– Я принес бумаги, как вы хотели.
– Забудьте об этом. – Крэкстон небрежно отмахнулся от коробки, торчавшей у меня из-под мышки. – Я знаю, вы на многое способны ради своей страны. Вы готовы сражаться за свою страну, Изекиель?
– Я уже доказал это.
– Да. – Улыбка Крэкстона обнажила кривые щербатые зубы. Но они казались крепкими, как пни деревьев.
– Я обсуждал ваше дело с мистером Лоуренсом. Мне нужен человек, который помог бы решить одну задачу. И вы лучший кандидат.
– А в чем состоит эта задача?
Крэкстон снова улыбнулся.
– Мистер Лоуренс говорит, что вы небрежно выплачивали налоги за последние несколько лет.
– Этого человека подозревают в уклонении от налогов, – вмешался Лоуренс. – Вот что я вам сказал.
– Мистер Роулинз – герой войны, – ответил Крэкстон. – Он любит свою страну. Ненавидит наших врагов. Такой человек не уклоняется от ответственности, мистер Лоуренс. Я уверен, он просто совершил ошибку.
Лоуренс достал белый носовой платок и приложил к губам.
Крэкстон вновь повернулся ко мне.
– Я могу все устроить. Вы просто заплатите налоги задним числом, в рассрочку, если у вас нет наличных. А взамен от вас потребуется лишь небольшая помощь.
Эти слова заставили Лоуренса резко выпрямиться.
– Я думал, вы просто хотите с ним поговорить.
Прежде чем он успел сказать что-то еще, я выпалил:
– Знаете, мистер Крэкстон, я всегда готов доказать свою гражданскую добропорядочность. Именно поэтому я здесь в столь поздний час. – Теперь я тоже понимал, что, провинившись, нужно хорошо себя вести. Урок Ламарка пошел мне впрок.
– Вот видите, мистер Лоуренс, видите? Мистер Роулинз стремится нам помочь. У вас нет причин продолжать начатое дело. Вот что я вам скажу. Мистер Роулинз и я будем работать вместе, и, когда дело закончится, я перешлю его бумаги в Вашингтон. Вам не придется беспокоиться о решении этого вопроса.
Реджинальд Лоуренс еще крепче вцепился в поручень.
– Это нарушение процедуры, Крэкстон.
Крэкстон только усмехнулся.
– Мне придется поговорить со своим начальником, – продолжал Лоуренс.
– Поступайте, как сочтете нужным, мистер Лоуренс. – Улыбка не сходила с лица Крэкстона. – Я уважаю людей, свято исполняющих свой долг. Если каждый гражданин станет руководствоваться этим принципом, наша страна всегда будет процветающей и могущественной.
Кровь прилила к лицу Лоуренса, а мое сердце затрепетало, как птица в полете.

Глава 8

– Приятное место этот Голливуд, – сказал агент Крэкстон, отхлебнув из своего бокала с газированным напитком.
В моем бокале был коктейль из водки с апельсиновым соком. Мы сидели в баре под названием «У Адольфа» на бульваре Сансет, возле Ла-Сиенеги. Это заведение, основанное еще до войны, сохранило свое непопулярное имя.
У входа в бар дорогу нам преградил человек в красном пиджаке и цилиндре.
– Чем могу быть полезен, мистер?
– Отойдите в сторону, – сказал Крэкстон.
– Может быть, вы не поняли, мистер, – ответил ему швейцар, сопровождая слова выразительным жестом. – Наш бар высокого класса, и двери его открыты не для всякого.
Он уставился в мое лицо.
– Послушай, парень. – Крэкстон отогнул левый лацкан пиджака, где была пришпилена бляха агента ФБР. – Либо ты откроешь дверь, либо я захлопну ее за тобой навсегда.
Тут же появился менеджер и любезно усадил нас возле пианиста. Кроме того, предложил нам даровую выпивку и закуску, от чего Крэкстон решительно отказался. Больше нас никто не беспокоил. Помню, мне подумалось тогда, что белые боятся закона ничуть не меньше, чем цветные. Конечно, я всегда знал: между расами не существует принципиальной разницы, и все же было приятно увидеть пример этого равенства.
Я думал о том, что внезапно был спасен от газовой камеры. Ведь я наверняка убил бы инспектора Лоуренса, не пожми мне руку уродец, который сейчас сидел напротив.
– Что вы знаете о коммунизме, мистер Роулинз? – спросил меня Крэкстон тоном школьного учителя, принимающего экзамен.
– Зовите меня, Изи. Я так привык.
Он кивнул, и я ответил:
– Мне кажется, что красные немного даже хуже, чем нацисты, если, конечно, ты не еврей. Но для евреев красные ничуть не хуже, чем наци.
Я сразу понял, чего хочет от меня человек из ФБР. На самом деле мои чувства по этому поводу были гораздо сложнее. Во время войны русские стали нашими союзниками, нашими лучшими друзьями. Великий негритянский актер и певец Поль Робсон путешествовал по России и даже жил там некоторое время. Сам Иосиф Сталин принимал его как дорогого гостя в Кремле. Но война закончилась, и мы снова стали врагами. Карьера Робсона была загублена, и он покинул Америку.
Я не понимал, как можно быть сегодня друзьями, а на следующий день стать врагами. Не понимал, каким образом такой человек, как Робсон, мог отказаться от своей блестящей карьеры ради политики.
Агент Крэкстон удовлетворенно кивнул, когда я ответил на его вопрос, и коснулся волосатым указательным пальцем своей скулы.
– Многие евреи являются коммунистами. Дедушка всех красных Маркс тоже был евреем.
– Мне кажется, многие евреи такие же люди, как все.
Крэкстон кивнул, но я почему-то вовсе не был уверен, что он согласен со мной.
– Вы правильно говорите. Красные – это большое зло. Они хотят захватить весь мир и поработить его. Они не чувствуют себя свободными, как американцы. Русские слишком долго были крепостными, оковы до сих пор мешают им свободно смотреть на мир.
«Странный разговор, – подумалось мне, – белый человек читает негру лекцию о свободолюбии».
– Мне кажется, некоторые люди так привыкают к своим цепям, что начинают их любить, – поддакнул я.
Крэкстон тотчас же одарил меня улыбкой. На секунду в его карих глазах блеснуло восхищение.
– Я знал, мы поймем друг друга, Изи. Как только я увидел ваше полицейское досье, понял: вы человек, который нам нужен.
– И какой же человек вам нужен?
Пианист играл мелодию «Два сонных человека» ярко и живо.
– Тот, кто хочет послужить своей стране. Кто знает, что такое борьба, и готов идти на риск. И не соблазнится, предложи ему чужая держава более выгодную сделку.
Я чувствовал, что Крэкстон абсолютно не понимает, кому он это все говорит. Но запомнившееся фото Ливенворта из журнала «Лайф» помогло мне прикинуться именно таким, какого он хотел видеть.
– Итак, нас интересует Хаим Венцлер, – сказал Крэкстон.
– Кто это?
– Один из этих евреев-коммунистов. Агитирует за создание профсоюзов. Называет себя «рабочим». Кует цепи, по сути дела. Он организовывал профсоюзы всю дорогу, начиная с Аламеды до авиазавода «Чемпион». Вы ведь знаете этот завод, не так ли, Изи?
«Чемпион» был последним местом, где я по-настоящему работал.
– Я работал на этом заводе, – сказал я. – Это было лет пять тому назад.
Крэкстон достал из кармана пиджака конверт из плотной бумаги, замусоленный и измятый, и попытался его разгладить. Вверху было написано красными буквами: «Особый отдел полицейского управления Лос-Анджелеса». Внизу: «Изекиель Роулинз».
– Здесь все, что нам нужно знать, Изи. Послужной список на войне, криминальные связи, сведения о том, где вы работали. Вот, скажем, в 1949 году один полицейский детектив подал рапорт, в котором высказывал предположение о вашей причастности к серии убийств годом раньше. Затем в 1950 году вы помогли поймать насильника, совершившего ряд преступлений в районе Уаттса. Я искал негра, который стал бы работать на нас. Такого, кто был бы не в ладу с законом, но за ним не числилось ничего такого, чего нельзя загладить, если он проявит инициативу и покажет себя патриотом. Клайд Вэдсворт позвонил мне насчет вас.
– Кто это?
– Вэдсворт – начальник Лоуренса. Заявка на ваше досье попала к нему на стол несколько недель назад. Он знаком с окружением, в котором вы живете, и решил позвонить мне. Все оказались в выигрыше.
Он постучал по конверту чистым, аккуратно подстриженным ногтем.
– Ваша задача, Изи, сблизиться с этим Венцлером. Нам нужно знать все, вплоть до того, какую ногу он первой засовывает по утрам в штаны – левую или правую.
– Но как я смогу это сделать?
– Венцлер – хитрый еврей. Мы знаем, он по горло увяз в чем-то скверном, но черт нас побери, если мы что-то можем с этим поделать. Видите ли, Венцлер никогда не работает там, где создает профсоюзную организацию. Он находит светловолосого парня и превращает его в свое орудие. Именно так он поступил с Андре Лавендером. Вы его знаете?
Крэкстон уставился мне в глаза, ожидая ответа.
Я вспомнил Андре. Высокий рыхлый блондин. Энергии его хватило бы на десятерых. Он был буквально одержим желанием как можно быстрее разбогатеть. Одно время продавал мороженые бифштексы, потом попробовал себя в строительном деле. В общем, неплохой парень, но слишком заводной. Если ему удавалось заработать пару долларов, он тут же их тратил. Как-то раз он заявил мне: «Богатые и значительные люди должны сорить деньгами, Изи». В то время он разъезжал на взятом напрокат «кадиллаке», развозя мороженые бифштексы от двери к двери.
– Я не помню его, – на всякий случай сказал я Крэкстону.
– Может быть, он ничем не выделялся, когда вы работали на «Чемпионе», но сейчас он член профсоюза. Человек Хаима Венцлера.
Крэкстон откинулся на спинку стула и оценивающе поглядел на меня. Он положил ладонь на мое досье, ну точь-в-точь как присягающий на Библии, подался всем корпусом вперед и зашептал:
– Видите ли, Изи, во многих отношениях Бюро – это последняя линия обороны. Сегодня у нас множество самых разнообразных врагов. Во всем мире – в Европе, Азии, повсюду. Но самые опасные враги, за которыми мы должны пристально следить, – здесь, в нашей стране. Эти люди по своей сути не американцы. Не истинные американцы.
Крэкстон задумался. Должно быть, он прочитал на моем лице смущение, потому что тут же продолжал:
– Мы должны остановить этих людей. Привлечь к ним внимание судов и Конгресса. И если мне даже придется закрыть глаза на какие-то незначительные преступления... – он сделал паузу и вновь устремил на меня взгляд, – такие, допустим, как неуплата налогов, я пойду на это ради осуществления более важной цели.
– Послушайте, – сказал я. – Вы крепко ухватили меня за одно место, и я сделаю то, чего вы хотите. Но давайте перейдем к делу, хорошо? Все эти разговоры, досье и прочая ерунда действуют мне на нервы.
– О'кей, – глубоко вздохнул он. – Хаим Венцлер организует людей через профсоюзы. Он внушает им лживые и непатриотичные идеи о нашей стране. Есть и еще кое-что, но не будем пока об этом говорить, потому что еще не сумели подобраться к нему достаточно близко, чтобы доподлинно все узнать.
– Почему бы вам не арестовать его? Разве вы не можете этого сделать?
– Нам нужен не он, Изи. Мы хотели бы знать, кого он представляет, с какими людьми работает.
– И вы не в состоянии заставить его рассказать вам обо всем этом? – Я был прекрасно осведомлен, какими возможностями обладает закон, когда требуется кого-то уломать.
– Это не тот человек. – В тоне Крэкстона прозвучало своего рода восхищение. – И не стоит жалеть времени, чтобы разузнать, с кем он работает, но так, чтобы он об этом не догадывался. Видите ли, Венцлер сам по себе неплохой человек, но там, где вы встречаете подобного человека, обязательно скрывается опасная гниль.
Я кивнул и попытался сделать вид, будто абсолютно с ним согласен.
– Зачем же я вам нужен, если и так известно, что этот тип – главный закоперщик? Что я могу сделать, хотелось бы знать?
– Венцлер мелкая сошка. Он фанатик и считает, будто Америка несвободна, а свободны красные. Он ничего собой не представляет, просто всем недоволен и преследует своекорыстные цели. Но именно такие люди приносят величайший вред, одурачивая других.
– Но я ведь не знаком с ним, как, по-вашему, мы можем близко сойтись?
– Венцлер работает в негритянских церквах. Судя по всему, именно там он устанавливает свои контакты.
– Вы так думаете?
– В настоящее время он работает в трех местах. Например, в церкви Первого африканского баптиста и в дневной школе. Это ведь в вашем районе, не так ли? Вероятно, вы знаете кое-кого из паствы.
– И чем он занимается в церкви?
– Благотворительностью. – Крэкстон хмыкнул. – Но это только прикрытие. Он ищет себе подобных людей, которые считают, что страна поступила с ними нечестно. Он очень недоверчив. Но скорее всего вам поверит. Негры – его слабость.
В этот самый момент я решил не доверять агенту Крэкстону.
– Все еще не понимаю, зачем вам нужен я. Если ФБР чего-то от него хочет, почему бы вам самому не решить эту задачу?
Я задал этот вопрос вполне серьезно.
Крэкстон понял, что я имел в виду, и засмеялся. Его смех напоминал кашель астматика.
– Я работаю без партнера, Изи. Вы это заметили?
Я кивнул.
– Здесь нет преступления, мистер Роулинз. Это не то, что посадить в тюрьму кого-то за уклонение от налогов. Мы хотим пролить свет на группу людей, которые используют свободы, полученные от нас, чтобы сжечь то, во что мы верим.
Похоже, у агента Крэкстона были политические амбиции. Он говорил как человек, стремящийся сделать карьеру.
– Венцлер не совершал преступления, за которое мы могли бы его арестовать. Во всяком случае, нам об этом ничего не известно. Но если вы сблизитесь с ним, возможно, что-то обнаружите. Тогда мы вступим в игру и арестуем его за конкретное преступление, которое суд примет к рассмотрению. Так что ваша роль в этом деле может быть очень важной.
– Угу, – промычал я. – Но что значит «вы работаете без партнера»?
– Я агент особого рода. Мое дело не собирать улики. Некоторые агенты раскрывают совершенные преступления. Моя же работа – предотвратить ущерб.
Я кивнул.
– Понятно. Но хотелось бы до конца прояснить один вопрос. Вы хотите, чтобы я сблизился с этим малым и завоевал его доверие с целью установить, не шпион ли он.
– Вы узнаете все, что сможете, Изи. А мы позволим вам расплатиться с налогами и вернуться домой.
– А если я не обнаружу криминала? Что, если он только возмущается, а по сути ничего плохого не делает?
– Вы просто будете докладывать мне. Скажем, раз в неделю. А я уж сумею по вашему отчету судить о том, что следует делать дальше. И после выполнения этого нашего задания налоговая инспекция оставит вас в покое.
– Все это хорошо звучит, но сначала я должен кое-что узнать.
– Что именно?
– Послушать вас, так оказывается, мой народ участвует в заговорах. Но если хотите знать мое мнение, тут какая-то ошибка. За всю свою жизнь я ни разу не слышал ни о каком коммунистическом заговоре или о чем-то в этом роде.
Крэкстон только улыбнулся.
– И если вы хотите поверить мне, а я думаю, вы этого хотите, то не можете использовать меня против моего же народа. Нет, я не возражал бы, нарушь эти ребята закон, но с какой стати причинять вред людям из церкви Первого африканского баптиста за то, что они занимаются благотворительностью и другими подобными делами?
– Мы с вами смотрим на вещи одинаково, – сказал Крэкстон. – Просто мне нужно знать все об этом еврее и о его замыслах. Вы даже не почувствуете моего вмешательства.
– Хорошо, ну а тот, другой парень, Лавендер?
– Вы его помните?
– Я же говорил, нет.
– Мы должны обязательно найти Лавендера. Он был ближе к Венцлеру, чем кто-либо другой. Я уверен, что, попадись он нам в руки, это принесло бы немало пользы.
– Судя по вашим словам, он исчез?
– Ушел с завода три недели назад, и с тех пор никто его не видел. Нам очень нужно отыскать его, Изи. Если вы поможете, то намного приблизите день, когда решится ваша налоговая проблема.
– Вы хотите только поговорить с ним?
– Только поговорить.
Крэкстон так близко придвинулся ко мне через стол, что мог бы схватить меня за горло.
Я знал: он лжет, но делать было нечего, и сказал:
– О'кей.
И мы пожали друг другу руки.
Апельсиновый сок в моем коктейле был консервированный и во рту оставлял горький металлический привкус. Тем не менее я его допил. Я сам заказал себе этот коктейль. Наверное, и на Крэкстона я тоже сам напросился.

Глава 9

От «Адольфа» я поехал прямехонько в бар Джона. Меня непреодолимо тянуло к вкусной выпивке по моему собственному выбору.
Было около девяти часов, и бар отнюдь не пустовал. Оделл сидел на привычном месте возле стены. С ним был Пьер Кайнд. Бонита Смит медленно танцевала посреди бара в объятиях Брэда Уинстона. Трудяга Джон ловко обслуживал клиентов. На проигрывателе вертелась пластинка «Доброй ночи, Ирэн». Эту песенку когда-то исполняла Лидбелли. Зал плыл в сигаретном дыму.
Крыса сидел за столиком с Дюпре Бушаром и Джексоном Блю. Самое невероятное трио, которое только можно себе представить.
Джексон вырядился в джинсы, темно-синюю рубашку и светло-голубой пиджак. Остроносые ботинки тоже светло-голубого цвета. Он настолько черен, что при ярком солнечном свете кожа его отливает синевой. Это маленький человечек, ниже даже, чем Крыса, трусливый беспредельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23