Ты радел только за церковь, а Винона и Джекки никак не могли наглядеться на себя в зеркало. Впрочем, это ваше личное дело, только с чего это вам вздумалось кого-то убивать?
Мелвин остолбенел, словно его хватил паралич, и вид имел весьма злобный. Не дожидаясь приглашения, я распахнул затянутую сеткой дверь и прошел мимо него в дом.
– Ты говоришь черт знает что, Изи Роулинз. – Мелвин сделал шаг в сторону, и я тоже отступил на шаг. Мы двигались, как осторожные боксеры в первом раунде поединка на звание чемпиона.
– Это правда. Я говорю об убийстве.
– О каком убийстве? Есть свидетели, которые подтвердят, что я был совсем в другом месте, когда произошло убийство. Полиция уже допросила меня.
– Ручаюсь, это Джекки или одна из его девочек.
Когда я сказал: «Джекки», щека у Мелвина дернулась от тика.
– Кончай трепаться, Мелвин, – продолжал наступать я. – Ты прекрасно знаешь, все кому не лень обкрадывали церковь.
Это была всего лишь догадка, но я попал в цель. Много ли таких мест, где человек вроде Джекки Орра мог бы стать обладателем тысячи долларов.
– Вы все хапали деньги. Таун для «Миграции», Винона и ты для Тауна, а Джекки... просто присосался к доходному местечку.
– Ты не докажешь, будто я кого-то убил или что-то украл.
– Конечно, особенно после того, как ты сжег во дворе все улики.
Мелвин в ответ только криво улыбнулся.
– Но именно за убийство тебе и предстоит отвечать.
– Черта с два! Я никого не убивал! Никогда!
– Может быть, и нет, но мне достаточно сообщить фараонам, а уж они будут бить тебя до тех пор, пока не сознаешься. Игра идет по большому счету, Мелвин.
Мелвин повернул голову, словно решил заглянуть в комнату за своей спиной. Наверное, там была спальня.
Он облизнул губы.
– Ты думаешь, я убил Тауна? Это смешно.
– Мне не до смеха, Мелвин. Я просто хочу знать почему. Ты работаешь с Венцлером или как?
Либо Мелвин прекрасно умел притворяться, либо он действительно ничего не знал.
– Да нет, это ты убил Тауна, Изи. – Он произнес эти слова так уверенно, что у меня перехватило дыхание.
– Я?!
– Да, ты. Нам известна вся твоя подноготная.
– Ты уже это говорил, Мелвин. И что это значит?
– Кое-кто донес на тебя.
– Кто?
– Этого я тебе не скажу. И не пытайся припереть меня к стенке. Об этом знают Джекки и белый человек.
В голосе Мелвина звучала убежденность. Он и вправду считал убийцей меня.
Мне понадобилось несколько дней, чтобы понять, откуда ветер дует.
Мелвин толкнул меня в грудь с воплем:
– До него ты добрался, но до меня – не удастся!
Нога у меня подвернулась на ковре. Мелвин воспользовался этим и сильно ударил меня локтем в челюсть. Падая, я извернулся, пытаясь откатиться в сторону, но наткнулся на стул. Тем временем Мелвин лягнул меня в левое бедро. Я ухитрился перевернуться на бок и просунуть ноги между его ногами. Попытавшись лягнуть меня еще раз, он потерял равновесие и грохнулся на пол, получив от меня удар кулаком в висок.
Теперь мы боролись на полу. Мелвин кусался и рычал, как собака. Он нападал свирепо, но непродуманно. Пришлось не переставая колотить его по затылку, пока, в конце концов, он не разомкнул челюсти и не отпустил мое левое плечо. Я поднялся на ноги, не выпуская из рук его рубашки. Я был страшно зол, потому что он не на шутку напугал меня. И кроме того, у меня нестерпимо болела челюсть. Следующий удар в грудь Мелвина вместил всю мою ярость. Он пролетел через комнату и рухнул на пол, но тотчас вскочил и выбежал из комнаты.
Сначала я решил, что поединок закончен. Моя жажда насилия, во всяком случае, была удовлетворена. Но вдруг вспомнил: Мелвин и раньше поглядывал на эту дверь.
Когда я ворвался в комнату, он стоял у прикроватного столика, сжимая в руке пистолет.
Во второй раз за этот вечер я искал спасения в бегстве и врезался прямо в Мелвина Прайда.
Мы ударились о стену с такой силой, что посыпалась штукатурка. Ощущение было такое, словно мы ступили на лед, и он поехал у нас под ногами. Мелвин что-то пробормотал так же, как и я. Затрещала деревянная стена, штукатурная крошка скользнула по моей щеке, и тут глухо рявкнул пистолет.
Ощутив толчок выстрела, я инстинктивно отпрянул от Мелвина, чтобы прикрыть дырку в своей груди, так как был весь в крови. Из своего военного опыта я знал, что вскоре потеряю сознание, и тогда Мелвин убьет меня.
Но вдруг Мелвин сполз на пол, и я ухмыльнулся, несмотря на дьявольскую боль в челюсти. Пуля досталась Мелвину, а меня только контузило.
Лицо Мелвина исказила боль, а на рубашке у него расползалось темное пятно.
Он жадно ловил ртом воздух и стонал, все еще пытаясь поднять руку с пистолетом. Я вырвал оружие из его окровавленной руки и швырнул на кровать. Мелвин завыл от страха, когда я встал над ним. Челюсть так ныла, что у меня не было ни малейшего желания развеять его страхи. Я разорвал наволочку и сунул ее под окровавленную рубашку Мелвина, чтобы прикрыть рану.
– Прижми, и покрепче, – сказал я. Пришлось приподнять его руку и показать, как именно это следует делать.
– Не убивай меня, – прошептал он.
– Мелвин, возьми себя в руки! Веди себя как следует, а не то у тебя будет шок и ты умрешь.
Я крепко, чтобы он ощутил боль, прижал его руку к ране и показал, что следует делать. Пистолет у него был 25-го калибра, значит, рана не так уж опасна.
– Пожалуйста, не убивай меня, ну пожалуйста, – скулил Мелвин.
– Я не хочу твоей смерти, Мелвин. И не собираюсь тебя убивать, хотя после всего, что здесь произошло, ты этого вполне заслуживаешь.
– Ну пожалуйста, – снова взмолился Мелвин.
Я сунул пистолет в карман и прошел в ванную комнату. Смыл кровь с ботинок и манжет своих черных брюк. Затем отыскал в шкафу у Мелвина плащ и надел его.
На заднем дворе мусоросжигатель изрыгал дым от сгоревших документов из церкви Первого африканского баптиста. Мелвин пытался уничтожить бумаги, свидетельствующие о хищениях. Я выгреб все, что не успело сгореть.
Вернувшись в дом, я обнаружил Мелвина уже в кухне. Похоже, он пытался найти оружие. Я усадил вояку на стул, потом подошел к телефону на кухонном столе и набрал номер Джекки. Он ответил на седьмой звонок:
– Алло.
– Привет, Джекки, это Изи. Изи Роулинз.
– Слушаю, – сказал он настороженно.
– Мелвин ранен.
Трубка хранила молчание.
– Я не стрелял в него. Все произошло случайно. Но так или иначе, пуля попала ему в плечо, нужен врач.
– Я не клюну на эту ложь. Я не дурак.
– Зачем мне обманывать?
– Вам нужны мои деньги.
– Вы держите тысячу долларов в нижнем ящике, не так ли? Если я не забрал их, значит, они мне не нужны.
– Я сейчас же позвоню в полицию.
– Звоните, и перед вами распахнутся двери тюрьмы, Джекки. Мне ничего не стоить доказать, что вы крали деньги у церкви. Впрочем, Мелвин рядом. Поговорите с ним.
Я протянул трубку Мелвину и оставил их наедине, пусть обменяются мнениями по поводу ожидающей их кары.
Дорогой я чуть не потерял сознание от боли. Дома, переодевшись, я принял несколько порций бренди и вернулся к машине.
* * *
Джексон все еще пропивал мои пять долларов в баре у Джона.
– Изи! – вскричал он, увидев меня.
Оделл оторвался от своего стакана. Я кивнул ему, но он собрался уходить.
Тогда я повернулся к Джексону.
– Ты мне нужен, – сказал я, не теряя ни секунды.
Боль была адская. Джон вопросительно взглянул на меня, но я промолчал, и он отвернулся.
– Ты знаешь, где найти болеутоляющее средство? – спросил я у Джексона.
– Конечно.
Я сунул ему ключи, когда мы подошли к машине.
– Садись за руль. У меня страшно болит зуб.
– Что случилось?
– Один ублюдок раскрошил.
– Кто?
– Какой-то малый попытался меня ограбить возле здания «Африканской миграции». Я его приструнил. Ох, твою мать, как больно.
– У меня дома есть таблетки. Поехали.
– Ох, – простонал я. Наверно, он догадался, что это означало «да».
* * *
У Джексона были таблетки морфия. Он сказал, что хватит одной, но во рту у меня словно пылало пламя, и я проглотил четыре. От боли я скрючился в три погибели.
– Как скоро они начнут действовать, Джексон?
– Если ты ничего не ел, примерно через час.
– Целый час!
– Да, братец. Послушай меня, – сказал он, держа за горлышко бутылку «Джима Бима». – Мы посидим, выпьем и поговорим. Вскоре ты забудешь, что у тебя когда-то был этот зуб.
Бутылка переходила из рук в руки. Поднабравшись, Джексон расслабился и болтал без умолку. Он выбалтывал мне такие секреты, из-за которых немало людей прихлопнули бы его не задумываясь. О вооруженных грабежах, поножовщине и супружеских изменах. Называл всех поименно и приводил доказательства. Нет, Джексон не был злобным человеком вроде Крысы, просто ему было плевать на возможные последствия того, о чем он вот так, походя, рассказал мне.
– Джексон, – сказал я некоторое время спустя.
– Да, Изи?
– А что ты думаешь о людях из «Миграции»?
– Они в порядке. Знаешь, когда задумаешься о том, что нас здесь окружает, становится так тоскливо и одиноко.
Многие не могут избавиться от этих мыслей.
– Мыслей о чем?
– Обо всем, чего ты не можешь себе позволить, чего лишен. О том, что творится у тебя на глазах и чему ты никак не можешь помешать.
– А тебе не хотелось хоть что-нибудь сделать, что-то изменить? – спросил я у трусливого гения.
– Трахнуть девочку неплохо. Иногда, бывает, напьюсь и наложу под дверью у белого человека. Здоровую зловонную кучу.
Мы посмеялись.
– А как насчет коммунистов? Что ты о них думаешь?
– Все очень просто, Изи, – сказал он. – Кому-то достались деньги, а у других нет ни цента, вот они и хотят получить хоть что-нибудь, причем любым способом. Банкиры и корпорации обогащаются, а рабочему человеку не достается ничего, кроме жалких ошметков. Тогда рабочие создают профсоюз и заявляют: «Мы производим продукцию, значит, должны получать за свой труд». Вот это и есть коммунизм. Богачам это, естественно, не нравится, и они готовы сломать рабочим хребет.
Меня поразило, как просто это звучит в устах Джексона.
– Так, значит, – сказал я, – мы на стороне коммунистов?
– Да нет, Изи. Но я-то уж, во всяком случае, не банкир. Ты когда-нибудь слышал про «черный список»?
Слышал, конечно, но мне хотелось узнать, что скажет Джексон, и я ответил:
– Нет, пожалуй.
– Этот список составили богачи. Кого там только нет. Имена белых людей: кинозвезд, писателей, ученых. Те, кого внесут в этот список, остаются не у дел.
– Потому что они коммунисты?
Джексон кивнул.
– В этом списке есть даже тот парень, который изобрел атомную бомбу. Пожилой и солидный человек.
– Да что ты?
– В этом списке нет твоего имени, Изи. И моего тоже. А знаешь почему?
Я недоуменно покачал головой.
– Они и так знают, что ты черный. Достаточно взглянуть на тебя.
– Ну и что, Джексон?
Я ничего не понимал, был пьян, взвинчен и чуть было не вышел из себя.
– В один прекрасный день они выбросят этот список. Им понадобятся кинозвезды или новые бомбы. Большинство этих людей снова получат работу... – Джексон подмигнул мне. – Но ты останешься черным ниггером, Изи. У негра нет союза, на который он мог бы опереться, и нет политика, который бы защищал его интересы. Все, что ему остается, – нагадить на крыльце и черной рукой подтереть черную задницу.
Глава 32
Я проснулся у себя дома с тяжелой после похмелья головой и страшной болью во рту. Достал пузырек Джексона с морфием из кармана штанов, валявшихся на полу, и проглотил сразу три пилюли. Потом направился в ванную смыть с себя грязь и зловоние предыдущей ночи.
Слова Джексона занозой застряли в моей голове. Я не был ни на чьей стороне. Ни на стороне безумного Крэкстона с его ложью и полуправдой, ни на стороне Венцлера, даже если у него и была своя позиция.
Я собрался пойти к зубному врачу и даже открыл телефонную книгу, но тут в дверь постучали.
Это была Ширли Венцлер. И я сразу понял: ее состояние похуже моего.
– Мистер Роулинз, – с трудом выговорила она трясущимися губами. – Мистер Роулинз, я пришла к вам потому, что не знаю, как быть.
– Что стряслось? – спросил я.
– Поедемте скорее со мной, мистер Роулинз, пожалуйста. С папой несчастье – он ранен.
Я натянул брюки, свитер и пошел за ней к машине.
– Куда мы едем?
– В Санта-Монику.
Я поинтересовался, вызывала ли она врача, и она ответила: «Нет».
По пути Ширли только подсказывала мне дорогу и все. Меня тошнило, нестерпимо болел зуб, и я ни о чем ее не расспрашивал. Если Хаим нуждается в помощи врача, я позабочусь об этом на месте.
* * *
Домик был маленький, напротив некоего подобия небольшого парка. Не было ни деревьев, ни скамеек. Лишь невысокий, заросший травой холмик, с которого скатывались вниз двое ребятишек, притворявшихся, будто они поскользнулись.
Ширли распахнула незапертую дверь и вошла в дом. Я ковылял вслед за ней. Морфий притупил боль в челюсти, но левая щиколотка и бедро у меня онемели.
Интерьер в доме был выдержан в холодных, тусклых тонах, зеленых и синих. Потолки такие низкие, что я ударился головой, проходя из гостиной в спальню.
Здесь царила красная смерть. Хаим истек кровью, свалившись на стул. Кровь была всюду – на туалетном столике, в ванной, на телефоне. На стенах всюду виднелись кровавые отпечатки его ладоней. Он бродил по комнате, держась за стены окровавленными руками. Рядом с ним валялась залитая кровью светло-зеленая подушка. Он, видимо, прижимал ее к груди, пытаясь остановить кровотечение, пока не понял, что это бесполезно.
Глаза Ширли были широко раскрыты, она судорожно ломала руки. Я вытолкнул ее из комнаты. И тут заметил капли крови на ковре в гостиной.
– Он мертв, – сказал я. Она уже догадалась об этом, но кто-то должен был сообщить ей, что отца больше нет.
В двери я заметил две пулевые пробоины малого калибра. Должно быть, в дверь постучали, и, когда Хаим спросил, кто там, последовали выстрелы.
– Вернемся к машине, – сказал я.
Я протер по возможности все места, к которым прикасался, но не мог поручиться, что ничего не упустил. Я старался прятать лицо, когда мы вышли из дома, а в машине сполз вниз по сиденью насколько мог и не поднимался до тех пор, пока мы не отъехали достаточно далеко.
Мы зашли в маленькое кафе на Венис-Бич. Пол был посыпан песком, а с потолка свисали сети с ракушками. Окно выходило на берег. В это прохладное утро на пляже еще никого не было.
– Когда вы его обнаружили?
– Сегодня утром. – Она подавила рыдания. – Он просил меня кое-что привезти.
– Что именно?
– Деньги.
– Как вы узнали мой адрес?
– Я позвонила в церковь.
Я заказал кофе. Мне пришлось пить его осторожно. Когда горячая жидкость попадала на рану, боль становилась нестерпимой.
– Зачем ему понадобились деньги?
– Он должен был бежать, Изи. Власти хотели его схватить.
– Власти? – Я произнес это так, словно никогда не слышал про ФБР.
– Папа был членом коммунистической партии, – сказала она, глядя на свои сжатые кулачки. – У него были какие-то бумаги, ФБР шло по его следу. Вчера вечером они заглянули к папе, грозились прийти опять. Он решил, что они собираются его арестовать, и попросил привезти немного денег.
– Те самые ребята, которых я видел возле дома на прошлой неделе?
– Да.
– И что же за бумаги они требовали у вашего отца?
Ей явно не хотелось отвечать, но я настоял.
– Он умер, Ширли. Сейчас мы должны позаботиться о вас.
– Какие-то планы. Он получил эти бумаги от одного парня с авиазавода «Чемпион».
– Какие планы?
– Папа сам точно не знал, но, вероятно, связанные с вооружением. Он был уверен, правительство создает оружие, чтобы убивать все больше и больше людей. Папа ненавидит атомную бомбу, считает, что империалистическая Америка погубит еще многие миллионы людей. Он говорит, эти планы вроде бы связаны с созданием нового бомбардировщика, предназначенного для доставки атомного оружия.
Она говорила об отце так, будто он жив, и это беспокоило меня. Я не представлял себе, как можно заставить ее трезво взглянуть на вещи.
– Что он собирался сделать с этими бумагами?
– Я не знаю, – простонала она. – Не знаю.
– Вы должны знать.
– Но почему? Почему это так важно? Он умер.
– Я недолго знал его, но Хаим был моим другом. Хочу быть уверен, что он не был предателем.
– Но он был им, мистер Роулинз. Наше правительство хочет только одного – развязать войну. Так он считал. Поэтому документы о секретном оружии он решил передать какой-нибудь социалистической газете, может быть во Франции, чтобы все узнали об этой опасности. Он... – Ширли снова разрыдалась.
Хаим был моим другом, и он умер. Поинсеттиа жила в моем доме, она тоже умерла. Так или иначе, обе смерти были на моей совести. Даже если только потому, что я не сказал правды или не проявил сочувствия, когда непременно должен был это сделать.
Она дрожала, и я положил руку на ее ладонь.
Белый повар вышел из-за стойки, и несколько посетителей повернулись на стульях, уставившись на нас.
Ширли ничего не заметила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Мелвин остолбенел, словно его хватил паралич, и вид имел весьма злобный. Не дожидаясь приглашения, я распахнул затянутую сеткой дверь и прошел мимо него в дом.
– Ты говоришь черт знает что, Изи Роулинз. – Мелвин сделал шаг в сторону, и я тоже отступил на шаг. Мы двигались, как осторожные боксеры в первом раунде поединка на звание чемпиона.
– Это правда. Я говорю об убийстве.
– О каком убийстве? Есть свидетели, которые подтвердят, что я был совсем в другом месте, когда произошло убийство. Полиция уже допросила меня.
– Ручаюсь, это Джекки или одна из его девочек.
Когда я сказал: «Джекки», щека у Мелвина дернулась от тика.
– Кончай трепаться, Мелвин, – продолжал наступать я. – Ты прекрасно знаешь, все кому не лень обкрадывали церковь.
Это была всего лишь догадка, но я попал в цель. Много ли таких мест, где человек вроде Джекки Орра мог бы стать обладателем тысячи долларов.
– Вы все хапали деньги. Таун для «Миграции», Винона и ты для Тауна, а Джекки... просто присосался к доходному местечку.
– Ты не докажешь, будто я кого-то убил или что-то украл.
– Конечно, особенно после того, как ты сжег во дворе все улики.
Мелвин в ответ только криво улыбнулся.
– Но именно за убийство тебе и предстоит отвечать.
– Черта с два! Я никого не убивал! Никогда!
– Может быть, и нет, но мне достаточно сообщить фараонам, а уж они будут бить тебя до тех пор, пока не сознаешься. Игра идет по большому счету, Мелвин.
Мелвин повернул голову, словно решил заглянуть в комнату за своей спиной. Наверное, там была спальня.
Он облизнул губы.
– Ты думаешь, я убил Тауна? Это смешно.
– Мне не до смеха, Мелвин. Я просто хочу знать почему. Ты работаешь с Венцлером или как?
Либо Мелвин прекрасно умел притворяться, либо он действительно ничего не знал.
– Да нет, это ты убил Тауна, Изи. – Он произнес эти слова так уверенно, что у меня перехватило дыхание.
– Я?!
– Да, ты. Нам известна вся твоя подноготная.
– Ты уже это говорил, Мелвин. И что это значит?
– Кое-кто донес на тебя.
– Кто?
– Этого я тебе не скажу. И не пытайся припереть меня к стенке. Об этом знают Джекки и белый человек.
В голосе Мелвина звучала убежденность. Он и вправду считал убийцей меня.
Мне понадобилось несколько дней, чтобы понять, откуда ветер дует.
Мелвин толкнул меня в грудь с воплем:
– До него ты добрался, но до меня – не удастся!
Нога у меня подвернулась на ковре. Мелвин воспользовался этим и сильно ударил меня локтем в челюсть. Падая, я извернулся, пытаясь откатиться в сторону, но наткнулся на стул. Тем временем Мелвин лягнул меня в левое бедро. Я ухитрился перевернуться на бок и просунуть ноги между его ногами. Попытавшись лягнуть меня еще раз, он потерял равновесие и грохнулся на пол, получив от меня удар кулаком в висок.
Теперь мы боролись на полу. Мелвин кусался и рычал, как собака. Он нападал свирепо, но непродуманно. Пришлось не переставая колотить его по затылку, пока, в конце концов, он не разомкнул челюсти и не отпустил мое левое плечо. Я поднялся на ноги, не выпуская из рук его рубашки. Я был страшно зол, потому что он не на шутку напугал меня. И кроме того, у меня нестерпимо болела челюсть. Следующий удар в грудь Мелвина вместил всю мою ярость. Он пролетел через комнату и рухнул на пол, но тотчас вскочил и выбежал из комнаты.
Сначала я решил, что поединок закончен. Моя жажда насилия, во всяком случае, была удовлетворена. Но вдруг вспомнил: Мелвин и раньше поглядывал на эту дверь.
Когда я ворвался в комнату, он стоял у прикроватного столика, сжимая в руке пистолет.
Во второй раз за этот вечер я искал спасения в бегстве и врезался прямо в Мелвина Прайда.
Мы ударились о стену с такой силой, что посыпалась штукатурка. Ощущение было такое, словно мы ступили на лед, и он поехал у нас под ногами. Мелвин что-то пробормотал так же, как и я. Затрещала деревянная стена, штукатурная крошка скользнула по моей щеке, и тут глухо рявкнул пистолет.
Ощутив толчок выстрела, я инстинктивно отпрянул от Мелвина, чтобы прикрыть дырку в своей груди, так как был весь в крови. Из своего военного опыта я знал, что вскоре потеряю сознание, и тогда Мелвин убьет меня.
Но вдруг Мелвин сполз на пол, и я ухмыльнулся, несмотря на дьявольскую боль в челюсти. Пуля досталась Мелвину, а меня только контузило.
Лицо Мелвина исказила боль, а на рубашке у него расползалось темное пятно.
Он жадно ловил ртом воздух и стонал, все еще пытаясь поднять руку с пистолетом. Я вырвал оружие из его окровавленной руки и швырнул на кровать. Мелвин завыл от страха, когда я встал над ним. Челюсть так ныла, что у меня не было ни малейшего желания развеять его страхи. Я разорвал наволочку и сунул ее под окровавленную рубашку Мелвина, чтобы прикрыть рану.
– Прижми, и покрепче, – сказал я. Пришлось приподнять его руку и показать, как именно это следует делать.
– Не убивай меня, – прошептал он.
– Мелвин, возьми себя в руки! Веди себя как следует, а не то у тебя будет шок и ты умрешь.
Я крепко, чтобы он ощутил боль, прижал его руку к ране и показал, что следует делать. Пистолет у него был 25-го калибра, значит, рана не так уж опасна.
– Пожалуйста, не убивай меня, ну пожалуйста, – скулил Мелвин.
– Я не хочу твоей смерти, Мелвин. И не собираюсь тебя убивать, хотя после всего, что здесь произошло, ты этого вполне заслуживаешь.
– Ну пожалуйста, – снова взмолился Мелвин.
Я сунул пистолет в карман и прошел в ванную комнату. Смыл кровь с ботинок и манжет своих черных брюк. Затем отыскал в шкафу у Мелвина плащ и надел его.
На заднем дворе мусоросжигатель изрыгал дым от сгоревших документов из церкви Первого африканского баптиста. Мелвин пытался уничтожить бумаги, свидетельствующие о хищениях. Я выгреб все, что не успело сгореть.
Вернувшись в дом, я обнаружил Мелвина уже в кухне. Похоже, он пытался найти оружие. Я усадил вояку на стул, потом подошел к телефону на кухонном столе и набрал номер Джекки. Он ответил на седьмой звонок:
– Алло.
– Привет, Джекки, это Изи. Изи Роулинз.
– Слушаю, – сказал он настороженно.
– Мелвин ранен.
Трубка хранила молчание.
– Я не стрелял в него. Все произошло случайно. Но так или иначе, пуля попала ему в плечо, нужен врач.
– Я не клюну на эту ложь. Я не дурак.
– Зачем мне обманывать?
– Вам нужны мои деньги.
– Вы держите тысячу долларов в нижнем ящике, не так ли? Если я не забрал их, значит, они мне не нужны.
– Я сейчас же позвоню в полицию.
– Звоните, и перед вами распахнутся двери тюрьмы, Джекки. Мне ничего не стоить доказать, что вы крали деньги у церкви. Впрочем, Мелвин рядом. Поговорите с ним.
Я протянул трубку Мелвину и оставил их наедине, пусть обменяются мнениями по поводу ожидающей их кары.
Дорогой я чуть не потерял сознание от боли. Дома, переодевшись, я принял несколько порций бренди и вернулся к машине.
* * *
Джексон все еще пропивал мои пять долларов в баре у Джона.
– Изи! – вскричал он, увидев меня.
Оделл оторвался от своего стакана. Я кивнул ему, но он собрался уходить.
Тогда я повернулся к Джексону.
– Ты мне нужен, – сказал я, не теряя ни секунды.
Боль была адская. Джон вопросительно взглянул на меня, но я промолчал, и он отвернулся.
– Ты знаешь, где найти болеутоляющее средство? – спросил я у Джексона.
– Конечно.
Я сунул ему ключи, когда мы подошли к машине.
– Садись за руль. У меня страшно болит зуб.
– Что случилось?
– Один ублюдок раскрошил.
– Кто?
– Какой-то малый попытался меня ограбить возле здания «Африканской миграции». Я его приструнил. Ох, твою мать, как больно.
– У меня дома есть таблетки. Поехали.
– Ох, – простонал я. Наверно, он догадался, что это означало «да».
* * *
У Джексона были таблетки морфия. Он сказал, что хватит одной, но во рту у меня словно пылало пламя, и я проглотил четыре. От боли я скрючился в три погибели.
– Как скоро они начнут действовать, Джексон?
– Если ты ничего не ел, примерно через час.
– Целый час!
– Да, братец. Послушай меня, – сказал он, держа за горлышко бутылку «Джима Бима». – Мы посидим, выпьем и поговорим. Вскоре ты забудешь, что у тебя когда-то был этот зуб.
Бутылка переходила из рук в руки. Поднабравшись, Джексон расслабился и болтал без умолку. Он выбалтывал мне такие секреты, из-за которых немало людей прихлопнули бы его не задумываясь. О вооруженных грабежах, поножовщине и супружеских изменах. Называл всех поименно и приводил доказательства. Нет, Джексон не был злобным человеком вроде Крысы, просто ему было плевать на возможные последствия того, о чем он вот так, походя, рассказал мне.
– Джексон, – сказал я некоторое время спустя.
– Да, Изи?
– А что ты думаешь о людях из «Миграции»?
– Они в порядке. Знаешь, когда задумаешься о том, что нас здесь окружает, становится так тоскливо и одиноко.
Многие не могут избавиться от этих мыслей.
– Мыслей о чем?
– Обо всем, чего ты не можешь себе позволить, чего лишен. О том, что творится у тебя на глазах и чему ты никак не можешь помешать.
– А тебе не хотелось хоть что-нибудь сделать, что-то изменить? – спросил я у трусливого гения.
– Трахнуть девочку неплохо. Иногда, бывает, напьюсь и наложу под дверью у белого человека. Здоровую зловонную кучу.
Мы посмеялись.
– А как насчет коммунистов? Что ты о них думаешь?
– Все очень просто, Изи, – сказал он. – Кому-то достались деньги, а у других нет ни цента, вот они и хотят получить хоть что-нибудь, причем любым способом. Банкиры и корпорации обогащаются, а рабочему человеку не достается ничего, кроме жалких ошметков. Тогда рабочие создают профсоюз и заявляют: «Мы производим продукцию, значит, должны получать за свой труд». Вот это и есть коммунизм. Богачам это, естественно, не нравится, и они готовы сломать рабочим хребет.
Меня поразило, как просто это звучит в устах Джексона.
– Так, значит, – сказал я, – мы на стороне коммунистов?
– Да нет, Изи. Но я-то уж, во всяком случае, не банкир. Ты когда-нибудь слышал про «черный список»?
Слышал, конечно, но мне хотелось узнать, что скажет Джексон, и я ответил:
– Нет, пожалуй.
– Этот список составили богачи. Кого там только нет. Имена белых людей: кинозвезд, писателей, ученых. Те, кого внесут в этот список, остаются не у дел.
– Потому что они коммунисты?
Джексон кивнул.
– В этом списке есть даже тот парень, который изобрел атомную бомбу. Пожилой и солидный человек.
– Да что ты?
– В этом списке нет твоего имени, Изи. И моего тоже. А знаешь почему?
Я недоуменно покачал головой.
– Они и так знают, что ты черный. Достаточно взглянуть на тебя.
– Ну и что, Джексон?
Я ничего не понимал, был пьян, взвинчен и чуть было не вышел из себя.
– В один прекрасный день они выбросят этот список. Им понадобятся кинозвезды или новые бомбы. Большинство этих людей снова получат работу... – Джексон подмигнул мне. – Но ты останешься черным ниггером, Изи. У негра нет союза, на который он мог бы опереться, и нет политика, который бы защищал его интересы. Все, что ему остается, – нагадить на крыльце и черной рукой подтереть черную задницу.
Глава 32
Я проснулся у себя дома с тяжелой после похмелья головой и страшной болью во рту. Достал пузырек Джексона с морфием из кармана штанов, валявшихся на полу, и проглотил сразу три пилюли. Потом направился в ванную смыть с себя грязь и зловоние предыдущей ночи.
Слова Джексона занозой застряли в моей голове. Я не был ни на чьей стороне. Ни на стороне безумного Крэкстона с его ложью и полуправдой, ни на стороне Венцлера, даже если у него и была своя позиция.
Я собрался пойти к зубному врачу и даже открыл телефонную книгу, но тут в дверь постучали.
Это была Ширли Венцлер. И я сразу понял: ее состояние похуже моего.
– Мистер Роулинз, – с трудом выговорила она трясущимися губами. – Мистер Роулинз, я пришла к вам потому, что не знаю, как быть.
– Что стряслось? – спросил я.
– Поедемте скорее со мной, мистер Роулинз, пожалуйста. С папой несчастье – он ранен.
Я натянул брюки, свитер и пошел за ней к машине.
– Куда мы едем?
– В Санта-Монику.
Я поинтересовался, вызывала ли она врача, и она ответила: «Нет».
По пути Ширли только подсказывала мне дорогу и все. Меня тошнило, нестерпимо болел зуб, и я ни о чем ее не расспрашивал. Если Хаим нуждается в помощи врача, я позабочусь об этом на месте.
* * *
Домик был маленький, напротив некоего подобия небольшого парка. Не было ни деревьев, ни скамеек. Лишь невысокий, заросший травой холмик, с которого скатывались вниз двое ребятишек, притворявшихся, будто они поскользнулись.
Ширли распахнула незапертую дверь и вошла в дом. Я ковылял вслед за ней. Морфий притупил боль в челюсти, но левая щиколотка и бедро у меня онемели.
Интерьер в доме был выдержан в холодных, тусклых тонах, зеленых и синих. Потолки такие низкие, что я ударился головой, проходя из гостиной в спальню.
Здесь царила красная смерть. Хаим истек кровью, свалившись на стул. Кровь была всюду – на туалетном столике, в ванной, на телефоне. На стенах всюду виднелись кровавые отпечатки его ладоней. Он бродил по комнате, держась за стены окровавленными руками. Рядом с ним валялась залитая кровью светло-зеленая подушка. Он, видимо, прижимал ее к груди, пытаясь остановить кровотечение, пока не понял, что это бесполезно.
Глаза Ширли были широко раскрыты, она судорожно ломала руки. Я вытолкнул ее из комнаты. И тут заметил капли крови на ковре в гостиной.
– Он мертв, – сказал я. Она уже догадалась об этом, но кто-то должен был сообщить ей, что отца больше нет.
В двери я заметил две пулевые пробоины малого калибра. Должно быть, в дверь постучали, и, когда Хаим спросил, кто там, последовали выстрелы.
– Вернемся к машине, – сказал я.
Я протер по возможности все места, к которым прикасался, но не мог поручиться, что ничего не упустил. Я старался прятать лицо, когда мы вышли из дома, а в машине сполз вниз по сиденью насколько мог и не поднимался до тех пор, пока мы не отъехали достаточно далеко.
Мы зашли в маленькое кафе на Венис-Бич. Пол был посыпан песком, а с потолка свисали сети с ракушками. Окно выходило на берег. В это прохладное утро на пляже еще никого не было.
– Когда вы его обнаружили?
– Сегодня утром. – Она подавила рыдания. – Он просил меня кое-что привезти.
– Что именно?
– Деньги.
– Как вы узнали мой адрес?
– Я позвонила в церковь.
Я заказал кофе. Мне пришлось пить его осторожно. Когда горячая жидкость попадала на рану, боль становилась нестерпимой.
– Зачем ему понадобились деньги?
– Он должен был бежать, Изи. Власти хотели его схватить.
– Власти? – Я произнес это так, словно никогда не слышал про ФБР.
– Папа был членом коммунистической партии, – сказала она, глядя на свои сжатые кулачки. – У него были какие-то бумаги, ФБР шло по его следу. Вчера вечером они заглянули к папе, грозились прийти опять. Он решил, что они собираются его арестовать, и попросил привезти немного денег.
– Те самые ребята, которых я видел возле дома на прошлой неделе?
– Да.
– И что же за бумаги они требовали у вашего отца?
Ей явно не хотелось отвечать, но я настоял.
– Он умер, Ширли. Сейчас мы должны позаботиться о вас.
– Какие-то планы. Он получил эти бумаги от одного парня с авиазавода «Чемпион».
– Какие планы?
– Папа сам точно не знал, но, вероятно, связанные с вооружением. Он был уверен, правительство создает оружие, чтобы убивать все больше и больше людей. Папа ненавидит атомную бомбу, считает, что империалистическая Америка погубит еще многие миллионы людей. Он говорит, эти планы вроде бы связаны с созданием нового бомбардировщика, предназначенного для доставки атомного оружия.
Она говорила об отце так, будто он жив, и это беспокоило меня. Я не представлял себе, как можно заставить ее трезво взглянуть на вещи.
– Что он собирался сделать с этими бумагами?
– Я не знаю, – простонала она. – Не знаю.
– Вы должны знать.
– Но почему? Почему это так важно? Он умер.
– Я недолго знал его, но Хаим был моим другом. Хочу быть уверен, что он не был предателем.
– Но он был им, мистер Роулинз. Наше правительство хочет только одного – развязать войну. Так он считал. Поэтому документы о секретном оружии он решил передать какой-нибудь социалистической газете, может быть во Франции, чтобы все узнали об этой опасности. Он... – Ширли снова разрыдалась.
Хаим был моим другом, и он умер. Поинсеттиа жила в моем доме, она тоже умерла. Так или иначе, обе смерти были на моей совести. Даже если только потому, что я не сказал правды или не проявил сочувствия, когда непременно должен был это сделать.
Она дрожала, и я положил руку на ее ладонь.
Белый повар вышел из-за стойки, и несколько посетителей повернулись на стульях, уставившись на нас.
Ширли ничего не заметила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23