли. Когда падение Реппа под действием силы тяжести начало ускоряться, он за что-то схватился. Башня с грохотом рухнула на Центральный проспект, подняв бурю из пыли и снега. Но ее верхушка зацепилась за крышу здания напротив и оказалась начисто отрезанной от основания. Репп обнаружил, что был доставлен туда в оболочке из разбитых кирпичей, невредимый и совершенно сбитый с толку. Это было равносильно тому, как если бы он вышел невредимым из авиационной катастрофы.
Репп пошел по плоской крыше здания, ожидая получить пулю. Начался артиллерийский обстрел, но снаряды падали у него за спиной. Повсюду был дым, однако вокруг него никого не было. На середине крыши был пролом от снаряда. Репп заглянул вниз, в почти музейный макет квартиры советского рабочего, и нырнул туда. Он открыл дверь и вышел в темный коридор. Лестница. Он спустился по ней и вышел через парадную дверь на улицу. Русских нигде не было, хотя вдалеке все же можно было различить маленькие фигурки. Решив больше не рисковать, он свернул в переулок.
В этот вечер он пил шнапс с генералом.
— Мир узнает о вас, — провозгласил сентиментальный старик.
Доктор Геббельс уже стоял наготове, чтобы эта мечта стала явью.
— Господин оберштурмбанфюрер, — прошептал кто-то.
— Я их вижу, — ответил Репп.
Прицел включен. Экран осветился. Он увидел первого — дрожащее человекоподобное пятно света на фоне зеленой темноты. Затем, позади него, еще одного, а за ним третьего.
Микробы, подумал Репп. Это микробы, бациллы, болезнь. Это просто грязь.
Он передернул затвор и навел темное перекрестье «Вампира» на первую фигуру.
— Грязь, — повторил он. Он положил их.
11
— Думаю. «Вампир» показал себя очень хорошо, — заявил Репп. Он рассеянно перечислил причины своего удовлетворения аппаратом, загибая пальцы: — Никаких сбоев изображения, картинка очень четкая, вес не препятствие. Короче говоря, стрелять легко.
Фольмерхаузен пришел в изумление. Похвалы он никак не ожидал. Однако он знал, что стрельбы прошли хорошо, потому что слышал, как об этом возбужденно болтали двое солдат.
Но Репп еще не окончил.
— На самом деле, — подчеркнул он, — вы проделали необычайно хорошую работу, несмотря на большие трудности. Я хотел бы, чтобы вы получили какое-то официальное одобрение своей работы. Но по крайней мере, примите мои поздравления. — Он вертел в руках почерненный металлический кубик, который Фольмерхаузен видел и раньше, талисман или что-то в этом роде. — Великое чудо свершилось здесь.
Он улыбнулся.
— Я... считаю за честь, — заикаясь, ответил Ганс-жид. После очередного ужасного перелета они снова вернулись в пункт № 11, в научный центр, в безопасность Шварцвальда.
— Но ведь иногда самые важные задания — это те, о которых никто никогда и не узнает, да? — сказал Репп.
Фольмерхаузен подумал, что это довольно странное высказывание для такого известного человека, но просто кивнул в ответ, так как все еще находился под впечатлением внезапного взрыва энтузиазма со стороны Реппа. И неожиданно какая-то часть его, которая по-прежнему хранила жалость к себе, захотела, чтобы сейчас здесь был этот подонок Шеффер, чтобы он слышал, как сам der Meisterschutze, мастер-снайпер, расточает ему похвалы. Впрочем, он сознавал, что вполне заслужил их «Вампир» представлял собой изумительное устройство, изготовленное в такие короткие сроки, в такой сумасшедшей спешке. Однако даже сейчас трудно было поверить и получить настоящее удовольствие от того, что он сделал это!
Оставалось еще отработать некоторые детали и внести некоторые изменения, равно как и некоторые проверки и подстройки по результатам испытаний. Именно этот вопрос Фольмерхаузен и хотел сейчас поднять, прекрасно понимая, как деликатно это должно прозвучать.
— Могу ли я поинтересоваться, господин оберштурмбанфюрер, как скоро вы собираетесь проводить операцию и какая подготовительная работ а потребуется с моей стороны?
— Конечно, — тут же ответил Репп — Отдельные аспекты этого задания остаются проблематичными. Мне надо подождать данные разведки: подтверждение цели, стратегическое развитие событий, политические соображения. Что-либо определенное я смогу сказать через неделю. Возможно, даже и позже: очень деликатная работа. Многое зависит от факторов, на которые я не могу повлиять.
— Понятно, — ответил Фольмерхаузен.
— Более того, я скажу вам две вещи. Оружие и я поедем по отдельности. «Вампир» будет увезен отсюда другой командой. Они будут ответственны за доставку его в район цели. Меня заверили, что это надежные ребята.
— Хорошо, господин оберштурмбанфюрер.
— Так что вам надо будет подготовить снаряжение для перевозки. Ящик, коробку, не знаю. Все должно быть разложено и защищено от ударов. После того, что вы сделали, вряд ли это вас затруднит.
— Конечно, нет.
— И второе... Послушайте, расслабьтесь. Вы выглядите таким скованным.
Это было верно. Хотя Фольмерхаузен и сидел, он умудрялся сохранять позу прусского кадета.
— Я заметил, что в моем присутствии люди становятся нервными, — философски заметил Репп. — Интересно знать почему? Я не служу в тайной полиции. Я просто солдат.
Фольмерхаузен заставил себя немного расслабиться.
— Курите, если хотите.
— Я не курю.
— Ах да, верно. А я, пожалуй, закурю. — Он вытащил и закурил одну из русских папирос. Репп определенно в это утро был более живым, даже каким-то ярким в своем камуфляже. — Ну а теперь можно я буду с вами откровенным?
Он снова начал играть черным кубиком, который Фольмерхаузен заметил еще раньше.
— Германия проиграет эту войну. И очень скоро. Сейчас третья неделя апреля; к середине мая все наверняка закончится. Вы не относитесь к тем дуракам, которые считают, что победа еще возможна. Давайте, выскажите свое мнение.
И опять Репп поразил его. Фольмерхаузен сообразил, что его чувства отразились у него на лице, и поспешно закрыл рот.
— Да, я тоже так думаю. Полный провал. Мы все это знаем, — подтвердил он.
— Разумеется. Это вполне очевидно. В Берлине те, кто поумней, тоже знают. Но я говорю вам это по следующей причине: операция «Нибелунги» состоится. Независимо оттого, что произойдет в Берлине. Независимо от того, что английские диверсанты и американские танки окажутся здесь, за проволочным ограждением. И особенно в этом случае. Вы не были в России?
— Нет, я...
— Не играет роли. Именно там была настоящая война. Вся эта возня с американцами и англичанами — просто интермедия. А вот в России полегло четыре миллиона. Слишком огромная цифра, чтобы в нее поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Русские, конечно, заметили его. Их пули свистели и ударялись вокруг него, откалывали кусочки кирпича, наполняли воздух снегом и пылью, но он испытывал волшебное ощущение. Он продолжал заставлять их падать. Груда белых тел росла.
У него за спиной раздался звук, и Репп обернулся. Наверху лестницы, согнувшись, стоял парень и держал в руках его сумку.
— Ваша сумка, господин гауптштурмфюрер. Вы оставили ее внизу.
— Ага.
Кто-то все же догадался принести ее. Сумка была набита боеприпасами, еще шесть коробок, в каждой пятьдесят специально заряженных патронов, 180 гран под пулей с никелевым наконечником. Бердановские капсулы, самые лучшие, с двойным отверстием для искры.
— Ты можешь зарядить их для меня? Все то же самое, что и на твоем карабине, кроме обоймы, — мягко сказал Репп, в то время как очередь из «Дегтярева» просвистела у него над головой и ударила в стену. Он кивнул на кучу пустых барабанов, валявшуюся у него под ногами среди стреляных гильз. — Но держись пониже, эти ребята уже по-настоящему рассердились.
Репп стрелял все утро. Атака русских захлебнулась, они снова были отброшены к началу Центрального проспекта. Он убил всех их офицеров и был совершенно уверен, что среди них был даже полковник, которого он уложил всего лишь мгновением раньше. По его подсчетам, он убил почти сотню Девятнадцать пустых магазинов, и в этом последнем осталось всего лишь три заряда; таким образом, за два с лишним часа он убил девяносто восемь человек. Винтовка нагрелась, и раза два Репп останавливался, чтобы капнуть в дуло каплю-другую масла. В один из двухминутных перерывов он, намотав на шомпол тряпку, энергично протер ствол, после чего тряпка оказалась черной от гари. Парнишка сидел скрючившись у его ног, и каждый раз, когда на землю падал пустой барабан, он подбирал его и тщательно набивал новыми патронами.
Поповцы начали наступать с другой стороны; очевидно, они выслали отряды для нападения с флангов. Но атакующие попали под сильный огонь, который велся с нижнего этажа завода, а тех, кто выжил, достал Репп. И все же интенсивность огня, направленного против завода «Красный трактор», возрастала. Репп слышал, что сражение снова приближается к кульминационной точке. У таких событии тоже есть своя мелодия, и Реппу казалось, что он слышит ее.
На вершине лестницы появился покрытый грязью лейтенант, виденный им утром.
— Ты еще жив? — поинтересовался у него Репп.
Но парень был не в том настроении, чтобы отвечать на шутки Реппа.
— Они прорвались. У нас нет достаточной огневой силы, чтобы сдерживать их и дальше. Они уже заняли одно крыло завода. Давай, Репп, уходи. У нас еще есть шанс выбраться отсюда на собственных ногах.
— Спасибо, старик, но я лучше останусь, — весело ответил Репп.
Он чувствовал себя schufifest — пуленепробиваемым, но в силу особенностей немецкого языка эти звуки могли приобрести дополнительное значение — «заговоренный»
— Репп, здесь тебя ничего не ждет, кроме смерти.
— Уходи сам, — ответил Репп. — Мне здесь слишком интересно, чтобы уходить.
Теперь он стрелял на более дальнее расстояние, сквозь дрейфующий столб дыма он различал маленькие фигурки в нескольких кварталах от него. Увеличив изображение при помощи оптического прицела, он увидел двух офицеров, стоящих в дверном проеме и совещающихся над картой. Сцена была видна поразительно отчетливо, Репп разглядел даже волосы у них в ушах. Первому он попал в сердце, а второму — в горло, потому что, когда в его товарища попала пуля, тот отвернулся, словно это могло его спасти.
Потом Репп убил снайпера, находящегося в семи кварталах от него.
На другой улице Репп убрал водителя грузовика, расколов при этом ветровое стекло на миллиард осколков. Грузовик бесцельно уткнулся в груду обломков, а люди из него разбежались в поисках укрытия. Из семи человек он сумел подстрелить троих.
Снизу раздалось несколько взрывов гранат, застрочили автоматы, в тесном закрытом пространстве их звук в несколько раз усиливался и отдавался эхом.
— Думаю, они уже проникли в здание, — заметил Репп.
— Я зарядил все оставшиеся патроны в магазины, — сказал боец. — Получилось девять штук. Еще сорок пять пуль.
— Тогда тебе лучше уходить. И большое спасибо.
Парнишка смущенно покраснел. Ему было лет девятнадцать, может быть, восемнадцать, симпатичное худое лицо.
— Если я снова встречусь с тобой, то напишу благодарность твоему офицеру, — пообещал Репп; до абсурдного мирный момент в разгар великого современного сражения. Пули, щелкая и хлопая, ударялись о башню со всех сторон. Парень побежал вниз по лестнице.
В конце Центрального проспекта еще до наступления сумерек иваны организовали очередную атаку. Репп убил одного, который по глупости выглянул из-за дымящейся бронемашины. Винтовка была горячей, как печка, и ему приходилось быть осторожным, чтобы не коснуться пальцами металлической части ствола. Однажды он уже притронулся к стволу и сразу же ощутил вскочивший на коже волдырь. Но винтовка работала превосходно, австрияки действительно умеют делать такие вещи. Винтовка была сделана в Штайре, неподалеку от Вены. Двойной курок, узор на металле, что-то из жизни старой империи: охотничьи домики у подножья Тирольских холмов, и лесники в зеленых кожаных штанах и гетрах ведут вас к лучшим оленям в лесу.
Капли света взлетали вверх, чтобы уничтожить его. Трассирующие пули разворачивались в ленивом полете, как брошенная веревка. За некоторыми пулями тянулись ниточки дымка. Пули ударялись о кирпич со странным, похожим на щелчки звуком. Репп понимал, что это лишь вопрос времени и что, если он до сих пор жив, когда в городе стреляет каждое русское ружье, то это просто-напросто какое-то статистическое отклонение, которому вскоре придет конец. Но разве это имеет значение? Может быть, такой вот момент настоящей снайперской войны стоит его жизни. Он стрелял, стрелял и стрелял большую часть дня, сделав более трехсот точных, направленных из укрытия выстрелов, используя четыре улицы как каналы для стрельбы, имея массу боеприпасов, парня для того, чтобы заряжать магазины, и множество целей повсюду: они толкались на улицах, скрывались за развалинами, выглядывали из сточных канав, но если он мог увидеть их, то он мог и попасть в них.
Репп убил солдата с огнеметом за плечами.
Сорок четыре пули.
К тридцать шестой пуле стало ясно, что люди внизу или отступили, или убиты. Он слышал внизу отчаянную возню. Русские, должно быть, воспользовались канализацией, чтобы проникнуть туда: по улице они точно не проходили.
Двадцать семь.
Как раз за секунду до этого кто-то находящийся у основания лестницы выпустил вверх очередь из семидесяти одного патрона. Репп оказался защищен от этого, он стоял в нише в кирпичной стене, но, когда пули запрыгали вокруг, дощатый пол башни разлетелся в щепки. Воздух наполнился деревянной пылью. У Реппа была граната. Он выдернул из рукоятки чеку, бросил гранату на лестницу и услышал, как она запрыгала по ступенькам. Когда раздались взрыв и крики, он уже опять прильнул к прицелу.
Восемнадцать.
Танки. Он увидел, как один из них выполз из промежутка между зданиями в нескольких кварталах от него. Почему русские не подумали об этом раньше? Сохранили бы силы и людей. Затем Репп понял, что перед «Сталинами» стояли те же трудности, что и перед немецкими танками, преодолевавшими заваленные обломками улицы. Чтобы танки смогли так далеко пробраться по руинам, русским саперам пришлось изрядно поработать и взрывами проложить для них проход.
Одиннадцать.
Репп услышал внизу голоса. Они старались пробраться бесшумно, но их выдала лестница. Репп отступил назад, вынул свой Р-38 и склонился над лестницей. Он убил их всех.
Пять.
Один магазин. В поле зрения показался первый танк, он вывернул из-за угла на одном из перекрестков Центрального проспекта. Ага, привет. Здоровый ты парень, правда? Несколько солдат пробирались под его прикрытием. Репп, очень спокойный и уверенный, убил одного и промазал в другого. Он увидел человека в окне, выстрелил в него, в самое горло.
Один из тех, кого он уложил, когда тот пробирался за танком, попытался отползти в укрытие. Репп докончил его.
Один.
Башня танка начала разворачиваться. Это был вовсе не «Сталин», а «КВ-1» с 76-миллиметровым орудием. Репп с восхищением уставился на этого монстра, наблюдая, как лениво поворачивается жерло орудия и становится как будто шире, нацеливаясь на него. Русские определенно не жалели времени на то, чтобы тщательно подготовить выстрел. Танк застыл, орудие было уже почти наведено. Реппу очень хотелось, по крайней мере, избавиться от своей последней пули. Он не особенно расстраивался по поводу того, что происходило. В танке раскрылся люк — кто-то из сидевших внутри решил получше оглядеться, крышка приподнялась всего лишь на три-четыре сантиметра. Репп попал ему в самый центр лба последней пулей.
Больше делать было нечего. Он отложил винтовку. Это был разгром. Как по сигналу, русские войска начали заполнять Центральный проспект Репп, стрелявший с 9. 30, взглянул на часы. 16. 50. Восьмичасовой день, и не самый плохой. В последние оставшиеся ему секунды он решил подсчитать очки. Он выпустил триста пятьдесят патронов, и если и промахнулся, то всего лишь несколько раз. Пусть для большей верности будет десять раз. Получается триста сорок человек. Затем еще три человека из пистолета на лестнице. Возможно, еще двое от взрыва гранаты. Триста сорок пять убитых, 345. Триста со...
Снаряд вошел в башню метрах в двенадцати ниже Реппа. Русскими овладела странная идея: они решили снести башню вместе с находящимся в ней Реппом — идеальная справедливость или какой-то мелодраматический прием. Башня начала складываться, и мир опрокинулся. Линия горизонта перекосилась, поднялось облако удушающей пыли. Когда падение Реппа под действием силы тяжести начало ускоряться, он за что-то схватился. Башня с грохотом рухнула на Центральный проспект, подняв бурю из пыли и снега. Но ее верхушка зацепилась за крышу здания напротив и оказалась начисто отрезанной от основания. Репп обнаружил, что был доставлен туда в оболочке из разбитых кирпичей, невредимый и совершенно сбитый с толку. Это было равносильно тому, как если бы он вышел невредимым из авиационной катастрофы.
Репп пошел по плоской крыше здания, ожидая получить пулю. Начался артиллерийский обстрел, но снаряды падали у него за спиной. Повсюду был дым, однако вокруг него никого не было. На середине крыши был пролом от снаряда. Репп заглянул вниз, в почти музейный макет квартиры советского рабочего, и нырнул туда. Он открыл дверь и вышел в темный коридор. Лестница. Он спустился по ней и вышел через парадную дверь на улицу. Русских нигде не было, хотя вдалеке все же можно было различить маленькие фигурки. Решив больше не рисковать, он свернул в переулок.
В этот вечер он пил шнапс с генералом.
— Мир узнает о вас, — провозгласил сентиментальный старик.
Доктор Геббельс уже стоял наготове, чтобы эта мечта стала явью.
— Господин оберштурмбанфюрер, — прошептал кто-то.
— Я их вижу, — ответил Репп.
Прицел включен. Экран осветился. Он увидел первого — дрожащее человекоподобное пятно света на фоне зеленой темноты. Затем, позади него, еще одного, а за ним третьего.
Микробы, подумал Репп. Это микробы, бациллы, болезнь. Это просто грязь.
Он передернул затвор и навел темное перекрестье «Вампира» на первую фигуру.
— Грязь, — повторил он. Он положил их.
11
— Думаю. «Вампир» показал себя очень хорошо, — заявил Репп. Он рассеянно перечислил причины своего удовлетворения аппаратом, загибая пальцы: — Никаких сбоев изображения, картинка очень четкая, вес не препятствие. Короче говоря, стрелять легко.
Фольмерхаузен пришел в изумление. Похвалы он никак не ожидал. Однако он знал, что стрельбы прошли хорошо, потому что слышал, как об этом возбужденно болтали двое солдат.
Но Репп еще не окончил.
— На самом деле, — подчеркнул он, — вы проделали необычайно хорошую работу, несмотря на большие трудности. Я хотел бы, чтобы вы получили какое-то официальное одобрение своей работы. Но по крайней мере, примите мои поздравления. — Он вертел в руках почерненный металлический кубик, который Фольмерхаузен видел и раньше, талисман или что-то в этом роде. — Великое чудо свершилось здесь.
Он улыбнулся.
— Я... считаю за честь, — заикаясь, ответил Ганс-жид. После очередного ужасного перелета они снова вернулись в пункт № 11, в научный центр, в безопасность Шварцвальда.
— Но ведь иногда самые важные задания — это те, о которых никто никогда и не узнает, да? — сказал Репп.
Фольмерхаузен подумал, что это довольно странное высказывание для такого известного человека, но просто кивнул в ответ, так как все еще находился под впечатлением внезапного взрыва энтузиазма со стороны Реппа. И неожиданно какая-то часть его, которая по-прежнему хранила жалость к себе, захотела, чтобы сейчас здесь был этот подонок Шеффер, чтобы он слышал, как сам der Meisterschutze, мастер-снайпер, расточает ему похвалы. Впрочем, он сознавал, что вполне заслужил их «Вампир» представлял собой изумительное устройство, изготовленное в такие короткие сроки, в такой сумасшедшей спешке. Однако даже сейчас трудно было поверить и получить настоящее удовольствие от того, что он сделал это!
Оставалось еще отработать некоторые детали и внести некоторые изменения, равно как и некоторые проверки и подстройки по результатам испытаний. Именно этот вопрос Фольмерхаузен и хотел сейчас поднять, прекрасно понимая, как деликатно это должно прозвучать.
— Могу ли я поинтересоваться, господин оберштурмбанфюрер, как скоро вы собираетесь проводить операцию и какая подготовительная работ а потребуется с моей стороны?
— Конечно, — тут же ответил Репп — Отдельные аспекты этого задания остаются проблематичными. Мне надо подождать данные разведки: подтверждение цели, стратегическое развитие событий, политические соображения. Что-либо определенное я смогу сказать через неделю. Возможно, даже и позже: очень деликатная работа. Многое зависит от факторов, на которые я не могу повлиять.
— Понятно, — ответил Фольмерхаузен.
— Более того, я скажу вам две вещи. Оружие и я поедем по отдельности. «Вампир» будет увезен отсюда другой командой. Они будут ответственны за доставку его в район цели. Меня заверили, что это надежные ребята.
— Хорошо, господин оберштурмбанфюрер.
— Так что вам надо будет подготовить снаряжение для перевозки. Ящик, коробку, не знаю. Все должно быть разложено и защищено от ударов. После того, что вы сделали, вряд ли это вас затруднит.
— Конечно, нет.
— И второе... Послушайте, расслабьтесь. Вы выглядите таким скованным.
Это было верно. Хотя Фольмерхаузен и сидел, он умудрялся сохранять позу прусского кадета.
— Я заметил, что в моем присутствии люди становятся нервными, — философски заметил Репп. — Интересно знать почему? Я не служу в тайной полиции. Я просто солдат.
Фольмерхаузен заставил себя немного расслабиться.
— Курите, если хотите.
— Я не курю.
— Ах да, верно. А я, пожалуй, закурю. — Он вытащил и закурил одну из русских папирос. Репп определенно в это утро был более живым, даже каким-то ярким в своем камуфляже. — Ну а теперь можно я буду с вами откровенным?
Он снова начал играть черным кубиком, который Фольмерхаузен заметил еще раньше.
— Германия проиграет эту войну. И очень скоро. Сейчас третья неделя апреля; к середине мая все наверняка закончится. Вы не относитесь к тем дуракам, которые считают, что победа еще возможна. Давайте, выскажите свое мнение.
И опять Репп поразил его. Фольмерхаузен сообразил, что его чувства отразились у него на лице, и поспешно закрыл рот.
— Да, я тоже так думаю. Полный провал. Мы все это знаем, — подтвердил он.
— Разумеется. Это вполне очевидно. В Берлине те, кто поумней, тоже знают. Но я говорю вам это по следующей причине: операция «Нибелунги» состоится. Независимо оттого, что произойдет в Берлине. Независимо от того, что английские диверсанты и американские танки окажутся здесь, за проволочным ограждением. И особенно в этом случае. Вы не были в России?
— Нет, я...
— Не играет роли. Именно там была настоящая война. Вся эта возня с американцами и англичанами — просто интермедия. А вот в России полегло четыре миллиона. Слишком огромная цифра, чтобы в нее поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37